сообщить о нарушении
Текущая страница: 91 (всего у книги 120 страниц)
— А сейчас? — спросил я упавшим голосом. Сердце билось где-то в животе.
— Сейчас мы достигли успехов: её память удерживает отдельные моменты по часу, иногда по полтора. Эвелин даже сумела выучить три стихотворения, и она помнит их до сих пор.
— Стойте, вы хотите сказать, что любые её воспоминания умирают каждый день? Каждый час?
— Не возьмусь утверждать, что абсолютно любые: многие воспоминания могут задержаться в долговременном отделе мозга и на недели, и на месяцы, так что… Но, по сути дела, Эвелин живёт в мире чужих воспоминаний. Многие вещи она не помнит доподлинно, она знает о них лишь благодаря напоминаниям близких или записям в её ежедневниках.
У меня закружилась голова, и, мне кажется, если бы я не схватился за край стола, то точно рухнул бы на пол. О, дьявол! За что мне это? Неужели Эвелин не любит меня? Если она и любила меня когда-то, то теперь этих чувств не было, они исчезли вместе с её воспоминаниями обо мне и больше никогда не возродятся из пепла! А когда она признавалась мне в любви, то, получается, врала?.. Нет, нет, нет, не может быть такого! Она не могла врать мне!
Но, с другой стороны, невролог сказал, что не любые воспоминания исчезают бесследно… Может быть, если её чувства ко мне были истинной любовью, то они выдержат и этот сокрушительный удар?.. Непонятно откуда взялось отвращение к самому себе. Эвелин не любит меня, — но для чего она со мной? Не пытаюсь ли я удержать её рядом с собой только для того, чтобы не страдать от безответной любви? Не заставляю ли её любить меня?.. О, как же больно думать об этом!
— Вы молодец, что поддерживаете её, — сказал мистер Чейз, будто вовсе не замечая моего состояния. Мне кажется, я выглядел как человек, в одно мгновение потерявший всё, что у него было; мне кажется, моё лицо в то мгновенье не выражало ничего, кроме разочарования и бешеного отчаяния. — Должно быть, отношения с Эвелин необычайно тяжелы. Не каждый такое выдержит.
— Ну, вы сами сказали, что любовь способна на многое, — тихо сказал я и даже не услышал своего голоса.
— Да. Когда что-то зажигает душу человека, для него всё становится возможным.
Какое-то время мистер Чейз ничего не говорил. Я молчал, с ужасом глядя на пол, и обдумывал то, что услышал от невролога несколько минут назад. Сколько ещё мне придётся мучиться этим? Сколько ещё придётся разочаровываться, расстраиваться, сколько ещё я буду убеждать себя, что любовь Эвелин ко мне живёт в её сердце, а не в её голове?.. Боже, выдержу ли я всё это?
— Что я должен делать? — спросил я, не поднимая глаз.
—Не хочу вас обнадёживать, но болезнь Эвелин, кажется, начинает отступать, пусть и малюсенькими шажками. Электросонтерапия идёт ей на пользу, да и новые препараты дают колоссальные результаты. Но амнезия — вещь непредсказуемая, прежние воспоминания могут возвратиться к Эвелин на какое-то время или вовсе навсегда. Я знаю, что у неё есть несколько ежедневников, где она записывает всё то, что с ней происходит. Как думаете, почему она знает, что эти ежедневники у неё есть?
Я растерянно пожал плечами.
— Она пользуется ими ежедневно, потому что это для неё — жизненно важная необходимость. Дело в том, что она даже не прилагала никаких усилий для того, чтобы запомнить эту информацию, понимаете, о чём я?
— Понимаю. Если я буду рядом с ней практически каждую минуту, то она запомнит меня, как и эти ежедневники.
— Совершенно верно, Логан. Скажите, как часто она не вспоминает вас?
Я устало вздохнул и, прижав руку к груди, сжал футболку пальцами. Вспоминать об этом мне было непросто, а говорить — тяжелее в разы.
— Иногда она странно смотрит на меня, — монотонно ответил я, глядя в пол, — особенно когда я целую её при встрече… Но она почти никогда не говорит мне о том, что забывает, а я, дурак, верю, будто она помнит меня! Оказывается, её воспоминания обо мне умирают каждый день!
«А когда она меня не узнаёт, то я… я… я разрыдаться готов от обиды! — мысленно добавил я. — Ну чем, чем я заслужил это?»
— Не торопитесь, — поспешил успокоить меня мистер Чейз, — мы с вами не можем утверждать, что она ежедневно вас забывает… Логан, всё, что вам нужно, это проводить рядом с ней как можно больше времени и чаще напоминать, какие отношения связывают вас двоих. И ещё, я пропишу Эвелин новые лекарства, а в ваших интересах будет контролировать приём этих препаратов. — Невролог взял лист бумаги и начал писать рецепт. — Постарайтесь убедить её, что таблетки безоговорочно ей помогут. Если поверит она, поверит и её сознание. Я думаю, скоро мы будем говорить о больших успехах в лечении мисс Блэк!
