сообщить о нарушении
Текущая страница: 73 (всего у книги 120 страниц)
– Смотри не заработайся, трудоголик, – с улыбкой похлопал меня по плечу Кендалл, и я тоже улыбнулся. – Надеюсь, завтра утром мы уже услышим новую песню в твоём исполнении?
– Посмотрим.
– Сразу скажу, спать на этом диване практически нереально, – дал мне совет Мик, указывая на тёмно-синий диван у входа в будку. – Если будешь спать, спи в кресле: там и спинка мягче, и шее твоей будет удобнее.
Я поблагодарил Мика за ценную информацию, после чего мы с парнями попрощались; они уехали. Я остался в студии совершенно один, в бездонной тишине.
Поначалу в планах у меня действительно было написать новую песню – песню, в полном объёме могущую выразить мои чувства и мысли, из лабиринта которых я не видел выхода. Долгое время я сидел в кресле, положив ноги на подоконник и глядя на светлое небо, но в голову, как назло, не шло ничего стоящего. Пару раз я записывал приходящие на ум строчки, после чего яростно их зачёркивал и выбрасывал исписанный листок в мусорное ведро. Чтобы немного расслабиться, я выключил свет, лёг на диван и постарался прислушаться к своим мыслям. Бесплодно пройденные четыре часа доказали мне, что мне ни за что на свете не удастся выразить свои мысли словами; и уж тем более я не смог бы рассказать о них остальным.
В четвёртом часу утра я спустился в холл и взял себе крепкий кофе. Размышления об Эвелин и Дианне не покидали меня, и нахождение в полном одиночестве заставило меня понять, почему именно я так робел перед Дианной в последнее время и почему мне было страшно услышать от неё слова о нашем расставании. Пройдясь вдоль длинного пустого коридора, я остановился у окна и посмотрел на луну. Терпкий запах кофе забивался в ноздри и отрезвлял мысли.
То, что Дианна мне не пара, я понял ещё давно. Признаться в этом мне хватило смелости лишь прошлой ночью, когда я снова увидел Эвелин, когда сердце моё ещё отчаяннее забилось от сознания того, что она действительно была для меня самой любимой, самой близкой, самой родной. К Дианне я не чувствовал даже привязанности, а мнимую влюблённость я притянул буквально за уши: уж очень сильно мне хотелось надеяться, что Дианна прошла над моим миром не совсем бесследно. Я отчётливо понимал, что нам необходимо было разойтись в разные стороны, но сам предложить сделать это не осмеливался. Наши ссоры становились смешными, причины этих ссор доходили до абсурда, мы оба слишком сильно действовали друг другу на нервы… Разве это отношения?
Я боялся, что Дианна, так чутко чувствовавшая всё, давно догадалась о моих мыслях и поняла, что я не люблю её и на самом деле никогда не любил. Несмотря на жёсткость моего сердца по отношению к ней, я со страхом думал о том, что истина сможет причинить боль Дианне. Поэтому, боясь быть пойманным, я так робко говорил с ней и порой чувствовал себя виноватым.
В конце концов, рядом с ней меня удерживало воспоминание о её бывшем молодом человеке. Дианна говорила, что я был первым после его смерти, к кому она смогла по-настоящему привязаться, кого смогла полюбить; к тому же Дианна видела во мне черты, сближающие меня с её покойным возлюбленным. А бросить её не значило ли обречь её на мучительные страдания, заставить пережить ещё одну болезненную потерю?
Итог был один: я не мог собственноручно разорвать наши с Дианной отношения, мне нужно было ждать, пока она сама не предложит это. Но сегодня утром, когда она уже почти сказала эту заветную фразу, я вдруг струсил. Почему? Ответ на этот вопрос я находил только сейчас. Наверное, меня грела мысль о том, что я был с Дианной и при этом не был с Эвелин. Где-то в глубине души я понимал: именно наши с Дианной отношения стоят преградой на пути, связывающим меня и Эвелин (мне хотелось верить, что эта была единственная преграда). Расстанься я с Дианной, путь к Эвелин был бы для меня открыт, и всё, казалось бы, ведёт к благополучному исходу, однако… Я не учёл одно обстоятельство, ещё одну преграду под названием «равнодушие Эвелин». Понимал ли я, что мы с Эвелин были не вместе не только потому, что я встречался с Дианной? Нисколько. Но моё сознание попыталось защитить меня, когда Дианна уже собиралась сказать о нашем расставании, и отреагировало на это испугом. Всё это произошло на каком-то неосознанном уровне, но теперь я точно понимал, что означала моя реакция, и от этого становилось не по себе.
