Автор книги: Ellada
сообщить о нарушении
Текущая страница: 83 (всего у книги 136 страниц)
В последнее время, где бы она ни находилась и о чем бы ни думала, ее мысли в итоге неизбежно сводились к этому единственному, но такому мучительному в своей неопределенности и безответности вопросу. А причиной и предметом этих мучительных переживаний и напряженных размышлений был все тот же человек - мужчина ее мечты, венец всех ее желаний и вожделенная цель, богатый, могущественный и красивый, глава уважаемой семьи - Уильям Альберт Эндри. Прошел почти год с тех пор, как она, хитроумно избавившись от своего непутевого, глупого пьяницы-брата, осталась единственной наследницей фамилии и состояния семьи Лэганн, а конечная и главная цель ее гениального плана по-прежнему оставалась всего лишь тайной и сладкой грезой. Обдумав ситуацию со всех сторон, Элиза пришла к еще более неутешительному выводу: ее успехи, казалось, застыли на той самой отметке, которой достигли в день, когда в результате ее неустанных стараний и хитрости предел мечтаний вынужден был сопровождать ее на ту злосчастную премьеру «Мессалины». Девушка нахмурилась еще сильнее. Она старалась изо всех сил. Она старательно выведывала, где и когда он должен появиться, и раз за разом делала все возможное и невозможное, чтобы невзначай оказаться в том же месте и попасть в поле его зрения, при этом искусно изображая искреннее удивление, вызванное «совершенно случайной и неожиданной» встречей. Всякий раз, когда они сталкивались, она старалась поразить его элегантностью и красотой дорогих нарядов, изысканностью вкуса и манер, умением поддержать разговор, образованностью, остроумием, светскостью, изяществом, грацией наконец. Она перепробовала все, умело разыгрывая то скромную, благовоспитанную юную леди, впервые выведенную в свет и смущенно краснеющую от одного только слишком пристального, по ее мнению, взгляда какого-нибудь молодого повесы, то знающую себе цену и умудренную опытом светскую львицу, смело и уверенно принимающую ухаживания своих коленопреклоненных поклонников, поощряя одновременно всех и никого, а то ветреную, легкомысленную кокетку, этакую порхающую по жизни прекрасную, но глупую бабочку, весь смысл существования которой - в легком, ни к чему не обязывающем флирте. За эти месяцы она создала десятки женских образов и разыграла их так тонко и искусно, что ее мастерству могла бы позавидовать любая профессиональная актриса, годами шлифовавшая свой талант ежедневными репетициями и игрой на сцене. Но у Элизы была достаточно веская причина для развития этого таланта, ведь действовать ей приходилось очень осторожно, тщательно продумывая и выверяя каждый свой шаг. Одно неосторожное слово, непозволительная эмоция, неестественный жест или выражение лица, нотка фальши в голосе - и она не только могла стать объектом сплетен и насмешек вездесущего бомонда, поставить под удар собственную репутацию и навлечь позор на семью, но и, самое главное, это со всей очевидностью продемонстрировало бы Альберту ее истинные намерения и, тем самым, отвратило его от нее навсегда. Одна маленькая ошибка, мимолетная слабина - и всё, чего она так старательно и настойчиво добивалась, могло навеки остаться лишь недостижимой мечтой. Впрочем, ее старания, как ни печально было это признавать, так и не принесли желаемого результата. Несмотря на всю ту бездну обаяния, шарма и красоты, которые она обрушивала на Альберта Эндри при каждой их встрече, он по-прежнему не проявлял к ней никакого интереса. Все ее попытки привлечь его внимание, заставить его увидеть в ней не только родственницу, о благополучии которой его вынуждают заботиться обязанности главы семьи, но женщину, красивую женщину, достойную стать новой леди Эндри, разбивались о холодное безразличие да привычную сдержанную, абсолютно лишенную каких-либо эмоций и явно продиктованную исключительно правилами приличия, но, увы, безукоризненную вежливость, которые окружали Альберта, подобно стене. Непробиваемой каменной стене, которую ей никак не удавалось преодолеть. Он избегал встреч с ней, отказывался сопровождать ее на светские мероприятия, но делал это так ловко и естественно, оправдывая это такими благовидными предлогами или находя такие уважительные причины для отказа, что его просто невозможно было упрекнуть в чем-либо. То у него уже была назначена деловая встреча и как раз в этот день и час, то ему необходимо было срочно съездить в Лэйквуд, в Нью-Йорк, Вашингтон или куда-нибудь еще за пределы Чикаго на несколько дней. И каждый раз Элизе не оставалось ничего другого, как только