сообщить о нарушении
Текущая страница: 79 (всего у книги 120 страниц)
В тот момент душа моя была наполнена необъяснимыми чувствами. Мысли были затуманены, и я воображал, что всё происходящее — волшебный бесконечный сон. А во снах мы позволяем делать себе то, на что в жизни никогда не лишились бы, да и, в конце концов, кто в своих снах задумывается о последствиях?
Так и я, не думая о том, что будет дальше, взял Эвелин за подбородок и поцеловал её. Боже… Если я и считал, что моя жизнь до настоящего момента была наполнена смыслом, то это — большой обман. Ни в чём не было смысла, ни в чём кроме этих губ, которые раньше казались мне недосягаемыми, но вкус которых я ощущал теперь на своих.
Я не уверен, что этот поцелуй длился дольше трёх секунд, но он был лучше моих поцелуев с Чарис, с Кортни, с Дианной…Он и не мог быть хуже их всех вместе взятых, он не мог быть хуже, чем всё остальное в мире.
Когда я отстранился, Эвелин с удивлением смотрела на мои губы. Теперь она была красная, как варёный рак, и я, почувствовав её смущение, виновато улыбнулся. Не ответив на улыбку, она быстро отвернулась к телевизору и, спрятав лицо в кружке с какао, всецело посвятила своё внимание фильму.
А я сидел как парализованный и смотрел перед собой бессмысленным взглядом. Эвелин сказала, что любит меня. Эвелин так и сказала, она сказала, что любит меня! Разве не это я хотел услышать с того самого момента, как признался самому себе в наличии чувств к ней? Разве теперь я не счастлив? Наверное, этот самый паралич после осознания того, что твоя самая заветная мечта воплотилась в реальность, и есть настоящее счастье… Наверное, я просто ещё не до конца понимал то, что произошло. Наверное, мне нужно немного времени для того, чтобы обдумать всё и свыкнуться с этим.
После минут пяти молчания, которые показались целой вечностью, этот странный паралич прошёл, я начал стыдиться и смущаться. Мой поцелуй показался мне каким-то грубым, резким, совсем не привычным для Эвелин. Мы сидели молча, да я и не хотел ни о чём говорить из-за необъяснимого чувства стыда. Особенно не хотелось говорить о поцелуе.
Фильм кончился, затем кончился ещё один, и ещё… Всё это время мы с Эвелин, разумеется не молчали: мы говорили о разных вещах, и каждый из нас будто бы старательно обходил стороной обсуждение того, что произошло между нами несколько часов назад. С одной стороны, молчание, конечно же, облегчало груз моих мыслей, но с другой, мне казалось неприличным просто молчать. Но если и говорить, то с чего начать разговор?..
— Уже поздно, — улыбнулась Эвелин, посмотрев на время, и сонно потянулась. — Может, будем ложиться спать?
— Давай.
— Можешь лечь в спальне Уитни. Там чисто и удобно.
С неприязнью вспомнив о сестре Эвелин, я сморщил нос и сказал:
— Если ты не против, я постелю себе прямо здесь, на диване.
— Как тебе будет угодно. — Она выключила телевизор, после чего взглянула на меня и добавила: — Идём ко мне в комнату, я дам тебе постельное бельё.
Получив от Эвелин простыню, подушку и одеяло, я слабо улыбнулся и кивнул. Она стояла у своего письменного стола и глядела на меня с какой-то робостью.
Не зная, что и сказать, я молча побрёл к выходу. Но тихий голос Эвелин заставил меня остановиться:
— Логан.
Обернувшись, я посмотрел на неё. «Что она хочет сказать? — подумал я. — Что-то о поцелуе? Или, может, она хочет взять обратно свои слова о любви? О боги! Что же она хочет сказать?»
Улыбаясь, Эвелин подвинула свою тетрадь ближе к краю стола и сказала:
— Спокойной ночи.
