сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 120 страниц)
— Нет, — ответил за двоих ПенаВега, когда Шмидт был готов ответить бесповоротное «да!». – Нет, но тебе действительно не мешало бы разобраться со всем тем, что долгое время копилось у тебя внутри. Я понимаю тебя, Логан, поверь, однажды я даже пытался поставить себя на твоё место, и это было ужасно. Я представляю, насколько тебе было больно, представляю, насколько страшными были твои мучения, но попробуй теперь поставить себя на наше место. Вот уже полгода как мы перестали видеть тебя таким, каким ты был раньше. Слушай, иногда тебе просто стоит остановиться и подумать: «А как себя чувствуют они?» Логан, я не верю, что у тебя остались чувства к Чарис, но даже если они есть, тебе стоит отпустить её. Судьба не дала вам быть вместе, а значит, так тому и быть. Прими наконец правду и смирись с ней.
Я долгое время смотрела в глаза Карлосу, размышляя над его словами. Не знаю, был он прав или нет, не знаю, где скрывалась настоящая правда, но его речь пробудила в моей душе лишь холодное пламя неприязни.
— Хватит говорить так о нём, — снова вступился за меня Джеймс, — не делайте из него животное, у него есть душа, и он очень чуток к проблемам других! Я соглашусь, что за эти полгода он сильно изменился, но я не позволю вам оскорблять Логана. Поймите человека, в конце концов. Мы не знаем и не понимаем, насколько глубоки были его страдания.
— Во-первых, — начал Кендалл, приподняв вверх брови, — перестань защищать Логана, ты не его старший брат. Во-вторых, с какой стати ты внушаешь нам что-то о понимании? Разве не ты последние полгода добиваешься того, чтобы он раз и навсегда забыл свою шлюху? Разве не ты говорил, что это глупо, столь долго и продолжительно страдать по ней?
— Говорил, — подтвердил ловелас, — да, я говорил это, но тогда я ещё не знал наверняка, что такое любовь и каково это, любить по-настоящему. Сейчас я в полной мере могу осознать всю боль, что причинила ему Чарис, и тем более вы сами знаете, как я отношусь к изменам со стороны девушки.
— Стоп, — вклинился в беседу я, — вам не кажется, что вы зашли слишком далеко?
— Слишком далеко? — переспросил Карлос. — Я-то думал, что мы лучшие друзья и что у нас нет запретных тем для разговоров.
— Это ты говоришь «лучшие друзья»? — переспросил Джеймс, саркастически усмехнувшись. — О какой к чёрту дружбе может идти речь? Особенно после того, что вы тут наговорили?
— Мы не сказали ничего лишнего, — сурово проговорил ПенаВега, — а вот твоя агрессия и гнев не обоснованы.
— Ты хочешь, чтобы я обосновал их?
Джеймс с готовностью поднял руку, но Мик встал между ловеласом и Карлосом.
— Никаких мордобоев, — прозвучал строгий голос менеджера, — и никаких делений бой-бэнда. Ссоры, драки, выяснения отношений — это никому не нужно. Особенно нам. Особенно сейчас.
— Странно слышать это от человека, который сегодня своим поведением чуть не лишил Берлин нашего концерта.
— Чёрт, да закрой свой рот! — не выдержал Шмидт. — Хватит уже, хватит, пожалуйста, строить из себя жертву!
— Если я тебя так сильно не устраиваю, — сдержанно начал я, медленно приближаясь к немцу, — то почему ты молчал все эти полгода?
— Я не молчал, Логан, я предпринимал попытки спасти тебя. Но ты упрямо лез в эту пучину по имени Чарис!
— Попытки спасти меня? То есть постоянные напоминания о содеянном и непрекращающиеся упрёки — это ты называешь спасением?
— У каждого разный взгляд на это, Логан. Я делал то, что было в моих силах, для этого, как мне казалось, и существуют друзья. А ты думал о друзьях? Ах, нет. Ты никак не мог отвлечься от мыслей об этой шлюхе, бедняжка.
Слова Кендалла вывели меня из себя, и я буквально почувствовал, как весь гнев, вся ярость, что долгое время копились в моей душе, вырвались наружу. Я с бешеной силой ударил Шмидта по лицу.
— Логан! — одновременно закричали Карлос и Мик.
— Зачем? — спросил ПенаВега, опустившись на колени рядом с упавшим на пол Кендаллом и придерживая его голову. — Он не сказал ничего плохого! Это его точка зрения!
— Его точка зрения должна доказывать его мнение, а не причинять вред близким людям.
— Ты сам много раз называл Чарис шлюхой, чем же слова Кендалла отличаются от твоих?