проявлять понимание и отступать, изо всех сил удерживая на лице милую улыбку, полную «искреннего» сочувствия его многотрудному положению, которое лишало его столь многих удовольствий, заполняющих праздное времяпрепровождение бомонда, одновременно выражая восхищение терпением, неутомимой заботливостью и стараниями, с которыми ее любимый дядюшка печется о благосостоянии семьи, добровольно и великодушно отказываясь от каких бы то ни было развлечений. Все это неимоверно раздражало и злило ее. Злило до такой степени, что порой Элизе начинало казаться, что она ненавидит Альберта. Ненавидит сильнее, чем кого бы то ни было в своей жизни, за исключением, пожалуй, только своего самого давнего и вечного врага - Кенди Уайт, безродной выскочки, отродья плебеев из низкопробного приюта для нищих под названием «Дом Пони». Но она не собиралась отступать. Нет, Элиза была твердо намерена во что бы то ни стало стать новой леди Эндри. Весь вопрос был в том, как ей это сделать - что еще предпринять, чтобы привлечь его внимание? Как заставить заметить себя? Она уже давно сняла траур по брату, поэтому не могла больше апеллировать к этому обстоятельству. Одно время она очень рассчитывала на помощь, поддержку и влияние мадам Элрой... Во время одной из их ставших почти традицией встреч за чашкой вечернего чая в малой гостиной дома Эндри Элиза осторожно заметила, что ее появление в обществе без сопровождения кого-нибудь из мужчин семьи не просто неприлично, но может нанести непоправимый ущерб ее репутации и чести семей Лэганн и... Эндри. Выказав свою «искреннюю» обеспокоенность сим фактом «вопиющего нарушения правил приличия», Элиза тут же вскользь упомянула о невнимательности Альберта. Она постаралась сделать это так ненавязчиво и небрежно, словно речь шла о чем-то пустячном и незначительном, но этот не слишком тонкий и достаточно прозрачный намек не мог остаться незамеченным такой строгой поборницей нравов, как мадам Элрой. Расчет Элизы оправдался полностью: возмущенная столь пренебрежительным отношением Альберта к правилами приличия, мадам Элрой заверила девушку, что непременно поговорит с племянником и сделает это в самое ближайшее время. Но радость Элизы, вызванная этой маленькой победой, оказалась недолгой. Либо мадам Элрой забыла о своем обещании, либо Элиза переоценила силу влияния тетушки на племянника, но поведение Альберта не изменилось ни на йоту. Он по-прежнему не обращал на нее ни малейшего внимания, за исключением все того же продиктованного элементарной вежливостью и родственными отношениями минимума, по-прежнему отказывался сопровождать ее куда бы то ни было, ссылаясь на занятость. Но, по ее мнению, причиной столь явного и оскорбительного пренебрежения и равнодушия были отнюдь не дела, а... некая актриса.
При одной только мысли о Шанталь Элиза почувствовала, как внутри зашевелились ярость и презрение, и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
«Не время злиться! Нужно что-то делать. И я знаю, что я сделаю!»
Поднявшись, Элиза решительно направилась к стоящему в углу небольшому изящному бюро из черного, инкрустированного перламутром дерева и, открыв один из ящиков, вытащила оттуда толстую, перевязанную лентой папку. Затем она снова опустилась на пуф перед зеркалом и раскрыла ее. Внутри оказалось множество газетных вырезок. Судя по пожелтевшим от времени, потертым и потрепанным по краям листам, они были старые. По губам Элизы скользнула злая и в то же время чрезвычайно довольная усмешка. Это были статьи и заметки из светских колонок. Она своими руками вырезала их из тех самых парижских газет, что дала ей Дэйзи несколько месяцев назад. В каждой из них речь шла о Шанталь, о ее прошлом. О том самом скандальном прошлом, о котором насмешливо поведала ей в тот далекий день Дэйзи и о котором никто в Чикаго даже не догадывался. То, что она держала сейчас в своих тонких изящных пальчиках, было живейшим, явным и совершенно неоспоримым доказательством того, что женщина, которую боготворил весь Чикаго - от нищего на церковной паперти, любующегося ее изображениями на афишах, которыми были увешаны все улицы, до самых богатых, благородных и уважаемых аристократов высшего света, от театралов, повес и франтоватых прожигателей жизни до светских львов и удачливых бизнесменов - актриса, красоте и таланту которой поклонялся весь бомонд, которой восхищались мужчины и которой завидовали женщины, в Европе была отнюдь не такой невинной, безупречной и неприступной, какой хотела казаться и какой ее знали в Америке. О, нет, эта женщина была отнюдь не ангелом... Скорее, наоборот!