Поняв всё без лишних слов, я взял со стола тетрадь со знакомой обложкой и, тоже улыбнувшись, пожелал Эвелин сладких снов.
Оказавшись внизу, я постелил себе на диване и, забравшись на него с ногами, испытующе посмотрел на тетрадь. В груди поднялась волна уже знакомого волнения, я почувствовал, как в висках с силой забился пульс. Протянув к тетради дрожавшую руку, я открыл её на последней исписанной странице. Новое стихотворение красовалось под названием «Что делает мою жизнь прекрасной».
Как хорошо, что мы живы, что молоды,
Что видим далёкие звёзды в ночи,
Что в зимние дни нам до ужаса холодно,
Что летом нас тёплые греют лучи.
Как хорошо, что мечтать мы умеем,
Что любим рассветы на крыше встречать,
Что годы несутся вперёд всё быстрее:
Так меньше приходится праздники ждать.
Как хорошо, что мы ценим прекрасное,
Ловим полёт каждой мысли своей,
Умеем не тратить минуты напрасно
И плещем фонтаном блестящих идей.
Как хорошо, что для наших сердец
Нет ничего, холоднее огня.
Как хорошо, что не близок конец,
Как хорошо, что ты любишь меня.
========== Глава 18. "Дьявол в юбке" ==========
Полночи смеялся,
Полночи плакал,
Полночи ловил стрекоз.
Я так испугался,
Что ты исчезнешь,
И снова к тебе приполз.
Михаил Светлов
И что это я делаю здесь, перед такой знакомой дверью, один среди улицы, объятой ночными сумерками? Не помню. Помню лишь, что выпил пару рюмок в каком-то баре, а всё остальное плавало в неразборчивом мутном тумане.
Что ж, ладно, я уже здесь. А это значит, что всё, что мне остаётся, это нажать на звонок. С трудом подняв руку, я прислонил палец к кнопке звонка, но не нажал на неё. Наверное, неправильно это всё, наверное, надо развернуться и уйти, оставив всё, как есть, не пытаясь ничего исправить. К чему эти бессмысленные хватания за прошлое? Разве там было лучше, чем сейчас, в настоящем?..
Ну, разумеется, лучше! Я не смогу с этим поспорить, ни один человек не сможет с этим поспорить. Если настоящее тяготит нас хоть чем-то, хоть самым маленьким грузом забот, а будущее страшит, обещая мало хорошего, то самым лучшим временем нам кажется прошлое. Да, именно там мы были счастливы.
Я не успел опомниться до того момента, как мой палец как-то самостоятельно нажал на звонок. Я вздрогнул от неожиданности, но решив, что упущенное мгновение уже не вернёшь, нажал на звонок ещё и пару раз ударил по двери кулаками.
Когда та открылась, я рассеяно улыбнулся, а адресат этой улыбки почему-то сердито сдвинул брови.
— Мне кажется, в прошлый раз мы сказали друг другу даже больше, чем нужно было, — прозвучал натянутый от напряжения женский голос.
— О, нет, Дианна, — проговорил я, качая головой, — я чувствую, что мне столько, столько всего нужно тебе сказать…
— Ну, ты много всего можешь сказать, когда пьян.
— Я не пьян.
— Если ты пришёл спорить — катись дальше. Ничего тебя здесь не держит.
Прелестная Дианна хотела закрыть дверь, но я помешал ей сделать это и, войдя в прохожую, захлопнул за собой дверь.
— Если бы меня ничего здесь не держало, — начал я, в упор глядя на испуганную девушку, — меня бы здесь и не было сейчас. Неужели ты не понимаешь, из-за чего я приехал к тебе?
Она молча смотрела на меня.
— Не понимаешь? — почти шёпотом переспросил я и, не дождавшись ответа, продолжил: — Да из-за того, что жить не могу! жить не могу без тебя!
Дианна отвернулась, чтобы не смотреть мне в глаза, но я, жёстко сжав её подбородок, развернул её голову обратно.
