Автор книги: Ellada
сообщить о нарушении
Текущая страница: 87 (всего у книги 136 страниц)
«Торговка! Обычная торговка, вместо пирожков и цветов торгующая собой, собственным телом и душой, и называющая это «любовью». Кто даст больше, тому ты и принадлежишь. Кто заплатит, того ты и любишь. Сегодня – один, завтра – другой. Какая разница? Твоя гордость – всего лишь игра. Актриса. Жалкая, презренная актриса. И на сцене, и в жизни. Как же ты ничтожна! Твои неприступность и чистота – наглый обман. Ширма, скрывающая грязь. Они измеряются монетами. Так сколько же ты стоишь?!! Сколько стоит твое тело? А твои ласки?!! А твои чувства?!! Сколько нужно заплатить, чтобы ты любила меня? Нет, не любила. Ты ведь не знаешь, что такое любовь. Откуда тебе, торговке, знать это? Сколько нужно заплатить, чтобы ты ПРИНАДЛЕЖАЛА мне?! Только мне! Я заплачу. Ты будешь принадлежать мне. Ты будешь только моя. Если ты – товар, я покупаю тебя! Тебе ведь все равно, чьей игрушкой быть. Так почему бы не моей? Господи, а я, слепец, наивный доверчивый дурак, идиот, признавался тебе в любви! Робко преподносил цветы и умолял о взаимности, словно семнадцатилетний мальчишка, впервые познавший могущество любви! Как же смешон я был! Как ты, наверное, смеялась, рассказывая об этом своим любовникам. И кто же они, а? КТО?!!! Кто купил тебя здесь, в Чикаго, в Нью-Йорке, как когда-то этот светский хлыщ де Сан-Сир и те, что были до него там, в далеком Париже?!! Впрочем, де Сан-Сир в итоге оказался умнее меня. Он-то сразу раскусил твою игру и обошелся с тобой так, как ты того заслуживала! Кукла для забавы! Постельная игрушка!! ШЛЮХА!!!»
На улице было морозно, но Альберт не почувствовал холода. В этот момент он не чувствовал ничего, кроме всепоглощающей, ослепительной, леденящей душу ярости обманутого мужчины.
Шанталь закончила снимать грим и, откинувшись на спинку стула, устало закрыла глаза. Утренняя репетиция закончилась почти час назад, а она все еще чувствовала себя словно лимон, выжатый до состояния сухофрукта. Директор труппы Поль Штрассер работал как очумелый, заставляя всех вокруг работать в этом же сумасшедшем ритме.
«Этот спектакль – последний в этом сезоне. А, быть может, и вообще последний - кто знает, что нас ждет впереди? – заявил он актерам перед началом репетиций. - Он должен быть идеальным. Таким, чтобы зрители рыдали и запомнили его навсегда!»
Он еще много чего говорил в тот день, но все сказанное им сводилось к этой единственной, главной мысли.
Тихий стук в дверь вывел ее из состояния задумчивости. Вздрогнув от неожиданности, Шанталь выпрямилась на стуле, на ее лице отразилось легкое раздражение.
«Это еще кто? Только бы не подношения от очередного светского бездельника, которому нечем занять время, кроме как волочиться за очередной юбкой! Впрочем, ладно если только подношение, только бы сам не явился. Хотя я столько раз говорила и Дэни, и Полю, чтобы ко мне никого не пускали, однако же все равно находят лазейку. Впрочем, Дэни и Поля можно понять. Все мы народ подневольный и во многом зависим от этих светских прохиндеев. Иногда приходится поступаться собственными желаниями и принципами, чтобы сохранить внимание публики. Но как же это все надоело!!! Господи, неужели это никогда не закончится?»
Стук в дверь повторился.
«Ни минуты покоя! Боже, сделай так, чтобы это был кто-нибудь из работников театра. Поль, например. Хотя, если честно, сейчас мне больше всего хочется побыть одной. Но, очевидно, даже это простое маленькое желание невыполнимо. Вот уж действительно: не везет, так не везет».
