Текст книги "Ключ Всех Дверей. Бракирийский след (СИ)"
Автор книги: Саша Скиф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 63 (всего у книги 113 страниц)
– Я раньше телепатов-то жутко боялась, – призналась она как-то, стыдясь.
– Как многие. В этом хурры и земляне ой как похожи – по рассказам матери судя.
– Да не… я ж их и не видела никогда. Даже не очень и верила. У нас такими пугают. «Особые», быть может, и не люди вовсе, живой закон, живая рука власти. Будешь замышлять дурное – они услышат, они всю твою подноготную увидят, и придут за тобой. Хорошо, отец мне, смеясь, сказал, что сроду «особых» в нашем городе не было – доподлинно, конечно, никто знать не может, потому как они не всегда в форме ходят, а чаще в одежде обычных людей, но что им делать здесь, они за большими преступниками охотятся, а Рувар маленький. А то бы я, наверное, и из дому выйти боялась, мало ли, что в мою-то дурную голову приходит, не всегда и дозволенного…
– На Громахе Маргус довёл ту же идею до абсурда, на Земле тоже пытались сделать нечто подобное… Люди многих миров боятся телепатов.
– Многих, но не всех?
– Не всех. Есть те, кто считает, что, если уж мысли твои могут услышать, нужно сделать их чистыми и никогда не лгать – как минбарцы, или что мир прекрасен в разнообразии, поэтому принимать надо и то, что ты превосходишь кого-то, и то, что кто-то превосходит тебя – так считают иолу, токати…
Миу кивала – минбарцев она в госпитале видела, вот уж правда, народ чудной и странный, страннее всех рассказов о них, а вот увидеть бы тех иолу и токати…
– А народ техномагов?
– Прежде среди техномагов никогда не было телепатов. Мы – не народ, Миу, мы орден, хотя это трудно объяснить… Обычно техномагами не рождаются, потому что почти никогда техномаги не создают семьи. А взять в ученики телепата ни одному техномагу в голову не пришло бы.
– Почему?
– Потому что… Как сказали бы у вас – мы дети враждующих богов. Но теперь, когда богов больше нет, нет и невозможного. Первой это доказала моя мать.
Не создают семьи… Мысль эта сверлила Миу голову долго. Но ведь, семья самого-то Альберта… может быть, и он… Ай, ай! Будто он может так подумать о хуррке! Да и как бы его семья посмотрела на такую невестку? Ай, нечего… Он, может, и не «особый» из детских страшилок, да только тут ещё страшнее…
Альберт, похоже, был один. Он, кажется, любил оставаться один, только редко это удавалось… И одет, можно сказать, по-домашнему – не в обычную свою тёмную мантию, а в просторную хуррскую рубаху, естественно, великоватую ему размеров этак на пять и висящую мешком. Миу поспешно отвела взгляд, боясь, что он заметит, как она разглядывает проблёскивающие в вырезе имплантанты. А как не разглядывать? И страшно, и из мыслей никак не выкинешь, это ж как это – в живое человеческое тело что-то чуждое вживлено, и не мёртвая деталь, как, бывает, скобами сломанные кости скрепляют, оно там своей жизнью живёт, оно в мозг и в нервы прорастает…
Кое-что из штаба, заметила Миу, уже вынесено, устраивают новый штаб, там, под землёй. От светильников свет тусклый, зато необычайно живой и тёплый, рыжие блики пляшут по стенам – Альберт любит эти светильники, много раз при ней он их зажигал, даже не беря в руки – магией.
– Я хочу тебе кое-что показать, Миу. Может быть, это тебя напугает, а может, ты просто не поймёшь. Но это кое-что важное для меня.
Во рту разом пересохло, она только истово закивала. Что же такого он может показать, что удивительнее и страшнее вчерашнего его слияния с машиной? На ватных ногах она прошла за ним в соседнюю, совсем маленькую и тёмную комнату – Альберт не спешил зажигать свет, а она б не решилась и звук издать.
