Текст книги "Ключ Всех Дверей. Бракирийский след (СИ)"
Автор книги: Саша Скиф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 79 (всего у книги 113 страниц)
– Дэвид, – Ли’Нор схватила полуминбарца за руку, – Дэвид, когда это началось? Тогда, когда у вас проснулись способности, или… не тогда? Я перестала слышать фон ваших мыслей после… той трагедии, с гибелью корабля… До того – я не заглядывала в ваши мысли специально, о чём теперь, признаться, жалею…
– Ли’Нор, – шепнул Ан’Ри на нарнском, – это не Дэвид. То есть… не совсем Дэвид. Я не знаю, помнишь ли ты… Ты меньше читала записей именно об Андо… Если верить К’Лану, нескольким людям Андо оставил… часть себя. Своей силы, своих способностей… или памяти. Но в памяти Андо была и память Литы, и…
Кажущиеся сейчас чёрными глаза Ли’Нор были зеркалом его глаз – той же тревоги, с ноткой ужаса, которая сопровождает смену непонимания – пониманием.
– Я об этом и подумала, Ан’Ри. Дэвид… Возможно, конечно, это совершенно не моё дело, но то, что происходит с вами…
Болезненная улыбка снова дрогнула.
– Неправильно, да? Не могу не согласиться. Но не стоит беспокоиться, всё будет хорошо, я уверен. Просто прошло слишком мало времени, с тех пор, как я… вспомнил…
– Вы сейчас нас пытаетесь убедить, или себя? Дэвид, не смотрите на меня так, я не считаю вас сумасшедшим. Вы телепат, и происходящее с вами не может мне быть безразлично. Андо, конечно, тоже хорош, со своим взрывоопасным подарочком… Хотя, мог ли он предполагать, что выйдет именно так?
– Я справлюсь, Ли’Нор.
– Возможно. Но если вам помогут, вы сможете справиться быстрее. Прошу вас, не закрывайтесь, я действительно хочу понять…
– Понять – непросто, ещё сложнее – поверить, – ответили ей по-нарнски, – я – верю.
Ли’Нор даже не успела спросить себя, не ослышалась ли она. Голубоватое свечение окутало руку Дэвида почти до локтя, становясь всё ярче. Когда уже было невозможно смотреть на него, девушка закрыла глаза, а посмотрев снова, увидела перед собой худощавого подростка с огромными серыми глазами, длинными рыжими волнами волос и абсолютно нагого. Он стоял рядом с Шериданом, прижавшись к нему так тесно, что казалось, даже частично сливался с ним, положив голову ему на плечо, и с интересом рассматривал Ли’Нор.
– Когда вы удивлялись тому, что я закрываюсь от вас, что есть то, чего я пока не могу объяснить, не знаю, как – я имел в виду и это тоже. Не только память Андо, не только часть его силы… Его личность, он сам – со мной. Некоторые знают – Диус, Аскелл…
Андо Александер всматривался в стоящих перед ним нефилимов с какой-то грустью и невыразимой нежностью, чуть улыбаясь.
– Ты прав, отец… Это даже как-то… сюрреалистично…
Первой дар речи обрела Ли’Нор.
– Вы… Это действительно вы? – она невольно протянула руку, потом, смутившись, отдёрнула, – вы – Андо? Как это возможно?
– Можно сказать, что я – часть Дэвида Шеридана. И всё же, я – это я, – светящиеся голубоватым мерцанием руки протянулись к нефилимам, – жив, настолько, насколько это возможно. Если интересно – можете коснуться…
– И вы… помните свою жизнь? – Ан’Ри медленно, как во сне, вложил ладонь в протянутую ладонь призрака, – вы сумели сохранить себя в господине Шеридане? Почему же мы прежде не видели вас?
Андо сжал узкую, как и его собственная, ладонь Ан’Ри, притягивая его к себе, сделав сквозь Дэвида шаг навстречу, концентрируя свечение до материально ощутимой плоти.
