Текст книги "Когда мы встретимся вновь (СИ)"

Автор книги: Ellada

сообщить о нарушении

Текущая страница: 79 (всего у книги 136 страниц)

Но война закончилась, и он вновь вернулся в свой ад. В то самое место, откуда начал свой путь. Словно где-то на небесах, по ту сторону Бытия, невидимый и всемогущий читатель захлопнул на мгновение Книгу Жизни – и жизнь остановилась. Герои замерли в нелепых позах, недосказанные слова повисли в воздухе. И лишь песок времени с неслышным шелестом струился в Вечность, отмеряя секунды, часы, дни. Отмеряя мгновения его свободы. А затем незримый читатель вспомнил о недочитанной книге и вновь открыл ее. И герои зашевелились, продолжая играть предписанные роли. Ничего не изменилось. Все осталось на месте и началось там же, где и закончилось и… так же, как и закончилось. Колеса судьбы мерно ползли по заданному кругу, обжигая горечью и болью напрасных усилий, да серый пепел сгоревших надежд сожалением лег на душу. Все начиналось сначала. Но где-то в самой глубине, под всем этим сложным хитросплетением слов, поступков, мыслей и надежд, шевелилась смутная тень беспокойства. Того самого необъяснимого, непонятного беспокойства, которое никак не хотело оставить его. И он никак не мог понять, в чем же причина этого беспокойства. Все было как всегда. Разве что Шарль во время визита к Сюзанне, в противоположность обыкновению, был слишком молчалив и, устроившись в кресле, степенно пил чай, время от времени бросая на него угрюмые взгляды. Но если учесть, что все внимание девушки и его матери практически полностью сосредоточилось на нем самом, то это было вполне объяснимо. К тому же, он только сегодня представил Шарля миссис Марлоу и ее дочери, и они ничего не знали друг о друге, что также не располагало к общению. После визита к Сюзанне, сразу же, как только они вышли из дома Марлоу, Шарль распрощался с ним, сославшись на то, что ему, как и Чарли, необходимо найти себе жилье. Терри пригласил его пойти вместе с ним на ужин к матери, однако Шарль отказался и, пообещав не опаздывать на утреннюю репетицию, направился в противоположную сторону. Терри тяжело вздохнул. Поведение его друга выглядело, конечно, немного странным, но было вполне объяснимо. «К тому же, он наверняка устал с дороги. Да и хлопот с устройством здесь предстоит немало! Поэтому он такой мрачный. Я, наверное, тоже не лучше выгляжу со стороны». Вздохнув еще раз, он оторвался от стены и, поднявшись на крыльцо, вошел в дом. В прихожей царили темнота и тишина. Терри поднялся по лестнице на второй этаж и, остановившись у знакомой двери, тихо постучал. Секунду за дверью царила такая же глухая тишина, как и в прихожей, а затем она распахнулась, и на пороге появилась улыбающаяся Элеонора. - Терри! – радостно воскликнула она. – Ну, наконец-то! А я уже начала волноваться! Проходи. - Не стоило, - с улыбкой ответил Терри, входя в квартиру матери. – Я был у Сюзанны. - Понятно, - пробормотала Элеонора, внимательно наблюдая за лицом сына, но на нем словно застыла маска непроницаемой усталости. – И как она? - Очень обрадовалась, - тут же последовал невозмутимый ответ. - Надо полагать. - А так… совсем не изменилась. Все такая же тихая, грустная и милая, - Терри досадливо поморщился и быстро отвернулся, сделав вид, что целиком поглощен снятием шинели. – Давай не будем о ней, ладно? - вдруг попросил он. – Я не хочу ни о чем и ни о ком думать сегодня. Все, чего я хочу - это хотя бы один вечер провести вместе с тобой, весело и спокойно, а не вспоминая ежесекундно о проблемах. - Хорошо, - понимающе улыбнулась Элеонора. – Как пожелаешь. А я приготовила тебе небольшой праздничный ужин! – торжественно объявила она, отступая в сторону. Перед удивленным взором Терри предстал небольшой гостиный столик, который, как ему помнилось, обычно стоял в углу, заваленный книгами, газетами, листами с монологами и прочей дребеденью. Но сейчас он переместился в самый центр гостиной и был накрыт белой скатертью с вышивкой по краю, а на нем величественно возвышался резной медный подсвечник с тремя зажженными свечами. Столик был сервирован на двоих. - Ты прав, - мягко произнесла Элеонора. – Не стоит в такой замечательный день думать о грустном. Все проблемы вполне