– Смотри, – его глаза блеснули отсветом далёких светильников, послышался звук чего-то открываемого – и из темноты проступили его руки, мягкое переливчатое сияние разгоралось под ними. Глаза привыкли – и девушка увидела, это не руки светятся, просто руки лежат на краю открытого ларца, огромного, глубокого ларца, и это из него льётся разноцветное сияние. Лицо Альберта, освещённое этим пляшущим, как огонь в светильниках, светом, было таким счастливым, таким красивым, как никогда прежде, – это то, что я послан был вернуть. То, что тилоны украли у моей семьи, у нашего ордена. Величайшее сокровище…
Миу превозмогла страх, заглянула в ларец. Тому, что она увидела перед собой, не существовало описаний, и сравнить-то это не с чем. Может быть, с деревом – пустынным деревом читафа, у которого нет листьев, только пучок тонких, ломких чёрных веточек, если б читафа могла светиться, если б по этим тонким веточкам могли пробегать разноцветные искры, пульсирующие, словно живые, набухающие, как готовые распуститься почки. Может быть, с рыболовной сетью – если б кто-то забросил её не в воду, а на небо, и поймал полновесный улов звёзд. В столице вон, отец рассказывал, электрическими гирляндами украшают вывески у богатых магазинов. Говорят, красиво очень. Да вряд ли красивее, чем вот это. Заглядывала Миу в детстве в мамин сундук – как не восхищаться было, сколько у мамы украшений, сколько красоты ослепительной, словно солнце кружевами выткалось… Но и в сравнение не идёт. Что же это, интересно, для чего служит? Ясно, что для магии, а для какой?
– Это – источник нашей жизни, нашего существования как техномагов. То, что создал мой отец на основе артефакта тилонов, в этом ему помогали моя мать и их первый ученик, они стали первыми техномагами нового поколения… Я немного рассказывал тебе, помнишь, из нашей истории. Не говорил о самом грустном, о том, что едва не стало концом нашей истории. О войне Изначальных ты слышала, конечно, хотя тогда на свете не было ни тебя, ни даже твоей матери.
– Слышала, как же, слышала, – поёжилась Миукарьяш, – не одними только «особыми» у нас с детства пугают. Мне бабка рассказывала – чёрные корабли, как трещины в небе… Когда я уже большая была, когда бабка уже умерла, я всё думала – ну, что в корабле такого страшного может быть? Ну, большой, ну оружия на нём много, так это понятно всё… Но бабка говорила – другой это страх, когда тебе нож к горлу приставляют, куда меньше страшно… Я думала, всё потому, что бабка таким страшным шёпотом это рассказывала – аж мороз по коже, мне потом страшные сны снились… Дед ругался – зачем ребёнка пугать, но признавал, сам эту страсть в небе видел… Говорил, могли они и уничтожить наш мир, как много других уничтожили.
Альберт кивнул.
– Ваш мир, как и многие другие, дал Теням убежище. И вашему миру ещё повезло… одна крайность не лучше другой – закон жизни. Люди, чтобы сражаться друг с другом, создают оружие. Сперва ножи и топоры, потом ружья и пушки, потом бомбы, яды… Годится всё, сперва приручают диких животных, потом приручают смертоносные вирусы… Изначальные такие же. Для войны они создали нас.
– Вас? Как так – создали?
– Без своих способностей мы были бы обычными людьми. Тени дали нам эти имплантанты как ключ к власти над вещественным миром – как мы считали, для того, чтоб постигать и создавать, как они считали – чтобы в свой срок, когда они призовут нас, разрушать, уничтожать по их приказу. Ну, были те, кто пошли на призыв… К счастью, их было меньшинство. А когда и Тени, и их противники покинули галактику – мы остались, как брошенное на полях оружие. Как и телепаты, брошенные их создателями – ворлонцами. Но если телепатия – возобновляемый ресурс, то мы не рождаемся техномагами, мы зависели от них, и мы были обречены на вымирание, когда секрет создания имплантантов они забрали с собой.
