Текст книги "Когда мы встретимся вновь (СИ)"

Автор книги: Ellada

сообщить о нарушении

Текущая страница: 68 (всего у книги 136 страниц)

- Значит, не ошибся, - удовлетворенно вздохнул майор и задумчиво потер подбородок, словно обдумывая, с чего лучше начать. – Принимая во внимание вашу безупречную службу, тем более, что вы воевали в авангарде войск - место, прямо скажем, не самое приятное и, пожалуй, наиболее опасное - командование армии США поставило перед Правительством вопрос о помиловании или смягчении наказания заключенных, вступивших в армию добровольцами. Буду откровенен: до сегодняшнего дня дожили немногие. Практически единицы. Вы, мистер Лэганн, среди тех, кому повезло, потому как то, что вы выжили в течение нескольких месяцев боев в авангарде, иначе как удачей не назовешь. Правительство рассмотрело ходатайство главнокомандующего. В отношении вас, мистер Лэганн, а также в отношении остальных заключенный, отбывавших наказание в федеральной тюрьме Сент-Джеймс, принято решение о помиловании. С этого момента вы более не заключенный и после возвращения в Америку можете действовать по своему усмотрению. Майор замолчал, и в комнате воцарилась мертвая, напряженная тишина. Казалось, даже воздух застыл. Нил ошеломленно смотрел на сидящего перед ним мужчину, не в силах вымолвить ни слова. Идя на эту встречу, он ожидал услышать все, что угодно, но не это. Он никогда не воспринимал всерьез то, что сулил им в Сент-Джеймсе майор Брэдфорд, когда предлагал записаться добровольцами в армию, потому то, что эти обещания оказались не пустым звуком, стало для него полной неожиданностью. Нил был совершенно не готов к такому повороту событий, но уже спустя мгновение где-то глубоко внутри вспыхнуло и начало расти ощущение безмерной, всепоглощающей и почти забытой радости. - Я… - Нил бессознательно облизнул пересохшие губы. – Я рад, - наконец пробормотал он, немного придя в себя. И только тогда сообразил, что уже несколько минут молча сидит на стуле, тупо и ошарашенно глядя на майора, на лице которого играла легкая улыбка. - Я тоже, - еще шире улыбнулся майор Стратфорд. – Вступив в армию в такое сложное для всего мира и, в том числе, и Америки время, вы проявили незаурядное мужество. Надеюсь, это будет не единственная награда, которой наше Правительство отметит ваши заслуги, мистер Лэганн. Это все, что я хотел сказать вам. Можете идти. - Да, сэр. Все еще растерянный Нил поднялся и, машинально отдав честь, в ответ на что майор лишь усмехнулся и обреченно покачал головой, направился к двери. Но у порога Нил остановился и, обернувшись, нерешительно взглянул на сидящего за столом мужчину. - Простите, сэр, но могу я вас попросить об услуге? - Об услуге? – широкие прямые брови майора Стратфорда удивленно приподнялись. – И о чем именно идет речь? - Я бы хотел узнать о судьбе одного человека. Он тоже был заключенным тюрьмы Сент-Джеймс. Мы служили вместе, но в октябре он был тяжело ранен и отправлен в военно-полевой госпиталь 1480. Я бы хотел узнать, где он сейчас. - Вот как? Майор снова открыл стол и, порывшись в нем, достал еще одну папку. Только эта папка, в отличие от прежней, была значительно толще. Открыв ее, он принялся перелистывать аккуратно подшитые листы, внимательно изучая их. - Хм-м… Как звали это человека? – не отрываясь от своего занятия, поинтересовался он. - Кристиан-Пьер де Ла Вреньи, - ответил внимательно наблюдавший за ним Нил. – Он – француз. Полагаю, он захочет остаться во Франции, поэтому мне бы очень хотелось увидеть его еще раз до того, как я уеду. Вряд ли мне еще когда-нибудь представится возможность посетить Францию. - Вряд ли это посещение можно считать увеселительной поездкой, - пробормотал майор, продолжая листать документы. – Франция - очень красивая страна. Вам обязательно следует побывать здесь еще раз, когда она залечит свои раны. Значит, Кристиан-Пьер де Ла Вреньи? Хм-м… Стратфорд перевернул очередной листок и, пробежав его глазами, нахмурился. Его лицо помрачнело, став жестко-неподвижным, нижняя челюсть заметно напряглась, а поджатые губы превратились узкую полоску с едва заметными морщинками горечи в уголках. Впрочем, майор тут же попытался вновь вернуть лицу прежнее выражение, скрывшись за маской холодного скучающего равнодушия, но цепкий внимательный взгляд Нила уже уловил это изменение, как и то, как едва заметно дрогнули руки майора, державшие