Элиза принялась медленно перебирать газетные вырезки, ее взгляд привычно скользил по знакомым строкам. Впрочем, в этом не было необходимости: за эти месяцы она выучила их наизусть. Сколько раз она перечитывала эти строки, наслаждаясь той грязью, которую без устали выливали театральные критики и репортеры светских колонок на любимицу публики, радуясь каждому ядовитому слову, отпущенному ими в адрес этой презренной и ненавистной богини театральных подмостков. Их сочащиеся злобой и завистливым ядом едкие комментарии целительным бальзамом проливались на кипящую ненавистью и презрением душу Элизы, успокаивая боль и смятение, вселяя в нее уверенность, что справедливость все же восторжествует и победа в этой извечной женской войне, пусть не такой глобальной, пусть невидимой, но не ставшей от этого менее жестокой, кровавой и яростной, в конце концов останется за ней. Ведь в эту минуту в своих руках она держала оружие, которого не было у ее соперницы. Очень грозное оружие, которое давало ей возможность с легкостью расправиться с этой ничтожной актриской, возомнившей о себе невесть что и осмелившейся встать у нее на пути. Оружие, которое давало ей, Элизе, возможность навсегда вывести Шанталь из игры. Нет, даже не так! Пинком выбросить ее из своей жизни, уничтожить в любую минуту, как только она, Элиза, того пожелает! Уничтожить раз и навсегда!!! О, да, она наслаждалась, читая эти старые, пожелтевшие от времени заметки о событиях, происходивших в Париже два года назад. Наслаждалась каждой строчкой, каждым словом, каждой буквой. И ее радость становилась еще сильнее, когда она представляла себе лицо своего дорогого дядюшки в тот момент, когда он будет это читать. Как он будет унижен и раздавлен, узнав, что женщина, к ногам которой он бросил все, что у него было, запятнав свое благородное имя недостойной связью с актрисой, на самом деле оказалась всего лишь обычной дешевкой, торгующей своей благосклонностью направо и налево и готовой отдаться любому, у кого достаточно денег, чтобы заплатить ей. Она представляла его ярость, когда он узнает, что все, что его связывало с этой жалкой ничтожной женщиной, было всего лишь химерой, иллюзией, обманом, тонкой, холодной, расчетливой игрой интриганки, которая всего лишь ловко водила его за нос, как и десятки других мужчин, что были до него, а, быть может, есть и сейчас. Когда он узнает, что был не единственным, а одним из многих. Мужчины такого не прощают, а уж честный, открытый, благородный Альберт Эндри тем более не сможет простить. Она представляла, с каким гневом и отвращением он отвернется от этой презренной дряни, как навсегда вычеркнет ее из своей жизни, позабыв даже само это имя - Шанталь. Она представляла себе это так живо и ясно, словно видела это собственными глазами, словно все это уже произошло... Впрочем, она не сомневалась, что именно так все и будет, стоит лишь дорогому дядюшке Уильяму увидеть эти газетные заметки. И вот тогда она, Элиза, вступит в игру и без труда займет то место, которое уже давно должно было принадлежать ей. Ее драгоценный дядюшка, сам того не подозревая, своими собственными руками устранит все препятствия, так неожиданно и неприятно вставшие у нее на пути, и ей останется лишь пройти неторопливой, исполненной достоинства походкой по освободившейся дороге, ведущей прямиком к желанной цели, и получить то, чего она так долго и страстно желала. Это она станет богатой, знатной, уважаемой и любимой всеми леди Эндри, а Шанталь канет во мраке прошлого, и высший свет Чикаго быстро забудет за ней, как забыл многих, кто был до нее. Шанталь уйдет, а она, Элиза, останется. Единственная и неповторимая, достойная всего самого лучшего, что только есть на этой земле. Настоящая леди. Леди Элиза Эндри. И тогда все, кто оскорблял ее своим пренебрежением и насмешками все эти годы, горько пожалеют о содеянном. Уж она-то позаботится, чтобы все они отправились вслед за Шанталь и стерлись из памяти окружающих. И тогда она забудет о них... Навсегда! И в первую очередь о ничтожной низкопробной актриске Шанталь и наглой нищей выскочке из дома Пони Кендис Уайт. Но Элиза не спешила нанести этот последний, решающий удар, выжидая подходящего момента. Лед, по которому она ступала, был слишком тонок и ненадежен, к тому же, она тоже многим рисковала в этой игре, поэтому действовать следовало осторожно, взвешенно и обдуманно. Да и интуиция подсказывала ей, что спешить не следует. Но, судя по всему, долгожданный момент настал. Ждать больше не имело смысла.
