Текст книги "Когда мы встретимся вновь (СИ)"

Автор книги: Ellada

сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 136 страниц)

- Нет, я не сержусь. По крайней мере, на тебя. Я же сказал, какими бы ни были твои отношения с ним, это ничего не изменит между нами. Просто мне нужно о многом подумать. И будет лучше, если я сделаю это в одиночестве, - он наклонился и быстро коснулся губами ее щеки. – До встречи. И не расстраивайся так. Мы – взрослые мужчины и как-нибудь разберемся между собой, а тебе нельзя волноваться. Дверь бесшумно закрылась за его спиной. Еще минуту Элеонора молча смотрела на нее, а затем вздохнула и, отвернувшись, подошла к окну. За замерзшим стеклом плескалась непроницаемая чернильная темнота с размазанными мутно-желтыми пятнами фонарей. Чуть наклонившись вперед, Элеонора прижалась лбом к веющему холодом стеклу и закрыла глаза. Она сделала все, что могла, и теперь ей оставалось только ждать и надеяться. Надеяться, что двое мужчин, каждого из которых она любила всем своим сердцем и за каждого из которых, не задумываясь, отдала бы свою жизнь, сумеют понять и простить друг друга. Поздний вечер того же дня, Бостон. «И что дальше?» Лежа на узкой дощатой лежанке и закинув руки за голову, Нил тоскливо рассматривал потолочные балки. На столе ровно и тускло чадила керосиновая лампа, отбрасывая призрачные тени на окружающие предметы, а в обледенелое стекло то и дело бился ветер, скрипел ставнями и, горестно стеная, уносился прочь, растворяясь в темноте. И казалось, что это сама ночь плачет и стучит в окно, умоляя впустить ее. Но Нил не замечал этого. Его лицо было неподвижным, словно каменный лик статуи, а отсутствующий неподвижный взгляд устремлен вверх. «И что теперь?» Руки и ноги надсадно ныли, спина буквально разваливалась на части, а мышцы и кости нещадно ломило и выкручивало. Иногда боль утихала, и тело словно проваливалось в ватное безвольное онемение, и тогда он не мог пошевелить даже пальцем. Но потом онемение проходило, и все начиналось сначала. Впрочем, за время, проведенное в тренировочном лагере, бесконечные выматывающие марши и жизнь в окопах научили его терпеливо переносить боль… Просто не замечать ее. Вот и сейчас он мысленно отрешился от неприятных ощущений, загнав их куда-то в самый темный и дальний угол подсознания, и сосредоточился на куда более важных и насущных проблемах своего бытия. Покинув «Аквитанию», он и Штопор сразу же отправились на поиски жилья. Денег у них было достаточно, но Нил благоразумно рассудил, что не стоит вот так сразу тратить их, поскольку это были все их средства, а источника дополнительных доходов, увы, пока не было. Штопор весьма одобрительно отнесся к его идее об экономии и предложил снять небольшую комнату на двоих в рабочих бараках близ порта. Здесь проживали не имевшие дома и постоянной работы и перебивавшиеся случайными заработками в качестве разнорабочих в порту, а также те, кто в силу различных обстоятельств не мог себе позволить более достойное и комфортабельное жилье. Комната, в которой их поселили, имела весьма непрезентабельный вид: очень маленькая, с облупившейся и посеревшей от времени известкой и грязными разводами на стенах, некрашеным дощатым полом и бревенчатым потолком. Мебели почти не было, за исключением двух лежанок, стоящих у стен справа и слева от входа, низенького столика, сколоченного из таких же некрашеных досок, что и пол, да сиротливо приютившихся по бокам двух нелепых колченогих стульев, и все это скудное хозяйство покрывал толстый слой пыли. К тому же, барак явно плохо отапливался. «Если отапливается вообще!» - подумал Нил, впервые вдохнув затхлый холодный воздух своего нового жилья. Впрочем, по сравнению с тюремными камерами Сент-Джеймса с их сырыми каменными стенами или промозглой, заиндевелой и пропахшей порохом и кровью землей военных окопов, то раскисшей от дождя, то потрескавшейся от жары и распадавшейся под ногами серым пыльным прахом, а то скользкой и задубелой, скованной зимним льдом тверже камня, эта убогая нора казалась почти королевскими апартаментами. «К тому же, дешево», - равнодушно отметил Нил, мимолетно скользнув взглядом по стенам. Впрочем, работа у них