папку. - В чем дело? – тихо спросил он, догадываясь, какой ответ сейчас услышит, и все же где-то глубоко в душе тая непонятную надежду на то, что он ошибается. Майор тяжело вздохнул и, подняв голову, посмотрел на него с нескрываемой грустью. - Увы, у меня для вас плохие новости, мистер Лэганн. По последней сводке, представленной военно-полевым госпиталем 1480, ваш друг скончался спустя несколько дней после поступления из-за заражения крови, - он помолчал секунду и тихо добавил. – Мне очень жаль. Нил почувствовал, как на мгновение остановилось сердце, сжалось от непонятной боли, превратившись в сочащийся кровью комочек, и… снова пошло. Это было странное ощущение. Словно кто-то невидимый с размаху полоснул по душе острым клинком, разрубив ее пополам. Но клинком таким острым, что он в первое мгновение не ощутил боли. Она пришла позже. Обожгла яркой вспышкой и превратилась в приглушенное ноющее пламя. Но уроки, полученные им в застенках Сент-Джеймса и на полях сражений, не прошли даром, и на лице Нила не отразились ни эта обжигающая боль, ни перехватившая горло горечь, ни бесконечная печаль, что кипели внутри, подобно лаве в жерле вулкана. Его лицо не дрогнуло, сохранив выражение покоя и непроницаемости, и лишь застыло, словно мраморная маска. - Понятно, - невозмутимо произнес Нил и повернулся к двери, собираясь выйти, но снова замялся и обернулся. – Я могу узнать, где он похоронен? - Я не обладаю подобной информацией, но обычно в таких случаях тело отправляется родным. У него были родные? Семья? - Может быть. Но мне ничего о них не известно. - Вот как, - майор нахмурился и задумчиво потер подбородок. – Что ж. Думаю, я смогу узнать, если хотите. В 1480 должны быть сведения об этом. - Буду весьма признателен. До свидания, сэр. - До свидания, мистер Лэганн. Я сообщу вам, когда получу информацию. - Спасибо, сэр, - сдержанно поблагодарил Нил и вышел из кабинета. Неделю спустя… Закинув руки за голову, Нил лежал на прикрытых сухой соломой досках повозки, отрешенно глядя на проплывающие в небе облака. Огромные, пушистые, сверкающие нетронутой снежной белизной, они то и дело меняли форму, складываясь в причудливые фигуры, и бесшумно и величественно уплывали в ясную сапфировую даль, мирно уносимые невидимым ветерком. Отчего-то эти облака напомнили ему о времени, проведенном в колледже святого Павла, когда он изредка исчезал, не сказав никому ни слова, и, найдя где-нибудь тихое место, ложился на землю вот так, закинув руки за голову, и смотрел на них, плывущих в холодной синей вышине, подобно айсбергам в бескрайних водах океана. Смотрел и ни о чем не думал. «Как же все было просто тогда. Просто и хорошо, - внезапно Нил поймал себя на том, что подумал о прошлом так, словно это было не два года назад, а давным-давно. Он вдруг увидел себя и свое прошлое, будто бы со стороны. Словно речь шла о постороннем, совершенно незнакомом ему мальчике, которого он когда-то случайно увидел и теперь вспомнил невзначай. – Странно. Ведь все это было не так уж и давно, а кажется, будто сто лет назад. В другой жизни. Впрочем, так оно и есть. Это и было в другой жизни. В жизни Нила Лэганна. А в жизни Кардинала есть только это небо и только эти облака, которые мирно и спокойно скользят сейчас в вышине и которым нет никакого дела до того, что творится внизу. И до меня тоже. Хорошо это или плохо? А какая, собственно, разница? Все есть так, как есть, и по-другому уже не будет. Прошлого не вернуть. Да и зачем, собственно?» Нил чуть усмехнулся кончиками губ и закрыл глаза. Мелко трясясь и пронзительно-жалобно поскрипывая колесами, повозка медленно ползла по дороге, оставляя на свежевыпавшем снегу черный, криво вихляющий след. Старый пегий тяжеловоз переставлял ноги так медленно и устало, что, казалось, еще секунда – и он упадет, уткнувшись шершавым широким носом в холодный мокрый снег. Время от времени он поднимал голову и, тяжело поводя боками и крупом, втягивал широкими ноздрями холодный влажный воздух, громко фыркал, а затем вновь опускал ее вниз, словно сетуя на свою нелегкую ношу и еще более нелегкую судьбу, уготовившую ему незавидную участь коня-работяги. Длинная грива седыми прядями свешивалась вниз, закрывая ему глаза, и казалась тем непосильным грузом, что клонил его голову к земле. Сидевший на козлах возница, который, судя по всему, был местным фермером, до странности напоминал своего коня. Это