Электросонтерапия закончилась через час, и после больницы я повёз Эвелин к себе домой. Всю дорогу я не мог избавиться от неприятных мыслей, заставляющих сердце больно вздрагивать. Мы проехали столько мест, где раньше были с Эвелин вдвоём, и, глядя на каждое из этих мест, я хмурился с сожалением и грустью. «Вот кофейня, в которой мы завтракали в прошлую пятницу, — печально думал я, когда мы стояли на светофоре. — Как горько! Эта кофейня помнит нас, а Эвелин — нет…»
Весь оставшийся день мы провели вдвоём, и в течение этого времени все сомнения, безжалостно терзавшие моё сердце, оставили меня. Я смотрел на искренний блеск в глазах своей возлюбленной и верил ему; я верил, что она любит меня, что помнит об этой любви, верил, что в этой девушке не может быть лжи. Нет-нет, она не может лгать!
Когда мы легли спать, Эвелин уснула почти сразу же. А я лежал на спине, глядя в потолок голубоватого оттенка, и, обнимая свою возлюбленную за плечи, думал о наших отношениях. Мы уже далеко не в первый раз ложились в одну постель, однако дальше страстных поцелуев дело так и не заходило... Нельзя сказать, чтобы меня это пугало или беспокоило, но я размышлял об этом уже не первую ночь.
В голову почему-то полезли воспоминания о моих прежних отношениях. С Чарис я переспал уже через две недели после знакомства, с Астрид, симпатичной шведкой, я лёг в постель на следующий день после первой встречи, а с Дианной — и вовсе на первом свидании! Было немного неприятно думать, что я был со столькими девушками, видел столько глаз и губ, а для Эвелин я являлся первым в жизни другом, первым в жизни молодым человеком… Сколько раз мне пришлось проверять землю на прочность прежде, чем я уверенно встал на неё ногами!
И всё-таки, почему с Эвелин всё не так? Почему я так робок с ней, так осторожен, словно всё это переживаю в первый раз? В чью пользу мне толковать это? Я много читал о своём расстройстве, хорошо знал особенности своего поведения, и склонность к сексуальной распущенности — это одна из черт, характеризующая мою болезнь. Но с Эвелин я никогда не позволял себе ничего подобного. Получается, мне частично удаётся контролировать свои эмоции и мысли, и значит ли это, что я уже сделал первый шаг на пути к своему исцелению? Это предположение было настолько хрупким, что я, чего-то испугавшись, сразу же прогнал мысли о нём из головы.
В ту ночь я твёрдо решил, что не прекращу лечение. Мысленно я рисовал себе картины нашего с Эвелин далёкого безоблачного будущего, в котором и она, и я здоровы и счастливы. Крепче прижав к себе свою возлюбленную, я улыбнулся и уснул абсолютно успокоенный.
— Думаю, не стоит напоминать вам, какой послезавтра день, — сказал Мик, когда в понедельник мы впятером снова встретились в студии. — Каждый американец, по-моему, знает эту дату с пелёнок.
— Да, Мик, спасибо, — с улыбкой ответил Карлос, — мы и без твоих напоминаний не забыли про День Независимости.
Кажется, у всех кроме меня было сегодня хорошее настроение. В то время, как мои друзья улыбались, разговаривали о чём-то и смеялись, я сидел на диване один и мрачным взглядом смотрел на Кендалла. Он вёл себя так легко и непринуждённо, будто того пятничного разговора между нами вовсе не было! А я всё помнил и всё злился на Шмидта, не понимая, как он мог так вести себя. Неужели не осталось в нём ни капли благородства, неужели в его душе есть место только для наглости и подлости?
— Я хочу, чтобы сегодня мы очень хорошо поработали, — продолжал Мик, — потому что уже послезавтра мы должны быть в Вашингтоне.
— В Вашингтоне? — устало переспросил я. — Другой конец страны… Да мы на одну дорогу потратим половину суток!
— Да, Логан, а что делать? Пропускать концерт? — Менеджер провёл пальцем по тачпаду ноутбука и сделал два щелчка. — Из Лос-Анджелеса мы вылетаем завтра в одиннадцать вечера, так что будьте готовы.
— А ещё раньше ты об этом сказать не мог? — нахмурился Джеймс. — Завтра, например?
— Мог бы и завтра. Но, я думаю, вы уже привыкли, что на День Независимости вы редко бываете в нашем городе, чаще выступаете в Нью-Йорке, Чикаго или вот в Вашингтоне.
