Текст книги "Когда мы встретимся вновь (СИ)"

Автор книги: Ellada

сообщить о нарушении

Текущая страница: 71 (всего у книги 136 страниц)

- Да, - согласился Жак-Франсуа и, усмехнувшись, покачал головой. – Очень. Я тяжело пережил его уход. Никак не могу понять: почему он так поступил? Ушел, не сказав ни слова. Не прощаясь… Словно я и все остальные для него ничего не значили. Какое-то время я даже злился на него. Глупо, я знаю. Но тогда, в восемь лет, мне так не казалось. Я был обижен и ужасно зол. И ничего не хотел знать. И лишь позже, когда я стал старше, начал понимать, почему он так поступил. Наверное, окажись я на его месте, то сделал бы точно так же: ушел, не сказав никому ни слова. Так проще и легче. И для того, кто уходит, и для тех, кто остается. Прощание лишь усиливает боль и тоску расставания. Да и что он мог сказать? Нередко мы сами не знаем толком, почему и зачем поступаем так или иначе, не говоря уже о том, чтобы объяснить окружающим причины наших поступков. А прощание… Что ж… Иной раз сказать «прощай» - это простое короткое слово - едва ли не самая сложная вещь в жизни. Вероятно, так чувствовал себя и Крис, когда уходил. А быть может, не хотел все усложнять. Тяжело расставаться с теми, кто тебе дорог. Смотреть в их лица и понимать, что видишь их в последний раз. Видеть их боль и слезы, знать, что причина этому – ты, и в то же время понимать, что иного пути нет. А быть может, он боялся, что ему помешают. Вне всякого сомнения, узнай отец о планах Криса, он бы не позволил ему уйти. И один Бог знает, чем бы это закончилось, так что, может, оно и к лучшему, что все так вышло. Не знаю, как сложилась его жизнь, но если бы он не ушел тогда, то, вероятно, ушел бы позже, или отец в конце концов сломил бы его. Кроме того, то, что он не попрощался, дало мне надежду, что когда-нибудь он вернется. И все эти годы я жил этой надеждой. Прощание же означало бы, что мы больше никогда не увидим его. Прощание – это конец. Точка в конце предложения, после которой ничего нет и никогда не будет. Поэтому сейчас я даже благодарен ему за то, что он ушел вот так, тихо, не говоря никому ни слова и не омрачая наши и свои воспоминания горечью прощания. Он оставил нам надежду. Надежду, что однажды он вернется. И он вернулся. Не так, как я надеялся, но все же вернулся. - Мне очень жаль, - тихо произнес Нил. - Да, - по губам графа скользнула призрачная грустная улыбка. – Мне тоже очень жаль. Но ничего уже не изменишь. Все есть так, как есть. Отца больше нет. И Криса тоже. Кто прав, кто виноват - больше не имеет значения. С мертвых не спросишь. Пусть покоятся в мире. Спасибо вам, мистер Лэганн. Брови Нила поползли вверх, а в глазах отразилось бесконечное удивление. - За что? - За возможность поговорить о брате, - Жак-Франсуа улыбнулся. – Вы не поверите, но за восемнадцать лет я впервые вот так спокойно и открыто говорю о нем. Изумление на лице Нила сменилось откровенным неверием и замешательством. - Вы правы, - пробормотал он. - В это трудно поверить. - И, тем не менее, это так. Я уже говорил, что отец запретил даже упоминать его имя. Слуги? Слуги в этом доме всегда были хорошо вышколены. Даже сейчас, после стольких лет со смерти отца, мне не удается вытянуть из них ни слова, кроме односложных убогих ответов вроде «да, ваша светлость» или «нет, ваша светлость», какой бы вопрос я ни задал. Словно молчаливые тени, исполняющие приказания. Да и большинство теперешних слуг появились в этом доме уже после исчезновения Криса. Беседовать с горожанами? Что они могут знать о моем брате, чего не знал бы я? К тому же, я не уверен, что беседа получилось бы, даже если бы я и попытался поговорить с кем-нибудь из них. Отец внушал страх не только слугам. Его уже больше десяти лет нет в живых, а у горожан до сих пор при моем появлении дрожат колени и язык заплетается. О каком разговоре может быть речь, если даже на простое приветствие они отводят взгляд, бормочут нечто нечленораздельное и спешат пройти