Текст книги "Когда мы встретимся вновь (СИ)"

Автор книги: Ellada

сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 136 страниц)

Вздрогнув, она повернулась и встретилась взглядом с черными глазами, внимательно смотрящими на нее из-под полуопущенных длинных ресниц. Их взгляд был ясным и чистым. Лихорадочный румянец ушел, сменившись землисто-синеватой бледностью, тонкие резкие черты странно заострились, стали четче и определеннее, а кожа на скулах и лбу натянулась и стала похожа на сухой пергамент. Его лицо напоминало застывшую восковую маску и словно светилось изнутри какой-то нездешней, неземной красотой. Красотой вечного покоя и умиротворения. За время своей работы ей не раз приходилось видеть эту неестественную красоту. Красоту приближающейся смерти, которая, подобно невидимому покрывалу, ложилась на лица умирающих, скрывая следы страданий и боли. Делая их такими невыносимо прекрасными в своей ледяной невозмутимости. Словно ставила печать своего незримого присутствия. Антуанет почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Сердце зашлось в безумном ритме, а затем замерло и рухнуло в темную пустоту, из которой медленно поднимался отвратительный липкий страх. «Глупости. Он не умирает. Он не может умереть. Тебе просто показалось», - мысленно попыталась уверить она себя, глядя на него сквозь пелену слез, застилающую глаза. Усилием воли она отогнала страх и заставила себя улыбнуться. Широко и весело, словно ничего ужасного не происходило. Словно не сомневалась, что он поправится. - Это действительно я, - прошептала она и, наклонившись ближе, ласково погладила его по щеке. - Хорошо, - прошептал он, с трудом шевеля пересохшими и потрескавшимися губами. Его голос звучал тихо и устало и… как-то отстраненно-равнодушно. – Я уже не различаю, где бред, а где явь. Я так хотел тебя увидеть, коснуться тебя еще хотя бы раз. Иногда я вижу тебя… Но не успеваю дотянуться, и ты уходишь. Из его груди снова вырвался надсадный хрип, и он замолчал. С трудом сдерживая слезы, Антуанет коснулась его руки и нежно сжала ее в своих ладонях. - Это действительно я, Крис. Настоящая. Теперь я рядом. Теперь я всегда буду рядом, - успокаивающе забормотала она, хотя и не знала, кого пытается успокоить больше – его или себя. – Ты скоро поправишься, Крис. А когда закончится война, мы вместе поедем в Лавферезе к твоему брату. Жак-Франсуа очень обрадуется. Мы будем очень счастливы, слышишь? Очень-очень. Просто нужно немного потерпеть. Ты уже очнулся, и жар прошел – это хороший знак. Ты поправляешься. Нужно сказать им, чтобы тебя перевели отсюда. Она уже не замечала, что именно говорит. Это было неважно. Важно было хоть немного облегчить его боль, дать надежду, заставить поверить его и себя, что все будет хорошо. И ради этого она была готова говорить что угодно. С минуту Крест молча смотрел на нее странным грустным взглядом. Словно прощался. А затем уголки его губ дрогнули в едва заметной, призрачной улыбке. - Я умираю, Антуанет. Это был не вопрос, а утверждение. Спокойная констатация факта. Он сказал это тихо, просто и как-то походя, а его голос был ясен и невозмутим и, в то же время, как-то странно мягок и нежен. Словно он пытался успокоить ее. А еще в нем явственно прозвучали нотки какого-то неестественного, отстраненного смирения. Смирения человека, признавшего свое поражение, склонившего голову пред неумолимо надвигающейся судьбой и терпеливо ожидающего уготованной ему и уже известной развязки. И почти желающего ее наступления. И, в то же время, понимающего, что эта самая развязка, несущая желанный покой его измученному телу и с наступлением которой для него наконец-то все закончится, принесет боль дорогому ему человеку, и пытающегося облегчить эту боль, подготовить к ее неотвратимому приходу. Антуанет побледнела, но в следующую секунду ее лицо словно окаменело. - Не смей! – прошептала она, зло прищурившись, расширившиеся от ужаса зрачки блеснули гневом и упрямством. – Не смей так говорить, слышишь?! Не смей говорить