— Тем, что мне никогда даже в голову не приходило предавать свою любовь. А ему пришло! И прошу заметить, что даже любви там никакой не было.
Кендалл сидел на полу с разбитым носом. Он прижимал окровавленную руку к лицу и смотрел на меня, слегка прищурившись.
— Так, — с недовольным вздохом произнёс Мик, — я видел много ваших ссор, но в этой вы действительно зашли далеко. — Менеджер взял со стола тарелку, в которой до этого лежали спелые красные яблоки, и протянул пустую посуду Кендаллу. — Держи голову над тарелкой, дождись, пока остановится кровь, и ни в коем случае не запрокидывай голову назад. Сейчас я скажу Кларку, чтобы он принёс что-нибудь холодное.
Мик вышел на минуту, чтобы разыскать своего помощника, а я и Кендалл обменялись гневными взглядами.
— Я второй раз в жизни разбиваю нос, — со злостью прошептал немец, — и оба раза — по твоей вине.
— Уже второй раз, Кендалл, а ты до сих пор не научился думать, прежде чем говорить.
Вернувшись в гримёрную вместе с Кларком, в руках которого я увидел пакет со льдом, Мик окинул нас четверых отцовским взглядом. Менеджер был недоволен, но глаза его смотрели грустно и опечаленно.
— Немедленно извинитесь друг перед другом, — сказал он, сурово указав пальцем на пол, — я не знаю, кто виноват и кто это начал, но вы все наговорили друг другу много неприятных вещей. И уместнее будет, если вы извинитесь одновременно, тогда никому не придётся переступать через свою гордость. Ну, давайте вместе. На счёт три. Раз, два, три…
Но мы молчали. Мик вымученно вздохнул.
— Я устал от вас, — сказал он. — Вы просто не можете не разговаривать друг с другом, потому что у вас важный мировой тур!
— Если честно, Микки, — тихо начал Джеймс, — с тобой мы тоже не хотим разговаривать. И, кажется, извиняться нужно не одним нам.
Мик озадаченно смотрел на ловеласа. Кларк прикладывал к разбитому носу Кендалла пакет со льдом.
— Вместо того чтобы пытаться помирить нас, — продолжал Маслоу, — подумай над своим поведением. Может, это нам с парнями нужно мирить тебя и Логана, м?
Мик перевёл взгляд на меня, но я не смотрел в его сторону. В помещении была идеальная тишина, слышно лишь было, как кровь капала прямо в тарелку из носа Кендалла.
— Поедем в аэропорт, Логан, — устало бросил Джеймс, поняв, что продолжения разговора можно не ждать, и взял с дивана свой рюкзак. — Я не хочу ехать с ними в одном автомобиле. Поймаем такси.
— Поездка с вами в одном лимузине доставит нам не больше радости, — бросил нам в спину немец. — Катитесь отсюда ко всем чертям.
Когда мы ехали в такси, Джеймс сказал:
— Это действительно было чересчур. Может, они сейчас осуждают тебя, но ты не думай об этом. Я тебя поддерживаю. И поверь, на твоём месте я бы поступил точно так же.
— Спасибо, Джеймс. Поддержка — это как раз то, в чём люди нуждаются больше всего на свете.
Мы прилетели в Мадрид в семь часов вечера. За всё время полёта ни я, ни Джеймс ни слова не сказали Мику, Карлосу и Кендаллу. Нос Шмидта слегка распух от моего вчерашнего удара, и эта опухоль вовсе не выгодно смотрелась у него на лице.
— Чёртовы перелёты, — жаловался Джеймс, когда мы с ним шли в наш номер, — голова болит так, что застрелиться хочется.
— Ты сейчас ляжешь спать?
— Да, постараюсь проспать до завтрашнего утра. Ты тоже?
— Нет, не могу сейчас спать, хотя очень устал. Поеду, посмотрю город.
— Тебе нужен переводчик?
— Я кое-что знаю на испанском, так что всё нормально.
Джеймс прислонил свой чемодан к стене и принялся открывать дверь номера ключом.
— Куда именно ты поедешь? — спросил друг, зайдя в помещение и включив верхний свет.
— Пока не знаю. Думаю заглянуть в один из баров.
— Пить собрался?
После моего утвердительного ответа Маслоу с упрёком на меня уставился.
— Что? — не понял я.
— Логан, я не уверен, что алкоголь — это то, что тебе сейчас нужно.
— Не говори со мной, как с маленьким, я прекрасно осознаю, что делаю.
— Ты помнишь, как ты вёл себя вчера? И это ты был абсолютно трезвый!
