сообщить о нарушении
Текущая страница: 100 (всего у книги 120 страниц)
— Ладно, тогда до понедельника? — сказал Кендалл, подошедший к нам, и протянул Карлосу руку.
— До понедельника, — кивнул, улыбаясь, испанец и пожал руку Шмидта. Потом он похлопал по плечу Джеймса, полулежавшего на стойке, и повернулся ко мне. — А с тобой до завтра, верно?
— Верно, — улыбнулся я в ответ, и мы пожали друг другу руки.
Когда уехал Карлос — единственный мой адекватный и не занятый собеседник, — я немного заскучал. Я начал думать об Эвелин, мысли о которой почти никогда не покидали мою голову. За два года наших отношений, которые, впрочем, были ознаменованы и не самыми приятными моментами, мой пыл не охладился ни на градус. Я продолжал её любить даже тогда, когда она своей жестокостью, казалось, вырывала моё сердце из груди; я продолжал её любить даже тогда, когда и сам, случалось, срывался на неё. Моё состояние чаще всего подводило меня, и я принимал все эти ссоры очень, очень близко к сердцу. В последнее время для меня всё стало иметь преувеличенно большое значение…
В итоге наши отношения представлялись мне сложным процессом, в котором оба мы несли огромную ответственность. Каждый наш шаг был опасен и запросто мог нарушить нормальное течение всего процесса; порой мне даже казалось, что отношения — это дорога, где практически на каждом шагу была спрятана мина.
Однако я усложнял всё сам, один, хотя делал это совершенно не намеренно. О, если бы в моих силах было всё изменить!.. Да, я любил её, но этим самым и причинял ей страдания. Почему человек заставляет страдать тех, кого больше всего любит? О, сколько времени я изводил её своими резкими мыслями, высказанными вслух; сколько времени она терпела всё это… Временами, особенно в периоды яростных вспышек, я отчётливо выделял для себя одну мучительную, но очень справедливую мысль: чтобы избавить Эвелин от страданий, мне нужно.. оставить её. Да, да, эта мысль была пугающе страшна, но неужели она не являлась единственно верной?! Как бы там ни было, эту мысль я пока что ото всех прятал, хотя мне казалось, что парни, каким-то образом замечая мучения, которые я причинял своей возлюбленной, несколько раз пытались навести меня на эту мысль… Я видел, что Эвелин было ужасно непросто со мной, и от этого часто задавался вопросом: делали ли эти отношения счастливыми нас обоих?..
— Фух, теперь вы видите, как сильно я нуждаюсь в Скарлетт? — спросил Кендалл, усаживаясь на стул напротив меня. — Я на ногах уже пять часов подряд, даже присесть некогда. А Скарлетт очень мне помогает, избавляя меня от обязанности обслуживать добрую половину клиентов. Ну, теперь и мне стаканчик можно.
Я хмуро наблюдал за тем, как Шмидт наливал себе виски.
— Ты ведь на работе, забыл? — сказал я.
— Брось, ты видел когда-нибудь трезвых барменов? — Немец сделал глоток виски и с наслаждением улыбнулся. — К тому же без выпивки тут просто не выжить.
— И сколько ты вливаешь в себя за один рабочий день?
— Когда как, бывает и по бутылочке… Главное не переборщить, иначе потом с ума начинаешь сходить. Ну что, Логан, налить тебе?
— Нет-нет, спасибо, — отказался я и мысленно добавил: «Мне и без этого есть, от чего сходить с ума».
— Ладно, как знаешь. — Вздохнув, Кендалл перевёл взгляд на Джеймса, лежавшего на стойке, и с усмешкой спросил: — Давно он спит?
— Час уже, наверное. Ну и нахлестался же он…
— М-да, не поделаешь с этим ничего… Лучше бы он на самом деле поехал ко мне.
В последнее время у нас с Кендаллом установились прекрасные, вполне устраивающие меня отношения. Уже года полтора как он не заводил наш разговор в сторону Эвелин и ничего не спрашивал о ней. Вообще-то это было потому, что они вдвоём нередко виделись… Но то, что наши с ним отношения вернулись к тем, какими они были ещё до появления Эвелин в моей жизни, почти полностью окупало мою ревность к их встречам. Я больше никогда не называл Шмидта подлецом, да и не было у меня особо веских поводов: мы с ним перестали ругаться и драться.
— Лучше бы не стало, — ответил Джеймс, поднимая голову. — Я и здесь себя вполне хорошо чувствую. Но мне будет гораздо лучше от ещё одного стаканчика…
— Ещё один стаканчик, — прервал друга владелец «Погони», — и ты точно свалишься со стула. На, попей лучше простой воды. — И он поставил перед Маслоу высокий стакан, наполненный водой.
