Текст книги "Когда мы встретимся вновь (СИ)"

Автор книги: Ellada

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 136 страниц)

После того, как Флэнни пришлось буквально отгонять ее от Терри, Кенди оказалась под строгим надзором подруги, которая тщательно следила за ее состоянием, не позволяя просиживать ночи напролет у постели столь дорогого ей человека. Иногда этот тотальный контроль ужасно злил Кенди, но, к несчастью, она понимала, что другого выхода нет, и была искренне благодарна подруге за заботу, поддержку и помощь. От нее не укрылось, что - очевидно, чтобы успокоить ее - Флэнни стала уделять Терри немного больше внимания, чем остальным раненым, поэтому Кенди лишь вздохнула и покорно поднялась с места. - Расскажи мне о ней. - Что? – Кенди вздрогнула от неожиданности и непонимающе уставилась на Чарли, который произнес эту фразу. Однако тот не заметил ее взгляда, так как смотрел куда-то позади нее. Кенди обернулась, но там не было никого, кроме… Флэнни. Кенди снова посмотрела на Чарли. - Ты хочешь, чтобы я рассказала тебе о Флэнни? – переспросила она. - Да. Кто она? Откуда? Почему она здесь? - Ну… Э-э… - Кенди нерешительно замялась. Еще никогда к ней не обращались со столь странной просьбой, и девушка не была уверена, как следует поступать в такой ситуации. Однако, еще раз взглянув на Чарли, она решила, что ничего страшного не случится, если она выполнит его просьбу. – Вообще-то я почти ничего о ней не знаю, - честно призналась она. – Мы познакомились в школе медсестер Мэри-Джейн. Флэнни была лучшей ученицей, поэтому нас поселили вместе, чтобы я, новичок и «неумейка», могла учиться у нее. Всегда строгая, спокойная, сдержанная, ловкая, собранная и очень аккуратная, казалось, она знает и умеет все на свете. Мне очень хотелось хоть немного походить на нее. Но Флэнни очень замкнутая и, пожалуй, слишком серьезная. Несмотря на то, что мы жили в одной комнате, она никогда не говорила о своей семье, о прошлом. Она даже улыбается очень редко. Но она хороший человек и прекрасная медсестра. Когда начался призыв, Флэнни отправилась на фронт как лучшая медсестра госпиталя Святого Иоанна и школы Мэри-Джейн. Вот и все. Знаю еще, что ее семья очень бедна, у нее много братьев и сестер, а она - старшая. Ну, ладно. Хватит разговоров. Пойду-ка отдыхать, а не то Флэнни рассердится и действительно снимет меня с дежурства! Кенди направилась к проходу. - Кенди. - Да? – девушка обернулась. - А как ее имя? - Имя? - Ну да. Как ее полное имя? Кенди задумалась. Спустя минуту на ее лице появилось озадаченно-ошеломленное выражение, а затем она пожала плечами и растерянно улыбнулась. - Не знаю. Никогда об этом не задумывалась, но я действительно не знаю, как ее зовут. Для меня она всегда была просто Флэнни Гамильтон. - Ясно, - разочарованно вздохнул Чарли. – Иди. Тебе нужно отдохнуть. - До встречи. - До встречи. Кенди быстро прошла по узкому проходу между койками и, кивнув на прощание Флэнни, вышла из комнаты. Чарли откинулся на подушку и принялся наблюдать за стоящей у стола девушкой. С того самого момента, когда он пришел в себя и увидел ее, он не раз пытался завязать с ней беседу. Но медсестра Флэнни оказалась весьма неразговорчива и отвечала коротко и односложно, не проявляя ни малейшего интереса ни к предметам их мимолетных диалогов, ни тем более к его персоне. Впрочем, столь холодный прием вовсе не обескуражил молодого человека, отличавшегося редкостным упрямством, а наоборот, лишь подстегивал его интерес и желание добиться цели. Чарли не собирался отступать и раз за разом продолжал свои попытки, которые, казалось, не производили на ледяную красавицу мисс Гамильтон никакого впечатления. Закончив готовить раствор, Флэнни протерла стол и, подхватив чистые повязки, направилась к ближайшей постели. «Королева, - думал Чарли, наблюдая за неторопливыми, но в то же время ловкими и грациозными движениями ее рук, исполненной величавого достоинства походкой, гордой осанкой. Невозмутимое спокойствие и холодное равновесие окутывали ее подобно плащу, невидимым шлейфом, словно королевская мантия, стелились вслед, таяли в воздухе, пропитывали стены, одеяла, повязки, унося тревоги, даря утешение. Само ее присутствие облегчало боль. – Настоящая королева. Жаль, что снежная. Но ничего. Любой лед