«А если дело не в Шанталь? – неожиданно пришедшая в голову мысль заставила Элизу чуть нахмуриться, отчего меж изящно изогнутых дуг бровей пролегли едва заметные морщинки. - Что если Альберт увлечен совсем не этой жалкой актриской? - девушка отложила вырезки и нервно забарабанила кончиками пальцев по поверхности туалетного столика. - Альберт уже несколько месяцев не посещал театр. А ведь после той премьеры он ходил на каждый спектакль, где играла эта дешевка, но потом перестал. Быть может, между ними и был роман, но это вовсе не означает, что он длится до сих пор. К тому же, если бы она была его любовницей, да еще и в течение стольких месяцев, об этом бы уже давно трубил весь город. Значит... Они не встречаются? Или хорошо это скрывают? Вполне может быть и второе. Альберт не любит быть на виду у публики и просто ненавидит, когда посторонние люди обсуждают дела семьи, а тем более, его жизнь. Наверняка он попытался бы скрыть свою связь с Шанталь. К тому же, он не глуп, поэтому вполне мог придумать нечто, что дало бы ему возможность встречаться со своей метрессой и в то же время избежать сплетен и ненужного внимания. Хм-м... Но все же это может быть и не Шанталь. Но здесь точно замешана женщина. Я это чувствую. Вот только кто она? Кто?!! - Элиза принялась лихорадочно вспоминать всех женщин, которых видела рядом Альбертом в последнее время, пытаясь определить, какая из них могла привлечь его внимание. К счастью, Альберт редко посещал светские мероприятия, что значительно облегчало ее задачу. Но тут ее ждало новое разочарование: ни с одной из пришедших ей на память женщин Альберт не разговаривал более двух раз, за исключением, быть может, парочки уважаемых леди весьма почтенного возраста, которые, как ей было известно, являлись хорошими знакомыми мадам Элрой и слыли ярыми блюстительницами строгих нравов и правил приличия, а их суровые лица не допускали мысли даже об элементарном флирте, не говоря уже о совершенно неподобающей и непристойной внебрачной связи. Элиза даже представить себе не могла, что между Альбертом и одним из этих столпов нравственности могло быть хоть что-то, за исключением почтительности. К тому же, любая из этих матрон была значительно старше находящейся в довольно преклонном возрасте мадам Элрой и, как минимум, годилась Альберту в матери. Нет, сама мысль о подобной любовной связи казалась смешной, глупой и попросту невозможной. Но других предположений у нее, увы, не было. — В любом случае, что я теряю? Если между Альбертом и Шанталь ничего нет, то, что он прочтет эти заметки, ничего не изменит. Однако это разрешит все сомнения относительно их связи и позволит мне сосредоточить силы на поисках той, другой... Опять же, это навсегда вычеркнет Шанталь из его жизни, а значит, увеличит мои шансы. Если между ними все же что-то есть, то, прочитав это, Альберт наверняка положит конец их отношениям. Он слишком горд и честен, чтобы понять и простить такое... К тому же, он - глава семьи... Он может сколько угодно пренебрегать собственной репутацией, но, я уверена, он не допустит, чтобы тень позора коснулась благородного имени Эндри. Да и бабушка этого не потерпит. Может быть, он и заставил бы ее смириться с тем, что у него любовная интрижка с актрисой, но связь с женщиной, обладающей .подобной репутацией. Нет, это, право же, слишком! Здесь я могу полностью рассчитывать на бабушкину помощь и поддержку. И в любом случае Альберт будет благодарен, что я вовремя открыла ему глаза на то, что его нагло обманывают и что его драгоценная возлюбленная - всего лишь жалкая ничтожная дешевка, презренная распутница, такая же, как и Мессалина, которую она так бесподобно изображает на сцене. Может быть, потому ей так удалась эта роль. Ведь ей даже играть не нужно, всего лишь быть самой собой. Да, пожалуй, так и следует поступить. Время пришло. В любом случае, медлить больше нельзя... Война закончилась, а значит, эта мерзкая нищенка Кенди скоро вернется. А, может быть, она погибла? В конце концов, если верить газетам и военным