– Да, помню… Ведь жизнь моя не обрывалась, я был здесь. Я не мог иначе, может, когда-нибудь вы поймёте. Я не мог появиться раньше. Но я рад нашей встрече, – гладя одной рукой по волосам Ан’Ри, вторую Андо протянул к застывшей девушке, – подойди ко мне. Я понимаю, не вправе говорить такое, но мы ведь семья…
– Я… вы могли бы не говорить этого – нам. То есть… я не знаю, слышали ли вы, тот разговор, который мы вели здесь до вашего появления…
Ли’Нор несмело коснулась ладони Андо – разве что на малую долю допуская пока что, что эта странная встреча происходит наяву.
– В детстве я часто думала – как было бы прекрасно, если бы вы были с нами… Если бы видели, как мы растём, радовались за нас, направляли нас…
Андо притянул девушку к себе, также прижимая, вдыхая запах волос нефилимов. Какое-то невообразимо долгое мгновение он чувствовал – всем собой – мысли Дэвида, его непонятную горечь за что-то, что… Нет, он понимал, за что именно, и так хотелось стереть эту горечь одним касанием – но не всё желаемое так легко исполняется, он уже знал это.
– Всё хорошо, – непонятно кому из присутствующих проговорил Андо, – я здесь, и если возможно, хочу, чтобы вы простили меня.
Обернувшись к Дэвиду, подросток заглянул ему в глаза.
– Простили за то, что я сделал, и за то, чего не смог сделать…
– Нам… не хватало вас… – проговорил Ан’Ри чуть слышно.
– Я очень хотел, чтобы вы появились на свет. Я мечтал о том дне, когда вы родитесь. И то, что я в какой-то мере способствовал этому, делает меня безмерно гордым и счастливым. Самые яркие звёзды, озарившие мир Нарна.
Отступив от нефилимов, Александер поцеловал их руки, прижал их ладони к щекам, прикрывая глаза, потом отпустил дрожащие ладони, обхватив себя руками, словно ему было холодно. Длинные волосы скрыли лицо тяжёлыми волнами, доходившими до пояса, однако не прикрывающими его наготу полностью. Дэвид посмотрел на него несколько удивлённо, осознавая, что сейчас Андо материализовался полностью, что можно не только почувствовать его, и что он чувствует не только прикосновения рук, с которыми сплетал пальцы, но и ночную прохладу и ветер, долетающий с улицы. Как, наверное, отвык он от этих ощущений… Говорят, первые ощущения новорожденного в мире довольно неприятны – холодно. Первые ощущения воскресшего – возможно, тоже. Он стянул с себя тонкий плащ и набросил на худые плечи Андо.
Благодарно улыбнувшись, подросток закутался в лёгкую, однако довольно теплую и приятную на ощупь ткань, придерживая руками разъезжающиеся края. Ещё раз посмотрев на телепатов Нарна, Андо взял Дэвида за руку, ту самую, в которой в искусственную плоть навсегда впечаталось надетое 20 лет назад кольцо, оставленное Литой ему на память. Здесь сплавились навсегда две сущности, чтобы уже никогда не суметь отделиться прохладным металлом.
– Спасибо, отец. Это немного неприятные ощущения, хотя быстро привыкаешь. И чувствовать, и видеть – иначе. Красота этого места навсегда останется в нашей памяти, и я надеюсь, вы не пожалеете о нашей встрече, – проговорил он, конец фразы адресуя нефилимам.
– Эта встреча… ведь будет не единственной? – вопросил Ан’Ри, чувствуя, как в голос невольно проскальзывают молящие нотки, – вы не уйдёте, вы останетесь? Нам так о многом хочется вас расспросить… Ваша жизнь, всё то, что мы изучали как историю… Нет, нет, Святые Мученики, о чём я говорю. Как бы ни велико и сладостно было наше потрясение, есть то, что важнее, что ещё не стало полностью историей, не утратило значения для живых. Если Лита… действительно знала способ помочь этим людям… Возможно, слишком смело предположение, что теперь вы можете об этом знать?
Андо грустно покачал головой.