мне, что ты умираешь! Это неправда! Ты НЕ умрешь! Ты всего лишь ранен. Тяжело ранен, и у тебя была лихорадка. Но теперь все позади. Ты уже поправляешься, слышишь? Ты уже поправляешься! И не смей сомневаться в этом! Я запрещаю тебе даже думать о смерти! Ты поправишься. Я обе… - Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать, - перебил ее Крест. Его голос по-прежнему был спокоен, грустен и устал, с теми же едва заметными нотками прощальной отстраненности, словно звон треснутого хрусталя. По его губам скользнула слабая улыбка, но тут же увяла, и он поморщился от боли. - Я знаю, что умираю. Я это чувствую, - тихо продолжил он. – Я чувствую, как уходит жизнь. У меня больше нет сил. Странно, что я вообще еще жив. С такой-то раной. Но я не мог уйти, не увидев тебя еще хотя бы раз. Я знал, что ты придешь, Антуанет. Я ждал тебя. Я так долго ждал тебя. Мне очень жаль, что все вышло так… Так ужасно глупо. Это моя вина. Прости, если можешь. Я был глупым, самонадеянным мальчишкой. Я сам все разрушил. Только я. Прости… - он помолчал минуту, а затем задумчиво посмотрел в потолок и добавил. - Может быть, так даже лучше. Теперь неважно, кто я: Крест или Кристиан-Пьер де Ла Вреньи. Для мертвых имена не имеют значения. - Не смей так говорить! – Антуанет почувствовала, что не в силах больше сдерживать слезы, и горько-соленые дорожки заскользили по щекам. – Ты не умрешь, слышишь?! Ты не умираешь. Ты всего лишь ранен. Не смей прощаться со мной, слышишь?! Я запрещаю тебе прощаться со мной! – она закусила губу, подавляя готовое вырваться рыдание, и умоляюще прошептала. - Не сдавайся, прошу тебя. Не оставляй меня одну. Ты уже однажды оставил меня. Я ждала тебя восемнадцать лет. Ты не можешь снова так поступить со мной. Я этого не переживу. Я не смогу без тебя, Крис. Теперь не смогу. - Сможешь, - он через силу улыбнулся. - Ты очень сильная, Антуанет. Очень. Поэтому я не смог тебя забыть. Поэтому я так сильно тебя люблю. Ты будешь жить. К тому же, я не собираюсь оставлять тебя. Я всегда буду рядом. Теперь я всегда рядом с тобой, - его ладонь слабо приподнялась и снова упала на одеяло и замерла. - Возьми меня за руку, - попросил он. - Я хочу еще раз ощутить твое прикосновение. Мне что-то холодно. Антуанет осторожно прилегла рядом и обняла его, его голова обессилено опустилась на ее плечо. - Все будет хорошо, Крис, - чуть слышно прошептала она, слепо глядя вперед. - Ты только держись, - она не замечала ползущих по щекам слез. Окружающий мир утратил очертания и рассыпался мириадами искр в хрустальных соленых каплях. - Потерпи еще немного, и все будет хорошо. А потом мы поедем в Лавферезе. Мы вернемся домой, Крис. Ты встретишься с Жаком-Франсуа. Он ждет тебя. И мы снова будем вместе. Только на этот раз навсегда. Слышишь? Навсегда. Я обещаю. Мы снова будем встречать рассвет. Рассвет в Лавферезе… Помнишь, как мы встречали его на башне? Мы снова увидим его. Алые полосы в синеве, и встающее солнце, словно огромный огненный шар. Мы снова увидим это, слышишь? Ты только потерпи немного. Боль скоро уйдет. Ты уже поправляешься. Черные глаза подернулись мутной дымкой. - Я не чувствую боли, - чуть слышно шепнул он одними губами. – Только холод. И тебя. Я люблю тебя, Антуанет. Теперь я всегда буду рядом. Его голос становился все тише и тише, словно угасающее пламя свечи. Темные ресницы медленно опустились, скрывая начинающие тускнеть глаза и отбросив длинные тени на восковые щеки, грудь слабо приподнялась, опустилась и замерла. Легкий вздох коснулся ее щеки, обдав на мгновение едва заметным теплом, и… Золотые волны потекли к горизонту, сливаясь с яркой синевой неба. Тишина. Никогда еще в своей жизни она не слышала такой пустой, оглушающе-тяжелой тишины. Антуанет молча смотрела прямо перед собой, боясь пошевелиться и чувствуя, как тяжелеет его тело в ее объятиях. Она не видела его лица, но отчетливо представляла, как оно выглядит в эту минуту. Спокойное, холодное. И такое невозмутимо-прекрасное в застывшем умиротворении, отмеченное печатью