Я с ужасом думал о том, что мне придётся на два дня покинуть Эвелин. Вот так взять и оставить её? Особенно после того, как мистер Чейз посоветовал мне проводить с ней как можно больше времени?..
— А возвращаемся мы когда? — спросил я упавшим голосом.
— Будем здесь уже утром пятого июля, не так уж и долго.
«Для кого не долго, — печально подумал я, — а для кого — целая вечность».
— Так, — Мик потёр ладони, — давайте споём национальный гимн. Хочу проверить, хорошо ли вы помните слова.
— Ты сам-то наш гимн наизусть знаешь? — усмехнулся ПенаВега, когда мы с парнями уже пошли к будке.
В ответ наш менеджер встал из-за стола и с серьёзным лицом, прижав руку к левой груди, запел первые строчки гимна.
— Благодарю за доказательства, — улыбнулся испанец и, пройдя мимо Мика, похлопал его по плечу; тот замолчал, — но меня бы удовлетворил и односложный ответ.
Во время перерыва Джеймс вышел в коридор, чтобы ответить на звонок; Кендалл, похлопав себя по карманам, с досадой вздохнул.
— Чёрт, ребята, может, у вас найдётся огонёк? — спросил немец у нас с Карлосом. — Забыл зажигалку дома, а покурить очень хочется.
— Я огонёк с собой не ношу, — пожал плечами ПенаВега. — Извини.
Я, сидя за столом Мика, угрюмо молчал.
— Логан? — позвал меня Шмидт, будто бы удивившись моему молчанию. — У тебя есть зажигалка? Или спички?
— Это всё, что тебе от меня нужно? — спросил я, подняв на него мрачный взгляд. — Или ещё чего-нибудь попросишь?
Догадавшись, о чём я говорю, Кендалл опустил голову и засмеялся.
— Ты всё ещё злишься на меня, что ли? — спросил он, присев на край стола Мика. Я молча глядел куда-то в сторону. — Не надо играть со мной в молчанку, Логан. Я, знаешь ли, тоже не особо хочу разговаривать с тобой после того, что ты наговорил мне в пятницу.
— Парни, — опасливо произнёс Карлос, — между вами… всё нормально?
— Всё нормально, — повторил за другом Шмидт, снова беззаботно улыбнувшись. — Не бери в голову.
ПенаВега ничего ему не ответил и, взяв свой телефон, тоже вышел в коридор, очевидно, для того чтобы не мешать нам с Кендаллом.
— Так ты всё-таки помнишь? — спросил я, встав из-за стола. — А я думал, ты делаешь вид, что бренди напрочь отшиб тебе память.
— Нет. Я пока ещё в состоянии отвечать за себя.
— Стало быть, ты можешь ответить за своё свинское поведение?
— Да, соглашусь, что сказанул лишнего на пьяную голову, — заговорил немец, опустив глаза и поджав губы. — Бренди растрепал душу. Мне нужно было поговорить о ней немного, иначе… иначе я бы больше не выдержал.
Я снова насторожился из-за того, что Кендалл заговорил об Эвелин, и, сжав зубы, отвернулся.
— Понимаю, что мои слова не вызвали у тебя восторга, — продолжал он, — но и ты тоже крупно понервничал. Я готов признать свою вину и извиниться. Прости.
Я взглянул на Шмидта исподлобья и, вздохнув, нехотя проговорил:
— И ты… Ты тоже прости.
— Ну вот, — слабо улыбнулся он. — Просто давай сделаем вид, что этого не было, др… дружище?
Услышав это от Кендалла, я даже вздрогнул. Глядя на него теперь, на его искреннюю улыбку и осознавая, что он нашёл в себе силы извиниться первым, я вспоминал те годы, в течение которых мы знали друг друга, и не хотел верить в то, что хоть какая-нибудь вещь сумела бы разрушить нашу дружбу. Пусть даже этой «вещью» будет Эвелин.
Вместо ответа я улыбнулся и протянул Шмидту руку. Он с улыбкой пожал её.
— Но ведь всё то, что ты сказал, это правда? — уточнил я помрачневшим голосом.
Кендалл вздохнул и, поджав губы, снова присел на край стола.
— Правда, — тихо ответил он, глядя в пол.
— Слушай, Кен, мне жаль, что всё так выходит, и клянусь, если бы это было в моих силах, я бы помог тебе… Но пойми, я не собираюсь разрывать отношения с Эвелин. Ни за что. Это самое дорогое, что у меня есть и когда-либо было.
— Да я понимаю, Логан, понимаю… Если хочешь, я больше никогда не заговорю о ней. Хочешь?
— Никогда не говори никогда. Таких обещаний мне давать не надо, Кендалл...
Влетевший в студию Джеймс прервал наш разговор. Он прижимал мобильный к одному уху, два пальца — к другому; лицо его было сосредоточено и необычайно серьёзно.
