сообщить о нарушении
Текущая страница: 55 (всего у книги 120 страниц)
Когда чай был готов, я решил утолить свой интерес.
– Что стряслось? Обычно ты не приезжаешь ко мне ночью с хорошими вестями.
– Да, Логан, просто… – Кендалл вздохнул. – Я понял что-то очень важное. Вернее, я понял это давно, но всё боялся себе в этом признаться, а когда признался… решил, что об этом должен знать кое-кто ещё.
– То есть я.
– То есть ты.
Шмидт сделал глоток чая и снова вздохнул.
– Да, я хочу, чтобы ты знал об этом, – продолжал ходить вокруг да около немец, – но не хочу, чтобы ты злился.
– Да в чём дело, чёрт возьми?
Руки Кендалла дрожали от волнения, которое он усердно пытался скрыть.
– Дело в том, Логан, – задумчиво проговорил он, не смея поднять взгляда, – дело в том, что… я без ума от Эвелин.
Его слова пронзили моё сердце острым ножом. Я не знал, что именно причинило моему сердцу такую боль, но это было невыносимо.
Я смотрел на друга немигающим взглядом и пытался собрать мысли в одно целое. Понимая, что я ничего не скажу в ответ, Кендалл продолжил:
– Логан, я… я без памяти влюблён в неё. Именно о ней я не хотел рассказывать вам с парнями, именно она дарит мне невероятное вдохновение, именно она заставила меня съехать от тебя и снимать номер в отеле.
– Что?.. – почти беззвучно спросил я, нахмурив брови.
– Нет никакого нового дома. Я соврал. После вечеринки Карлоса и Алексы, когда мы с ней танцевали, я вдруг понял, что чувствовал к ней. Эвелин, она… она необыкновенная. Я понял, что в моём сердце в первые за последние несколько лет вспыхнула любовь, и испугался этого. Я был напуган, как мальчишка, а потому решил, что не должен жить рядом с ней. Это было невозможно – видеть её каждый день и молчать. Нужно было уехать, чтобы забыть о ней, я действительно думал что мои чувства – простая симпатия, которая пройдёт со временем, но… Логан, я наврал тебе о том, что нашёл себе жильё. Я просто сбежал. Сбежал от неё.
– Сбежал от своих чувств, – тихо прибавил я, смотря куда-то в сторону.
– Так и есть. Но всё стало хуже: вместо забвения в моём сердце родилась невообразимая тоска, и я начал сходить с ума без неё. Это так ужасно, так ужасно не видеть её!
Кендалл закрыл ладонью глаза и замолчал. Мы сидели в тишине несколько минут. Я думал о том, что он рассказал мне.
– И ещё кое в чём я должен признаться, – опомнился немец, взглянув на меня. – Ты знаешь, я смирился с тем, что Эвелин безответно влюблена в тебя…
– Что ты несёшь? – негромко перебил его я, переведя на собеседника бессмысленный взгляд.
– Хватит. Уже давно понятно, что она любит тебя, чёрт возьми, Логан! Можно подумать, что все вокруг замечают это, – все, но не ты!
Я отрицательно покачал головой, собираясь сказать ещё что-то, но Кендалл перебил меня.
– Когда у тебя появилась Дианна, мои чувства к Эвелин, кажется, только обострились. Может, к ним просто прибавилась жалость: возможно, ты не замечал, но ей невыносимо видеть Дианну рядом с тобой.
– Ты считаешь, что я ни разу не думал об этом? – холодно спросил я.
– Сейчас я совсем не об этом, Логан. Я понимал, что Эвелин безответно влюблена в тебя и что ты влюблён в другую, но вечеринка в доме Джеймса в Нью-Йорке… она кое-что изменила.
Я с возмущением нахмурился, начиная кое-что понимать.
– Когда я увидел, как ты целовал Ольгу, – продолжал Кендалл, грея руки о горячую кружку, – мой внутренний мир встал с ног на голову. Я внезапно понял, что ты и Дианна не можете быть рядом друг с другом, что тебе нужен совершенно другой человек. Я уже не думал о том, что Эвелин любит безответно, я думал только о том, что она любит. Эта любовь должна была её осчастливить. И я знал, что, расставшись с Дианной, ты, возможно, будешь пытаться заполнить кем-то пустоту, образовавшуюся в твоём сердце… Я хотел, чтоб это была Эвелин. Это звучит глупо, я знаю, но всё, чего я хотел тогда, это знать, что она счастлива. И я сфотографировал тебя и Ольгу, решив отправить это фото Дианне. У неё должен был повод усомниться в тебе…
– Ты паршивый предатель, Кендалл, – выговорил я, стиснув зубы, и со всей силы ударил ладонью по столу. – Ты, чёртов идиот! Неужели ты думал, что, поссорив меня и Дианну, обеспечишь счастье Эвелин?!