уже была. Еще вчера Штопор нашел им временный приработок, подрядив и его, и себя на разгрузку судна, вошедшего в порт почти вслед за «Аквитанией». И хотя грузчиков было довольно много, а Нил за этот год стал гораздо сильнее и выносливее, но к концу дня он вымотался так, что, когда они добрались до своей полутемной холодной каморки, у него осталось лишь одно желание - уснуть. И ему было уже все равно, что лежанка тверда и неудобна, что в комнате ненамного теплее, чем снаружи, что одеяло не согревает. Он не чувствовал голода, хотя ничего не ел с самого утра, и не ощущал боли, остервенело вгрызающейся в перетружденные мышцы, разламывающей тело на части. Он хотел лишь одного: уснуть, забыться, забыть обо всем, что с ним произошло, и том, что его ожидало. Но стоило его голове коснуться шершавых, пахнущих пылью и сыростью досок лежанки, как желание спать мгновенно улетучилось, словно его и не было. Нил чувствовал себя совершенно разбитым, утомленным, больным, голова гудела, словно он накануне здорово надрался какого-нибудь дешевого низкопробного пойла, его то бросало в жар, то начинало знобить, а каждая клеточка измотанного тела надсадно ныла и разламывалась на части, но он не мог заставить себя хотя бы просто сомкнуть веки. Вместо этого он тупо разглядывал потемневшую от времени потолочную балку, а в усталом мозгу назойливой мухой вертелся один-единственный вопрос: как жить дальше? Остаться в этом бараке и всю оставшуюся жизнь работать портовым грузчиком или перебиваться случайными заработками в качестве разнорабочего? Нет, долго он не протянет. Боль, то и дело скручивающая его разбитые мышцы, свидетельствовала об этом со всей очевидностью. «А ведь я проработал только один день, - отстраненно заметил Нил. – Что же будет через неделю, месяц, год такой работы? А через несколько лет? Что от меня останется? Наверняка стану инвалидом, если вообще протяну так долго. И что потом? Милостыня и дешевое виски в какой-нибудь захолустной портовой таверне, чтобы забыться, а наутро похмелье и все по новой? Жалкое существование среди толпы таких же неудачников, исходящих жалостью и презрением к самим себе, и в конце концов смерть от голода или мороза в какой-нибудь вонючей сточной канаве среди помоев? Радужная перспектива, что и говорить. Стоило пройти тюрьму и войну, чтобы закончить жалким полуживотным существованием. Знал бы Крест, о чем я сейчас думаю, умер бы от смеха. Уж он-то нашел бы, что сказать по этому поводу. Но Креста больше нет. Так что же делать? Что я могу? Что умею? Ничего. Тогда что остается? Воровать? Даже это нужно уметь. А так – прямая дорога снова на тюремные нары. А это действительно конец. Нет, нужно что-то другое. Но что? Что?!!» От долгого неподвижного лежания тело затекло, мышцы начало сводить судорогой. Морщась от боли и цедя проклятия, Нил с трудом перевернулся на бок и, устроившись поудобнее, попытался расслабиться. Боль начала утихать. Теперь он лежал, повернувшись лицом к противоположной стене, а его взгляд упирался в лежанку Штопора, аккуратно застеленную таким же, как у него, темным одеялом. Самого Штопора не было. Нил смутно припомнил, что тот исчез сразу после того, как их отпустили, пробормотав нечто невразумительное о том, что ему «нужно сходить в одно место, да перекинуться кой с кем парой словечек». Но Нил к тому моменту был таким уставшим, что попросту не обратил на это внимания. «И откуда у этого тощего ирландца только силы берутся?» - отрешенно подумал он, разглядывая коричневое пятно, оставшееся на стене на месте отвалившейся штукатурки. В этот момент по ту сторону двери послышались знакомые шаркающие шаги, а затем она распахнулась, и в комнату ввалился раскрасневшийся от холода, запыхавшийся, но весьма довольный объект его недавних мыслей. - Привет, паря! - громогласно объявил Штопор, захлопнув дверь. «Помяни черта…» - подумал Нил, наблюдая, как ирландец снимает шинель, и невольно улыбнулся. - Ну и погодка, - чуть слышно бормотал тот, стряхивая снег на пол. – Эх, где ж ты, моя прекрасная Ирландия? Где твои зеленые поля и теплое солнышко? - Ты же никогда не был в Ирландии, - равнодушно заметил Нил. – Сам говорил, что твои предки приехали