Тяжело вздохнув, Шанталь поднялась с места и направилась к двери. Подперев ее на всякий случай тяжелым стулом, она осторожно приоткрыла ее и выглянула в образовавшуюся щель. И тут же вздох облегчения сорвался с ее губ.
- О-о, это ты, Дэни. Подожди минуточку, я сейчас.
Она закрыла дверь и, быстро убрав стул, тут же распахнула ее снова, но на этот раз широко.
- Проходи.
- Я на минуточку, мисс Шани, - пробормотал Дэни извиняющимся тоном. – Я знаю, что у вас только что закончилась репетиция, и вы, должно быть, очень устали. Когда дело касается спектаклей, месье Поль не знает жалости. Я бы ни в коем случае не стал вас беспокоить, но меня попросили передать вам эту записку и сказали, что это очень срочно и важно.
С этими словами паренек протянул ей небольшой свернутый вчетверо листок бумаги.
- Записка? – пробормотала Шанталь, переводя удивленный взгляд с лица Дэни на листок бумаги в его руке и обратно. - От кого?
- Не знаю, мисс Шани, - растерянно пробормотал мальчик. - Ее принес посыльный, но он отказался назвать имя человека, пославшего ее. Он только сказал, вы все поймете, когда прочтете ее, и тут же ушел.
- Вот как? Ну, ладно, - взяв записку, Шанталь несколько мгновений озадаченно смотрела на нее, а затем снова перевела взгляд на мальчика. В устремленных на нее широко распахнутых темных глазах читалось нескрываемое любопытство, но она не собиралась его удовлетворять. Шанталь тщательно охраняла свою личную жизнь от посторонних взглядов и не любила посвящать кого-либо в свои дела. Только Поль Штрассер, глава труппы и старый друг, знал о ней несколько больше, нежели все остальные, и девушку вполне это устраивало. Она не собиралась менять существующее положение вещей, по крайней мере, в ближайшем обозримом будущем. - Спасибо, Дэни. Если не возражаешь, я бы хотела побыть одна. Я немного устала. Поль сегодня совсем нас загонял.
- Конечно, мисс, - годы работы «мальчиком на побегушках» научили Дэни держать язык за зубами и выполнять поручения, не задавая лишних вопросов. Опустив взгляд на носки своих башмаков, паренёк отступил на шаг и вежливо поклонился. - Еще раз прошу прощения за беспокойство, но мне сказали, что это срочно и очень важно.
- Все в порядке, Дэни, - успокоила его Шанталь и чуть улыбнулась. - Ты все правильно сделал. Спасибо. Можешь идти. И займись чем-нибудь, а не то месье Поль быстро найдет тебе работу, заметив, что ты слоняешься без дела. Он сегодня в боевом настроении, так что лучше не попадаться ему на глаза.
- Понятно, - разочарованно протянул Дэни и тяжело вздохнул. - Вот так всегда! Работаю, работаю, а все почему-то считают, что я сижу без дела. Это просто нечестно! Сами бы попробовали так без дела сидеть – враз бы поняли что к чему! Да, ладно, чего уж там! Не в первой! Спасибо, что предупредили, мисс. Надеюсь, в этой записке ничего плохого не говориться… Вы такая добрая, и мне бы не хотелось, чтобы у вас были неприятности.
- Все в порядке, Дэни, - Шанталь снова улыбнулась, тронутая его искренним участием. - Всё будет хорошо, вот увидишь. В конце концов все будет хорошо. А теперь, беги. И постарайся избежать встречи с месье Полем.
- Хорошо. До свидания, мисс.
- До свидания.