Миу осмелилась, хоть и боялась, что скажет глупость, указав пальчиком на светящуюся штуку:
– Это – создаёт имплантанты?
Альберт кивнул.
– Мой отец работал над этим несколько лет. Тилонские артефакты не связаны ни с Тенями, ни с ворлонцами, это торжество научной мысли в чистом виде. Ты слышала о трилюминариях – маленькое устройство, способное расшифровать и скопировать генетический код любого существа. Отцу в руки попал один тилонский артефакт… Справедливости ради скажу, он долгое время полагал, что его создатели давно и основательно мертвы. На основе этого артефакта он смог создать этот Источник – он может, считав генетический код, произвести имплантанты для каждого ученика, готового стать полноценным техномагом. И для этого больше не нужно ничьей смерти, не нужно страшного влияния Теней… Моя мать и первый ученик моего отца были первыми испытателями. Это было вдвойне знаменательно – впервые лорканец становился техномагом, и впервые техномагом становился телепат. Предположительно, прежде это не было бы возможно, конфликт технологий, имплантант убил бы телепата. А моя мать выжила. И я тоже. Конечно, какая-то малая частичка Теней в нас осталась – всё же как образец Источник брал биотек отца… Но их самих больше нет, и нам нечего бояться. Второе рождение состоялось. Миу… ты теперь боишься меня, когда знаешь это?
– С чего бы это? Сам же слышать можешь, что… Ай! Вон как посмотреть – Фима нос что-то не воротит ни от меня, ни от Лаярмато, мало ли, кто нас на свет родил, это кому как свезло… Хотя у вас это и не родители, а… Да что говорить об этом, слава богу, что нет их больше, и только вслед им плюнуть. Великий человек отец твой, наверное, среди вашего племени большой чин?
Альберт рассмеялся.
– Нет. Хотя, наверное, мог бы… Но ему, кажется, это не особенно нужно. Не секрет, что счастье состоит совсем в других вещах.
Миу перевела потускневший взгляд снова на Источник, ища в его искристых переливах утешения и радости.
– Ну, теперь, раз ваше сокровище возвращено… Ух, как хорошо, что удалось его стащить-то, это ж если б эти тилоны ещё и техномагами смогли стать – это что началось бы? Ух… надеюсь, они не успели… ничего такого… – ты теперь улетишь, домой вернёшься…
– Увы, пока нет.
– Чего ж нет? – еле сдержалась, чтоб не подпрыгнуть от радости.
Техномаг любовно огладил кромку ларца.
– Чтобы стать техномагом, одного желания мало. Мало получить машину, надо уметь ею управлять. А это долгий путь ученичества, серьёзная работа… Но они нашли бы и другие способы применить возможности этого артефакта. То, что его удалось забрать так скоро – это большая удача… Символично, что это сделал Джеймс Гидеон… Но на этом наши дела на базе не закончены. Мои дела здесь не закончены. Завтра мы спускаемся под землю, завтра предстоит серьёзный бой… Не знаю, слышала ли ты о бунтах в Сайкоймаксе и Кьюнгшаме, это тоже вдобавок к общей красоте ситуации… Они попытаются сравнять нас с землёй, а мы воспользуемся моментом, когда их силы будут рассредоточены на три города. Осталось решить, по какой дуге «Квинрасу» идти к месту новой дислокации, потому что пролетать над городом, мягко говоря, неудобно, лекоф-тамма необходимо подойти с другой стороны…
Миу закусила пальчик.
– Лекоф-тамма – это те летающие роботы?