— Тише, тише, Изабелла, — проговорил он взволнованно, — не плачь. Успокойся. Скажи ещё раз, что случилось?
Следом за Маслоу в студию забежал и Карлос. Очевидно, он услышал его разговор с Изабеллой, и волнение Джеймса передалось ему. Мы втроём изумлённо уставились на ловеласа в отставке.
— Так, — кивал Джеймс, слушая свою избранницу, — так. А ты где в этот момент была? О боже, ладно, извини… Да, это ужасно. Не плачь, Изабелла, не плачь. Ты сейчас в больнице? Хочешь, я приеду? Не надо?.. А, тебе нужно в палату? Хорошо… Держись, любимая…
И он, с волнением закусив нижнюю губу, сбросил вызов.
— В чём дело? — почти в один голос спросили мы с парнями.
Джеймс беспомощно указал на мобильный, который держал в руках, и, пожав плечами, произнёс:
— Изабелла… Она гуляла со своей… дочерью. И, в общем-то, когда она отвернулась, чтобы купить мороженое, Санни выбежала на дорогу, а там какой-то пьяный ублюдок… Короче, сейчас она в больнице, и у неё, кажется, сотрясение.
— Стоп, — сказал Карлос, закрыв глаза и тряхнув головой, — у Изабеллы есть… дочь?
— Какая разница?! — свирепо спросил Маслоу, стиснув зубы. — Главное, что Санни сейчас в больнице! Без сознания!
— Не истери, Джеймс, — умиротворяющим тоном проговорил Кендалл. — Изабелла сейчас с ней, так? У Санни сотрясение? Подумаешь! Люди и с более серьёзными травмами выживают. Не нервничай, всё будет в полном порядке, в пол-ном.
— Изабелла так переживает, — говорил Джеймс, прижимая ладонь ко лбу, — так переживает… Она очень любит Санни. И она не простит себе, если…
— Да всё будет нормально, — прервал я друга. — Думай о хорошем. Вечером ты поедешь к ней?
— Да, да, конечно…
— Если хочешь, мы можем поехать с тобой… ну, ради поддержки.
— Спасибо. — Друг криво улыбнулся. — Спасибо, но я один поеду.
Остаток дня мы провели в напряжении и даже раздражении, а под конец я вовсе чуть не разругался с Миком. Поняв, что нам нужен отдых, менеджер отпустил нас домой и сам, как обычно, засобирался раньше всех.
— С Бетти всё хорошо? — спросил у него напоследок Карлос.
— Всё хорошо, — быстро ответил Мик.— Сегодня и следующие два дня она проведёт у подруги. Парни, я… Спасибо, что переживаете.
Джеймс тоже собирался в спешке: ему нужно было ехать в больницу.
— Может, тебе лучше заказать такси? — побеспокоился за друга я. — В таком состоянии садиться за руль… Чего доброго, тоже окажешься в больнице.
— Да я думаю на метро доехать, — торопливо проговорил Маслоу. — За пару минут домчусь. Ладно, парни, до завтра, я поехал…
— Подожди, — сказал я, и он остановил на мне сердитый взгляд. — Пока ты не уехал, я хотел спросить… Вы будете не против, если с нами в Вашингтон полетит Эвелин?
— Эвелин? — переспросил Карлос. Я заметил, как изменился взгляд Шмидта, когда я произнёс это имя. — Но… что насчёт правила не брать с собой девушек в гастроли?
— Это не гастроли. И да, почему вы не вспоминали про это правило, когда с нами путешествовала Астрид?
— Астрид была большим исключением, — сказал Кендалл, отводя сверкающие изумрудом глаза, — да и у нас, собственно, не было выбора...
— Делай что хочешь, мне всё равно, — безучастно высказался Джеймс. — Это всё? Теперь я могу уйти?
Когда Маслоу уехал, я снова обратился к Кендаллу и Карлосу.
— Так вы не против?
— Боже, да нет, конечно, — улыбнулся испанец. — Для неё, как и для Астрид, мы сделаем исключение.
— Два исключения? — хмыкнул Шмидт. — Многовато для одного правила.
Я понимал, что Кендаллу было неприятно это, что он, вполне возможно, воображал, что я беру с собой Эвелин намеренно, что хочу лишь похвастать ею перед ним. Но всё было не так! Знал бы Кендалл, ради чего я делаю это, уверен, он не стал бы так смотреть на меня теперь…
— И что ты предлагаешь? — задал вопрос Карлос. — Переписать правила?
— Ну, хотя бы. Я вот не согласен с тем, что только Логану можно возить с собой подруг по городам.
— Я не запрещал вам делать того же, — сказал я, следя за реакцией друга. — И да, Кендалл, не хочу возвращаться к этому разговору, но я должен сразу предупредить тебя. Если ты позволишь себе что-нибудь…