смерти. Красота вечного покоя. Единственная, перед которой бессильно даже время. Она не могла, не хотела видеть его таким. Потому что увидеть означало признать, что его больше нет. Признать, что он ушел, что все, о чем они мечтали, никогда не случится. Признать, что все кончено. Все. Навсегда. «Нет! Не уходи, Крис. Я не разрешаю тебе уйти, слышишь? Не оставляй меня». Тишина. Темнота ответила молчанием. За окном плескалась ночь. Бой закончился. Она проиграла. Проиграла его жизнь холодной серой тени, замершей в углу. Антуанет зажмурилась, чувствуя, как обжигающе горячие слезы заливают лицо. Ей хотелось крикнуть, зарыдать, но с побелевших губ не сорвалось ни звука. Крик умер в груди, горло сдавило спазмом. Утопая в безмолвном горе, она судорожно прижала к груди его неподвижное тяжелое тело, словно хотела предать ему частичку собственной жизни. - Я тоже люблю тебя, Крис. Не открывая глаз, она коснулась пылающими солеными от слез губами его уже начавшей холодеть щеки. - Прости меня. В углу, мерно отсчитывая секунды, тикали часы. Резные стрелки показывали одну минуту пятого. Час Волка закончился. Жанна Ланком вошла в палату и замерла. Антуанет сидела на том же самом месте, где она ее оставила – возле постели того раненого. Она сидела совершенно неподвижно, чуть наклонившись вперед, и смотрела на него застывшим взглядом, а ее и без того бледное лицо в скудном свете, просачивающемся сквозь небольшое окошко, казалось совершенно белым и каким-то расплывчато-прозрачным, нереальным, словно лицо призрака. Антуанет не произнесла ни слова и даже не взглянула в ее сторону, словно не заметила ее появления, но Жанна и без слов прекрасно поняла, что произошло. Горе и печаль ее подруги были почти осязаемы. Темным покрывалом они окутывали хрупкие плечи сидящей в отдалении женщины, невидимым туманом стелились по полу и заполняли и без того небольшое пространство комнаты своим холодным незримым присутствием. Горе, печаль и… смерть. И, казалось, все предметы, находящиеся в комнате, и даже сами стены вдруг вытянулись по струнке, подобно вышколенным стражам на торжественном посту, и замерли, склонившись в безмолвном уважении перед величием и глубиной ее молчаливой скорби. Бесшумно скользнув по узкому проходу, Жанна подошла к подруге и ласково коснулась ее плеча. - Антуанет. Антуанет не обернулась и ничего не ответила. Ее взгляд не отрывался от красивого лица мужчины, лежащего на постели, а плечо под рукой старшей медсестры было напряженным и твердым, словно камень. - Антуанет, - громче позвала Жанна и обеспокоенно нахмурилась. - Тише, - едва слышно прошептала та, не поднимая головы. – Не нужно шуметь. Дай мне еще мгновение. Еще только одно мгновение. Жанна осторожно присела на край постели рядом с подругой и с тревогой всмотрелась в ее лицо. Оно было спокойно и непроницаемо, словно гладкая серебряная поверхность зеркала, длинные полуопущенные ресницы скрывали глаза. Но ей вдруг показалась, что перед ней совсем незнакомая женщина. Другая Антуанет. Та же и… другая. Словно вместе со смертью этого мужчины что-то безвозвратно ушло из ее души, умерло вместе с ним. А может быть, это и была душа? Внезапно Антуанет протянула ей руку, в ее пальцах был зажат небольшой клочок бумаги. Жанна взяла его и, развернув, быстро пробежала глазами. Там было всего несколько слов: «Прованс. Лавферезе. Поместье Ла Вреньи. Граф Жак-Франсуа де Ла Вреньи». - Что это? – недоуменно спросила она, поднимая голову. - Это его брат, - тихо ответила Антуанет. - Отправьте его тело туда. - Понятно. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Жанне очень хотелось сказать или сделать хоть что-то, чтобы утешить подругу и разрушить эту жуткую, напоенную горечью и смертью звенящую тишину, но она не знала, что же именно ей сказать. Да и зачем? Никакие слова не могли облегчить боль этой женщины, которая сидела рядом с ней такая спокойная и застывшая, словно мраморная статуя. Секунды плавно и неумолимо бежали одна за другой. Напряжение росло, молчание становилось невыносимым. Наконец, когда она уже готова была сдаться и заговорить – все равно что, лишь бы уничтожить эту невозможную тишину - Антуанет вдруг резко поднялась и, сняв косынку, накрыла ею лицо лежащего на постели мужчины. Ее движения были нежны и осторожны, словно она боялась разбудить его. Еще мгновение она стояла рядом, молча глядя на него, а затем отвернулась и медленной, тяжелой походкой направилась к двери. - Антуанет, - Жанна и сама не поняла, что заставило ее позвать подругу. Антуанет обернулась и посмотрела на нее, изящные дуги бровей вопросительно приподнялись над невозмутимым сиянием ее ореховых глаз, ставших похожими на два глубоких темных омута. - Да? – голос Антуанет звучал ясно и твердо, но Жанне стало не по себе от ее неестественно-спокойного взгляда. - С тобой все в порядке? - Да, - Антуанет чуть улыбнулась одними уголками губ, словно заводная механическая кукла. Эта улыбка превратила ее и без того ужасное в своей мертвенной бесстрастности лицо в какую-то жуткую маску. – Все в порядке, Жанна, - спокойно и мягко продолжила она, словно речь шла о чем-то совершенно обыденном и незначительном. - Со мной все прекрасно. Последний обход был полчаса назад, я промыла раны и сменила повязки. - Хорошо. Это была не первая смерть в ее жизни. За долгое время своей нелегкой работы, Жанна Ланком имела возможность наблюдать самые разные реакции людей на смерть близкого человека: от неподвижного тупого молчания до нервных срывов, истерик и сердечных приступов. Но еще никогда ей не приходилось видеть такого абсолютно нереального, холодного, мертвенно-равнодушного и, в то же время, совершенно явно трезвого и осознанного спокойствия и смирения. Каким-то неуловимым внутренним чутьем она поняла, что лучше отложить на время расспросы и утешения и оставить все как есть. Она ничем не могла помочь этой женщине. Только оставить ее в покое, наедине с ее горем. - Когда будет машина? – между тем спросила Антуанет. - Через час. Ты хочешь уехать прямо сегодня? - Да. Я обещала, что вернусь как можно быстрее. - Ну, что ж. До свидания, Антуанет, - старшая медсестра тяжело вздохнула и чуть улыбнулась, но улыбка вышла неуверенной, обеспокоенной и совсем не веселой. Но Антуанет, казалось, не заметила этого и лишь мягко улыбнулась в ответ все той же неестественной кукольной улыбкой. - Прощай, Жанна. Дверь бесшумно закрылась за ее спиной, но Жанна продолжала сидеть на месте, неподвижно глядя на потемневшие от времени доски, и в ее глазах плескалась тревога. Она никак не могла понять почему, но у нее вдруг возникло ощущение, что Антуанет прощалась с ней. ========== Часть 24. Вместе навсегда ========== Иду к тебе; настал и мой черед Идти тропой, которой все живое Из мира света в духов мир уйдет. Иду и радуюсь, что буду вновь с тобою. Пока ты жил – сиял, как огонек, Родной, но темный мир тем светом освещал, И мне в моем пути вновь виден маячок Души твоей. Там будет мой причал. Иду в тот мир, где пребываешь ты, И не боюсь я наших новых судеб, При жизни были неразлучны мы И после смерти снова вместе будем. Dark Конец октября 1918 года. Франция. Военно-полевой госпиталь 1478, раннее утро. Подавив очередной зевок, Жоа с силой тряхнула головой, чтобы прогнать остатки сна, и, нахмурившись, ускорила шаг. Она все еще никак не могла привыкнуть к хроническому недосыпанию и нередко ловила себя на том, что ее то и дело начинает клонить в сон прямо во время дежурств. Особенно тяжело давались ночные дежурства. «Только этого мне и не хватало!» - недовольно подумала девушка. Ее торопливые шаги глухим эхом летели по пустому темному коридору. Наконец она добралась до палаты, которая находилась на ее попечении, и уже собиралась войти, но тут дверь распахнулась, и ей навстречу вышла Антуанет. От неожиданности Жоа вздрогнула и замерла на месте, растерянно глядя на старшую медсестру чуть прищуренными от света фиалковыми глазами. - Доброе утро, Жоа, - между тем сдержанно поприветствовала ее Антуанет, ее голос звучал, как всегда, спокойно и мягко.