– Да. Самолёты, которые мы с помощью «маячков» увели с базы, будут отбивать их атаку… Мне опять будет невероятно весело, большинство из них всё же останется беспилотными, обученных пилотов острый дефицит, но это мелочи… главное – что это хорошая возможность ударить по базе, этого они не ожидают совершенно точно. Поднять на борт машину «Квинрас» сможет без проблем, но сначала её нужно поднять с глубины почти такой же, на какой она покоилась на Ракуме… Заодно разнести по кирпичику и второй бункер, с оставшимся… трофеем… Его на борт «Квинрас», конечно, не поднимет. И незачем. В общем-то, я б с радостью не думал об этом пункте вообще, но оставлять его в руках тилонов – негуманно по отношению к Андроме.
– Ты… уже имеешь догадки, что у них там такое?
– Хуже. Знаю наверняка. Ещё одна удача – один мой маячок, на плече одного деятеля, любившего подпирать стены время от времени, заехал в заветную комнатку… Кстати, то место, в которое чуть было не проникли Дайенн с Аскеллом… Да, я был счастливее, пока были возможны и другие варианты…
– И зачем тебя вообще-то в армию понесло?
Золотой человек Альберт, кажется, сам завязал спать и других от этой вредной привычки решил отучить. Дело в этот довольно уже поздний час нашлось всем. К примеру, Гидеон и Риогорнатто ковырялись в здоровенной пушке – одном из трофеев с базы, малость в процессе похищения попорченном – которую Альберт, если удастся довести до ума, планировал встроить в какую-то установку, о которой даже Гидеон, при всех подробных объяснениях, сумел понять не всё, понял только, что получиться должно внушительно.
– Ну ты смеёшься, куда ж ещё? И не в том даже дело, что семья у меня военная, дед служил, отец почти служил – на военном заводе… Братья их бессемейные тоже всю жизнь службе отдали. Если ты то хочешь сказать, что таким, как я, в армии не место, так не только ты так думаешь, смекаешь?
– Вроде как, лучшее прикрытие? – два очередных проводка мрачным шипением-искрением известили, что соединил их Гидеон неправильно, – ну да… Я б действительно, пожалуй, не подумал. Даже и спорить не буду, что я жертва стереотипов. Раз уж это воспринимается, вроде как, потерей мужественности – вот ведь удивительно, сколько различий между мирами, а до этого суждения независимо в разных мирах додумались – а армия воспринимается именно как апофеоз мужественности… Но ведь так и шансов меньше найти… ну… кого-то себе подобного, разве нет?
Риогорнатто приопустил сварочные очки.
– А где их больше? Ну, если ты о том, можно ли среди сослуживцев найти, так повторюсь, не только мы тут так рассуждаем… Много нас. Только узнают об этом в основном из очередных процессов. Был у меня приятель… Именно приятель, ничего у нас не было такого-то. Я к нему приглядывался на этот счёт как раз, прикидывал, как начать разговор… Ну а вот он тоже к кому-то приглядывался. Ну и доприглядывался. Так вот я и узнал, что в предположениях не ошибся – когда утром на исполнение приговора согнали. Хороший был парень, а прокололся вот так по-тупому… Хорошо ещё тем, кто успевают узнать, что их сдали, успевают сами себя жизни лишить. Самое поганое не смерть, смерть всякого в конечном итоге ждёт, человека военного так прежде прочих. Самое поганое это кого-то с собой утащить. А там разговорить умеют, думаю, понятно, расскажешь всё, чего и не знал. Кто поумнее, так стукачей оговаривают, но не всегда удаётся, стукачи им нужны ещё… Кто поглупее, надеются жизнь свою за чужую выкупить, но это одним только способом можно – самому стукачом стать, приманкой ли точнее. Такие, конечно, тоже долго не живут…
Гидеон, тем временем в очередной раз размышлявший над вставшей перед ним задачей – как теперь вести себя с Риогорнатто (в продолжение всей операции об этом подумать было, понятно, как-то некогда), невольно передёрнул плечами. Слушать об этом вот так обыденно, в беседе за работой, было всё же как-то диковато.
– И как вы вообще знакомитесь?
Хурр усмехнулся.