могут подождать и до завтра. Кстати, я тут припасла для тебя кое-что интересное, - Элеонора подошла к столу и, взяв, лежащую на краю газету, протянула ему. – Вот. Специально для тебя сохранила. Терри взял газету, повертел ее в руках и озадаченно нахмурился. Это был выпуск «Чикаго ньюз» и, судя по тому, как сильно пожелтела бумага, очень старый выпуск. Он взглянул на дату - «11 января 1918 года» значилось под заголовком. Терри быстро пролистал ее, но не обнаружил ничего интересного. Подняв голову, он вопросительно посмотрел на мать. - И что в ней такого особенного? Элеонора только вздохнула, обречено подняв глаза к потолку. - Колонка светских новостей, в левом нижнем углу, - коротко отрезала она, явно недовольная его невнимательностью. Терри послушно открыл последнюю страницу, где обычно печатали светские хроники, и посмотрел в левый нижний угол. Там красовалось короткое объявление: «Объявляется о расторжении помолвки мисс Кендис Уайт Эндри и мистера Дэниэла Лэганна». Судя по скромной неброской рамочке, краткости текста и очень мелкому шрифту, которым был набран этот текст, заказчик явно пожелал, чтобы его сообщение как можно меньше привлекало внимание читателей. Терри невольно ощутил, как сердце радостно трепыхнулось на мгновение, забилось надеждой и… провалилось в бездонную холодную пустоту глубоко внутри, заполняя ее грустью и тоской. Пустоту, которую он ощутил в тот день в госпитале Святого Иакова, когда навсегда прощался с Кенди. Длинные темные ресницы медленно опустились, скрывая его глаза. Терри неторопливо свернул газету и протянул ее матери. - Это больше не имеет значения, - тихо сказал он. Его голос звучал пусто и равнодушно, и абсолютно бесцветно. – Замужем Кенди или нет, это ничего не меняет. Я помолвлен с Сюзанной, мама. Она многим пожертвовала ради меня. Я думал, что мой уход на фронт каким-то чудесным образом поможет мне распутать ту паутину чувств, обещаний и долга, в которой я запутался, но я заблуждался. Теперь я понимаю, что это было бегством. Обычным трусливым бегством от проблемы. Все только еще больше осложнилось. Если раньше я был в долгу перед Сюзанной, то теперь я перед ней в двойном долгу. За то, что она ждала, надеялась и молилась за меня, за то, что беспокоилась, за то, что верила, за то, что любила и осталась верна, за то, что дождалась. Можно ли желать большего, не так ли? – Терри горько усмехнулся и покачал головой, явно иронизируя над собственным глупым и странным положением. – Может быть, я действительно счастливчик и баловень судьбы, каким меня считали в колледже святого Павла, но, похоже, я очень неблагодарный баловень, который не в состоянии оценить ее поистине царские дары и который понимает, как много они значат для него, только когда теряет их. Я как ребенок, который долго играл с огнем и наконец обжегся. И понял, как опасен огонь, но было уже слишком поздно. Но я сам в этом виноват. Как бы то ни было, я не могу предать Сюзанну. Просто не могу. Хорошо это или плохо, счастлив я или нет – не имеет никакого значения. Я связан с ней. И я не могу порвать эту связь, как бы мне ни хотелось этого. Только она сама может сделать это, но вряд ли она так поступит. Она слишком любит меня. Может быть, ей и восемнадцать, но в душе она так и осталась ребенком. Влюбленной маленькой девочкой. Ей и в голову-то не придет, что женщина, как бы сильно она ни любила, не может сделать счастливым мужчину, который любит другую. Иногда одной любви недостаточно. Впрочем, что толку теперь говорить об этом? Все уже сказано, все точки над «i» расставлены. У меня своя жизнь, а у Кенди – своя. И ни я, ни она не можем ничего изменить. Горько признавать, но на этот раз обстоятельства все же оказались сильнее нас. Мы сделали все, чтобы быть вместе, но этого недостаточно. Все наши усилия напрасны. Наверное, это судьба, и нужно просто смириться. При виде горечи и подавленного отчаяния, отразившихся на лице сына, сердце Элеоноры болезненно сжалось и заныло. Она ласково обняла его за плечи, словно пытаясь своим прикосновением убрать горе, придавившее его тяжким камнем, утешить. - Не нужно так говорить. Наша жизнь непредсказуема. Сегодня все так, а завтра все может быть иначе. Кто знает, что вообще ждет