– Вы верите, что можно помочь… Жаль разрушать вашу веру. Вы думаете, что дело в машине, что всё можно исправить, просто заменив некую деталь – но с мирозданием это не работает. Да, занеф, что прибыли тогда сюда – вернее, те, какими они сюда прибыли, в первую их жизнь – среди них были, конечно, инженеры, но они не были создателями этой машины, они только обслуживали её и не всё знали о ней. Могло быть, что она изначально была такой… несовершенной, и таков побочный эффект отката времени для того, кто почти уже умер, могло быть – что по первому перерождающемуся, ведь были они все немолоды, она запомнила бесплодие как норму, или же просто не учитывала этот параметр… Могло. Но нет. Ведь были ещё земляне. Которые и до своей первой смерти не родили никого.
– Значит, причина… в самом мире? Но как, почему? Ведь животные, насекомые, растения – все они размножаются…
– Но они дети этой земли, а не пасынки. Этот мир не предполагал разумной жизни вообще – не всякий такой мир примет её безоговорочно. Пища, вода, и, верно, сам воздух этого мира излечивают пришельцев от всех болезней и даже затормаживают патологические процессы самого организма – и что невозможного, что они же угнетают одну конкретную функцию, репродуктивную? Возможно, угнетают тем активнее, чем дольше это существо живёт, с учётом всех перерождений. Всякое живое существо рожает потомство себе на смену, потому что оно слабо и смертно, зачем же рожать тем, кто приблизился к бессмертию? Ведь если их станет слишком много – они нарушат сложившееся экологическое равновесие, не рассчитанное на них.
– Мир защищает себя? Звучит как фантастика. Впрочем… да, не после всего, что мы уже видели и испытали.
– Быть может, не к времени, и вообще зря я завожу этот разговор… – Ли’Нор поколебалась сколько-то, но решилась, – и наверняка, этот вопрос задавали и до меня. Не является ли ваше влияние на Дэвида Шеридана… чрезмерным…
Андо чуть сильнее сжал ладонь Дэвида, чувствуя, как начинают трястись руки, закрыл глаза.
– Задавали… И сам я задавал его себе. Быть может, это был детский эгоизм с моей стороны тогда, а вовсе не желание защитить, как я говорю себе и всем. Быть может. Но в любом случае – возможно ли это исправить…
– Даже если это возможно исправить, это должен исправлять не ты. Есть злая ирония в том, что всё это дело крутится вокруг времени. Наше время упущено давно, но при всём понимании этого – мы уже не можем отказаться от того, что нам нужно… Нам обоим нужно. Если бы не ты, я не был бы жив. И хотя… многие сказали бы, что нет смысла в этом сейчас, что это мучение для обоих… это был наш общий выбор. Как бы много сложностей это ни порождало, это то, что уже стало нашей жизнью.
Андо перехватил ладонь Дэвида, сплетая пальцы, прижимая к груди руки.
– Диус говорил тебе… Он предупреждал о том, что я могу быть опасен. Я и сам это знал, но никогда не думал, что можно причинить вред даже тогда, когда всем собой желаешь блага. И Афал говорила это… А Адриана… уверяла меня, что я зря стараюсь быть к тебе ближе… Сейчас это кажется таким далёким воспоминанием…
– И тогда, и сейчас… Если уж кто-то может быть к тебе ближе, пусть это будет.
– Андо… – Ли’Нор облизывала губы, подбирая слова, – не знаю, по силам ли мне вообще это понять… Всё происходящее и то, о чём вы говорите… Неужели единственный рецепт вашего неодиночества – в замещении чужой памяти, чужой… жизни?
– Это был наш общий выбор, – тихо повторил Дэвид, – и я не способен о нём жалеть. И тем более не способен приписывать его одному Андо. Мне жаль, что невольно заставил вас переживать за меня, – он положил руку на плечо Андо, – возможно, однажды мы вернёмся к этому разговору… Сейчас есть и более важное. Проблема тилонов, проблема занефов, и наше возвращение, завершение этой истории… С вашего позволения, я оставлю вас. Мы оставим. Не беспокойтесь, я не потеряюсь, – он улыбнулся, – мне есть, кому осветить дорогу.
Ли’Нор долго растерянно смотрела вслед спускающейся по ступеням террасы странной паре.
