сообщить о нарушении
Текущая страница: 90 (всего у книги 120 страниц)
Ссора оставила неприятный осадок у меня в душе, и я пожалел, что согласился ехать домой к Кендаллу. Я должен был понять, что с ним происходит что-то неладное ещё тогда, на барбекю у Мика, когда он с непозволительной наглостью пялился на Эвелин. О, поскорее бы увидеть её и избавиться от этих неприятных ощущений! Поскорее бы увидеть её!..
— Что это он, получается, — вдруг заговорил Джеймс, когда мы с ним пешком добирались до метро, — пытался… отбить у тебя Эвелин, что ли?
— Не знаю, чего он хотел, — мрачно проговорил я, глядя себе под ноги. — Только того, о чём ты говоришь, он никогда не добьётся! Он получит Эвелин исключительно тогда, когда меня не будет на этом свете! Если она не будет моей, то не будет ничьей.
— Ого, друг, это присвоение может плохо кончиться… Ты же в курсе, что она не будет всецело подчиняться тебе, да? Она человек.
Я, намереваясь избавиться от напряжения, крепко зажмурился.
— Я говорю совсем не о том, о чём думаю, — сказал я с досадой. — Мне нужно немного успокоиться… Просто слова Кендалла вывели меня из себя.
— Да он же пьяный! Вот увидишь, завтра он об этом разговоре и не вспомнит даже.
— Я тоже хочу поскорее забыть об этом. — Я вздохнул и, посмотрев на друга, спросил: — Лучше скажи, чего ты сам такой понурый?
— Разве? — Он попытался улыбнуться. — Всё же хорошо.
— Ладно, Джеймс, хватит меня обманывать! Да, соглашусь, что прежде я мало уделял внимания тебе и остальным, потому что с головой ушёл в наши с Эвелин отношения, но теперь ты от меня ничего не скроешь. Тот наш разговор вовсе не вразумил тебя, ты продолжаешь пить! Отвечай, что случилось? Дело же здесь вовсе не в том, что ты выражаешь протест запретам Изабеллы!
Он остановился и опустил задумчивый взгляд. Я остановился тоже и, нахмурившись, внимательно посмотрел на него.
— Да, ты прав, — тихо согласился со мной Джеймс, по-прежнему не поднимая на меня глаз, — ты прав… Я просто не хочу никому об этом рассказывать… не хочу, чтобы кто-то кроме меня знал об этом.
— Ну, ты уже начал рассказывать мне. Так что иди до конца.
Устало вздохнув, Маслоу пустил пальцы правой руки в волосы и опустился на скамейку, что стояла рядом. Вид у него был измотанный, будто он трудился без отдыха несколько суток подряд. Джеймс долго собирался с мыслями, вздыхая, хмурясь и держась за голову.
— Причина в Изабелле? — поинтересовался я, заранее зная, что он ответит.
— Помнишь, ещё в Мексике я рассказывал, что видел… видел, как она флиртовала с другим? Помнишь? — После моего утвердительного ответа он снова издал протяжный вздох и продолжил: — Тогда я болезненно перенёс это, но потом подумал: флиртует, ну и ладно, она ведь не предпочла его мне! Теперь же я подозреваю… что она зашла куда дальше безобидного флирта.
— Чего? — с отвращением переспросил я, ощущая, как умершая неприязнь к Изабелле снова оживает в моей душе. — Ты думаешь, она изменяет тебе?
— Тише, тише, не говори так громко! «Изменяет»… Пожалуй, слишком громко сказано.
Я сидел, уткнувшись взглядом в одну точку, и пытался осмыслить то, что Джеймс сказал мне. На неверность, особенно женскую, я всё ещё реагировал очень болезненно; стало необычайно горько и обидно за Маслоу. Он ничем не заслужил такого, ничем не заслужил…
— Я так и знал, Джеймс! — вдруг высказался я, посмотрев на друга. — Я сразу понял, какая она, сразу понял, что она вдребезги разобьёт твоё сердце! Разве я не говорил тебе? А? Я так и думал, что в вашем с ней сближении не было ничего настоящего! В ней сидит демон — жестокий и беспощадный!
— Логан… — удивлённо выдал ловелас в отставке, глядя на меня растерянными глазами, — зачем ты так о ней?
— Да она такая же, каким и ты был раньше, разве ты этого не понимаешь? Если ты расстался с прошлой жизнью, изменился ради Изабеллы, то она на такие поступки не способна. Она никогда не станет такой, какой ты хочешь видеть её, потому что у неё в голове один ветер! Не обижайся, Джеймс, но так оно и есть. Слово «верность» ей незнакомо.
— Ты резок, — с какой-то холодностью отрезал он. — Я ведь даже не поймал её за руку, ни разу! Ты не можешь так говорить о ней… Я люблю её, и, чёрт, попробуй сказать ещё что-нибудь о её легкомыслии, и я забуду, что мы с тобой лучшие друзья!