нас завтра? Каким оно будет и будет ли вообще? Не нужно отчаиваться, сынок. Нужно верить. Просто верить в лучшее – и все будет хорошо. Не теряй надежду, милый. Никогда не теряй надежду. Ты, Кенди, Сюзанна… Вы еще так молоды. Вы еще только начинаете жить, а жизнь не так уж и коротка. Вам еще многое предстоит пережить. Будут разочарования, но будут и радости. Победы и поражения. Это и есть жизнь. Судьба – дама капризная. Сегодня она хмурится, завтра – улыбается. Я уверена, ты и Кенди еще встретитесь и обязательно будете вместе. Может быть, Сюзанна еще и ребенок, но однажды она повзрослеет и все поймет. И тогда она отпустит тебя. Лицо Терри постепенно разгладилось, и он слабо улыбнулся. - Спасибо, мам. Давай не будем заглядывать в будущее. Что будет, то пусть и будет. Давай хотя бы сегодня не будем говорить ни о Сюзанне, ни о Кенди, а просто побудем вдвоем. Лучше расскажи мне о театре, о новых постановках. - Хорошо, - ласково улыбнулась Элеонора и направилась к столу. – Но не раньше, чем мы поднимем тост за твое возвращение! - Как скажешь, - рассмеялся Терри и последовал за ней. Подойдя к столу, он достал из ведерка со льдом бутылку шампанского и ловко открыл ее. Разлив пенящуюся золотистую жидкость по бокалам, он взял свой и вопросительно-выжидающе посмотрел на мать. - За тебя, - мягко и торжественно произнесла Элеонора. – За твое возвращение. Края бокалов соприкоснулись на мгновение, наполнив тишину мелодичным хрустальным звоном, но, к удивлению Терри, Элеонора даже не пригубила вина, а, отставив бокал, потянулась к чашке с чаем. - Прости, но если ты не возражаешь, я не буду пить, - смущенно произнесла она, в изумрудных глазах блеснуло виноватое беспокойство. – В последнее время я плохо переношу шампанское. - Как хочешь, - Терри пожал плечами и отпил глоток из своего бокала. У него почему-то вновь возникло то самое ощущение смутного беспокойства. Словно что-то было не так. Но он никак не мог понять, что именно. - Как прошел визит к Эдварду? – снова заговорила Элеонора. - Неплохо, - ответил Терри, отвлекаясь от своих мыслей. - Он с удовольствием взял меня и Шарля в свою труппу… Спустя минуту он уже не помнил о странном чувстве, встревожившем его душу. На следующий день. Нью-Йорк, поздний вечер. Удобно устроившись в глубоком кресле и закинув ногу на ногу, Элеонора нервно постукивала по полу носком правой ноги в мягком домашнем тапочке, время от времени поглядывая на часы. Она ждала сына. Разговор, который им предстоял, обещал быть весьма тяжелым и неприятным, но был, увы, неизбежен и необходим. Более того, для всех было лучше, чтобы этот разговор состоялся как можно скорее. Однако вчерашний день был слишком насыщен событиями, к тому же, Элеоноре вовсе не хотелось портить ни себе, ни сыну такой замечательный и памятный день обсуждением каких бы то ни было пусть даже жизненно важных вопросов, а потому она благоразумно решила, что беседа вполне может немного подождать. Именно немного. В итоге провожая сына утром на репетицию, она сообщила ему, что им необходимо серьезно поговорить, и попросила зайти вечером. И вот вечер настал. Ее размышления прервал тихий стук в дверь. Вздрогнув всем телом, Элеонора выпрямилась в кресле и, обернувшись, посмотрела на нее с таким страхом, словно по ту сторону ее ждала сама Судьба. И Элеонора вдруг ощутила почти непреодолимое желание свернуться калачиком, зарыться поглубже в старое кресло, отгородившись от всего мира невидимым щитом его уютного тепла, и не открывать дверь. Хоть раз, может быть, даже не перехитрить эту коварную, неумолимую леди, но хотя бы отдалить ее очередной удар, способный если не разнести вдребезги ее жизнь, подобно многотонной гранитной плите, безжалостно обрушивающейся на статуэтку из тончайшего китайского фарфора, то уж наверняка усложнить ее до невозможности и… причинить боль. Сильную боль. Потому что этот удар был нацелен в самое уязвимое место ее души, ее мира – ее единственного сына и их отношения. Отношения, которые ей с таким трудом удалось наладить совсем недавно и которые все еще оставались очень хрупкими, словно балансирующими на острие ножа. И достаточно было одного неверного движения, слова, поступка, чтобы это неустоявшееся перемирие