— Ты ничего сказать не хочешь, что ли? — не понял я, с недоумением нахмурившись.
— Я не хочу ни о чём говорить, — прошептала Дианна, глядя мне в глаза.
Я грустно смотрел на неё.
— Я вообще-то вернуться к тебе хотел, Дианна…
— Да кому ты нужен? — прозвучал её холодный голос. — И что ты мне можешь дать, кроме проблем, что?
— Я? Я… Просто ответь, пожалуйста, ответь… Ты всё ещё любишь меня?
Собеседница снова отвела взгляд, но я прежним движением заставил её посмотреть на меня.
— Есть ли смысл отвечать на этот вопрос, — начала Дианна, — если ты меня совсем не любишь?
— Когда я такое говорил? — с некой злостью в голосе спросил я. — Я такого не говорил! Я такого никогда не говорил!
— Твою любовь к другой я восприняла как нелюбовь ко мне. Или это неправильно? Ты ведь не любишь меня, Логан.
«К другой? — завертелись в голове судорожные мысли. — К какой другой? Кто это — другая?» Бросив эти размышления, я посмотрел на Дианну и забормотал:
— Если это единственная причина, по которой ты отталкиваешь меня… Чёрт возьми, Дианна, если тебе нужно это, я могу через каждое слово говорить, что люблю тебя! Могу каждую секунду говорить, что люблю тебя! Хочешь? Ты хочешь этого?
Она отвернулась от меня с каким-то отвращением, и я, обняв Дианну за талию, притянул к себе.
— Я люблю тебя, — прошептал я ей на ухо и свободной рукой сжал заднюю часть её шеи, — люблю, люблю, люблю, люблю…
— Хватит, — как-то неуверенно произнесла Дианна и оттолкнула меня, но я снова обнял её и коротко поцеловал в шею. Какое-то время она не сопротивлялась, точно пыталась понять, нравится ли ей всё это, но уже через мгновение решительно сказала: — Оставь это, Логан! Хватит!
Отпрянув, я с удивлением и разочарованием взглянул на неё.
— Нет уже ничего, — тихо проговорила она, заправив за ухо прядь волос. — Всё. Ничего не осталось.
Я почувствовал себя последним дураком на свете. За то, что я только что сделал и наговорил, стало невыносимо стыдно. Опустив грустный взгляд, я затаил дыхание и спросил:
— Совсем?
— Останься хоть что-то, я бы тебя не отталкивала…
Нельзя было придумать ситуацию более глупую, чем та, в которую я попал. О боже! Провалиться бы под землю, прямо в самый ад! Пытаясь осознать, насколько нелепо я выглядел в тот момент и насколько сильным было желание Дианны рассмеяться мне прямо в лицо, я медленно сел на пол.
— Но я даже рада, что так получилось, — сказала она с полуулыбкой на губах, точно совсем не понимала, что мне было невыносимо плохо. — Знаешь, кажется, я даже начала верить в справедливость.
Я смотрел перед собой не смыслящим взглядом. Дианна села на пол рядом со мной и взглянула на меня. Мне казалось, что не только от её тона, но и от неё самой веяло холодом.
— Врёшь ты всё, — вдруг сказал я, не глядя на неё. — Ты всё ещё любишь меня.
— Что? — засмеялась Дианна.
— Сейчас тебе нужно только ударить меня ниже пояса, да посильнее; ты хочешь, чтобы я чувствовал то же, что и ты тогда… Но достаточно. Можешь больше меня не обманывать.
— Я и не обманываю тебя, как ты не можешь понять? — внезапно разозлилась собеседница. — Не люблю я тебя больше! Не люблю!
— Попробуй сказать, что ничего не чувствуешь сейчас.
Сказав это, я поцеловал Дианну. Она не ответила на мой поцелуй, а когда я отстранился, она удивлённо и в то же время рассержено посмотрела на меня.