Еще минуту она стояла в дверях, слушая, как затихает шум шагов на лестнице, а затем закрыла дверь и, подойдя к окну, развернула записку. Там было всего несколько строк, написанных крупным, размашистым, но ровным и красивым почерком. Пробежав их глазами, девушка пошатнулась, по ее лицу разлилась мертвенная бледность. Прижав ладонь к горлу, словно ей тяжело было дышать, она еще раз внимательно и медленно перечитала послание. Затем ее рука безвольно опустилась вниз и повисла как плеть, длинные тонкие пальцы нервно смяли записку, превратив ее в комок. Какое-то мгновение она так и стояла, едва заметно покачиваясь взад-вперед, словно плакальщица во время ритуала, а затем резко развернулась и, схватив висевший на спинке стула плащ, выбежала из комнаты.
Ступени, ступени, ступени… Короткий путь от гримерной до выхода из театра показался ей бесконечным. В голове тупо билась одна-единственная мысль:
«Не может быть. Этого не могло случиться! Только не сейчас! Я этого не допущу! Ни за что! Я сделаю все возможное и невозможное тоже, но этого не произойдет! Она не может умереть! Просто не может! Не посмеет! Я ЕЙ НЕ ПОЗВОЛЮ! Ты слышишь меня, Анна-Луиза? Я не разрешаю тебе умирать, слышишь?!! Не смей этого делать! НЕ СМЕЙ ЭТОГО ДЕЛАТЬ СО МНОЙ!!! Только не после того, что я вынесла ради тебя! Ради нас! Всех этих унижений, оскорблений и насмешек… Всего этого презрения… Ты не можешь. Ты просто не можешь так поступить со мной! Слышишь? НЕ МОЖЕШЬ! Я ТЕБЕ ЭТОГО НЕ ПОЗВОЛЮ!!!»
Шанталь так погрузилась в свои мысли и переживания, что не заметила Дэни, стоящего на своем обычном месте у двери, со скучающим видом рассматривая прохожих и проезжающие мимо экипажи и автомобили, и едва не сбила его с ног.
- Прости, Дэни, - пролепетала девушка, с трудом переводя дыхание. - Я не заметила тебя.
Мальчик обвел удивленным взглядом ее побледневшее лицо, растрепанные волосы, небрежно накинутый на плечи плащ и чуть нахмурился.
- С вами всё в порядке, мисс Шани? – в его голосе прозвучало искреннее беспокойство. - Что-нибудь случилось? Вам плохо? Может, позвать кого-нибудь? Вы подождите здесь, а я сейчас мигом сбегаю за месье Полем.
- Нет, - перебила его Шанталь резче, чем ей бы хотелось. - Нет, не нужно, - уже мягче добавила она. - Не стоит, Дэни. Со мной все в порядке.
- Вы уверены? – протянул мальчик с явным сомнением в голосе, изучая ее хмурым взглядом исподлобья.
- Разумеется, - Шанталь призвала все свое мастерство и постаралась изобразить на своем лице ослепительную улыбку, с которой обычно принимала аплодисменты поклонников после окончания спектакля, изо всех сил надеясь, что паренек не заметит, как дрожат ее губы. – Всё действительно в порядке. Я просто устала и голова болит. Пойду, прогуляюсь немного по парку, подышу свежим воздухом - и все пройдет. Если месье Поль будет спрашивать, скажи, что я скоро вернусь.
- Да, мисс. Как пожелаете.
Успокоенный ее словами, Дэни отступил на шаг, освобождая дорогу, и услужливо открыл дверь.
- Спасибо, Дэни. Ты очень мил, - пробормотала девушка и вышла наружу.
Улица встретила ее ледяным ветром, хлестнувшим по лицу, подобно плети. Вдохнув морозный воздух, Шанталь поплотнее запахнула плащ, сделанный из обычной грубой темной ткани, подбитый изнутри темным же мехом, накинула на голову капюшон, скрыв волосы и лицо, и мгновенно превратилась в одну из многих не слишком богатых, но и не бедствующих горожанок, спешащих по своим делам. Окинув быстрым взглядом улицу, девушка обнаружила стоящий прямо напротив нее экипаж и не раздумывая направилась к нему.
- Простите, но вы не могли бы отвезти меня к приюту Сан-Дэни? - пробормотала она, протягивая вознице несколько монет.