Как же я был не прав, когда сказал Дианне, что всё изменить в наших силах… Нет. Всё изменить только в её силах. Я же не мог сделать ни шагу к освобождению и себя и её от этих мучительно-изматывающих отношений.
Погружённый в свои размышления, я и не заметил, как дошёл до студии. За окном начинало светать, небо розовело. Я поставил стакан с кофе на стол и лёг на диван, всё ещё не в состоянии избавиться от мыслей о выводах, к которым меня привели мои размышления. Тело снова перестало меня слушаться, я уже не ощущал себя в нём, а потому даже не замечал того, что веки мои стали необычайно тяжёлыми, а руки и ноги плетями свисли с дивана.
– Логан, – раздалось над самым моим ухом в то мгновение, когда я думал о своих конечностях, и я испуганно подскочил на диване. Чей это голос? Я ведь ещё секунду назад был в студии один...
Удивлённо оглядевшись, я увидел Джеймса, Кендалла, Карлоса и Мика. На лице у каждого из них сияла насмешливая улыбка.
– Как вы так бесшумно вошли? – спросил я, потирая покрасневшие от недостатка сна глаза.
– В смысле бесшумно? – не понял Карлос и, подойдя к столу, взял с него стакан с кофе, который я поставил туда минуту назад. – Вообще-то мы поздоровались с тобой ещё с порога.
– Дружище, сколько ты спал? – с усмешкой спросил Джеймс и открыл окно, за которым было уже поразительно светло.
– Сколько спал? – растерянно переспросил я, прикрыв один глаз. – Меньше минуты, как мне кажется…
Парни дружно засмеялись.
– А как мне кажется, – сказал Кендалл с не исчезающей улыбкой, – не меньше трёх часов. Сейчас десять, чувак.
– Десять? – с невыразимым удивлением переспросил я и почувствовал, как больно кольнуло в шее. – Ау… Уже десять…
– Я же говорил тебе не спать на этом диване, – отцовским тоном произнёс Мик, усаживаясь за свой стол, – теперь весь день будешь жаловаться на боли в шее. Оно мне надо? – Пнув ногой пару смятых бумажек, менеджер добавил: – И прибрал бы ты за собой, что ли…
Я огляделся. По всей студии были разбросаны смятая бумага, сломанные карандаши, а на столе стоял стакан с давно остывшим кофе.
– Мой сон показался мне мгновением, – сказал я, медленно поднимаясь на ноги и одной рукой массируя шею. – Я даже не помню, как прошла эта ночь…
– Явно в муках творчества, – вставил слово Шмидт и, подобрав с пола смятый лист бумаги, развернул его. – Ты не против?
– Читай сколько хочешь, – махнул рукой я и прошёлся по студии. – Всё равно я не помню, что там понаписал. Чёрт, кажется, я хотел поработать пару часов и вернуться домой до рассвета…
– Я, конечно, понимаю, что студия – твой второй дом, – начал Мик, наводя порядок на своём столе, – и очень ценю это, но не стоит доводить любовь к работе до фанатизма.
Посмотрев на менеджера, я понял, что сегодня его состояние было куда лучше, чем вчера. На лице Микки уже не было той отвратительной щетины, с которой он становился похож на бомжа, и, кажется, он уже не выглядел сильно похудевшим. Хорошее настроение менеджера почти всегда стимулировало нас с парнями на продуктивную работу.
– Тебе нужен душ, Логан? – спросил Мик, уже читая какие-то бумаги. – Или, может, ты хочешь позавтракать?
– А мой ответ будет иметь влияние на твоё решение? – с недоверием спросил я.
Микки поднял на меня взгляд и улыбнулся.
– Конечно, – сказал менеджер, – я не шучу. Могу дать тебе час на то, чтобы привести себя в порядок.
Мы с парнями обменялись многозначительными взглядами, и я пожал плечами.
– Мне понадобится разве что двадцать минут, чтобы спуститься в холл и купить себе поесть, – сказал я.
– Двадцать минут? Отлично. Валяй.
– Я с тобой, – догнал меня на лестнице Карлос. Я посмотрел на него и слабо улыбнулся. – Не одолжишь долларов пять на кофе и булочку?
– Карлос, – с упрёком произнёс я, – ты снова на мели?
– Не совсем. Деньги на самое необходимое есть, но они… дома.
Когда мы уже спустились в холл, я взял нам два американо и булочки с корицей.
– Тоже не успел позавтракать? – спросил я друга после того, как мы сели за высокий стол.
– Да, встал поздно, к тому же машина сломалась…
– А почему Алекса не накормила тебя завтраком? Она уехала раньше тебя?