– Как, как… С осторожностью. Говорил же тебе, всякие шпионские мудрости тут ерунда. Первое самое – смотреть в оба глаза. И наблюдать не только за тем, кто тебе интересен стал, но и за теми, кто за тобой наблюдает. Некоторые говорят – тут чутьё природное. Ну не знаю, может, и чутьё. У кого чутья не было, те на виселице. Разговоры такие сильно издалека начинаются, тебе и не представить, насколько. Пока до постели доберёшься – любой бы из вас терпение потерял, но тут спешка плохо заканчивается. Потому как может, это тебя с добром на разговоры выводят, а может, хана тебе скоро бесславная. Ну, есть у нас и места такие… В некоторых питейнях знакомства бывают, хозяева на этом неплохие деньги имеют, хоть и риск это, конечно. Много всяких хитростей, условных знаков. Обслуга, кто постарше, пограмотнее, подмечает, с кем заговорить, и знает, как заговорить, чтоб свести с кем подходящим. Они много видят, много слышат, разговоры там всякие, пока выпивку-то разносят. Стукачей распознают. Если собирается двое-трое наших, стукачей этих уделываем порой, и никто ничего не видел, не знает, обычная пьяная драка вроде как. Ну, промеж собой-то многие знают, в чём дело, но всё это шёпотом, конечно. Того вот, из-за кого мой сослуживец сгинул, посадили таки на ножи недавно. Да толку, новые будут… Тут вся жизнь лотерея, хождение по лезвию. Не только для нас. Подставить, если очень надо, могут и того, кто вообще ничем ничего ни разу… Ну, понятно, это только предполагать можно, кого по делу замели, а кто подвернулся просто так удачно.
И все недавние мысли – о неловкости, неизбежно возникающей между теми, у кого что-то было и нужно как-то продолжать приятельское общение, о том, что вообще это как-то неправильно, когда с сексом связаны всякие неловкости, вот есть же расы, у которых всё проще как-то – показались ему теперь мелкими. Есть вот расы, у которых ещё проще. Родился не таким, как все – лучше не держись за жизнь, и вообще сдохни сам поскорее. Что-то сказали б тут все те, кто считает, что достаточно жить тихо и не высовываться. Вот не высовываются же…
– А зачем им это надо вообще? – Гидеон не глядя ткнул коробочку преобразователя в недра пушки и сперва удивился щелчку – как ни удивительно, коробочка встала куда надо, – ну, этим… стукачам?
– Смешные вещи спрашиваешь. Зачем вообще стучат? Выслужиться. Кто за деньги, за поблажки какие-то, кто – чтоб от себя подозрение отвести. Общество наше такое, сам видишь… пропитанное страхом. Страх заставляет суетиться, угождать, как-то выкупать себе недолгую передышку в безопасности…
– Да, что я спрашиваю, действительно. Будто в нашей истории ничего такого не бывало. Родители об этом говорить не любят, многовато уже этих разговоров было и многовато от них нервов, но нет-нет да прорывает же. При всей нелюбви к таким темам, тут всякому найдётся, что вспомнить. Времечко было мрачное, много хороших людей уже не вернёшь, никаким гражданским примирением. Честно, мать я, конечно, понимаю, но понимаю и тех, кто говорит, какое тут к чёрту примирение. Вроде бы, нам, родившимся уже после всего этого, между собой выяснять нечего, но всяк предан своей семье, своим родителям и дедам – и так просто со счетов не скинешь, кто куковал в кларковских застенках, а кто охранял. Такие вещи не так быстро забываются.
– Что ж тут непонятного, наследуем мы не только дома и должности, но и идеи, и конфликты. Хочешь тут или не хочешь, у крови память долгая. Ты один у родителей?
– Да… нет. Ещё сестра. То есть, вообще-то не сестра, а племянница, так уж у нас получилось с возрастом. Сестрой мне была её мать, которую я, понятно, никогда не видел, мама родила её в далёкой юности и отдала на удочерение, у неё тогда были сложные времена. Отец, когда услышал эту историю, решил разыскать… Ну, Дэвентри оба, как оказалось, умерли, Мэрси росла в приюте. Отец убедил мать, что надо её забрать, вот так и получилось, что племянница, но как бы сестра.
– Хорошо… Ну, у нас бы так не сказали, у нас иметь дочь – это, считай, ерунда, значимо только в том плане, что через неё с кем-то породниться можно. Но у вас-то не так. Это хорошо, когда у родителей ты не один, и если с тобой что случится – жизнь твоя пострадает или честь – им будет, кем утешиться, не останутся без помощи.
У Гидеона имелись определённые сомнения, что легкомысленную глуповатую Мэрси можно рассматривать как утешение и поддержку, но говорить об этом не стал. Это было тяжёлой темой. Мать всякий раз, как заходил разговор о каких-то проблемах с Мэрси, винила себя – что когда-то бросила её мать, что за все эти годы не нашла смелости попытаться что-то разузнать о её судьбе, закрыв для себя тот период жизни, словно ничего не было – и её, получается, не было тоже. И ничего, что как раз у матери Мэрси жизнь сложилась вполне успешно, она получила прекрасное образование, работала, создала семью, а в её и её мужа преждевременной смерти уж точно нет вины её биологической матери.
– Ладно, будем надеяться, сумеете вы все выбраться отсюда до того, как всё окончательно рухнет в преисподнюю. А мы? Ну, нам куда выбираться… Это наша преисподняя, как ни крути. Ничего, такой поворот, знаешь, к лучшему. Всё одно жизнь – медленное гниение в ожидании своего часа. Просто разнести себе череп – грустнее вариант. Здесь, так понял я, посвободнее насчёт этого вот… Вдруг да найду себе кого, хоть натешусь перед смертью. Вполне, как ни посмотри, выигрыш.
Не верилось, что это те же подземелья, которые вызывали у неё такую тоску и отчаянье. Хурры, может, не преуспели в создании памятников архитектуры, которые можно б было показывать туристам, но к основательным, на века, утилитарным постройкам у них имелся природный талант. По новому госпиталю сновали деловитые раннята, раздавая больным очередную порцию отвара, служащего здесь, увы, ввиду скудости ресурсов, главным средством детоксикации и самым доступным противовирусным, несколько мешков сухого сырья силами местных ребятишек было заготовлено практически в считанные минуты – трава растёт во многих огородах, Миу организовала сбор.
Аскелл, Галартиатфа и часть его людей, Алварес и Схевени руководили эвакуацией сверху, быстро и технично поделив город на районы и препроваживая жителей каждого района к ближайшему для них входу в туннели – многие из них специально были раскопаны для этого. Альберт и остальные действовали уже внизу. Непостижимо, как, но им удалось свести к минимуму неизбежно ожидаемый хаос паники, давки, дезориентации и истерик. Дайенн из госпитального туннеля наблюдала за нескончаемым людским потоком – мужчины, гружёные тяжёлыми мешками, женщины с детьми на руках, ловко снующие в толпе солдаты подхватывают падающих и мешкающих, помогают тащить особенно тяжёлое, раздают затрещины подросткам, под шумок пытающимся карманничать. Неужели на всех хватит тех домов, в которых ютились они тогда, толпой полумёртвых пленников с базы? Невероятно, Новый Рувар возвращается в Рувар Старый…
Гроумы от «грузовых» ходов таскали мешки и корзины с провизией – эвакуация складов. Матап истово восхищался Фимой и Миу, сортирующими их быстрее, чем они приносили.
– Это ж силища какая! А Фима ещё и ранена ведь… Что и говорить, не ценят хурры своих женщин, мы-то умнее в этом, у нас бы Фима непременно какой-нибудь начальницей стала… А то и Марги, а чего ж нет?
– Ты, Матап, никак, влюбился? – усмехнулся Даур.