— Да я всё прекрасно помню! — повысил голос я. — Просто мне действительно нужно немного расслабиться. Будь спокоен, Джеймс, я не собираюсь ни с кем разговаривать. Я только немного выпью и сразу же вернусь в отель.
Маслоу расстелил свою постель.
— Только не говори мне потом, что я тебя не предупреждал. Потому что я прекрасно знаю, что делает с тобой алкоголь.
Я улыбнулся, не приняв его слова всерьёз. Пока друг раздевался и укладывался в постель, я смотрел в окно. Небо уже приобрело красно-золотые оттенки, солнце спряталось за высокий небоскрёб. Это было идеальное время для того, чтобы хорошенько изучить город и получше рассмотреть его.
Первым мне на пути встретился музыкальный бар «Honky Tonk», и я, ни минуты не думая, зашёл в него.
Сегодня здесь была вечеринка, на сцене расположилась неизвестная мне музыкальная группа. Справа от площадки тянулась барная стойка, за которой сидели несколько человек. Основная масса народа стояла у сцены, кто-то танцевал, кто-то подпевал, кто-то ел и разговаривал с собеседником, сидя за дальними столиками на диванах. Здесь было шумно, и я чувствовал: это то, что мне сейчас нужно.
Разместившись за барной стойкой рядом с совсем трезвым парнем, я прищурился и попытался прочесть меню. Но в баре было слишком темно, и я мало что видел.
— Привет, — по-испански поздоровалась со мной бармен, женщина весьма зрелого возраста. — Чем могу помочь?
— Мне нужно выпить, — также по-испански ответил я. — Посоветуйте что-нибудь, я в первый раз здесь.
— В первый раз? — осведомился тот трезвый парень, что сидел рядом со мной. — Разреши, я тебе помогу.
Я бросил вопросительный взгляд на бармена, и она, слегка улыбнувшись, пожала плечами.
— Я Белтрэн, — представился парень, протянув мне руку для рукопожатия, — можно просто Белт.
— Логан.
Мы пожали друг другу руки, и я заметил, как изменился взгляд испанца.
— Ты из Америки? — спросил он на чистом английском.
— Да, — машинально ответил я по-английски. — Это так заметно?
— Если судить по твоему слегка ощутимому акценту и имени, то да.
— А почему ты говоришь по-английски? Насколько я знаю, испанцы не очень хорошо относятся к нашему языку.
— Раньше я работал швейцаром в одном из отелей, а там без английского никуда. Сейчас место работы я уже сменил, но знания никуда не делись. Ты ведь будешь не против, если я буду говорить с тобой по-английски?
— Конечно, нет. О чём речь?
— Если всех всё устраивает, тогда мы можем приступить к делу. Так, — продолжил Белт, в нетерпении потерев ладони, — ты в первый раз в Мадриде, правда?
— Правда. И мне хотелось бы выпить чего-нибудь крепкого.
— Проблемы? Понимаю. Я тоже часто прихожу сюда, чтобы немного забыться.
Белт слегка приподнялся на стуле и вгляделся в список напитков.
— Одэлис, — обратился мой новый знакомый к бармену, — можно нам две «Крови дьявола»?
— Ну, разумеется, Белти.
— «Кровь дьявола»? — переспросил я со слабой улыбкой. — Звучит жутковато, но интересно.
Белт засмеялся.
— Сангрия, иначе говоря, — пояснил испанец. — Крепость у него средняя, но с него можно начать. Обычно в сангрию добавляют ликёр или бренди.
Вскоре Одэлис поставила перед нами два широких стакана, наполненных напитком густого красного цвета. В содержимом плавали фрукты: нарезанная клубника, дольки лимона и лайма, персик, виноград — и кубики льда. Сверху лежали листья мяты.
— Благодарю, — по-испански произнёс я и, взяв в руки стакан, принялся на свету рассматривать его содержимое. — Интересно. Теперь я понимаю, почему сангрию называют «Кровью дьявола».
— Только не ешь эти фрукты, их кладут в сангрию лишь для вкуса.
«Кровь дьявола» действительно оказалась вкусным напитком. Белт сказал, что он приходится в самый раз в жаркий испанский день.
— Что ты делаешь в Мадриде, если не секрет? — спросил меня новый знакомый, пока мы с ним распивали сангрию.
— Я прилетел сюда с друзьями, — решил не вдаваться в подробности я.
— Где же они?
Я вздохнул, вспомнив о Кендалле, Карлосе и Мике.
— Мы с ними не сошлись во мнениях и немного повздорили. Я решил переждать неблагоприятную обстановку в баре. А что ты делаешь здесь один?