— Любишь? — спросил я, с силой сжав её плечи. — Любишь?
— Перестань, Логан… — ответила она, часто дыша. — Хватит. Я уже сказала. Ничего не осталось.
Я снова уставился в одну точку перед собой и угрюмо замолчал. Мне казалось, ничто в мире не было сильнее моего унижения.
— Мне стыдно, — прошептал я, нахмурившись. — Мне кажется, я сейчас умру от стыда. Да нет, даже не умру, а подохну, подохну, как гнида!
— Из-за чего тебе стыдно?
Я не понимал, о чём она меня спрашивала, не понимал, что надо было ответить. Кажется, я не понимал даже, что она сидела рядом со мной; все мысли слиплись в один тугой комок.
— Логан, — тронула меня за плечо Дианна, но я не почувствовал её прикосновения. — Ты что, а? Логан…
Я закрыл глаза и вздохнул.
— Логан, ты слышишь меня? Логан…
— Да, я слышу, — отозвался я и открыл глаза. — Что тебе нужно, Дианна?
Яркий свет вдруг ударил меня по глазам, и я, немного поморгав, посмотрел перед собой. Дианны уже не было, как и не было прихожей, где мы с ней сидели на полу. Передо мной было широкое окно, сквозь которое пробивался солнечный свет, а рядом, объятая лучами этого света, стояла Эвелин…
— Я не Дианна, — проговорила она, с оскорблением сузив глаза.
Я резко сел на диване, сбрасывая с себя остатки сна, и испуганно взглянул на Эвелин.
— Конечно, — сказал я, — я знаю. Да, Эвелин… Что ты хотела?
Она отступила от дивана на шаг и, опустив растерянный взгляд, тихо ответила:
— Завтрак уже готов.
И ничего больше не сказав, она ушла на кухню. Взявшись обеими руками за голову, я огляделся: я ночевал сегодня в гостиной Блэков. О, ведь точно! Этот дурацкий сон совсем сбил меня с ног, но теперь я отчётливо понимал, что происходило вокруг, и вспоминал, что было вчера. День рождения Изабеллы, её драка с Мэри, наш с Эвелин танец, потом какао и… поцелуй… О боже! Эвелин ведь сказала вчера, что любит меня!
От этого сладкого воспоминания у меня заныло в груди, и я начал ползать по дивану, точно искал что-то, что смогло бы отвлечь меня от этого воспоминания. О, я целовал её! Что это значит теперь? Могу ли я считать, что мы… что мы теперь вместе? Помнит ли Эвелин то, что было между нами вчера? Чувствует ли она то же самое, что и я?..
Глядя в сторону кухни, где была Эвелин, я отчего-то робел. Как мне нужно говорить с ней? Нужно ли поцеловать её, сказав «доброе утро»? Или она посчитает моё поведение неприличным, а мои намерения — слишком наглыми? Но я ведь назвал её другим именем! А девушки этого терпеть не могут! Чёрт, да как можно было назвать Эвелин Дианной? Выходит, я очень виноват перед ней…
Эвелин сидела за столом и ложечкой размешивала сахар в чае. Когда я вошёл, она даже не посмотрела на меня, и это только усилило моё чувство вины.
— Ты специально встала пораньше, чтобы приготовить этот завтрак? — спросил я, оглядывая блинчики, сырные сэндвичи и какое-то печенье, расставленные по столу.
— Не специально, — негромко ответила Эвелин, всё ещё не глядя на меня. — Я почти не спала сегодня ночью.
Сев напротив, я обеспокоенно посмотрел на неё.
— Почему?
— Не знаю, — пожала плечами моя избранница, — разные мысли не давали покоя.
Я постарался спрятать улыбку, расцвётшую на моём лице. Если Эвелин не спала почти всю ночь, значит ли это, что вчерашний вечер своеобразно повлиял на неё?