– Ты не внимательно слушал, Логан! Я сказал совсем другое!
– Нет, ты сказал то, что я услышал! Всё, что движело тобой, это подлость, но никак не благородство!
– Выслушай же меня, – убедительным тоном попросил Кендалл, и я покорно примолк. – Я был пьян, и мысли у меня были не в порядке. Утром я передумал отправлять это фото Дианне, потому что понял, что сердце Эвелин этим не спасти. Я просто решил показать тебе, что ты наделал, целуя Ольгу, и захотел, чтобы у тебя проснулось чувство вины. Просто любовь Эвелин к тебе… ты будто не замечаешь её. И принимаешь её, принимаешь даже без благодарности, совсем не чувствуя вины. Твоей совести пора было проснуться.
– Тебе ли говорить мне о пробуждении совести? – гневно спросил я. – Ты-то, человек, обманувший любящую девушку в своих чувствах и предавший её, ты говоришь мне об этом?!
– Хватит, Логан. Не дави мне на больное.
– А ты не давишь мне на больное, рассказывая всё это? Я и предположить не мог, что рядом со мной живёт такой подлец!
– Да как ты не понимаешь, что я желал счастья для тебя и Эвелин? – тоже начал раздражаться немец. – В тот момент я начал понимать, что ты не можешь быть так чёрств с ней, потому что она прелестнее всех девушек, которых я знаю, вместе взятых! Ты просто не мог быть равнодушен к ней! И я отправил это фото, да, отправил его Дианне. Я просто хотел знать, что это чуть-чуть облегчит страдания Эвелин. – Кендалл нервно выдохнул. – Но теперь я очень сильно жалею об этом. Очень сильно.
– Почему же? – тихо спросил я.
– Я приехал к тебе не только ради того, чтобы признаться во всём, но и ради того, чтобы спросить тебя.
Я хмуро и вопросительно смотрел на него.
– Мы вчетвером столько обсуждали твои чувства к Эвелин, – продолжал Шмидт, не поднимая на меня взгляда, – и ты столько раз говорил о своём равнодушии, что у меня не осталось никаких сомнений в том, что она безразлична тебе. Но что-то не позволяет мне сделать шаг к ней навстречу, не знаю, что это… Однако это заставляет меня спросить… Вернее, я хотел бы попросить тебя, Логан…
– Попросить разрешения быть рядом с ней?
Он поднял на меня такой взгляд, который мог ответить сразу на все вопросы. Да. Кендалл приехал сюда, чтобы спросить меня, не против ли я его признания Эвелин. Он только что утверждал, что у него нет сомнений в моём равнодушии к Эвелин, но я почти физически ощущал сомнение, звучавшее в его голосе. «Ты ни в чём не уверен, Кендалл», – злорадно подумал я. А почему ещё он стал бы спрашивать у меня разрешения?
И я вдруг понял всё то, что происходило со мной до этого. Понял свои мысли, что не давали мне покоя до приезда друга; понял, почему так рад был говорить с Эвелин по телефону, когда мы с парнями были в Нью-Йорке; понял, почему слова Кендалла о его любви к Эвелин так болезненно укололи моё сердце.
Уставившись в стену не смыслящим взглядом, я отрицательно покачал головой.
– Что? – не понял Шмидт, и я увидел, как потухли его глаза.
– Нет, Кендалл, – проговорил я, не сводя с друга сурового взгляда. – Я буду рядом с ней. Я, понял? И никто другой.
Лицо немца приняло оскорблённое выражение, и он сказал:
– Но Логан, ты ведь не хочешь сказать…
– Хочу, – перебил я. – Я хочу сказать, что люблю её.
Какое-то время ночной гость молча смотрел на меня, после чего нервозно рассмеялся.
– Что за чушь, Логан! – воскликнул он, резко сменив свой настрой. – Если бы ты любил её, ты бы не стал мучить ни её саму, ни себя!
– А много ты понимаешь в любви, Кендалл? Думаешь, так легко заметить её чувства, не слыша от неё прямого признания и надеясь, что малейшее их проявление – это не твоя паранойя?
– Нет, Логан, нет, нет, нет, – снова вдруг рассмеялся Шмидт. – Ты любишь её из жалости. Слышишь? Из жалости! Ты думаешь, что обязан любить её, потому что она любит тебя, или ты просто жалеешь её из-за того, что она больна… Но я люблю её всем сердцем! Не жалею! О, нет, моя любовь искреннее всего того, что я когда-либо делал в жизни!
– А в моих чувствах нет никакой жалости к ней, – холодно произнёс я. – Я отдаю ей всё свое сердце, и поверь, что оно пылает самой сильной любовью, которую только можно представить!
Кендалл нахмурился и покачал головой.