Я смотрел на Джеймса с каплей стыда во взгляде. На самом деле! он ещё ни слова не сказал о прямой измене Изабеллы, а я уже столько наговорил о ней…
— Но почему ты такой подавленный? — спросил я, с недоумением сузив глаза. — Твои подозрения, они ведь не без основания?
— Да. — Он помолчал, хмуро глядя вниз. — Просто я слишком хорошо знаю её подруг, в компании которых она часто выпивает… Я знаю, у них у всех есть парни, у некоторых даже мужья, но они всегда позволяют себе позаигрывать с другими, даже… Фу, бл…, мне и говорить противно! — Джеймс сплюнул и, поморщившись, продолжил: — Да, знаю, я никакой парень, если думаю, что и моя Изабелла уподобляется своим подругам, но чёрт! Недели две назад она приехала от них пьяная и… без нижнего белья.
Я сжал зубы и с сожалением посмотрел на друга, стараясь показать, что мне, как и ему, неприятно слышать это. Признаться, в глубине души я искренне огорчился. Наверное, мне до последнего хотелось верить, что в Изабелле есть хоть капля благородства, и теперь я только больше разуверился в способности девушек хранить непорочную верность своему возлюбленному. Да, это действительно было ужасно! Подумав о том, что сделала с Джеймсом Изабелла, я ещё больше ощутил тоску по Эвелин. Как же я скучал по ней, по своей прелестной возлюбленной, которой точно никогда и в голову не придёт то, о чём мы с Маслоу сейчас разговариваем!
— И как она объяснила это? — спросил я, внимательно наблюдая за реакцией друга.
— Как, как? Пьяная она была, еле два слова вместе связывала! Объяснила всё какой-то нелепицей, боже, я не знаю…
— Да как ты можешь так ласково говорить с ней по телефону после этого? Уму непостижимо! Прежний ты не стал бы этого терпеть, не стал! Ты совсем по-другому относился к этому прежде… Я тебя не узнаю.
— Я себя тоже… Знаешь, во имя любви стоит меняться. Прощение — это мужество.
— Мужество? — переспросил я, начиная злиться на Джеймса за его легкомыслие и глупость. — Оно заключается вовсе не в этом! Да и не можешь ты её простить, потому что она попросту не знает, что виновата! В твоих поступках, чёрт побери, трусость и нежелание вызвать её на откровенный разговор, а не мужество.
— Ты не думал, что за этим стоит страх потерять её?
— Это не страх, это жалость к себе. И вместе с тем неуважение, ты ведь позволяешь ей себя обманывать! И обманываешься сам, воображая, что принимаешь её ложь!
— Отношения — это доверие, Логан…
— Господи, очнись! Отношения — это равенство и честность, никакого унижения! Я не верю, что ты говоришь это, это не твои мысли… Будто Изабелла околдовала тебя, Джеймс, пожалуйста, подумай обо всём этом! Мне обидно за тебя.
Он молчал, а я с сожалением смотрел на него. Где же прежний Джеймс? Я хочу видеть в нём прежнюю решительность, хочу, чтобы он, как и раньше, с достоинством относился к самому себе. О, Изабелла, что она сделала с ним?..
— Почему ты просто не спросишь её об этом? — спросил я угрюмо. — Боже, почему просто не поговорить? Неужели ты хочешь тупо молчать всё это время и мучиться?
— Я не хочу спрашивать у неё, — задумчиво проговорил он, — потому что её ответ… А что, если она ответит, что спала с другим? А? Что я тогда буду делать? Я не хочу ни о чём говорить! Не хочу этого слышать!
— Хватит отвечать мне строчками своих песен, Джеймс. Тут всего два варианта: либо ты говоришь с ней обо всём, либо продолжаешь унижаться. Выбирай сам.
— Не понима-ае-ешь, — завыл Маслоу, пряча лицо в ладонях, — не понимаешь меня, Логан… Как же ты не понимаешь?..
Я, потеряв надежду на то, что сумею переубедить друга, грустно опустил глаза. Это разочарование всего немного уступало по силе тому, которое я ощутил в Мексике; в одно мгновение это разочарование переросло в отчаяние, и я, мало обдумав свои намерения, вдруг выпалил:
— У неё есть дочь.
Я прижал ладонь ко рту, будто испугался, что скажу ещё что-нибудь ужасное. «Ну куда, куда ты с этим? — мысленно упрекал себя я. — Разве не видишь, что ему и без того не очень хорошо, хочешь совсем добить его? Вправе ли ты был вообще рассказывать ему об этом? Боже!»
Мои ожидания непредсказуемой реакции Маслоу не оправдались: услышав моё признание, он печально улыбнулся и сказал:
— Я знаю.