в Америку больше ста лет назад. Так откуда ты знаешь, что там зеленые поля и теплое солнышко? - Не имеет значения, что я там не был! – нахохлившись, вызывающе объявил Штопор. – Ирландец всегда остается ирландцем. Где бы он ни был и сколько бы лет ни прошло, но Ирландия будет жить в его сердце вечно! - Ладно, ладно, - Нил усмехнулся. – Верю. А где ты был? Штопор ответил не сразу. Швырнув шинель на стул, он с размаху плюхнулся на лежанку, отчего это сооружение, явно неприспособленное к столь грубому обращению, жалобно скрипнуло, и только после этого посмотрел на Нила. На лице ирландца красовалась широкая, исполненная искреннего самодовольства улыбка. - Я нашел нам работу! – торжественно и радостно объявил он. - Работу? – Нил от удивления даже приподнялся, но изработанные мышцы тут же дали знать о себе грызущей, надсадной болью, и он снова повалился назад, цедя проклятие. – Какую работу? – поинтересовался он, когда боль немного улеглась. - За которую хорошо платят, паря, - назидательно хмыкнул Штопор. – Очень даже хорошо, если сравнивать с тем, что мы имеем сегодня. - Штопор, кончай ходить вокруг да около и говори толком! – взорвался Нил. – Что за работа? - Ладно, ладно, - вздохнул ирландец. – Я тут встретил одного хорошего знакомого. Так вот, он сказал, что Северо-Восточная железнодорожная компания прокладывает новую ветку в Монтане, - Штопор сделал эффектную паузу. - И что? – поинтересовался Нил, все еще недоумевая - А то! Городки в Монтане небольшие, образованы старателями, а, стало быть, и народу там маловато. Короче, компании нужны рабочие. И не какие-нибудь там всезнайки ученые, а простые работяги. Платит компания хорошо. Раз в десять больше, чем здесь, в порту. Крышу над головой обеспечить обещают. Даже до места доставят, только соглашайся. К тому же, строительство только началось, а значит, эта работа надолго. Правда, условия там не ахти. Горы все-таки. Снег, дожди, холод. Да и работа не из легких. Но нам не привыкать, верно? Ну? Что думаешь? - Даже не знаю, - задумчиво протянул Нил и нахмурился. - Чего ты не знаешь? – удивился Штопор, искренне убежденный, что это не просто удачное предложение, но исключительно удачное, если не сказать больше, а потому сомнения Нила и явное беспокойство, весьма далекое от его собственных энтузиазма и радости, стали для него полной неожиданностью. - Штопор, сегодня был первый день в моей жизни, когда мне пришлось работать, - терпеливо пояснил Нил. – Работать всерьез, по-настоящему. А строительство железной дороги – дело нешуточное. Я не уверен, что справлюсь с такой работой. Я же ничего не умею. - А чего там уметь-то? – насмешливо хмыкнул ирландец. – Тебе ж не предлагают руководитель строительством и решать чего и как. У компании для этого специальные люди есть. Инженеры, бригадиры… Вот они и будут решать. Они будут говорить нам, что и куда, а наше дело – выполнять их указания. Шпалы таскать, рельсы укладывать, болты-гайки закручивать. Тут, паря, ума не надо, тут сила нужна, да выносливость. А этого добра у нас с тобой имеется в достатке. Да там мы не одни такие будем. Там уже полно народу работает. К тому ж, Фрай прямо сказал, что компании нужны не ученые белоручки, а чернорабочие. А ты, Кардинал, еще и с мозгами. Учился. Так, глядишь, поработаешь, подучишься и бригадиром станешь. Ты молод, с людьми умеешь ладить, за себя постоять, да и прикрикнуть, если что. Ты сможешь. В тебе это есть. Так что, по моему разумению, нечего тут раздумывать. Соглашаться надо и ехать! Или ты хочешь всю жизнь проторчать в этом вонючем бараке на пару с клопами? - Здесь нет клопов, - машинально заметил Нил, пытаясь трезво оценить неожиданное предложение, прежде чем принять решение. - Не волнуйся: потеплеет – появятся. И не только клопы, а до черта всякой живности, охочей до крови. Оглянуться не успеешь, как съедят до кровавых язв. А то еще и такую заразу занесут, что сдохнешь в одночасье! Или ты думаешь, тебя здесь кто-то выхаживать будет? И не надейся! Те, кто живут в таких вот нищих трущебах, никому не нужны. Врачей тут нет. Сам отлежишься – хорошо, а нет – такова судьба. Да, не дай Бог, проведают хозяева али соседи, что с тобой что не так - враз вылетишь на улицу. Им зараза не нужна, и с больными разговор короток. И разбираться не станут, что с тобой. Здесь никому нет до этого никакого дела, всем плевать друг на друга. Болен – пошел на улицу. И в конце концов сдохнешь ты где-нибудь в канаве, зароют тебя в общей могиле с безродными бродягами, и знать никто не будет, что ты жил на белом свете. Так что кончай эти свои «смогу – не смогу» и соглашайся. А коли ты откажешься, так я один махну. Мотать отсюда надо, раз возможность представилась. Здесь ловить нечего. Упустим этот шанс - второй может и не подвернуться. А это дело верное, нутром чую! Закончив эту душещипательную тираду, Штопор плюхнулся на лежанку и мрачно уставился на задумчиво-непроницаемое лицо друга. Тот по-прежнему смотрел в потолок и, казалось, совсем не слушал его. Потекли медленные и долгие секунды молчаливого ожидания. - Пожалуй, ты прав, - наконец произнес Нил спокойным, ничего не выражающим голосом и закрыл глаза. - Вот и хорошо, - Штопор расплылся в довольной улыбке. – Коли ты согласен, то завтра и пойдем. Разузнаем все как следует, заодно и договоримся. Сбросив сапоги, он, кряхтя, вытянулся на узкой лежанке, а еще спустя секунду ночную тишину наполнило его сонное сопение. Нил медленно открыл глаза, в темной застывшей глубине не было и тени сна, а только беспокойство, задумчивость и… сомнение. Он не был уверен, что поступает правильно, соглашаясь на эту работу. Он не был уверен, что справится. Но иного выхода не было. Нью-Йорк, отель «Хилтон». Полночь. Она стояла у огромного, от пола до потолка, окна. Сделанное в виде арки и обрамленное изящными драпировками из тяжелого вишневого бархата с золотой каймой по краю, оно было разделено витиеватой рамкой на небольшие прямоугольники, а из–за царящей по ту сторону неподвижно-застывшей и совершенно непроницаемой темноты казалось сделанным не из стекла, а из черной блестящей слюды, кое-где украшенной тонким серебряным узором. Бархатная чернильная тьма мягко дрожала в морозно-туманной дымке. Впрочем, иногда из клубящихся в небе туч выныривал бледный, прозрачно-белесый диск луны, разбрасывая по снежному покрывалу мириады переливающихся серебряных искр, но тут же снова исчезал в мутной черной пелене. Завернувшись в шелковую простыню, один конец которой ниспадал с ее плеча мягкими складками наподобие древнеримской тоги, Элеонора молча смотрела, как падает снег. Мягкие и пушистые, словно миниатюрные облачка, хлопья медленно опускались вниз, ложились на землю и замирали, сливаясь друг с другом и становясь частью единого, поблескивающего серебристыми искрами, холодного пушистого безмолвия, окутавшего все вокруг. Иногда их подхватывал ветер, и тогда казалось, что кто-то невидимый танцует в темноте. Кружится в вальсе, увлекая за собой этот искрящийся снежный шлейф. Может быть, фея ночи или Снежная королева из старых, почти позабытых детских сказок? Подняв руку, она коснулась стекла. Пальцы обожгло леденящим холодом. Странно, но это окно вдруг показалось ей своеобразной гранью, разделяющей два мира. Дверью, ведущей из привычного повседневного человеческого мира, наполненного теплом и извечными неразрешимыми проблемами, в котором она жила, в таинственный фантастический мир зимней ночи, где танцуют метели, искрится снег, а ветер развеивает беды и горечь, превращая их в звездную пыль. Мир, никогда не знавший тепла и проблем, где не нужно решать, думать, выбирать. Мир, где можно закружиться в объятиях метели, сливаясь с мириадами снежинок, становясь одной из них, взлететь в мглистую морозно-черную пелену ночного неба и плыть в нем, вечно любуясь загадочным ликом луны и серебряным сиянием звезд. Элеонора чуть улыбнулась этой неожиданной, странной и по-детски наивной мысли, но улыбка едва коснулась ее губ и тут же увяла, сменившись прежним задумчиво-печальным выражением, а взгляд снова стал застывшим и отрешенным… - О чем задумалась? – мягко пророкотал над ее ухом знакомый бархатный баритон, мужские руки обняли ее за плечи, прижав к теплому сильному телу. - Ни о чем, - прошептала Элеонора, подавив вздох. Откинувшись назад, она опустила голову на широкое плечо и попыталась расслабиться. – Так… Пустяки.