- Как пожелаете, госпожа, - невнятно просипел возница из-под темного шарфа, скрывающего его лицо до самых глаз. Его руки, крепко держащие поводья, скрывали темные вязаные перчатки, а из-под потрепанной видавшей виды шляпы выбивались седые пряди. - Домчу быстрее ветра, не извольте сомневаться.
Шанталь ловко вспрыгнула на подножку и, удобно устроившись на скамье, захлопнула за собой дверцу. Спустя мгновение после этого раздался хриплый крик возницы, понукающего лошадь, и экипаж, покачиваясь, двинулся вперед. Откинувшись на обитую мягкой темной тканью спинку, девушка наконец-то немного расслабилась и закрыла глаза, прислушиваясь к мерному цоканью подков по мостовой и поскрипыванию колес.
Она была слишком взволнована и очень спешила, а потому не заметила стоящий в отдалении автомобиль и сидящего за рулем красивого мужчину, который внимательно наблюдал за ней.
Сжав руль так, что побелели костяшки, Альберт смотрел, как Шанталь вышла из театра, быстро сбежала по ступенькам и, обменявшись парой фраз с кучером, села в экипаж, который стоял как раз напротив входа в театр и, очевидно, дожидался ее. Несмотря на темный плащ, широкими складками окутывающий фигуру девушки, и капюшон, скрывающий ее лицо, он сразу же узнал ее, как узнал и экипаж, отделанный черным лакированным деревом с витиеватыми вензелями в виде буквы «Б» на дверях. От его глаз не укрылось и то, с какой поспешностью и уверенностью девушка разговаривала с кучером, а затем села в этот прекрасный дорогой экипаж. Так, словно уже не раз делала это и прекрасно знала и кучера, и куда ее повезут.
…говорят, она – новая любовница Блэкбурна…
Слова светского хлыща, с которым он случайно столкнулся в буфете театра во время первого посещения «Мессалины», огненным клеймом отпечатались в его взбудораженном мозгу, отозвавшись болью в сердце, а начавшая было утихать ярость вспыхнула с новой силой, сметая всё на своем пути подобно разбушевавшейся стихии. В ее бесконечном ослепительно-белом пламени, без устали поддерживаемом гордостью, гневом и болью, сгорали доброта, сострадание, понимание, любовь – всё то лучшее, что разбудила в нем встреча с этой таинственной неприступной красавицей и что он с такой готовностью безропотно сложил к ее ногам. Сгорали, оставляя после себя лишь черный пепел пустоты и безнадежности с острым привкусом горечи.
Чуть прищурившись, Альберт мрачно смотрел вслед удаляющемуся экипажу застывшим взглядом, пока тот не скрылся из виду.
«Ничего, я подожду. Когда-нибудь ты все равно вернешься сюда. И вот тогда мы поговорим. Только я и ты… Мессалина».
Выйдя из машины, он со злостью захлопнул дверцу и направился в небольшой бар напротив театра. Как обычно в этот час, в баре никого не было, за исключением бармена – невысокого грузного мужчины в белоснежной рубашке и столь же белоснежном пока фартуке – который стоял за стойкой, с неторопливой ленцой вытирая кружки. При виде Альберта маленькие темные глазки под нависшими бровями, придающими некий налет грозности и солидности его широкому рыхлому лицу с уложенными на прямой пробор и щедро напомаженными волосами, вопросительно прищурились, а руки на мгновение прекратили свою работу. Однако, окинув наметанным взглядом осанку и манеру держаться нежданного посетителя, а также его костюм из дорогой темной ткани, явно пошитый на заказ, он тут же убрал кружки под стойку и расплылся в услужливой улыбке.
- Виски, - между тем бросил Альберт, рассеянно скользнув взглядом в его сторону.
- Лед, лимон… - принялся перечислять бармен список привычных добавлений к напитку.
- Нет, - прервал его Альберт несколько более резко, чем ему хотелось. - Нет, - уже более мягко повторил он спустя мгновение. - Просто бутылку виски, стакан и больше ничего.
- Как пожелаете, сэр.