— Знаешь? — округлив глаза, переспросил я. С одной стороны, мне немного полегчало от того, что эту не самую радостную новость Джеймс узнал не от меня, но с другой… — Ты не рассказывал нам об этом… Ты молчал!
— Да! — внезапно повысил голос он. — А что мне нужно было сделать? Заказать огромную рекламную вывеску с надписью «У моей девушки есть дочь», так, что ли? — Он помолчал и, нахмурившись, спросил: — Стой, а ты откуда знаешь?
— Она мне сама рассказала. После вечеринки в честь её дня рождения. Но Джеймс, как ты относишься к этому? Это же так… я даже не знаю, это так… странно.
— Санни — дочь того молодого человека, с которым у Изабеллы не сложились отношения. Это был незапланированный ребёнок, они оба были так молоды для детей… Всё вышло сложно, и Изабелла, хотя давно не любила своего бывшего, не стала убивать ребёнка. Ну, он, по крайней мере, не стал отказываться от него… Санни, как оказалось, нужнее отцу, чем матери. Я думаю, Изабелла просто ещё не созрела, в ней ещё не проснулась настоящая мать… Кто знает, может быть, мы с ней когда-нибудь обзаведёмся долгожданным и любимым ребёнком, но теперь я не чувствую, что она готова…
Я попытался представить эту семью, но у меня ничего не вышло: плохо представлялся Джеймс в роли отца, но ещё хуже — Изабелла в роли матери.
— И что, ей совсем не нужна дочь? — поинтересовался я.
— Совсем? Нет, нет… Она почти каждый день говорит о Санни, звонит своему бывшему, спрашивает, как она там… Она её любит. И, вообще-то, в это воскресенье её бывший пообещал привезти Санни в Эл-Эй. Изабелла видится с ней раз в два месяца, им обеим, как мне кажется, эти встречи необходимы.
— Она будет жить в твоём доме?
— Это всего на пару дней. К тому же мне интересно посмотреть на неё, я уверен, что Санни — это уменьшенная копия Изабеллы!
— И у тебя нет никаких неприятных чувств к этому ребёнку? — спросил я, думая, что, наверное, не сумел бы так же благосклонно относиться к дочери своей возлюбленной, как это делал Джеймс.
— Чем Санни заслужила эти чувства?
— Ничем, просто…
— Просто мне должен быть неприятен тот факт, что я у Изабеллы не первый, — с лёгкой улыбкой проговорил Джеймс. — Да? Ты это хотел сказать?
Я молча взглянул на него.
— Не сравнивай меня с собой, — произнёс друг, не прекращая улыбаться, — у нас с тобой на это, кажется, противоположные взгляды. Ребёнок — это ещё не самое страшное, что может случиться с человеком, правда.
На следующий день, в субботу, я утром же поехал к Блэкам: уж очень сильно я истосковался по Эвелин, уж очень сильным было ощущение, что я должен видеть её. Миссис Блэк, открывшая мне дверь, поприветствовала меня сухим кивком и, бросив торопливое «Заходи», села за кухонный стол, на котором были разложены бумаги.
— Эвелин дома? — спросил я с уже знакомой робостью, заглядывая на кухню. Эту робость я ощущал каждый раз, когда приезжал к Блэкам: мне казалось, что я мешаюсь родителям Эвелин, что моё присутствие сильно напрягает их.
— Да-да, она у себя в спальне…
Ни слова больше не сказав, я поднялся на второй этаж. Когда я вошёл в спальню к Эвелин, она сидела за столом и писала что-то в тетради.
— Уже не спишь? — улыбнулся я, увидев её. Присутствие моей возлюбленной могло развеять все заботы, которые рождались в другом, внешнем мире. Она была солнцем, освещавшим мрачный путь моей жизни и разгонявшим тучи, ежедневно сгущавшиеся над моей головой. Когда я был с Эвелин, то оказывался будто в другом мире, в котором не было подлости и корысти, но в котором были только добро, честность и благородство.
— О, Логан, — в свою очередь обрадовалась моя возлюбленная и, подойдя ко мне, обняла меня, — как хорошо, что ты приехал, как хорошо…
И она поцеловала меня сначала в одну щёку, потом в другую.
— Мама ещё не уехала? — спросила Эвелин, снова сев за стол.
— Нет. Мистер Блэк не дома?
— Он уехал ещё ранним утром, — сказала она таким тоном, точно жаловалась мне на своих родных. — Мама осталась, она обещала отвезти меня к доктору… но я хочу, чтобы она тоже уехала, я лучше поеду в больницу одна, чем с кем-то из них.
— Почему? — грустно спросил я, присев рядом с ней. Каждый раз, когда она злилась на своих родителей, я вспоминал своих, которые были за многие километры от меня, и думал, что никогда не сумел бы говорить о них таким тоном. Не знаю, в чём именно было дело: во мне или в моих родителях.