— Я должен был встретиться с одной сеньоритой, но она, к моему великому сожалению, не пришла.
— Почему?
— Не знаю. Может, появились какие-то неотложные дела, она меня об этом не предупредила.
— А давно вы с ней вместе?
— Мы не вместе, — с грустной усмешкой сказал Белт, — сегодняшняя встреча должна была быть нашим первым свиданием.
— Оу, — вырвалось у меня, и я с сочувствием поднял брови, — соболезную.
— Да забудь. Не так уж это было важно.
Когда мы допили сангрию, Белт сказал:
— Сейчас мы выпьем кое-чего покрепче. Одэлис, — снова обратился мой новый знакомый к бармену и снова по-испански, — теперь нам две розовых кавы типа брют не менее пятнадцати месяцев выдержки.
Бармен принялась за наш заказ, и Белт быстро мне улыбнулся.
— Каталонское игристое вино, — объяснил он, отодвинув от себя пустой стакан из-под сангрии. — Двенадцать процентов крепости, самое то после сангрии.
— Слушай, а у нас завтра голова не будет болеть? — поинтересовался я, наблюдая за действиями бармена. — Всё-таки смешивать напитки…
— Это того стоит, Логан. Лично я обожаю алкоголь, который производят у нас в Испании. Но я надеюсь, твои впечатления об этой стране не испортятся головной болью.
Когда нам подали каву, которой были заполнены хрустальные фужеры, мы с Белтом продолжили разговор.
— Похоже на шампанское, — сказал я, отведав немного кавы, и, сам не знаю почему, добавил: — Моя бывшая обожает шампанское.
Сделав глоток игристого вина, Белт поставил фужер на стойку, и его губы расплылись в слабой улыбке.
— Бывшая? — поинтересовался он. — Значит, есть нынешняя?
— Нынешняя? Нет, к счастью. А может, и к сожалению.
— Нет? Но... кто-то на примете хотя бы есть?
Я растерянно пожал плечами, действительно не зная, как ответить на этот вопрос.
— А, понимаю, — покачал головой Белт, — не взаимные чувства — это всегда неприятно.
— Да нет никаких не взаимных чувств, — вдруг выпалил я. — По крайней мере с моей стороны.
— Бедная девочка, — проговорил Белт, уставившись в пол. — Надеюсь, ты не слишком с ней жесток?
— Нет. Она вообще ни разу не признавалась мне напрямую.
— Тогда с чего ты взял, что у неё есть к тебе чувства? К тому же не взаимные?
Мне пришлось рассказать Белту об Эвелин, о том, кто она есть и что вообще происходит с нашими отношениями.
— Тяжёлый случай, — подытожил мой новый знакомый, уже допивая каву. — А что, если спросить её об этом в лоб?
— Нет, — мотнул головой я. — Это как-то неприлично.
— Конечно, гораздо приличнее лишь догадываться о чувствах и молчать, делая вид, что ничего не замечаешь.
Я тоже допил каву.
— Пока что мне легче поступать именно так.
В баре становилось жарко, я чувствовал, как краснело моё лицо. Выражение лица Белта изменилось тоже, его взгляд стал более рассеянным.
— Что ж, теперь перейдём к тридцати процентам, — сказал Белт и обратился к бармену. — Одэлис, дорогая, нам, пожалуйста, бутылочку виноградного агуардиенте, две рюмки и нарезанный дольками лайм.
— Агуа… что? — рассмеялся я, и Белт улыбнулся в ответ. — Мне бы для начала выговорить название…
— Не парься, Логан, называй агуардиенте простой испанской водкой.
— Тридцать процентов, говоришь?
— Да, это минимум. На самом деле процент крепости испанской водки может доходить до восьмидесяти процентов.
— Ого… — протянул я, заинтересованно уставившись на танцующую толпу, собравшуюся перед сценой. — Почему бы нам не заказать потом аргуа… агруа… испанской водки покрепче, м?
— Ты уверен? — с усмешкой спросил Белт. — Завтра утром я тебе гарантирую адскую головную боль.
— Мне уже всё равно. Я хочу, хочу, чёрт возьми, чтобы физическая боль заглушила мою душевную. Боль в висках перенести легче, по крайней мере можно выпить таблетку, и всё пройдёт.
«Есть, конечно, лекарство от душевной боли, — с грустью подумал я, — но моё лекарство временно на меня не действует».
Когда нам подали испанскую водку, Белт налил немного в рюмки и подал мне одну из них.
— Тогда выпьем же за то, чтобы у нас ничего не болело, — сказал он, — ни душа, ни голова, ни всё прочее.