— Мы будем здесь до д-двух? — спросил ловелас в отставке, взяв стакан и поднеся его к губам.
— Не знаю, хочу уехать пораньше… Может быть, оставлю бар на Скарлетт, я думаю, она вполне нормально справится. А может быть, вообще сейчас напьюсь и сделаю вид, что я не бармен, а обычный посетитель.
И он налил себе ещё виски.
— Скарлетт, бар на тебе, — обратился Шмидт к девушке, подошедшей к стойке за коктейлями. — Моя работа на сегодня закончена.
— А как же столики?
— Посетители не безногие, сами дойдут до бара и возьмут себе напитки. Давай, давай, за стойку.
Чтобы не отвлекать Скарлетт от работы, мы с парнями пересели за самый дальний столик, находившийся в затемнённом углу. Стрелка часов уже приближалась к восьми.
— Вот, скоро и Мэрилин с остальными приедет, — сказал Кендалл, с улыбкой указывая на часы. — Будут танцы. Логс, во сколько поедешь домой?
— Не знаю. Буду ждать, пока Эвелин не позвонит.
Моя возлюбленная проводила сегодняшний день в больнице, и я не хотел возвращаться домой раньше неё. В нашей пустой квартире мне было так же одиноко, как раньше мне было одиноко в своём пустом доме.
— Ну, и отлично, — с той же улыбкой отвечал друг, и меня сильно радовало то, что я мог с непринуждённостью упоминать её имя в нашем разговоре. — Тогда вы двое посмотрите на танцы объективным взглядом и, может быть, скажете, чего не достаёт.
Джеймс чувствовал себя лучше, чем прежде, и уже не лежал на столе, а заинтересованно озирался по сторонам.
— А, кстати, Джей, — опомнился вдруг Шмидт и задумчиво почесал затылок, — когда приедем ко мне, ты можешь увидеть чужие сумки с одеждой… Не удивляйся.
— У тебя кто-то гостит? — спросил Маслоу.
— Да… Да, вообще-то. Кевин приехал сегодня утром, — с кривой усмешкой ответил немец. — Он вроде как соскучился по младшему братишке, но я-то знаю, что его мама прислала.
— Зачем это? — не понял я.
— Она уже давно просит, чтобы я закрыл этот бар и вообще вернулся в Канзас. Мама знает, что я не особо прислушаюсь к её просьбам, а потому пытается повлиять на меня через мнение старших братьев.
— У неё это получается?
— Ни черта! — засмеялся Кендалл. — Не хочу я ехать никуда, да и «Погоню» свою я никому не продам. Мама думает, что мне тут плохо, но она ведь совсем не понимает того, что держит меня здесь.
Что-то внутри меня вспыхнуло, когда я услышал это: мне показалось, что друг говорил об Эвелин. Но повнимательнее вглядевшись в лицо немца, я отогнал эти мысли и попытался успокоиться.
— Ты настолько откровенен с Изабеллой, — начал Кендалл, поворачиваясь к Джеймсу, — что прямо так и сказал ей, что сегодня будешь пить?
— Ну, да. Мы стараемся быть предельно честными, к тому же не хочется подавать Санни дурной пример… Дети, они ведь копируют всё, что видят. Так что мы ещё давно условились, что пьяным я никогда не буду показываться дома.
— А ссоритесь вы тоже в отдельно отведённое время? — спросил я, и в моём тоне прозвучал злой сарказм. — Ну, чтобы Санни не видела?
Маслоу слегка улыбнулся и, наклонив голову, ответил:
— Оказывается, если сильно постараться, то можно избежать криков в присутствии ребёнка. Да и вообще Санни сделала меня более взрослым и ответственным… И Изабеллу тоже. Мы начали так следить друг за другом, и это правда прибавляет ответственности… — Он, уставившись на пустой стакан из-под воды, не надолго замолчал. — Но Изабелла начинает относиться к этому как-то даже истерично, особенно это касается моего тела…
— В смысле? — не понял Кендалл, взгляд которого уже затянулся пьяным туманом.
— Ну, она начала кормить меня только варёной или приготовленной на пару едой, ничего жирного, жареного, поменьше солёного и сладкого. Она заставляет меня ходить в зал не два раза в неделю, как обычно, а четыре раза… Ну, и всё в этом роде.
— По-моему, это очень завышенные требования к партнёру, — сказал я. Несмотря на то, что друг уже давно был женат на Изабелле, моё неприязненное отношение к ней не изменилось. — Она недовольна тобой и хочет что-то в тебе изменить?
— Не знаю, не знаю я… Мне кажется, она просто таким образом проявляет заботу, только и всего.
— Запреты и ограничения? Странная забота.