– Я должна сочинить сказку для занефов… Сочинить. А мне не идёт в голову ничего принципиально нового, того, что я бы не слышала где-то или не читала. Мне невольно вспоминается это… про цветок, распустившийся на могиле убитой девушки… Я была поражена, узнав, что у землян есть точно такая же.
– Про молодого купца, к которому эта девушка ночью выходила из цветка? Да, я читал тоже, но я вспомнил не об этом. «Мёртвая свадьба».
– Это где по деревне ходила мёртвая колдунья, и…
– Да нет же! Где девушка вернулась из царства мёртвых за возлюбленным. И оказалось, что возлюбленный – тоже мёртв, просто не понял этого, и пытался жить, как прежде среди живых.
– Дэвид Шеридан – переводчик и собиратель фольклора, он наверняка знает обе эти сказки. Но ведь это – именно сказки… Сказки хороши, но именно как художественные произведения, это то, чего нет и не может быть в жизни.
Ан’Ри осторожно взял родственницу под руку, поворачиваясь, чтобы пойти в дом.
– Ну, ты помнишь, что сказали по этому поводу занефы. Прекрасно понимая, что история – быль, а сказка – вымысел, они отдают ум истории, а сердце – сказке.
– Им, занефам, можно, у них трудная жизнь, была и есть. А мы не можем жить сказками… Не можем жить суевериями. Не так учит Г’Кван.
– Сказки существовали до Г’Квана. Сказки существуют в любом мире, и иногда, как ты сама заметила, они очень похожи… Может быть, в этом есть какой-то смысл?
====== Гл. 38 Тайна Рем-кал’ты ======
– Говоря о медицине, о биологии, – Альберт важно прохаживался по небольшому помещению без окон, стены которого были расписаны розовато-золотистой вязью, как и весь, в общем-то, корабль занефов, – важно помнить, что понятия здоровья, нормы, на которые мы все молимся – не являются чем-то абсолютным. Их кто-то когда-то вывел, на основании усреднённых параметров, им крайне редко кто-то соответствует всецело, как любому усредненному, обобщённому показателю, и они время от времени нуждаются в изменениях, корректировке… Что такое, например, здоровый человек? Госпожа Дайенн без труда сможет перечислить – нормальный рост, вес, температуру тела, артериальное давление, показатели сахара в крови и прочее. Смею полагать, по большинству параметров я соответствую. Но являюсь ли я нормальным, здоровым земным человеком? Не вполне. Хотя бы потому, что в моём теле имеются имплантаты, как-то не свойственные нормальному земному человеку. В том числе они помогают мне, парадокс, держать тело практически в идеальном состоянии, но они же делают меня решительно не соответствующим шаблону… Но почти определённо, когда мы говорим о здоровом землянине, минбарце, центаврианине или нарне – будет иметься в виду молодая, от 15 до 35 лет, особь. Это так же и период пика репродуктивной активности, так сказать. А что такое здоровый занеф?
– Хороший вопрос… Учитывая некоторые их… особенности… Являются ли они здоровыми вообще, когда-либо, в принципе?
Арвини снова чихнул – увы, своими перемещениями здесь они потревожили слишком много пыли. Аэм-лабиф, когда говорили, что их корабль уже никуда не полетит, были уж очень сдержанны – тут скоро нечему будет лететь. Повреждения обшивки, под напором неизбежной и циничной растительности, превратились в дыры, и вскоре корабль был повсюду прошит крепкими стволами деревьев и оплетён сетью лиан. Полная аналогия с каким-нибудь древним храмом… А машина цела, да. Артефакты трудноуничтожимы.