— С тех пор, как уехала Уитни, они начали подстраивать свои графики так, чтобы я ни на минуту не оставалась одна; будто они сидят дома с заболевшим ребёнком!
— Разве это плохо?
— Плохо то, что они раньше этого не делали. Да и теперь они относятся ко мне так, будто я являюсь помехой, мешающей им жить и заниматься тем, что им действительно нравится! Действительно, кто я такая, чтобы отвлекать их от работы, важнее которой нет ничего на свете? Всего лишь дочь!
Я взял её за руку, чтобы дать понять, что поддерживаю её.
— Боже, почему я не живу одна? Их мнимая забота давит на меня сильнее, чем на меня давила искренняя забота Уитни! Я мечтаю, чтобы она вернулась обратно, чтобы она жила здесь, в соседней комнате, а не на другом конце города!
— Скучать по прошлому бывает опасно, Эвелин…
— А как по нему не скучать, если в нем было гораздо лучше, чем теперь?
— Тебе не хорошо со мной? — спросил я оскорблённым тоном и отпустил её руку. Вообще-то, по правде сказать, я не собирался задавать таких вопросов, я их не любил.
Эвелин взглянула на меня, и её рассерженный взгляд смягчился.
— Нет, Логан, прости, прости, — заговорила моя возлюбленная, схватив меня за руку, — я обожаю тебя. Извини, я просто не подумала перед тем, как сказать…
Прежде, чем я успел ответить что-то, с первого этажа послышался голос миссис Блэк:
— Эвелин, дорогая, долго мне ещё ждать, пока ты соберёшься? Моё время не резиновое.
— Вот видишь? — шёпотом спросила Эвелин, взглянув на меня с сожалением в голубых глазах. — Я не тот человек, которому она добровольно может уделить внимание. Я лишь та, кто занимает её время против её воли…
— Давай я отвезу тебя в больницу? — предложил я, немного подумав. — Миссис Блэк не придётся тратить свои рабочие часы, а мы с тобой проведём больше времени вместе.
Эвелин печально улыбнулась и, положив руку на моё плечо, нежно поцеловала меня в щёку.
— Спасибо, дорогой. Так… О чём мы сейчас говорили?
— О том, что ближайшие часы проведём вместе. — Я, обрадованный обращением «дорогой», тоже поцеловал свою возлюбленную и улыбнулся. — Поехали?
Около получаса я просидел в коридоре, ожидая, пока закончится сеанс невролога. Но когда Эвелин вышла из кабинета, она сказала, что впереди у неё ещё электросонтерапия.
— У тебя не было никаких планов? — извиняющимся тоном спросила моя возлюбленная. — Я, наверное, столько времени у тебя занимаю…
— О чём ты? Когда я с тобой, у меня нет никаких планов. — Слабо улыбнувшись, я приобнял её за талию и поцеловал в макушку. — Иди. Я буду ждать тебя здесь.
В то время, когда моя возлюбленная была на сеансе электросонтерапии, я решил зайти в кабинет к мистеру Чейзу, неврологу Эвелин.
— А, мистер Хендерсон? — сказал невролог, увидев меня. — Это вы привезли Эвелин?
— Да.
— Рад снова видеть вас.
— Взаимно, — улыбнулся я. — И да, можете называть меня просто Логаном.
Я сел напротив него и изучающим взглядом окинул кабинет.
— Я заметил, что Эвелин уже долгое время не приезжает сюда вместе с Уитни, — сказал мистер Чейз, откладывая в сторону какие-то бумаги. — Всё чаще с мамой или папой или вот с вами… Меня всё интересовал этот вопрос, но Эвелин упорно молчит, не хочет даже говорить об этом.
— Не думаю, что вправе рассказывать, — сказал я со вздохом, — но Уитни больше не привезёт сюда свою сестру. У неё семья.
— Ах, вот оно что, — улыбнулся невролог, — я-то уж думал, что… Да и не важно. Знаете, может, это и хорошо, что именно вы теперь будете заботиться об Эвелин. Любовь — необыкновенная штука. Ни я, ни вы — никто не знает, какие вещи она способна сотворить.
Я с улыбкой покивал.
— Давно вы её знаете? — поинтересовался мистер Чейз, взглянув на меня поверх очков.
— Месяцев девять.
— О, так вы застали мисс Блэк в благоприятный период развития её болезни!
— Благоприятный?
— Да, я начал с ней работать ещё пять лет назад, когда ей исполнилось восемнадцать. Поверьте, вам очень повезло, что вы не застали её в тот период… Она и читать-то научилась только к семнадцати годам: её мозг отказывался запоминать всякую информацию. Воспоминания хранились в её голове только минут пятнадцать — двадцать, а потом она будто бы начинала жить заново, узнавала этот мир по новой.