рухнуло, как карточный домик под порывом ветра. Но еще более ужасным было осознание – ясное, четкое и вполне осмысленное понимание - факта, что не от нее зависело, последует или не последует это неосторожное движение, ибо рукоять ножа, на острие которого держался ее построенный с таким трудом и стоивший ей стольких слез, страданий и жертв, но абсолютно беззащитный мир, держала в своих всевластных руках все та же капризная дама Судьба, которая стояла сейчас за дверью в образе ее сына, терпеливо ожидая, когда же она впустит ее. Но самое ужасное заключалось в том, что Элеонора отчетливо понимала: это она, именно она своими собственными руками уготовила им этот удар. Стук повторился. Тихий. Настойчивый. Отступать было поздно. Все, что ей оставалось, так это открыть дверь и встретить свою судьбу, постаравшись достойно принять те не слишком приятные сюрпризы, которые она несла им. Постараться смягчить ее удар. Если не для себя, то хотя бы для сына. Поднявшись, Элеонора решительно подошла к двери и распахнула ее. - Добрый вечер, милый, - мягко поприветствовала она стоящего на пороге Терри, изо всех сил стараясь вести себя, как обычно. – Входи. Терри удивленно посмотрел на серьезное, даже мрачное лицо матери, но ничего не сказал и молча прошел в гостиную. - Ужинать будешь? – поинтересовалась Элеонора, закрывая дверь. На этот раз ее голос прозвучал буднично и устало. - Нет, спасибо, - машинально пробормотал Терри, недоуменно наблюдая за ней и гадая о причинах ее странного поведения. – Так устал, что даже есть не хочется. - Трудный день? - Не то чтобы трудный, - он вздохнул и опустился на диван. – Сегодня мы только распределили роли да провели первые пробы. Просто отвык. - Понимаю, - это короткое слово, произнесенное непривычно серьезным, даже мрачным тоном, прозвучало отрывисто и резко и повисло в воздухе, смущая странной недосказанностью. В который раз за последние несколько минут Терри удивленно посмотрел на мать, где-то глубоко внутри снова зашевелилось то самое смутное беспокойство, которое он ощутил вчера, когда она отказалась от шампанского. И, как и вчера, он не смог определить, что же его вызвало. Просто что-то было не так. Это что-то невидимым облаком носилось в воздухе, тревожа душу странным, почти неуловимым ощущением дискомфортаэ Он чувствовал его интуитивно, всем своим существом, но не мог подобрать слов, чтобы описать свои чувства. Нахмурившись, Терри чуть наклонил голову и внимательно посмотрел на мать. - Утром ты сказала, что тебе нужно поговорить со мной о чем-то важном. - Да, - Элеонора отвела взгляд и закусила нижнюю губу. На ее лице отразилась странная смесь эмоций: от сомнения и смятения до откровенного страха, а пальцы нервно теребили кружевную оборку. В эту минуту она была так похожа на смущенную и расстроенную юную девушку, которая внезапно столкнулась со сложной проблемой и никак не могла найти решение, что Терри невольно улыбнулся. Впрочем, Элеонора этого не заметила. – Я… Я не знаю, с чего начать, - неуверенно пробормотала она. - Мама, что случилось? – осторожно спросил молодой человек, стараясь говорить, как можно мягче. - Я… Я не знаю, как тебе это сказать, - призналась Элеонора, опуская голову. Теперь Терри не было видно ее лица, но он явственно ощущал охватившее ее отчаяние. - Мама, ты можешь сказать мне все, - тихо и серьезно произнес он, желая хоть немного успокоить ее. – Просто скажи это. Скажи все как есть. Что бы это ни было, обещаю, я постараюсь понять и помочь тебе. Но я не смогу ничего сделать для тебя, если ты будешь молчать. - Я… Я не уверена, как ты это воспримешь, - едва слышно прошептала Элеонора, не поднимая головы и тщательно подбирая слова. В ее голосе послышались слезы. – И я не уверена, что ты сможешь понять и… простить меня, - добавила она после небольшой паузы, буквально выдавливая из себя слова, словно каждое из них стоило ей неимоверных усилий. - Это так ужасно? – нарочито бесшабашно усмехнулся Терри, надеясь, что прозвучавшая в его словах легкая ирония хоть немного приободрит ее. Увы, его усилия оказались напрасны. - Нет, - расстроенно вздохнула Элеонора, по-прежнему избегая его взгляда. – Просто… Очень сложно. Мне – сложно объяснить, а тебе – понять и простить.