– Если подходить с нашими мерками – то конечно, однозначно нет. Но на своём уровне какие-то стандарты у них, неизбежно, есть… Парадоксально, но в данном случае молодость и здоровье – не одно и то же. Здоровым может считаться занеф лет 60-70, когда у него ещё не расцветают буйным цветом дегенеративные изменения, и когда он уже… да, не способен иметь детей. Потому что детородный возраст у занеф – период состояния, пожалуй, не менее паршивого, чем глубокая старость. Гормональные скачки, сам процесс вынашивания и рождения потомства – весьма болезненны, и стоят организму много сил и здоровья. Если уж говорить тут о библейских аналогиях, подхватывая мысль Софьи, то это место – и впрямь Эдемский сад, возвращающий своих обитателей в состояние до грехопадения. Потому как «в муках будете рожать детей своих» – это про них, как мало про кого другого… Зачем же возвращать организму юность, если это суть период сплошных страданий? Слова «природа мудра» чаще всего означают полное непонимание того, что есть природа, приписывание ей какой бы то ни было осознанной воли. Однако это, возможно – единственное место, где природа именно что мудра. По крайней мере, именно в отношении пришлого вида, на полноценное изучение местных видов у нас, мягко говоря, нет времени, но как я понял из расплывчатых и косноязычных объяснений занеф, репродуктивность у них всё же сниженная. Потому что высокая репродуктивность идёт как компенсация высокой смертности, в том числе детской, как иначе? А в этом мире то ли критически мало болезнетворных бактерий и факторов, провоцирующих патологические процессы, то ли слишком успешно им противостоят природные иммуномодуляторы. Занеф говорят, даже раны здесь не загнаиваются… Не знаю, можно ли предположить, что эти вещества, показавшиеся мне похожими на органеллы, действительно подстраиваются, выбирают стратегию действия, это как-то смело… Но если допустить, что после перерождения в теле сохраняется некая память о нём, о том, что по сути это тело живёт уже не одно столетие – может быть, эти самые псевдоорганеллы восприняли это как общую, бесконечно длинную, продолжительность жизни занеф? И с земными организмами поступили с учётом этого радикально-превентивно – ну, тоже двуногие, тоже с волосами, зачем им, в общем, плодиться… В общем, машина и местная природа образовали парадоксальный симбиоз в деле консервации живущих здесь разумных в состоянии идеально здоровом и бесплодном.
– То есть, с этим ничего не сделаешь? – Гидеон снова попытался привести рассуждения Альберта и Дэвида к какому-то окончательному однозначному итогу.
– Может, и сделаешь… А точно надо? Ну допустим, от того, что в нескольких семьях родятся дети, вреда не будет, планета большая, а племя заняло даже не весь этот лес. Но ведь эти дети, когда вырастут, тоже захотят родить детей, разве нет? А потом эти дети… Кто, когда и из каких соображений решит остановиться? А остановиться придётся, или во всяком случае, отказаться от перерождений, что тоже, наверное, не будет легко, после стольких жизней… В принципе, можно, конечно, попытаться обмануть систему – скорее всего, разово, потом природа наверняка компенсирует это, вернёт всё на круги своя. Перенастроить машину, дополнительно введя требуемые параметры от репродуктивно здоровой особи – ну да, репродуктивно здорового занефа у нас в закромах не имеется, но возможно, получится исхитриться и «скопировать» одну эту настройку с кого-то другого, благо, сколько-то особей с практически идеальным физическим состоянием среди нас есть… Думаю, я, с некоторой вашей помощью, сумею это сделать, не столь сложна устройством эта машина, чтоб я не сумел её уговорить… Либо – придётся искать по вселенной молодого, брачного периода, занефа, что опять же лично мне уже не кажется таким уж невозможным. Беспокоит меня другое. То есть, лично за себя мне беспокоиться не придётся – кому бы я ни рассказал, где я был и что в дороге видел, за пределы ордена это не пойдёт. А вам, так или иначе, что-то придётся писать в отчётах… Учитывая, что это уже второй мир, с заявлением о существовании которого придётся быть очень осторожными, а тут бы с первым разобраться… я имею в виду Охран’кни… У них здесь, конечно, не биологическая угроза, как раз строго наоборот. Не хочу сразу настраиваться на печальные сценарии, но если здесь организуют галактическую здравницу – останется ли здесь место им, кроме как в резервации? Их мало, и скорее всего, останется мало, оружия у них осталось тоже мало, им, к тому же с таким технологическим уровнем, не отстоять планету. Ну да, другие пришлые в местных условиях тоже будут бесплодны, но им-то не обязательно жить тут постоянно, при кораблях на ходу. Смело можно выжать все ресурсы планеты и свалить, а эти – останутся. Это кроме вопроса давних знакомцев тилонов, если здесь есть оптимисты, полагающие, что мы сможем переловить и пересажать их всех…
Гидеон потёр лицо. Нет, если решение подобных вопросов собралось войти в повседневность…
– Не такая и проблема, можем опустить этот факт. Маяк по-прежнему действует, а наши посадку и старт, как свидетельство, что маяк – это липа, не факт, что кто заметил. Ну а дальше, если они пожелают сотрудничать с Альянсом – уже не наша проблема, как найти и сколько выделить кораблей для постоянного патрулирования этого сектора.