мимо, словно я их сейчас ударю?!! – в голосе графа послышалось недовольное раздражение, и он досадливо поморщился. – Да если бы я только упомянул имя Криса в присутствии кого-нибудь из них, почти уверен, что у этого человека моментально отнялся бы язык или он упал бы в обморок, или у него случился бы сердечный приступ! А ведь Криса любили в Лавферезе. А теперь ведут себя так, словно он не сбежал из дома, а убил кого-нибудь. Словно он – преступник!!! – на этот раз в голосе Жака-Франсуа послышалось яростное возмущение, почти гнев, и… обида. Он несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и покачал головой. – Ладно, оставим. Что толку теперь об этом рассуждать? Кроме того, действительно, что могут знать горожане о Крисе? Отец не любил выставлять семейные дела напоказ. Уверен, он позаботился о том, чтобы то, что произошло, по возможности осталось в тайне. Кроме того, у окружающих своих проблем полно. Кому есть дело до сбежавшего из дома графского сына? К тому же, многие наверняка решили, что это всего лишь красивый жест, а потом завертелось, забылось. Жизни пошла своим чередом, и всем стало не до этого. Началась война. Я даже не уверен, что кто-то из горожан еще помнит, что у старого графа был старший сын, не говоря уже о том, каким он был или как его звали. Хотя… Был один человек, - голос Жака-Франсуа снова стал тихим и задумчивым, а взгляд затуманился воспоминаниями. – Ее звали Антуанет. Дочь бывшего городского доктора. Я плохо ее помню. Мы почти не общались. Крис был влюблен в нее. И, судя по всему, это было очень серьезно, потому что даже отец был обеспокоен их отношениями. Крис был очень красив, обаятелен, к тому же, он был наследником громкого титула и огромного состояния. Все местные красавицы весьма благоволили ему. Стоило ему только пальцем поманить - и он мог получить любую из них. Вероятно, он не раз этим пользовался. Но отец никогда не обращал внимания на его увлечения, смотрел на них сквозь пальцы, как на проявления бурной молодости. До тех пор, пока Крис не влюбился в Антуанет. Я сам слышал несколько раз, как они ссорились из-за нее. Отец требовал, чтобы он прекратил встречаться с ней. Полагаю, отец рассчитывал, что Крис женится на женщине, равной ему по социальному положению. У отца было стандартное для нашего круга отношение к браку, как к сделке, целью которой является объединение состояний, титулов, установление связей и в которой чувства не имеют никакого значения. А Антуанет была всего лишь дочерью городского врача, не обладающей ни положением в обществе, ни богатством, ни связями, ни титулом, а значит, по мнению отца, совершенно не подходила на роль графини и продолжательницы древнего и знатного рода де Ла Вреньи. Но Крис проявил свое всегдашнее упрямство и продолжал ухаживать за ней. Отец был в ярости. Они сильно поссорились. Очень сильно. Так сильно они не ссорились еще никогда. А спустя несколько месяцев произошла еще одна ссора, после которой Крис исчез. Очевидно, отец был так зол на бедную девушку, что запретил мне даже близко подходить к ней, не то что разговаривать. В то время я еще не смел его ослушаться, хотя иногда наблюдал за ней издалека. Мне показалось, что она была очень расстроена исчезновением Криса. Впрочем, я могу и ошибаться, я прочти не знал ее. К тому же, и Антуанет, и Крис были очень молоды. А потом она уехала. Ее отец сказал, что она отправилась учиться в Париж. После этого я видел ее всего раз, спустя десять лет. Она приезжала на похороны своего отца, и мы случайно встретились на улице. Она была в трауре и выглядела такой грустной, бледной и измученной, что мне не хватило мужества заговорить с ней о Крисе. К тому же, быть может, она не хотела вспоминать о нем, да и момент был явно неподходящим. В общем, мы поприветствовали друг друга и… разошлись. Больше я ее не видел. По слухам, она вернулась в Париж. Я ничего не знал об Антуанет до тех пор, пока месяц назад отец Филипп, священник нашей городской церкви, не обратился