— Извини, что я так, — стыдливо сказал я, подвинув ближе к себе кружку чая.
— Как?
— Что назвал тебя Дианной... Я не хотел. Правда. Мне приснился не очень приятный сон.
— Сны про Дианну вызывают у тебя неприязнь?
— Не именно сны про Дианну, а само содержание этих снов. Ума не дам, как это всё пришло мне в голову…
Эвелин слабо улыбнулась, но я заметил нотку грусти, отразившуюся в этой улыбке. Какое-то время я пытался развлечь Эвелин разговорами, старался шутить, однако вскоре понял, что моя собеседница думает совсем о другом и что думы её глубоки.
— О чём ты думаешь? — поинтересовался я, страшась, что Эвелин всё не может забыть мой недавний промах.
Вздохнув, она подняла на меня взгляд.
— Просто пытаюсь понять, — начала она, — благодаря чему умирают человеческие воспоминания. Вот ты как думаешь?
Я в растерянности опустил взгляд. Что нужно было ответить, чтобы не обидеть её?
— Я не знаю, — сказал я, так и не найдя достойного ответа на её вопрос. — Честно. Не знаю.
— А что люди делают, чтобы намеренно убить свои воспоминания?
Этот вопрос почему-то насторожил меня, и я, натянув улыбку, пожал плечами.
— Ждут, наверное.
— Ждут, — повторила моя избранница и, переведя взгляд на свою кружку с чаем, задумалась. Она молчала пару минут. — Ты когда-нибудь старался их погубить?
— Старался, — нехотя признался я. — Эти попытки, должен сказать, ни к чему дельному не привели. Лучший убийца воспоминаний — это время. Со временем всё забывается.
— А воспоминания о человеке не всегда гибнут вместе с человеком, ведь правда?
— Правда, — несколько удивлённо ответил я. — Даже время не губит их, мы же помним, например, о людях, которые жили в прошлом, позапрошлом столетии, да и тысячу лет назад. Другое дело — воспоминания самого человека.
— А с ними что?
— Они как раз умирают вместе с самим человеком. Они были его, жили в нём, и он жил ими, а потом мгновенье — и уже ничего нет. Ни человека, который жил воспоминаниями, ни воспоминаний, которые жили в человеке. Говорю же, со временем всё забывается.
Эвелин, выслушав меня, улыбнулась.
— Когда-то и наши воспоминания навсегда умрут, — сказала она с не проходящей улыбкой.
Я несколько испуганно взглянул на собеседницу.
— Не нужно думать об этом, Эвелин…
— Как не думать о том, чему суждено случиться? — покачала головой она. — Ты ведь засыпаешь каждый вечер и каждый вечер думаешь о том, как проснёшься завтра утром, как встанешь, как продолжишь жить, видеться с друзьями, смеяться вместе с ними… Ты неизбежно думаешь о том, что будет.
— Да, но каждый вечер я думаю ещё и о том, что следующим утром я могу и не проснуться.
— Ты ведь всё равно думаешь о том, что будет.
— Но пробуждение не наступит. Значит, я думаю о том, чего в итоге не будет.
Эвелин засмеялась, и я, обрадованный её смехом, рассмеялся тоже.
— Глубже мыслить не нужно, — с улыбкой сказала она, — суть одна и та же.
— Может, ты и права. А о чём ты думала, засыпая сегодня?
Опустив глаза, она на несколько мгновений замолчала.
— О том, наверное, — начала Эвелин, заглянув мне в глаза, — о чём мы говорили с тобой перед сном.
Я затаил дыхание, но не решился больше ничего спросить и ничего ответить. Если Эвелин помнила наши вчерашние разговоры, значит, она помнила и поцелуй… Почему же она не заговорила об этом первая? Наверное, она просто была слегка смущена всем этим. Надо было дать ей время, чтобы свыкнуться с той мыслью, что наши с ней отношения поднялись с дружеского уровня и больше никогда не опустятся на него снова.