– На то и уповаем, да… И на то, что тилоны не успеют раньше, и не окажутся столь оголтелыми, чтобы ринуться за машиной, невзирая на радиацию, вирусы и прочие внушаемые ужасы. Того оружия, что осталось у племени, едва ли хватит ещё на одну атаку, к тому же, не все умеют им пользоваться. Я оставлю им пару неких штук – тоже не абсолют, но должно возыметь некоторый эффект… В принципе, я остался бы и сам. Ну да, остался бы – так или иначе, мне как раз подходит пора выходить в самостоятельную жизнь, не всё висеть на шее у родителей, хотя никто меня, понятно, оттуда не гонит… А такой райский уголок ещё не каждому везёт встретить. Но прямо сейчас я остаться не могу – меня слишком важное дело зовёт домой… Теперь, когда все здоровы и снова в строю, мне придётся покинуть вас, когда мы стартуем отсюда.
– Я подумал… если бы… – Эркена закашлялся, голосовые связки, после долгого бездействия, видимо, плохо его слушались, – можно б было оставить им для защиты лекоф-тамма. Я не знаю, конечно, имеем ли мы право им распоряжаться, он собственность Так-Шаоя… Но он ведь говорил о желании передать их Альянсу, тем более что никто из его людей не смог бы его использовать. Но ведь и здесь никто не сможет его использовать! У него нейросистема бракири. А я тоже не могу остаться…
– Ну, если уж рассматривать этот вариант… – хмыкнул Арвини, – не так это и непоправимо. У нас, если не забыли, есть трофейный трилюминарий, это кроме того трилюминария, который прилагается, кстати, к умеющему им пользоваться. Превратим кого-нибудь из местных в бракири, авось желающий найдётся.
– Использовав как образец мою ДНК? – лицо Эркены аж перекосило ужасом, – нет, это исключено!
– Из-за вашей болезни? Простите, не подумал, вы правы… Этот мир, конечно, лечит все болезни, но врождённые-то дефекты не отменяет, фактор свёртываемости у вас особо не повысился…
И помрачнел, подумав, как хорошо, что этого не слышит Дайенн. Можно сколько угодно называть её паникёршей и перестраховщицей, что она противилась включению Эркены в команду, но последняя доза реновилата была ему введена, ещё когда он лежал в коме…
Белеющее впереди пятно оказалось, когда последние ветки раздвинулись, закономерно, платьем. Видеть, после занеф, в этих лесах миловидную белокурую землянку средних лет было сродни галлюцинации, зато Дайенн сразу поняла, кого перед собой видела.
– Добрый день. Вы Эльза, да?
Женщина разогнулась – она собирала в большую корзину нападавшие с дерева плоды.
– Да. А вы одна из гостей, точно. Я видела некоторых. Вы такие разные. Это так чудно.
Чудно то, подумала Дайенн, перехватывая поудобнее свою уже не совсем пустую корзину, что облик землянки совсем не диссонирует с занефским платьем и украшениями, вплетёнными в волосы. Ну, за несколько жизней акклиматизировался бы, наверное, и врий. Хотя с отсутствием волос было б, пожалуй, посложнее…
– У вас такая большая корзина! Как же вы её донесёте?
Ещё несколько плодов стукнулись о себе подобные, выпав из рук Эльзы.
– Донесу. Я привыкла. Совсем не тяжело. Они не тяжёлые, вот. Это каньик. На самом деле у них нет названия, как и ни у чего здесь, некому было давать имена. Но пришли занеф и назвали их каньик, как похожие плоды у них на родине. Пришли бы первыми мы – назвали бы яблоки, наверное. Хотя я совсем не помню, какие они – яблоки, может, совсем не такие. Здесь много таких деревьев. Но мы стараемся не брать всё только под одним. Не лишать животных пищи в привычном месте. Не мы с ними, а они с нами делятся.