Взгляд Карлоса изменился, когда я заговорил о его жене. Это меня насторожило, и я замер, ожидая ответа.
– Да, знаешь ли… – вздохнул испанец, помешивая сахар в кофе ложечкой. – Алекса уже третье утро не готовит мне завтрак.
– Что такое? Вы снова поссорились?
– Похоже, на этот раз очень крупно, раз она решила уехать…
– Уехать? – не веря своим ушам, переспросил я. – Карлос! Где она?
– У родителей, наверное, – беспомощно выдал ПенаВега, пряча виноватый взгляд. – Ну, кто бы мог подумать, что это так её расстроит…
– Что ты сделал?
– Я просто предложил ей продать наш дом и переехать в небольшую уютную квартирку… Я даже присмотрел один вариант. Не смотри так, Логан, ты просто не видел эту квартиру!
– Да ты в своём уме? – в бешенстве спросил я, ударив обеими ладонями по столу. – Как тебе только в голову могло прийти предложить такое Алексе?
– Я думал о семье…
– Ты думал не о семье, а о себе, о том, чтобы побольше выручить денег от продажи дома, поменьше потратить денег на квартиру и побольше спустить на автоматах и в покере! Вот о чём ты думал!
Он с виноватым видом смотрел на свой кофе и молчал.
– Что она сказала перед тем, как уехать? – спросил я, более-менее успокоившись.
– Сказала, что я должен подумать над своим предложением.
– Ты подумал?
– Подумал.
– И?
– Наверное, я действительно безрассудное алчное чудовище, каким она меня называет, – вздохнул друг. – Но Логан, ты просто понятия не имеешь, как это мучительно непросто! Я пытаюсь делать всё, что в моих силах, ничего не выходит! Ничего!
– От зависимости можно избавиться, – твёрдо выговорил я. – Больше работай над собой, следи за питанием, посвящай мысли и время себе. Себе! Не автоматам!
– Следить за питанием не выходит, – признался Карлос и откусил булочку. – Без игр я начинаю больше есть и…
– Ты заедаешь потребность играть. – Я отобрал у ПенаВеги булочку и положил её в свою тарелку. – Не надо так, Карлос…
Испанец обнял себя руками и мучительно застонал. Я смотрел на него с сожалением и думал, чем смогу ему помочь.
– Дай мне свой телефон, – сказал я, сделав глоток крепкого кофе.
– Это ещё зачем? – насторожился друг, положив ладонь на карман, в котором обычно носил мобильный.
– Просто дай мне свой телефон. Без лишних слов.
Карлос покорно протянул мне мобильный, и я, взяв его в руку, первым делом посмотрел, какие игры предпочитает азартный испанец.
– «Покер», – начал перечислять я, – «Змейка», «Дурак», «Блэкджек»… Отлично. У-да-лить.
– Эй! – ПенаВега протянул руку к своему телефону, но я ловко спрятал его под стол. – Ты удалил все игры?
– Да, кажется, все.
– Они вообще-то стоят денег!
– Забудь про деньги! – повысил голос я. – Это не главное в жизни, Карлос! Не главное!
Испанец помолчал, после чего вздохнул и признался:
– Ты прав. Да, Логан, конечно, ты прав… Можно мне телефон обратно?
– Нет. Получишь его обратно только в конце дня. – Я сделал ещё глоток кофе и посмотрел на друга. – Ну что? Вернёмся в студию?
– Да. Идём.
Он слез со стула и пошёл к лестнице, но на полпути повернулся и вопросительно взглянул на меня.
– Иди, – махнул рукой я, – я, пожалуй, возьму ещё кофе.
Когда Карлос скрылся за лестничным поворотом, я улыбнулся и достал мобильный друга из кармана. Открыв список контактов, я немного полистал его и наконец нашёл нужный номер.
– Алло? – произнёс я после монотонных продолжительных гудков. – Алекса? Привет. Это Логан.
Возвратившись вечером домой, я встретился с ледяным безразличием со стороны Дианны. Любая предпринятая мной попытка начать разговор жестоко ею отвергалась, и за весь вечер мы не обменялись и десятью словами. Единственное, что мне удалось вытянуть из Дианны, это то, что Эвелин, как я и говорил, уехала сразу после того, как проснулась. Не знаю, говорили ли они о чём-нибудь с Дианной или нет: большего она не сказала.