когда-нибудь тает. Растает и твой, мисс Флэнни. Что сделало тебя такой? Что заставляет тебя казаться сильнее и увереннее, чем ты есть на самом деле? Что питает твой ледяной покой и стальную решимость? Ответь! Нет, ты снова промолчишь. Флэнни… Красавица Флэнни… Черт возьми, как же твое имя?!» Военно-полевой госпиталь 1480. Обход. Очередной. Резкий запах карболки смешивается с едва заметным удушающе-густым запахом крови, полумрак, ослепительная белизна повязок на фоне темных одеял. Все как обычно. И не так. Но об этом нельзя думать. Нужно работать. Раненые ждут. Ты нужна им - и это главное. Все остальное не имеет значения. Кому интересны твои чувства, Антуанет? Кому они могут помочь? Разве помогли они кому-нибудь хоть раз? Нет. Ни тебе. Ни ему. Так что оставь. Забудь и сосредоточься на работе. Это важнее. Койка… Еще одна… Следующая… Пальцы методично снимают повязки, промывают швы, накладывают ткань. Слой за слоем. Руки знают свое дело. А вот куда деться от мыслей? Никуда. От себя не убежишь. Но ты сама во всем виновата, Антуанет. За то, что не смогла. Тогда, восемнадцать лет назад. Не удержала. Отпустила. Оказалась слабой. Ладно, забудь! Что толку от пустых сожалений? Прошлого не вернуть. Все есть так, как есть. Смирись. Неужели все эти годы одиночества так и не научили тебя смирению? Молчишь? Молчи. Но от себя не убежишь. Еще одна койка. Еще один раненый. Тот самый молодой человек – знакомый Жоа. Она всегда с ним разговаривает. По-моему, он ей нравится. Когда она смотрит на него, в ее глазах мерцают серебряные звездочки. Любовь? Может быть. Они молоды. Они не предавали. У них есть право на любовь. У них есть шанс быть счастливыми. Ты не заслужила счастья. Нельзя об этом думать! Не сейчас. Работай, Антуанет. Работа поможет тебе забыть. Как и всегда, на протяжении всех этих лет, не так ли? Работай. И забудь. Он всего лишь один из них. Просто один из тех, кому сегодня нужна твоя помощь. Сегодня он – твоя работа, и только. Ни больше. Ни меньше. Так делай свое дело. Пальцы завязывают последний узелок повязки. Он – следующий. Что ж… Иди… И помни: это – только работа. Встать… Шаг… Еще шаг… Поворот… Словно путь на эшафот. Не медли. Твой приговор уже оглашен. Он был оглашен восемнадцать лет назад. Только казнь не состоялась. Но тебя не помиловали, мадемуазель Делакруа, а лишь отсрочили исполнение наказания. Что ж… Время пришло. Иди… Шаг… Еще шаг… А он ждет. Сидит, чуть склонив голову. Длинные ресницы отбрасывают тени на худые впалые щеки, покрытые темной щетиной. Со стороны кажется, будто он спит, но ты знаешь, что это неправда. Он ждет. Ждет, когда ты подойдешь к нему. Ждет тебя. И ты идешь. Ничего. Справишься. У тебя нет иного выхода. Просто не смотри ему в лицо. Не поднимай глаз. Работай, Антуанет. Как же он красив. Не так, как тогда, восемнадцать лет назад. Новой красотой. Красотой мужчины. Она сделала его черты резче и определеннее, словно стерла все лишнее, наносное, несущественное, оставила самую суть. Но нельзя думать об этом. Нельзя. Вот ты и рядом. Сесть на край постели, откинуть одеяло. Мятыми кольцами падает повязка. Круг за кругом… Сосредоточься и не думай. Забудь. Сколько он уже здесь? Не считала. Не замечала. Время словно остановилось. В тот момент, когда ты подошла к его кровати и взглянула ему в лицо, здесь, в этом полутемном бараке военно-полевого госпиталя 1480, время для тебя остановилось. Застыло оглушающей тишиной. Повязка снята. Осмотреть. Начинает зарастать. Через несколько дней можно будет снимать швы, а затем еще пара дней, чтобы убедиться, что они не разойдутся – и все закончится. Он вернется на фронт и, может быть, ты больше никогда не увидишь его. Да, наверное, так и будет. Тем лучше. Да, так лучше для нас обоих. Только почему же так болит сердце? Неважно. Ничего не изменить. Не думай об этом, Антуанет. Промыть шов карболкой, стараясь при этом не коснуться пальцами кожи и отчаянно удерживаясь, чтобы не взглянуть в эти знакомые до боли, так и не позабытые глаза. Может быть, сказать ему о том, что его скоро отпустят отсюда? А, впрочем, зачем? Разве это что-то изменит? Нет. Если бы он хотел поговорить с тобой, то давно бы уже сделал это. Но он молчит. И ждет. Когда ты уйдешь? Да, наверное. Разумеется. Прошло столько лет. Целая жизнь. И он прожил ее без