Дайенн последовала за женщиной к следующему дереву, попутно оглядываясь, не покажется ли ещё где-то нужное ей растение. С этими каньик всё просто, широкие кряжистые стволы с тёмной, почти чёрной корой ни с чем не спутаешь. А вот выкапывать клубни тов нужно только у растений, цветки которых полностью отцвели, именно тогда они вызревшие. А когда засохшие соцветья облетают, растение ничем не выделяется среди всей соседней травы. Надо высматривать рядом эти отпавшие соцветья…
– Это ведь, наверное, полдня приходится ходить… Хотя, нам, испорченным цивилизацией, как говорит Арвини, это кажется явно страшнее, чем есть на самом деле. В отличие от планеты, где мы были до этого, природа вашей – более чем щедра. Мягкий климат, много съедобных растений…
– Да, мы не ропщем, не на что роптать. Мы построили прекрасные дома, к тому времени, как их нужно чинить, уже подрастают новые деревья. Мы нашли полезные для нас растения – которые можно есть и из которых можно делать одежду. Засеяли ими поля, хорошо рассчитав, сколько нам нужно, ведь нас всегда одно и то же количество. У нас есть всё, что нужно для жизни, а главное – мир, без угроз, без потерь. И у нас есть и некоторые механизмы. То, что было с собой у них, у нас. И электричество у нас есть – от водного генератора на реке, но не так и часто оно нам нужно. Мы живём по солнцу, готовим на огне. А Зайгаш смог собрать швейную машинку и прялку, с ними очень удобно. Нам не нужен транспорт – мы все здесь, ногами друг до друга дойдём. Потому и связь нам не нужна, довольно наших собственных языков.
Всё же жаль, что нельзя было взять с собой детей, им бы здесь определённо понравилось. Но зелёный сумрак тут и там прорезается потоками солнечного света в прорехи густых крон, это слишком ярко для детей сумеречного мира. Эльгард сказал, что они гуляли ночью под присмотром Дэвида – «совсем недалеко, всё нормально»…
– Наверное, многие хотели бы жить так, как вы… Конечно, райскую жизнь кое-что всё-таки омрачает…
Они остановились, чтоб Дайенн выкопала очередной крепкий желтоватый клубень. Точнее, практически – выкопала Эльза, показывая, как надо орудовать маленькой острой лопаткой. Дайенн почувствовала себя как в детстве, когда удивлялась, как одно и то же действие выходит у неё неуклюже, неловко, а у мамы – словно по волшебству.
– Вы о том, что нет детей? Я не печалюсь. Зачем дети? Мне довольно моего племени, они все мои близкие. Я их всех знаю давно и очень люблю. А дети – кто они, какими будут, будут ли они такими же хорошими, как мои близкие? Неизвестно. Это сложно, они так беспомощны и неразумны. Хотя я не помню этого сама, но по рассказам – сложно. Нет, не надо.
Она говорит как занеф, действительно. С трудом подбирая слова чужого теперь для неё языка, чужой грамматической структуры.
– Некоторые ваши близкие смотрят иначе. Даже странно, ведь это не занеф, а вас тут только двое.
– Видно, это просто я такая. Да, странно должно это быть. И мне странно думать – ведь когда-то я жила как вы… Не вы именно, как в ваших мирах. В мире множества машин, множества наук, суеты. Я была молодой учёной. Совсем молодой, мой отец выбил мне право участвовать в экспедиции. Почти незаконно. Я знаю эту историю, потому что мне её рассказали занеф, но она больше не моя. Они учили меня этому языку, но он мне не родной теперь, родной мне их язык.