— Ну, она ведь для меня старается…
Кендалл, всё время наблюдавший за тем, как Скарлетт справлялась со своей работой за стойкой, вдруг улыбнулся и сказал:
— У тебя есть шанс показать Изабелле зубы.
— А? — нахмурившись, протянул Джеймс.
— Покажешь ей, что ты не маленький мальчик и вовсе не нуждаешься в её постоянной заботе.
— На что ты намекаешь?
— На спор. Давай поспорим: сумеешь ли ты показаться дочери в таком вот виде? Я ставлю триста долларов на то, что не сумеешь.
— А деньги зачем? — сонно потирая глаза, спросил Маслоу.
— Чтобы ты не струсил, вот зачем. Ну, что скажешь? Спорим?
— Спорим, — с вызовом и довольно громко произнёс он, заставив какого-то парня с соседнего столика обернуться.
— Жестоко с твоей стороны получается, не находишь? — спросил я Кендалла, с недовольством взглянув на него.
— Я ведь не ради жестокости, а ради семейного равенства. Ну, спорим! — И он с счастливой улыбкой на губах протянул Джеймсу руку.
— Ставлю триста долларов на то, что ты не переспишь со Скарлетт, — вдруг выговорил Маслоу, когда их руки уже встретились.
Взгляд Шмидта, до этого какой-то лукавый, изменился на испуганный и удивлённый. Он попытался выдернуть свою руку из руки Джеймса, но тот, улыбнувшись, крепче сжал её.
— Такого уговора не было, — тихо проговорил немец, во все глаза глядя на друга.
— Двойной спор, — пожал плечами Маслоу. — Среди нас по любому будет и победитель, и проигравший.
— Но так нечестно… мы уже пожали руки… Логан, скажи ему!
— Молчи, Логан, — бросил мне ловелас в отставке. — Лучше разбей.
— Руки-то вы пожали, — сказал я Кендаллу, положив локти на стол, — но спор ещё не заключили. Так мне разбивать или нет?
— Или нет? — повторил за мной Джеймс, с прищуром глядя на бедного немца. — Что, струсил?
— Не струсил, — ответил владелец «Погони» и, бросив на меня быстрый взгляд, добавил: — Разбивай.
Спор оказался жестоким для них обоих: Джеймсу, вполне очевидно, светил скандал с его женой, а Кендаллу предстояло переспать с девушкой, у которой, насколько ему было известно, был молодой человек; более того, эта девушка являлась подругой Мэрилин! Я не знал, решится ли кто-нибудь из них на подобную жестокость, источником которой был легкомысленный спор, но очень надеялся, что они, протрезвев, и не вспомнят обо всём этом.
Уже в девятом часу мне позвонила Эвелин. Услышав мелодию, которая стояла у меня на звонке моей возлюбленной, Кендалл встал и, слегка пошатываясь, пошёл в сторону туалета.
— Привет, — сказал я, только ответив на звонок, — уже едешь домой?
— Ещё нет, — проговорил её голос в трубке, — но уже собираюсь.
Моя избранница как-то тяжело вздохнула, и я спросил:
— Что с голосом? Устала?
— Да, есть немного. Нужно купить что-нибудь к ужину?
— Не знаю, на самом деле… Я сам ещё не дома.
— А, — коротко сказала Эвелин. Она почти никогда не спрашивала меня, где я пропадал, с кем я проводил время; очевидно, тем самым она показывала, что доверяет мне и ни в чём не хочет меня обвинять. Но меня это вряд ли устраивало, я хотел, чтобы она хотя бы иногда интересовалась, куда я ездил после работы, узнавала, с кем я общался ещё, кроме парней. Страшно сказать, но мне не хватало её ревности! Без неё меня настигала пугающая мысль, будто Эвелин совсем, совсем не любит меня… — Тогда встретимся дома, да?
— Да… — несколько растерянно ответил я и помолчал. — Сегодня утром ты уехала так рано, что я ещё даже не видел тебя…
— Через полчаса увидимся, — сказала она, и я почувствовал, как она улыбнулась. — Я скучаю.
— И я.
Когда наш разговор закончился, я заметил на себе внимательный взгляд Джеймса.
— Что ты делаешь? — спросил он, хмурясь с каким-то недовольством.
— Ты о чём?
— Зачем ты снова возвращаешься к тому, через что уже давно прошёл?
Я недоуменно смотрел на него, совсем не понимая, о чём он мне говорил.
— Ты даже и не понимаешь, — как будто с удивлением произнёс Маслоу и, выпрямившись, покачал головой. — С Эвелин ты делаешь то же самое, что когда-то делал с Чарис.
— С Чарис? — переспросил я. Об этом имени мне не приходилось вспоминать уже очень много времени, поэтому теперь мне это показалось несколько странным. — Что я делал с ней?