сводкам, люди гибли там сотнями... Нет, если бы она погибла, об этом бы непременно сообщили мистеру Альберту и бабушке Элрой. В конце концов, она пусть формально, но все еще является приемной дочерью семьи Эндри. Нет, она наверняка жива, этой наглой нищей выскочке из сиротского приюта всегда везло!!! Значит, действовать нужно как можно быстрее. Я должна привлечь внимание Альберта до возвращения этого ничтожества, иначе стоит ей появиться здесь - и он, и Арчи только и будут прыгать вокруг нее, словно выдрессированные щенки с поглупевшими от счастья глазами, которым больше ничего не нужно в жизни, кроме как чтобы их драгоценная Кенди погладила их по головке да почесала за ушком!!! И тогда ни о каком внимании к другим женщинам и речи быть не может. В ее присутствии они волшебным образом забывают о правилах приличия. Ладно. К чему сейчас об этом думать? Кенди пока нет, а значит, у меня еще есть время, чтобы решить эту проблему. Нужно сосредоточиться, все как следует обдумать и действовать. Действовать быстро, но осторожно, чтобы он ничего не заподозрил. Хм-м... Ну, что ж... Вперед, Элиза! Осталось потерпеть совсем немного - и скоро все, о чем ты мечтаешь, будет принадлежать тебе. Только тебе! Включая драгоценного дядюшку Уильяма Альберта Эндри. А пока займемся мадемуазель Шанталь».
Элиза аккуратно сложила газетные вырезки в папку и перевязала ее лентой. Поднявшись, она достала из шкафа подбитые мехом пальто и шляпку и, взяв папку, решительно вышла из комнаты.
Опираясь локтями на темную гладкую поверхность громоздкого письменного стола и запустив пальцы в густые пряди цвета золота, Альберт сосредоточенно изучал присланный Арчи отчет о последних биржевых торгах, прошедших в Нью-Йорке. Сам Арчи все еще был там, затем ему предстояла поездка в Бостон, а потому вернуться он должен был не раньше следующей недели.
Внимательно изучив таблицы стоимости акций различных компаний, Альберт принялся сверять цифры, представленные в отчете, с газетными биржевыми сводками, пытаясь предугадать, как будет складываться ситуация на рынке ценных бумаг в ближайшие недели. Увы, теперь даже такой краткосрочный прогноз было сделать очень и очень сложно, почти невозможно. Окончание войны естественно и закономерно отразилось на экономике почти всех стран и особенно тех, кто принимал в ней самое живое и непосредственное участие, в очередной раз перевернув мировой рынок с ног на голову. Ситуация менялась с умопомрачительной скоростью, и уследить за всеми изменениями, а тем более правильно оценить их значимость и принять верное решение было невероятно сложно, поэтому работы значительно прибавилось. К тому же, работать приходилось на порядок напряженнее и внимательнее, чем раньше.
В дверь тихо постучали.
- Войдите, - не отрываясь от изучения очередной биржевой сводки, произнес Альберт, предположив, что это мог быть только его второй после Арчи помощник, а также секретарь и шофер - Джордж.
Дверь бесшумно открылась и так же бесшумно закрылась, но вместо привычных тяжеловато-размеренных шагов Джорджа царящую в кабинете тишину наполнил легкий стук каблучков и тихий шелест шелка.
- Доброе утро, дядюшка, - мягко произнес знакомый женский голос.
Альберт поднял голову и удивленно воззрился на замершую перед его столом Элизу. В комнате повисла напряженная тишина. Девушка была одета в элегантное отороченное серебристой норкой пальто, из-под длинных пол которого кокетливо выглядывал краешек платья из роскошного переливчато-золотистого шелка.
«Пожалуй, слишком роскошного для столь раннего часа», - машинально отметил Альберт, мимолетно скользнув ошеломленно-растерянным взглядом по ее высокой стройной фигуре.
Роскошные длинные волосы цвета начищенной меди были, как всегда, тщательно причесаны, завиты в локоны и сияющим водопадом струились по плечам девушки. На фоне белизны ее кожи и серебристого мерцания меха они казались живым пламенем.
«Ну, просто идеал леди из высшего общества», - невольно подумал Альберт и сам удивился раздражению, которое охватило его при этой мысли.