– Но ведь самый близкий вам, как ни крути, ваш муж…
Крупный клубень, как следует очищенный от земли, лёг в корзину. Это, наверное, целая тарелка вкусной еды. Если добавить пряные травы, которые показывала Нилцам. Жаль, вряд ли получится их опознать в естественной, так сказать, среде. Может быть, можно было найти для Рефен и Эльгарда какую-то местную одежду с капюшонами? Хотя были определённые, и очень сильные, сомнения, что удастся полноценно проследить за ними в лесу. Дети есть дети, убегут далеко и будет у племени увлекательное занятие по их поиску…
– О, Сергей. Да. Так началась моя жизнь – я открыла глаза, там, на корабле, после машины, и увидела Сергея. Так получается, он перерождается раньше меня, он ведь старше. Всегда встречает меня. Раньше он не был моим мужем. Он был механик. Ухаживал за кораблём. Нас было четверо, когда мы стартовали с Земли – мой отец, я, Сергей и Жан.
– Что же случилось с вашим отцом и… Жаном? Простите. Вы ведь не помните.
Женщина закивала – тоже в совершенно занефской манере.
– Не помню. Не помню как свою память. Но мы рассказали занеф, а они потом – нам. Корабль обстреляли, тогда он сбился с курса. Тогда погиб Жан. А после умер мой отец, стало плохо с сердцем. Иногда стыдно, я совсем не помню, какими они были. Только по рассказам знаю. В нашу первую жизнь мы всё рассказывали занеф. Что запомнили, они потом рассказали нам. Да, странно знать свою жизнь по рассказам… Но мне нормально. Что было, то было. Вот моя жизнь. Моё племя, мой мир, Сергей. Больше ничего не надо.
Корабль землян, объясняла Таршам, в той стороне, очень далеко, в горах. Дальше, чем их собственный, до которого день пути. Они бывают там редко, только тогда, когда им нужны новые инструменты – там, в горах, обустроена кузница…
– И вам… совсем не любопытно было б увидеть свой родной мир, Землю? Хотя, если быть справедливыми, того мира, из ваших рассказов, уже больше нет. Прошло триста лет, всё изменилось, и никого из тех, кого вы знали тогда, уже нет в живых. Но сам мир…
– Изменилось, да. Здесь не меняется, только цветы меняются на плоды, ясные дни меняются на дожди, Нынешняя Мать сменяется Будущей Матерью. А там меняется всё. Разве к лучшему?
– Ну… – растерялась Дайенн. Как объяснить, что она не компетентна отвечать на этот вопрос?
– Но вы-то не землянка. А кто? Что за мир у вас?
В этот момент Дайенн нашла ещё одну причину, почему ей так хорошо здесь, при всех разговорах, что мир с замороженным временем, закольцованной историей – это отрицание всего того понятия жизни, к которому мы все привыкли. Занеф попали сюда во времена, когда большинству ныне существующих рас было ещё не до космических полётов. И эти земляне тоже попали сюда на заре своей космической эры, когда они ещё не знали, что в космосе они не одиноки. Ни те, ни другие не знают ничего о дилгарах, не могут иметь предубеждения. Ни в одном взгляде здесь, обращённом на неё, нет опаски. Да, Лита и Г’Кар могли что-то им рассказывать… но не факт, мягко говоря это не первоочередная тема для рассказов. Поэтому она здесь наравне с Илкойненасом, Эркеной и прочими удивительными для них созданиями. Эльза слушала её несколько путанные рассказы внимательно, с интересом, хотя едва ли понимала всё услышанное.
– А как выглядят все остальные на вашей планете? С вами нет таких? Жаль… А откуда такой, маленький, серый, с большими глазами? Это далеко или близко от вас? Да, много у вас историй должно быть, очень много. Можно слушать и год, и два. Но вы скоро улетите, и это хорошо, это правильно.
– Да, увы. Поимка этих старых знакомцев вашего племени – это залог и вашей безопасности в том числе. Хотя, конечно, думаю, не только я не отказалась бы задержаться здесь ещё… ну, чуть-чуть.
Можно не верить словам аэм-лабиф, но собственным глазам и показаниям приборов верить приходится – этот мир спас их. Спас больных от последствий вируса, спас Эркену, лежавшего в коме. Викташ сказал: «Если б я знал, что впереди такая планета, я б ни за что не позволил Г’Воку умереть. Он вылечился бы здесь». Может, это было и слишком смелое предположение…