– Одумайся, – тихо сказал он. – Это всё неправда. Ты думал, что Эвелин принадлежала тебе, потому что она любит тебя, а теперь не можешь смириться с мыслью, что она может принадлежать кому-то другому. Это ревность, Логан! Это не любовь! Твоё эгоистичное самолюбие бесится от того, что Эвелин не будет любить тебя! Тебе нужна её любовь, но не сама она!
– По-твоему, я настолько ужасен? – разозлился я и в ярости сжал кулаки. – Я не чудовище, чтобы так обходиться с Эвелин! Нет! Я долгое время вынашивал в себе это чувство, долго страдал и мучился!
– У тебя есть Дианна, – упавшим голосом произнёс друг.
– К чёрту Дианну! Она была для меня спасательным кругом, за который я уцепился, когда начал тонуть в этой любви! Через Дианну я спасался от Эвелин, от моих чувств к ней, потому что я чертовски боялся признаться себе в этих чувствах! Я боялся влюбиться и буду бояться этого всю свою жизнь!
– Нет, Логан, – как заклинание, повторял свои слова Кендалл и мотал головой, – нет, Логан, нет… Ты любишь Дианну…
– Да не люблю я Дианну! – взорвался я и вскочил на ноги. – Не люблю! Возможно, я даже ненавижу её за то, что она отдалила от меня Эвелин! Ты не веришь? Кендалл, ты мне не веришь? Я сейчас же поднимусь наверх, разбужу Дианну и скажу ей, что не люблю её! Что никогда не любил! Хочешь? Ты хочешь этого?
– Остынь, Логан, сядь, пожалуйста, – взмолился Кендалл и спрятал лицо в ладони. Его голос дрожал, будто он готовился разрыдаться. Вздохнув, я без сил упал на стул. – Ладно, послушай, – вновь заговорил немец через несколько минут, – возможно, ты л-любишь Эвелин… Она любит тебя, это… Нет никаких сомнений в том, что она будет с тобой, что захочет быть с тобой... Но Логан, я прошу, умоляю тебя, дай мне шанс. Дай единственный шанс на счастье рядом с ней. Подумай обо мне, вообрази, каково мне! Ты будешь последним подлецом, если не позволишь мне попробовать завоевать её сердце.
– Я буду предпоследним подлецом, – мрачно поправил его я. – Это ты последний подлец.
– Логан…
– Кендалл! – снова повысил голос я. – Ты не сможешь сделать её счастливой, неужели ты не понимаешь? Ты уже дал мне понять, что с лёгкостью можешь предать близкого человека! Что? Скажешь, это не так? А что было с Кайли, друг мой? Помнишь? То же самое ты сделаешь с Эвелин, ты сделаешь ей больно! А я не переживу этого, слышишь? Просто не переживу!
– Это было один раз, Логан, – опустился Кендалл до шёпота. – С Эвелин я никогда не смогу сделать что-то подобное… Пожалуйста. Просто позволь мне.
Я был преисполнен ревностной злости, и эта ревность затмевала в моей душе все остальные чувства.
– Нет, – твёрдо сказал я, и взгляд Шмидта помрачнел. – Ни за что. Ты не будешь с ней. Она любит меня. И Эвелин захочет быть со мной, когда узнает, что я тоже люблю её, что люблю её сильнее всех на свете! А ты ничего не сможешь сделать! Ты её не получишь!
– Это жадность, – упавшим голосом сказал Кендалл и, сжав зубы, сердито нахмурился. – Это как последний кусок пиццы, что мы ели вместе! Ты уже наелся, и тебе не нужен этот последний кусок, но, увидев, что я потянулся за ним, ты потянешься ещё яростнее. Это не любовь! В тебе говорит ревность, гордость, тщеславие, самолюбие, да что угодно, только не любовь! Ты не любишь её!
– А ты не понимаешь, что несёшь! Никогда тебе не узнать того, что лежит у меня на сердце! Ты понятия не имеешь, что я чувствую! Перед твоими глазами только то, что ты видишь, ты просто не хочешь копнуть глубже, чтобы признать своё поражение!
Шмидт смотрел на меня с оскорблённым видом, сжимая губы и возбуждённо дыша. Мы оба наговорили друг другу много неприятных вещей, но извиняться не один из нас не собирался.
– Ночь на дворе, – успокоившись, произнёс я и вздохнул. – Давай подождём, Кендалл. Давай оставим это дело до утра.
– Я не могу ждать, – полушёпотом выдавил из себя немец.
– Придётся. Дождись рассвета. Как только встанет солнце, я поеду к Эвелин и признаюсь ей.
– Не надо, Логан... Пожалуйста! Не лишай меня последней надежды и не губи то, что расцвело у меня внутри!
– Уже поздно что-либо решать, Кендалл! – развёл руками я. – Не пытайся надавить на жалость, ты ничего не исправишь! Ни-че-го!