Всю следующую неделю я находился в странном состоянии. Жизнь как будто выплюнула меня из своего течения, и временами, особенно когда оставался один, я чувствовал себя всеми забытым и покинутым. Наши отношения с Дианной практически сошли на нет, да я практически и не бывал дома, не давая этим отношениям полноценно развиваться. Они напоминали мне увядающий в засухе цветок, который был уже на последнем издыхании и всё ждал, что что-нибудь, возможно, его спасёт... Всё навязчивее становились мои мысли о нашем расставании: эти отношения отбирали у меня последние силы и приводили в расстройство мою нервную систему. Я не переставал упрекать себя за то, что не позволил Дианне сказать тогда, утром. Кто знает, может быть, сейчас наши отношения уже не так тяготили бы нас обоих…
Зато в течение этой недели я часто-часто навещал Блэков, чувствуя, что что-то очень крепкое связывало меня с ними. Может, дело было в отсутствии Уитни: я понимал, что Эвелин без сестры сильно страдала, и пытался заполнить пустоту, образовавшуюся в её сердце с уездом Уитни. К тому же я, можно сказать, физически ощущал, как мне не хватало Эвелин. Я невыносимо мучился без неё, а рядом с ней мне становилось легче и светлее, и проблемы, тревожащие меня вне стен этого дома, на время оставляли меня.
В прежнее течение жизни меня вернул вечер субботы, когда я в очередной раз вернулся домой от Блэков. В этот вечер Дианна была как-то по-особенному холодна и резка.
– Ужинать будешь? – спросила меня она с той притворной улыбкой, которую я очень хорошо знал.
– Да, пожалуй, не откажусь.
Она накрывала на стол молча, но всё с той же улыбкой, которая, честно признать, начинала меня раздражать и настораживать.
– Прошу. – Дианна поставила передо мной тарелку макарон с сыром и салат «Цезарь». – Приятного аппетита.
– Спасибо, – со слабой улыбкой проговорил я, не сводя с неё настороженного взгляда.
Когда я принялся за ужин, Дианна спросила:
– Как дела на работе?
Я пожал плечами и односторонне ответил:
– Всё отлично.
– Много работаете? Бедненькие, наверное, так устаёте, да?
– Не особо, – так же сухо продолжал отвечать я. – Выматывает то, что иногда приходится проводить в студии времени больше обычного.
– В последнее время ты стал чаще задерживаться.
Я не знал, сколько всё это могло продолжаться, поэтому, поглубже вздохнув, я выговорил:
– Я задерживаюсь не только на работе.
Дианна вновь улыбнулась, только теперь в этой улыбке проскользнула ничем не прикрытая ирония.
– Здесь нечему удивляться, – сказала она, пожав плечами. – Впрочем, я так и думала.
– Так и думала?
– Считаешь, меня можно развести как последнюю идиотку? – резко задала вопрос Дианна, с презрением сузив глаза. – За кого ты меня принимаешь? Считаешь, я не замечаю того, что с тобой творится? Думаешь, что я не трогаю тебя только потому, что даже не понимаю, что происходит что-то совсем иное? И, в конце концов, думаешь, что я не чую этого запаха женских духов? Чужих женских духов?
– Я не принимаю тебя за идиотку, – довольно спокойно проговорил я, – и не пытаюсь тебя обмануть. Ты же знаешь, что я всегда старался быть предельно честным с тобой.
– Что ж, постарайся и сейчас, – ядовито выдала Дианна, и я взглянул на неё. – Тебя так часто не бывает дома потому, что ты бываешь у неё?
– Да.
Кажется, Дианну уколол мой ответ в самое сердце, но она не подала виду.
– И, – продолжала она, – тебе так нравится бывать там, что ты готов пожертвовать свободным вечером ради лишних двух слов, которые ты можешь сказать ей?
– Да.
– И сегодня ты снова был у неё, – произнесла она уже тише. – Скажи, я ведь была права, когда решила, что все изменения, произошедшие в тебе, уходят корнями в твою… влюблённость? Ты любишь её?
– Дианна, я…
– Я попросила простого ответа! – визгливо прервала меня девушка. – Неужели так сложно ответить? – Я открыл рот, чтобы сказать что-нибудь, но Дианна снова прервала: – Либо скажи правду, Логан, либо вообще ничего не говори! Только правду! Прошу!
Как-то невольно переняв от Эвелин привычку безмолвствовать, я молча смотрел на Дианну. Она тоже смотрела на меня, ожидая ответа.
Внезапно Дианна ударила по столу обеими ладонями, так что посуда подпрыгнула, а столовые приборы неприятно зазвенели.
– Да чёрт возьми, да или нет? – чуть ли не со слезами на глазах закричала она. – Любишь её? Любишь?!
– Люблю, – тихо сказал я, не сводя с Дианны пристального взгляда. – Я люблю её больше жизни.