был невысокий коренастый мужчина, облаченный в темно-коричневый, изрядно поношенный плащ и потрепанную шляпу с широкими опущенными полями, надвинутую на глаза так низко, что складывалось впечатление, будто бы ее хозяин нелюдим или чем-то очень недоволен. Лицо его скрывал вязаный темно-красный шарф, обернутый вокруг шеи несколько раз, из-под которого выбивались клочья широкой седой бороды, а из-под краев шляпы виднелись неровно подстриженные пряди волос, таких же седых, как и грива его пегого тяжеловоза. Мужчина сидел ссутулившись и чуть наклонившись вперед. Поводья свободно болтались в его огрубевших от тяжелой работы и покрасневших от холода ладонях, расслабленно лежащих на коленях. Иногда он начинал дремать, и его голова склонялась все ниже и ниже, пока не падала на грудь. Тогда он вздрагивал, выпрямлялся и, недовольно тряхнув волосами и что-то ворчливо бормоча себе под нос, понукал старого коня. Тот натуженно всхрапывал, но послушно ускорял шаг, однако спустя несколько минут вновь замедлял его, и все начиналось сначала. Постепенно мирное покачивание повозки и тихий скрип колес убаюкали Нила, но тут повозка резко дернулась и остановилась. - Приехали, месье, - послышался грубовато-хриплый голос возницы, несколько смягченный мягким южно-французским выговором. Открыв глаза, Нил поспешно сел. Повозка стояла у развилки. Широкая извивающаяся лента дороги раздваивалась. Справа она убегала к горизонту, а слева уводила в сторону. Нил посмотрел туда, и его глаза изумленно расширились. - Это и есть поместье Ла Вреньи? – пробормотал он, разглядывая ошеломленно-растерянным взглядом чернеющий на фоне синего неба высокий силуэт. Имя брата ясно дало понять ему, что Крест не из простой семьи, но ожидал увидеть нечто более-менее современное. Может быть, невысокий, изящный, витиевато украшенный особнячок с большими окнами эпохи Людовика XV или в более позднем броском, кричаще-роскошном и пышном стиле барокко времен Марии-Антуанетты. Но то, что предстало перед его взором, было похоже на ожившую картинку из рыцарского романа или древнего свитка эпохи Средневековья. Мощный донжон, сложенный из крупных, обработанных до гладкости черных камней, был обнесен по углам высокими круглыми башнями, чем-то напомнившими Нилу бдительных стражей, застывших на вечном посту. Эти высокие, мощные и неприступные, как и сам донжон, угловые башни, в свою очередь, несли более миниатюрные башенки, чьи конусообразные остроконечные крыши, покрытые темной черепицей, угрожающе-высокомерно возносились в небо, словно пытались дотянуться до него и пронзить его холодную синеву своими черными пиками. Простые строгие линии этого шедевра эпохи расцвета готики придавали ему тонкость и изысканное безыскусное изящество, погребенное под громоздкой роскошью и излишествами более поздних архитектурных стилей, и, в то же время, рождали ощущение неприступности, могущества, несгибаемой воли и поистине королевского величия. Для полноты впечатления не хватало лишь двойной крепостной стены и наполненного водой рва вокруг, но и без них родовой замок де Ла Вреньи поражал воображение. На мгновение Нилу даже показалось, что вот-вот раздастся стук копыт, и на дороге появится кавалькада рыцарей в сверкающих доспехах с развевающимися знаменами. Это ощущение было настолько сильным, что он невольно прислушался, но вокруг царила мирная, напоенная покоем морозная тишина, нарушаемая лишь легким шелестом ветра в вышине. «Настоящая средневековая крепость, - с восхищением подумал он, внимательно и пристально изучая его взглядом. – Дом Креста. Верно говорят, что дом, где ты вырос, накладывает на тебя свой невидимый отпечаток». Перед мысленным взором Нила, как живой, встал образ Креста. Таким, каким он увидел его впервые в тюремной камере Сент-Джеймса. Невозмутимым, усталым, уверенным в себе, снисходительно-высокомерным, загадочным и непостижимым заключенным, окруженным невидимой аурой несгибаемой воли, превосходства, силы и властности, с насмешливым взглядом черных глаз, ироничной усмешкой, притаившейся в уголках надменных губ, и густой волной черных волос, падающих на плечи. Да, даже там, в облезлых серых стенах тюремной камеры, в каждом его движении, слове, жесте сквозил неуловимый налет истинно французского аристократизма. Того самого, исполненного холодного величия и подавляюще-невозмутимого достоинства, аристократизма, который присущ лишь самым древним и знатным родам, связанных кровными узами с первыми королями. Аристократизма, который шлифовался на протяжении веков и передавался из поколения в поколение вместе с титулом, гербом, богатством, могуществом и честью рода де Ла Вреньи, раз за разом все с большей отчетливостью и великолепием воплощаясь в каждом его представителе, словно хорошее вино, вкус которого с каждым пройденным годом становится все тоньше и изысканнее. Это были не просто манеры. Это невидимое глазу и неуловимое ощущение проявлялось во всем этом и многом другом. И этому невозможно было научиться, а лишь унаследовать с кровью отца, впитать с молоком матери. Только тогда это становится чем-то, что никогда не замечаешь сам в себе и о чем не задумываешься, но что незримо и неизменно сопровождает тебя на протяжении всей жизни, где бы ты ни был и кем бы ты ни стал. Становится твоей сутью, вторым «я», частью твоей души, от которой не отречешься и которую не изменишь, сколько бы ты ни менял свое имя. Именно такой аристократизм был присущ Кресту. Как и этому величественному древнему замку, который вместе с пылью веков, казалось, впитал в себя гордость, честь и силу живших в нем людей. Это был символ рода. Воплощение его наследия, его души. Всего лучшего и дорогого, что воспитывалось и хранилось веками, и за что сражались и умирали славные представители этой семьи. Этому каменному оплоту было не страшно беспрерывное течение времени, ускользающего, словно песок сквозь пальцы. Многие поколения этого рода уже ушли в мир иной, их души обрели покой, а тела обратились в прах, но память о них и их делах продолжала жить в этих стенах. А теперь к ним прибавилась и память о Кресте. Вернее, о Кристиане-Пьере, наследнике рода де Ла Вреньи, который когда-то жил здесь. Замок словно застыл в ожидании. Он ждал хозяина. Но он ждал Кристиана-Пьера. Человека, которого уже давно не было на свете, ведь эти полные холодного высокомерия и немого величия стены не знали Креста. И, быть может, не приняли бы его. Но Нилу почему-то показалось, что частичка души Креста все же осталась здесь. Может быть, та самая, которая принадлежала Кристиану-Пьеру и которая жила в нем до самого последнего дня, даже когда стал Крестом. «Воистину, каков хозяин, таков и дом. Или наоборот? Не имеет значения. Но как странно похожи друг на друга. Крест производил такое же впечатление – изящество и простота, чистые сдержанные линии и… скрытая за ними сила. Наверное, вот так бы выглядел Крест, если бы вдруг превратился в здание, - эта забавная мысль рассмешила Нила, и на его губах заигарала легкая полуулыбка. – Впрочем, с такой же легкостью можно предположить, что так выглядел бы любой граф де Ла Вреньи, когда-либо живший на этой земле, если бы его вдруг превратили в здание. Этот замок олицетворяет их всех. От первого до последнего. Это, как… Невидимое присутствие, что ли? Нет, скорее, тавро. Дом метит своих обитателей, как и они оставляют на нем свой след. «Кто-то – заметный, а кто-то – нет, но все оставляют свой след…» Впрочем, это уже философия, а я никогда не был в ней силен. А вот Крест был. Интересно, что бы он сказал на это? Скорее всего, просто расхохотался бы. А Штопор попросту не понял бы, о чем речь. Так вот каковы твои корни, заключенный чикагской тюрьмы Сент-Джеймс по прозвищу Крест? Нет, граф Кристиан-Пьер де Ла Вреньи. Интересно, кем же ты был больше: заключенным, осужденным за убийство, или французским аристократом, наследником знатного рода? Или, быть может, обоими? Кем ты был на самом деле? – перед глазами Нила, устремленными на родовой замок де Ла Вреньи, снова мелькнул знакомый образ. – Да, он был аристократом. Даже в тюрьме. И не удивительно, если он вырос здесь. Такое наследие отмечает тебя своей печатью навсегда». - С вами все в порядке, месье? – хриплый голос возницы ворвался в его мысли, вернув на землю. Обернувшись, он с минуту удивленно смотрел на него, пока не сообразил, что так засмотрелся на замок, что совершенно забыл о нем, как и о том, что до сих пор сидит в повозке, ошеломленно глазея на высокий темный силуэт замка. - Да. Просто задумался, - коротко ответил Нил. Тряхнув головой, он оперся рукой о край невысокого бортика и ловко спрыгнул на землю. - Спасибо, месье. - Не за что, - кивнул возница. – Идите по этой дороге. Она ведет прямехонько к замку. До свидания, месье. - До свидания, - пробормотал Нил.