– А я почём знаю? – вздёрнул подбородок Матап, – может, и влюбился! А чего ж тут странного? Сестра моя хурром не погнушалась, может быть, и я такой? А только если хочешь сказать сейчас, что ничего мне не светит, так это я и сам понимаю. У неё Галартиатфа вон, а до него не то что мне, а любому тут куда уж… А вообще молчи ты, Даур, плоско ты мыслишь, сразу и влюбился… Уважаю я её, это первее. Ты б не зубоскалил, а вон возьми-ка да те корзины отнеси к Дайенн в госпиталь, больных-то, чай, уже кормить пора…
– Очень уж ты, Матап, оборзел и раскомандовался, – пробурчал Даур, но пробурчал как-то одобрительно.
Миу, старавшаяся поберечь раненую подругу, раз уж сама она себя не бережёт, усадила её за опись, а сама составляла друг на друга мешки и корзины, но попутно, конечно, мучила подругу расспросами.
– Фима, что ж ты такая, а! Видишь же, я от любопытства сейчас лопну! Ну!
– Что – ну?
– Кусну! Будто я не знаю, ты с Галартиатфой два раза уже была, ну так… какой он? Как это вообще? Ай! Будто начала уже подруги стесняться!
– Ну, если скажу – лучший на свете, это для тебя ответ будет?
– Ну другого-то я услышать и не ждала… Ай, будто у тебя сравнить есть с кем… Ну, ну! Замужние подруги, бывает, друг другу такие ужасы рассказывают, а ты мне хорошее рассказать не хочешь? По сложению-то он вроде такой, стройный, наверное, тело у него красивое? А ты… а ты с ним делала чего-нибудь? Я ж сколько тебе рассказывала, чего мне маменька рассказывала, ты ж сроду сопела и отворачивалась, поди, и не запомнила ничего… Ну так я ещё повторю, не поздно ещё… Ай! Чего дерёшься!
Сколько раз уже суета, загруженность приходилась кстати, отвлекая от мыслей, которые необходимо было отложить куда-нибудь на потом. И если б в одном только проклятом Аскелле было дело. Тут и за время её отсутствия успело кое-что произойти. И от того, как походя об этом сообщили – ну случилось и случилось – было ещё более не по себе. Ну не делать же событие вселенского масштаба из того, что раскрыли очередного предателя. Раскрыли, получается, благодаря ей, её разговору с Танафаль, который проходил, естественно, посредством Забандиакко, а как бы ещё. Танафаль-то оказалась не беременна. А Забандиакко, даром что мужик простой и в разного рода интригах опыта не имеющий, быстро сообразил, к чему это муженёк так внезапно загоношился. Да, так уж получается, теперь не только базовские не выпускают никого из города, но и свои, городские, тоже.
Дайенн не знала, как к этому относиться. Человек, намеренный сбежать из осаждённого города и бросить женщин и детей своей семьи, не может вызывать сочувствия. Даже если верить, что он действительно не побежит к базе, не отдаст всё скоробчённое добро на пушки, которые завтра направят на Рувар. Но на вопрос, не ею, впрочем, заданный, не жестоко ли лишать перебежчика жизни, Галартиатфа ответил, что может предложить вариант оставить его в тюрьме – пусть примет на себя грядущую любезность базовских, вдруг да уцелеет под обломками? Танафаль по своему вдовству не проронила ни слезинки.
Оставалось ждать… быть может, скоро всё закончится. В огне, льющемся с неба, в воде, подступающей из глубин. Выдержат ли, укроют ли их своды старого города, или станут братской могилой? Уснуть, даже когда уже всё угомонилось, отгремела тазами Миукарьяш, убирая за тяжёлыми больными, притушили светильники и заняли свой пост бессонные стражи – Рефен и Эльгард, Дайенн не могла ещё долго. Завтра, быть может, их последний день…
– Нормально так вдарило, – проговорил Забандиакко, наблюдая за сыплющейся с потолка струйкой песка, – над нами прямо разорвалось…
– Шпиль бы не повалило… – проговорил кто-то рядом.