Слова Джеймса хотя и говорились на пьяную голову, но были, кажется, совершенно справедливы… Не зря ведь древние римляне говорили, что истина в вине. Я приготовился слушать то, что друг собирался говорить дальше, и сердце моё беспокойно забилось.
— Не знаю, в чём дело, — сказал Джеймс, — но в любых твоих отношениях наступает какой-то переломный момент, и я понятия не имею, с чем он связан. М-м-м… Как бы поточнее выразиться? Ты как будто начинаешь владеть своей возлюбленной… Нет, не смотри так, может, я не прав... Просто ты ведёшь себя так, будто она чем-то обязана тебе: перестаёшь звонить первым, никогда первый не говоришь, что соскучился, а ждёшь это всё от неё. Ты как будто думаешь, что она сама всего этого не скажет, а скажет только тогда, когда ты ей напомнишь. Ты как будто считаешь, что она в чём-то винит тебя, не высказывая этого вслух, но ты, осознавая свою вину, продолжаешь держать возлюбленную возле себя, понимая, что не можешь её отпустить. Не знаю, может, я наговорил полную бредятину, но так ты себя вёл с Чарис, а теперь это коснулось и Эвелин… Просто дай мне знать, если у вас с ней что-то не так, я не хочу, чтобы ты совсем замучил её, и не хочу, чтобы ваши отношения… Ты понимаешь.
Я удивлённо смотрел на друга, понимая всё то, что он наговорил, и осознавая, что он, кажется, был прав… По правде сказать, меня задела эта параллель, проведённая между Чарис и Эвелин, и в голову мне полезли самые страшные, ужасные мысли, которых я никогда не смог бы точно выразить.
— Да, да, это правда, что я мучаю её… — задумчиво покивал я и, вздохнув, устало потёр лоб рукой. — Если бы я мог, если бы я мог хоть что-то сделать по-другому… Я бы всё сделал, клянусь! Всё!
Джеймс какое-то время молча смотрел на меня.
— Может, попробуешь поговорить с ней об этом? — осторожно спросил он.
— Что я ей скажу, если и сам ни черта в этом не понимаю? Я счастлив быть с ней, правда, счастлив, но это всё почему-то происходит…
— Хотя бы дай ей знать, что любишь её…
— Она и так это знает, Джеймс. Она очень хорошо знает, что я люблю её, люблю больше жизни!
— А, — вырвалось у Маслоу, и он, нахмурившись, опустил глаза, — это ты не знаешь, любит ли она тебя?
Возвращение к прежним изматывающим размышлениям как будто бы обожгло меня, и я дёрнулся, подумав обо всём этом. Да… На самом деле я не оставил этих мыслей, и с годами это терзающее сомнение нисколько не уменьшилось... Наверное, весь ужас моих собственных мыслей отобразился на моём лице, и Джеймс, заметив это, с сочувствием сжал мне плечо.
— Дружище, ты чего это? — проговорил Маслоу, стараясь придать своему голосу уверенное и бодрое звучание. — В этом вся причина, что ли, и есть? Чёрт, да это же… это такой пустяк… Неужели ты думаешь, что Эвелин, Эвелин может тебя не… Да брось! Не после того, что между вами двумя было!
— Хватит, Джеймс, ты ничего не знаешь! — свирепо сказал я и сбросил со своего плеча его руку. Мне почему-то казалось, что поддержка друга была фальшивой, что он знал какую-то страшную для меня правду и старался скрыть её от меня, чтобы не ранить.
Маслоу посмотрел на меня с удивлением и испугом.
— Это серьёзно, Логан, — строгим тоном проговорил друг. — Неужели ты не понимаешь, что этим самым разрушаешь как её, так и свою жизнь? Я должен сказать… если ты ничего не предпримешь, она погибнет рядом с тобой… Разве ты этого хочешь?
— Я хочу, чтобы она была счастлива, — сердито выговорил я, почему-то разозлившись от его слов. — Что мне нужно сделать ради этого? Оставить её?
Он молча смотрел мне в глаза, но я не нуждался в его ответе и даже, если бы он всё же начал отвечать, заткнул бы ему рот рукой. Я часто задавал подобный вопрос и себе, однако его разрешения не ждал и от самого себя. Нет, нет, это решение слишком страшное, слишком невообразимое… Нет, нет, мне нельзя оставаться одному…
— Очень умненькая девочка, — сказал Кендалл, вернувшись за столик. На губах его играла улыбка. — Скарлетт схватывает прямо-таки на лету, просто находка! Логан, ты чего встал?
— Мне нужно домой, — мрачно выговорил я, задвигая за собой стул. — Очень мило посидели, да, но я должен ехать…
И, даже не попрощавшись с друзьями, я почти бегом покинул «Погоню».