ко мне со странной просьбой. Он попросил разрешения похоронить тело Антуанет Делакруа рядом с телом Криса. Признаться, я был несказанно удивлен. Просто ошарашен. Выяснилось, что Антуанет работала медсестрой в военно-полевом госпитале и погибла во время налета, когда они перевозили раненых. В похоронном письме говорилось, что ее последним желанием было, чтобы ее похоронили рядом с Крисом. Очевидно, она все-таки любила его. И они оба воевали. Может быть, они все же встретились? Наверное. Ведь Крис умер в военно-полевом госпитале. Да и, судя по последнему желанию, Антуанет знала, что брата уже нет в живых и что он похоронен здесь. Как бы то ни было, я не видел причин для отказа. Тем более, что это было последнее желание. Да и Крис любил ее. По крайней мере, когда-то. Так что теперь они покоятся рядом на городском кладбище. - На городском кладбище? – удивленно переспросил Нил. - Да, - подтвердил Жак-Франсуа, бросив на него недоуменный взгляд. - А что вас так удивило? - Да нет. Ничего. Просто обычно представителей знатных семей хоронят в семейных склепах. - А-а… - понимающе протянул граф и улыбнулся. - Верно. Но Крис ужасно не любил наш семейный склеп. Помню, он частенько говорил, что обязательно завещает, чтобы его похоронили где-нибудь в другом месте. Где угодно, но только не в этом каменном колодце, - при упоминании каменного колодца сердце Нила нервно ёкнуло, а перед глазами мелькнули холодные серые стены Сент-Джеймса. Он вздрогнул и невольно поежился. К счастью, Жак-Франсуа был так поглощен воспоминаниями, что не заметил его странного поведения, - …и, желательно, под открытым небом, - продолжал между тем граф. - Поэтому я принял решение похоронить его на городском кладбище, как он и хотел, а не в семейном склепе. Признаться, мне и самому не очень-то хочется покоиться в этом мрачном колодце под тяжеленной мраморной плитой, даже в окружении своих славных предков. Усилием воли отогнав неприятные воспоминания, Нил заставил себя сосредоточиться на словах графа. - Так значит Кре…- вовремя спохватившись, он моментально поправился. - Кристиан-Пьер похоронен на городском кладбище? Жаль, что я не знал этого раньше, а то сразу бы направился туда и не стал вас беспокоить. - Ну что вы, - возразил Жак-Франсуа в самой что ни на есть великосветской манере, исполненной вежливости и витиеватого изящества. – Никакого беспокойства. Наоборот, я очень рад нашей встрече, - он замолчал, чуть прищурившись, внимательно и задумчиво посмотрел на Нила и внезапно попросил. – Расскажите мне о Крисе. Нил бросил на него недоуменный взгляд и нахмурился. - Я уже говорил, что мы были почти не знакомы. - Я не об этом. Каким он был, когда вы познакомились? - Хм-м, - чуть склонив голову, Нил задумчиво посмотрел поверх его плеча в синеющее за окном небо. – Каким он был? Даже не знаю, - наконец пробормотал он. – Он был…необычным. В солдатской форме и в шинели, с винтовкой руках он смотрелся странно. Ни к месту. Как орел, случайно залетевший в курятник. Теперь, когда я знаю, кем он был на самом деле, я понимаю, почему. Но тогда… Тогда это производило просто ошеломляющее впечатление. Казалось бы, он ничего такого особенного не делал и не говорил. Вел себя так же, как мы, ел из общего котелка, сидел у костра, спал на земле, воевал. Разве что был более молчалив и замкнут, словно сторонился. Он редко разговаривал, еще реже смеялся, все больше сидел в стороне, глядя в небо, или чистил винтовку. Хотя у меня сложилось впечатление, что это было непреднамеренно. Просто привычка. Всегда спокойный, невозмутимый, уверенный в себе. Казалось, его ничто не могло удивить, вывести из себя. Но именно из-за этого у окружающих рождалось ощущение, что он относится к ним с высокомерным презрением, и его старались избегать. Кроме того, у меня сложилось впечатление, что он всегда был… - Нил замялся, подбирая слово, - …напряжен и замкнут не только снаружи, но и внутри. Словно в ожидании удара. Его просто невозможно было застать