тебя. Глупо надеяться, что влюбленность восемнадцатилетнего юноши выдержит испытание временем, расстоянием и болью. Очень глупо. Разумеется, он уже давно оставил позади это чувство. Оставь и ты. Не отвлекайся, Антуанет. Помни: это - работа! Белые ленты ложатся одна на другую, скрывая рану. Последний узелок… Вот и все. Встать… Шаг… Еще шаг… Поворот… Следующая койка. Следующий раненый. Странный, повторяющийся изо дня в день ритуал. Все чувства словно умирают, когда ты ступаешь на порог этой комнаты, и лишь тело продолжает действовать. Спокойно. Методично. Руки знают свое дело. А перед глазами колеблется неясная пелена серого тумана, из которого вдруг выплывают непрошенные воспоминания. Нельзя. Не место. И не время. Забудь. Впрочем, кто об этом знает? Никто. Только ты, он и, может быть, тот молодой человек на койке рядом, который каждый раз смотрит на нас с непониманием и удивлением в глазах. А остальному миру нет до вас никакого дела. Для него вы лишь медсестра и раненый, чьи жизни пересеклись на мгновение, чтобы снова разойтись и пойти своим чередом. Все верно. Так и должно быть. Это работа. Твоя работа. Твоя жизнь. Другого нет и уже не будет. Не так ли, Крис? Обход закончен, и ты снова идешь по узкому проходу, собирая снятые повязки. Бесшумно плывешь над полом, словно призрак или мечта. Подходишь к стулу в углу комнаты, садишься. Руки автоматически расправляют складки серой униформы и передника, а затем начинают разбирать снятые повязки, сматывая в клубочки. Сколько раз я наблюдал все это? Наверное, уже сотни. Твои руки так ловко и методично выполняют эту нудную работу. Чувствуется, что она тебе знакома. Из-под косынки выбилась непослушная каштановая прядка и упала на висок. На фоне белоснежной кожи она выглядит такой темной, почти черной. Она мешает тебе, но ты не убираешь ее. Задумалась? О чем? Молчание. Только пальцы быстро и ловко складывают тонкие полоски ткани. Ты не сводишь взгляда со своих ладоней, длинные ресницы полуопущены и отбрасывают темные тени на худенькие, словно выточенные из бело-розового мрамора щеки. Твой профиль. Такой знакомый и милый. Мягкие линии плавно изгибаются, перетекая одна в другую. Каждая черточка словно выточена искусной рукой ваятеля эпохи Возрождения. Безмолвный гимн красоте и гармонии, скрытый смиренным ликом святой. Смотреть на тебя - словно прикасаться к огню: и больно, и радостно. На святых так не смотрят. Только ты - не святая. Верно, Антуанет? Почему же?! Ответь мне, Антуанет! Почему?! А ты так тиха и спокойна. Ледяное равновесие струится волнами вокруг тебя, плывет в воздухе невидимым туманом, стекает холодным шлейфом. Молчишь? Что ж… Молчи. Я не потребую ответа. За эти годы я привык не искать ответов на вопросы, на которые не хочу знать ответ. Живи как живется – жизнь сама все решит. Пусть решает. А я подожду ее решения, чтобы принять его без вопросов и ответов. Ты встаешь и уходишь, унося аккуратно сложенные стопки бинтов. Дверь бесшумно закрывается за твоей спиной. Подобно воплощенной тишине, ты поглощаешь все звуки, которые касаются тебя. Мгновения тянутся медленно, словно густой мед… Знаешь, когда ты уходишь, время словно останавливается. Судорожно дрогнув, встают стрелки часов, замирает маятник. Вся Вселенная застывает в холодном ожидании твоего возвращения. И ты возвращаешься. Тихо и неприметно. Для остальных. Но не для меня. Потому что только я слышу, как с хрустально-равнодушным звоном разбивается Вечность при твоем появлении, разлетается сверкающими ледяными осколками, а мир снова наполняется звуками, красками и… жизнью. Ты садишься на свое место и начинаешь готовить какой-то раствор. Кто-то зовет тебя. Голос едва слышен, а коснувшись твоей тишины он умрет вовсе. Но ты слышишь. Встаешь. Спешишь на зов. Все та же Антуанет. Все та же, что и восемнадцать лет назад. Почему же ты не услышала мой зов, Антуанет? Я так отчаянно звал тебя тогда. Но ты не пришла. Почему? Зачем ты сделала это с нами, Антуанет? Молчишь. Да о чем это я? Учиться в Париже и стать медсестрой было твоей самой заветной мечтой, не так ли? Ты хотела этого больше всего на свете. Даже больше, чем меня. А я… А я не мог без тебя жить. Слышишь? Что ты чувствуешь, сидя там, поодаль, с таким умиротворенно-спокойным выражением лица, словно святая Мадонна? Что