Часы показывали восемь утра, когда я, нервный, подавленный и не выспавшийся, уверенно сжимая рулевое колесо, ехал к дому Блэков. В мыслях царил сплошной хаос, я не понимал решительно ничего. Но в этом бардаке ясно выделялась лишь одна мысль: я еду к Эвелин, чтобы признаться ей в любви.
Я вспоминал всё то, что вчера говорил мне Кендалл, и думал: насколько правдивы были его слова? Разве не я каждый раз утверждал и парням, и самому себе, что с Эвелин меня связывают исключительно дружеские чувства? А что теперь? К чему я так яро рвусь в бой, стараясь доказать Кендаллу наличие других, более интимных чувств?
Когда я понял, что люблю её? Кажется, она действительно заинтересовала меня после рождественской вечеринки… Нет, не было чёткого момента в наших отношениях, когда я проснулся и вдруг понял, что влюбился в неё. Это случалось постепенно и медленно, я не позволял этому чувству окрепнуть в сердце, потому что не хотел быть влюблённым. Я не знал о любви Эвелин наверняка. Увы, эта девушка имела особенность напрямую не признаваться в своих чувствах: она делала это завуалировано, скрыто и осторожно, будто проверяла почву под ногами на твёрдость.
Но что же тогда получается? Я окончательно признался себе в чувствах только после того, как получил от Эвелин то стихотворение? Выходит, так. Эвелин опять не делала прямых признаний, играя со словами, с вопросами, но отчего-то я был уверен в том, что она совершила именно признание. Как и рассуждали парни, она не хотела молчать, но одновременно боялась не молчать: рядом со мной ведь была Дианна, и Эвелин, очевидно думала, что я люблю её… Она осторожничала, и это можно было понять. Окончательно убедившись в наличии у Эвелин чувств ко мне, я признался в них самому себе. Правильно ли это? По-настоящему? Я помню, как Эвелин рассуждала о моих чувствах к Чарис. Утешая меня в непростую минуту, Эвелин сказала, что мои чувства к Чарис – бутафория. Но что такое мои чувства к Эвелин? Любовь или та же бутафория?..
Я резко затормозил и, достав из кармана мобильный, принялся искать нужный номер в списке контактов.
– Да, Логан? – послышался осторожный голос Кендалла на том конце провода.
– Всё может измениться за считанные секунды, – выговорил я. Это было первое, что пришло в голову. – Я решил. Она не может быть не счастлива рядом с тобой.
– Что?.. Что ты имеешь в виду?
– Она твоя, Кендалл. Твоя. Это всё, что я хотел сказать тебе.
И, не дождавшись, пока Шмидт ответит хоть что-нибудь, я бросил трубку.
========== Глава 14. "Хорошо смеётся тот, кому вовсе не до смеха" ==========
Меня одну во всех грехах виня,
Все обсудив
И все обдумав трезво,
Желаешь ты, чтоб не было меня...
Не беспокойся — я уже исчезла.
Вероника Тушнова
Я смотрел в глаза Дианны, всем сердцем желая понять: тону ли я в них? О чём мне говорит её взгляд, пронзает ли, пробирает до мурашек? Мы танцевали, но этот танец не зажигал внутри меня ничего… В душе было так пусто и холодно, что казалось, что никто и никогда не сможет заполнить эту пустоту. Никогда.
Мы были в Лас-Вегасе, на свадьбе Эннис, лучшей подруги Дианны. Сюда мы прилетели на следующий день после моего с Кендаллом ночного разговора. Честно признаться, я страшно не хотел ехать сюда, но мне было просто необходимо сменить обстановку. Я чувствовал себя ужасно подавленным все эти два дня, но сегодня я выжимал из себя оставшиеся силы, чтобы быть весёлым для Дианны. Не хотелось, чтобы она догадалась по выражению моего лица обо всём том, что происходило в моей душе.
Эти два дня я старался проводить с Дианной больше времени, старался отдавать ей всего себя, чтобы она чувствовала себя счастливой рядом со мной… Я даже не знал, как нужно было мне относиться к ней после моего недавнего признания, но точно знал, что остро чувствовал необъяснимую вину перед ней. Поэтому, собственно, я и был сегодня здесь.
– Ты не устал? – заботливо поинтересовалась Дианна, обняв меня за шею одной рукой.
По правде говоря, я дико устал от всего, мне хотелось вернуться в Лос-Анджелес к ней, но я не смог сказать Дианне об этом.
– Нет, – ответил я, улыбнувшись своей девушке.
– Просто мы могли бы пойти поесть. Скоро будет торт.
– Давай ещё немного потанцуем.
Улыбнувшись, Дианна коротко поцеловала меня в губы и положила голову на моё плечо. Я прижался щекой к её волосам и, нахмурившись, посмотрел вдаль.