врасплох. Он даже просыпался мгновенно. Он никогда не нервничал и не суетился. А в бою иногда казался таким равнодушным, словно ему был неведом страх. Он относился к бою… нет, вообще к войне, с каким-то снисходительно-насмешливым презрением и равнодушием, как к какой-то игре. Словно ему было все равно, останется он в живых или погибнет. Но при всем при этом он, безусловно, был смел и… честен. Да, именно честен. Кре… Кристиан-Пьер никогда не лгал ни себе, ни другим, - разумеется, это было не совсем правдой: Нил действительно не помнил, чтобы Крест хоть раз опустился до лжи, но понимал, что причина этого крылась вовсе не в заботе о его чести или мнении других, а скорее в том, что он не видел в этом необходимости. Но Жаку-Франсуа знать об этом и о многом другом, что касалось его брата, о том, каким он был и почему он таким стал, и о его жизни вдали от этого дома было совсем не обязательно. – Ему можно было верить, - продолжил Нил. - И на него можно было положиться в трудную минуту. Вот, пожалуй, и все. Как я уже говорил, мы слишком мало были знакомы, хотя иной раз именно там, в окопах, под градом пуль, ты за считанные секунды узнаешь о человеке больше, чем смог бы при иных обстоятельствах, даже если бы прожил с ним рядом всю жизнь. Все самое сложное, скрытое глубоко внутри, моментально становится там простым, ясным и явным. На войне учишься быстро узнавать цену тем, кто находится рядом с тобой, потому что зачастую от этого зависит твоя жизнь. Нил замолчал, лихорадочно прокручивая в мыслях сказанное и пытаясь определить, не сболтнул ли он чего лишнего. Он очень надеялся, что описание, которое он дал Кресту прозвучит достаточно мягко и расплывчато, словно нарисованное небрежными хаотичными мазками краски на огромном холсте. Словно они действительно были едва знакомы. Очевидно, ему это удалось, поскольку Жак-Франсуа не стал больше задавать вопросов, а лишь тяжело вздохнул. - Понимаю. Спасибо за рассказ, месье Лэганн. Это немного, но все же лучше, чем ничего. Судя по вашим словам, Крис очень изменился за эти годы. Наверное, у него была нелегкая жизнь. Жаль, что он не смог победить свою гордость и вернуться. Очень жаль. Я так надеялся. Даже после стольких лет, когда все вокруг были уверены, что он погиб. Сообщение о его смерти стало для меня сильным ударом. Говорят, самое страшное в жизни - это неизвестность. Может быть, так оно и есть, но бывают случаи, когда не знаешь, что лучше: неизвестность, в которой есть пусть маленькая и слабая, но все же надежда, или такое вот известие, после которого надеяться больше не на что. Впрочем, все эти философские рассуждения теперь бессмысленны. Крис мертв – и ничто не может это изменить, - граф снова вздохнул и посмотрел на Нила. – Если я правильно понял, вы хотите навестить могилу Криса, не так ли? - Да, - согласился Нил. - В таком случае, не будете возражать, если я составлю вам компанию? К тому же, кладбище старое и довольно большое… Боюсь, без помощи вам будет сложно найти его могилу. - Буду весьма признателен, - в голосе Нила прозвучали нотки сдержанной, но искренней благодарности. - Хорошо. В таком случае, быть может, мы сначала пообедаем, а потом отправимся на кладбище? Вы ведь с дороги и наверняка голодны. Нил задумался на мгновение, а затем покачал головой. - Нет, благодарю вас. Дело в том, что мне нужно как можно скорее вернуться в Марсель, - пояснил он в ответ на вопросительный взгляд графа. – Корабль, на котором я возвращаюсь в Америку, уходит в воскресенье, но до своего отъезда я должен разузнать о судьбе еще одного моего товарища. Я планировал покинуть Лавферезе сегодня же, вечерним поездом. Так что, если вы не возражаете, то я хотел бы отправиться на кладбище немедленно. - Что ж… - Жак-Франсуа разочарованно вздохнул, но не стал спорить. - Как пожелаете. Я только возьму плащ. Поднявшись, он обогнул стол и направился к двери. «Даже походка как у брата, - мысленно отметил Нил, проводив его взглядом. – Разве что более легкая».