Бармен склонился в вежливом поклоне и исчез за стойкой. Задумчиво оглядев столики, аккуратно застеленные чистыми скатертями, Альберт выбрал тот, что располагался у самого окна, и направился к нему. Спустя мгновение бармен поставил перед ним раскупоренную бутылку виски и стакан и, поняв, что его посетитель желает остаться в одиночестве, с поклоном снова исчез за стойкой.
Дождавшись, когда тот уйдет, Альберт наполнил стакан и залпом осушил его. Виски обожгло горло, но он не почувствовал этого, как, впрочем, не ощутил и вкуса. Он не чувствовал ничего, кроме расплывающейся внутри всепоглощающей ледяной пустоты, но ему это было уже безразлично.
Альберт снова наполнил бокал и снова осушил его, не сводя застывшего взгляда с дверей театра. Он ждал.
Мерное покачивание кареты убаюкивало. Шанталь почувствовала, как тяжелеют веки, а голова клонится на грудь.
«Не спать!» – мысленно приказала она себе.
Выпрямившись, девушка подавила зевок и потерла глаза, прогоняя сон.
«Нашла время! А все Поль виноват. Репетиции с утра до вечера, а зачем, спрашивается? Все и так знают свои роли и прекрасно справляются с ними. Странно, если после стольких постановок было бы иначе. Поль кого угодно наизнанку вывернет. Нет бы успокоиться и тихо радоваться, что все идет хорошо - совершенство ему подавай. Как будто это последний спектакль в его жизни! Боже, как же я устала от этих бесконечный переездов, репетиций, выступлений, сцены, незнакомых восторженно-презрительных лиц, цветов, аплодисментов. Не видеть бы всего этого никогда. Сбежать и тихо жить где-нибудь в уединении. Там, где никто даже не слышал о Шанталь. А как хорошо было в Беарне! Если бы не Анна-Луиза… Нет, нельзя так думать! Это был мой выбор. Мой! И я сделала его сознательно. Никто меня не заставлял. И Анна-Луиза тут ни при чем. В конце концов, она меня об этом не просила! Она меня ни о чем не просила. Она не виновата. Я сама во всем виновата. Впрочем, не стоит сожалеть о том, чего уже не вернешь. Это глупо. Все есть так, как есть. Жизнь продолжается. В конце концов все будет хорошо. Главное, чтобы Анна-Луиза поправилась. И тогда все будет хорошо. Что-то долго едем. Уже должны были бы приехать».
Шанталь взглянула в окно, ожидая увидеть до боли знакомый пейзаж, но окно, к ее удивлению, было завешено шторой. Она была так взволнована и расстроена, что не обратила внимания на это неожиданное обстоятельство, когда садилась в экипаж. Девушка протянула руку, чтобы отдернуть занавеску, но, коснувшись ткани, ошеломленно застыла.
«Бархат?!! Невероятно. С каких это пор в наемных экипажах стали вешать шторы на окнах? Да еще и из бархата?»
Только тут она заметила, что все внутри отделано таким же темным бархатом, включая сидения, которые, к тому же, были невероятно мягкими и удобными.
«Боже мой, а вдруг это был не наемный экипаж, а чей-то частный?!! Но ведь я спросила у кучера. А если он принял меня за кого-то другого? Да, наверное, так и есть! Еще ни один наемный извозчик на моей памяти не мог позволить себе такого роскошного экипажа. Господи, какое недоразумение! Надо же было такому случиться. А впрочем, что сделано, то сделано! В конце концов, вот это уж точно не моя вина! Я определенно вела себя как любой человек, нанимающий экипаж. И если кучер принял меня за другую женщину, то это его проблема, а не моя! Ладно, потом разберемся. Я даже готова извиниться перед хозяином этого экипажа. Но это все потом. Все потом. А сейчас самое главное – как можно быстрее добраться до приюта. Анне-Луизе плохо, и я должна быть рядом с ней - только это имеет значение. Все остальное – не стоящие внимания пустяки!»