ты чувствуешь, когда прикасаешься ко мне, чтобы сменить очередную повязку? А знаешь, что чувствую я? Ад! Твое прикосновение подобно пламени. Я не чувствую боли обеззараживающих средств, только обжигающее тепло твоих пальцев. Только ты… И так было всегда. Все эти восемнадцать лет это была ты. Я жил в аду, имя которому Антуанет! Знаешь ли ты, через что я прошел? Нет, не знаешь. Никто не знает. Но я выжил. Выжил благодаря тебе. Это ты создала Креста, Антуанет. Кристиан-Пьер де Ла Вреньи умер в тот день, когда прочел твое письмо. Он умер. Но его любовь к тебе не умерла. Из пепла его сердца, словно феникс, возродился другой человек – убийца по имени Крест, в душе которого кровавым клеймом был выжжен твой образ. И вот мы, наконец, встретились. Я не стремился к этому. Я даже почти убедил себя, что это никогда не случится, что я больше никогда не увижу тебя. Но жизнь решила иначе. Я принимаю ее решение. И сейчас, в эту минуту, после всей этой бесполезной жизни, после этих сгоревших в адском пламени восемнадцати лет, я хочу спросить тебя лишь об одном: стоило ли это того? Стоила ли твоя мечта, приведшая тебя в этот полутемный барак, пропахший карболкой и кровью, в эти бессонные ночи среди стонов боли и смерти, моего разбитого сердца? Ответь мне, святая Антуанет!!! Жоа вошла в палату и, остановившись у порога, медленно обвела ее взглядом, но не обнаружила ничего, что вызывало бы беспокойство. Большинство раненых спали, кое-кто просто лежал, глядя в потолок тоскливым, затуманенным болью взглядом. Антуанет сидела в углу на посту и, казалось, дремала. Жоа направилась к ней. Женщина тут же подняла голову и неторопливо обернулась, при виде девушки ее губы дрогнули в призрачной усталой улыбке. Жоа чуть нахмурилась: в последнее время Антуанет выглядела какой-то нервной и очень измученной, словно ее что-то сильно беспокоило. «А может, это просто мое воображение? Чужой госпиталь, незнакомые люди. Да и работы хватает, а в последнее время ее даже больше, чем обычно. Раненые поступают – только успевай. Вот нервы и сдают. Мы все устали. А Антуанет самая старшая. К тому же, она взяла ночные смены, да и работает дольше остальных, чтобы мы могли отдохнуть. Неудивительно, что она выглядит такой измученной. Надо будет поговорить с доктором и изменить расписание. Ей нужен отдых». Приняв такое решение, Жоа почувствовала, как тревога оставляет ее, и улыбнулась в ответ своей самой сияющей улыбкой. - А вот и я! - Вижу, - Антуанет встала. – Принимай дежурство. Я подготовила перевязку и раствор, так что можешь сразу начинать обход. До встречи, - она быстро прошла по проходу и почти выбежала из палаты. - Хорошо отдохнутью «Нет, все-таки в последнее время она ведет себя очень странно, - подумала девушка, провожая ее удивленным взглядом. – Совсем не похожа на себя. Постоянно молчит, о чем-то думает. И глаза всегда такие грустные и тревожные. А иной раз так отрешится, что не дозовешься. Что с ней происходит? Что могло случиться? Вроде ничего такого особенного в последнее время не было. Писем она не получала, да и близких у нее нет. Из 1478 известий не было. Здесь все в порядке. Пациенты в более-менее сносном состоянии, никто не умер. Что же ее беспокоит? М-да… Просто загадка какая-то. Но что-то явно не так. Вот только что? – Жоа тяжело вздохнула и потерла ноющий от постоянного недосыпания висок. – Ладно. Потом разберемся. Пора приниматься за работу! Сначала дело, а остальное подождет». Тряхнув головой, она взяла перевязку и карболку и направилась к ближайшей кровати. Закончив с очередным пациентом, Жоа перешла к следующему и остановилась. Это было место Кардинала. Молодой человек лежал совершенно неподвижно, его глаза были закрыты, а дыхание ровно и глубоко. Девушка замерла в нерешительности. - Он спит, - раздался с соседней койки знакомый мужской голос с переливчатыми бархатными интонациями. – Уснул перед самым вашим приходом, - безразлично пояснил Крест, глядя куда-то в потолок застывшим взглядом. - Понятно, - пробормотала Жоа. Взглянув еще раз на умиротворенно-расслабленное, дышащее сонным покоем лицо молодого человека, она вздохнула и повернулась к Кресту. – Не буду его будить. Но в этом случае очередь ваша. Тот молча сел, привалившись спиной к стене. Жоа опустилась рядом и принялась снимать повязку.