– Шпиль повалить не так просто, – отозвались с другого конца площадки, – сам в постройке участвовал, гарантирую.
– Что шпиль ваш, когда нас всех тут заживо похоронят? – в новом голосе, даром что мужском, послышались явственные истеричные нотки, – там камня на камне, небось, не осталось, и здесь не останется. Сами себя в могилу загнали…
Истошно взвыла какая-то женщина, оплакивая свой дом, уже наверняка лежащий в руинах, несколько голосов подхватили – кто сокрушался о своей лавке, кто о магазине, Вадим раздражённо отвернулся – культурное заимствование или общее у разных рас, волосы на себе рвать?
– Пусть повоют, – шепнул Илмо, – это эмоции… Глядишь, на беспорядки сил не останется. Мирные, прости господи, граждане, не просто расселить бы их тут, а дверь снаружи подпереть, пока всё не закончится… Я знать не хочу, чего Галартиатфе это стоило, наверное, то и хорошо, что за один день, они опомниться не успели…
Новый взрыв ощутимо сотряс своды. Со стороны аппаратной раздался торжествующий рык Альберта – рухнул ещё один подбитый бомбардировщик, но в множащемся хоре воплей это не было услышано. Не утерпев, вскочила Фьянньнаар, мать Фималаиф, ударила в большое медное корыто – корыто было старинное, наследственное, поэтому, несмотря на все уговоры, было упёрто вниз тоже.
– Чего вы плачете, жители Рувара? Думаете, это дом ваш разрушен? Это тюрьма ваша разрушена! Дом есть, пока есть надежда. Та, что была у вас, жизнь, вам просто так была дана, а за жизнь лучшую, достойную – уж постараться приходится. Победим – лучше прежнего дома отстроим, а проиграем – так власти нам только одни дома готовят, с белыми крышами.
Пирамидки из белых камней по хуррским погребальным обрядам ставили на могилах.
Послышались разрозненные выкрики – как одобрительные, так и совсем наоборот. Кто-то уже заголосил, что поделом им всем, тот же грех город совершил вновь, восстал против властей, надо было перевешать Галартиатфу с его разбойниками, а то казалось же им, что плохо они живут…
– Э, вот ещё мы бывшую проститутку тут не слушали! – крикнул кто-то из середины зала, – шибко полюбились тебе инопланетники, ты им и родной мир отдать хочешь?
Со своего места начал грозно подниматься Вадим, слова хуррского языка он понимал не настолько плохо, чтоб не пожелать сейчас разбить кое-кому физиономию, но его опередила как раз выскочившая из аппаратной Миукарьяш.
– А чего не послушать-то, коли она умнее тебя говорит? Не согласен с чем? Так давай, ползи вон туда, наверх, может быть, они тебя пожалеют! Чего-то не понял ещё – так поди Фималаиф спроси, она Гуаносфато в последние часы жизни видела… Ты кто такой? Пекарь? Ну вот поднимись и еды навари, а то горазды вы, смотрю, ругаться, пока другие работают! Бойцы! – обратилась она уже к воинам Галартиатфы, – проблема у нас! Они не только сверху бьют, они по трём туннелям к нам сейчас пытаются прорваться! Поняли, уроды, что мы тут, надеются тут нас и захватить… Встретим-ка дорогих гостей!
– Не вопрос! – подскочил Кируадаффо, с недавних пор тоже солдат Галартиатфы, улыбаясь так, словно его на праздник пригласили, – а уж ради прекрасной Миукарьяш…
– Клоун, был и навсегда останется, – покачала головой Миу, глядя ему вслед. Нет, что ни говори, без дурного-то влияния Ластамары Кируадаффо куда терпимее стал… Едва ли шибко серьёзнее, вот и это вступление в армию у него чистая авантюра же, но уже хоть что-то…
– А вы, мужики, чего расселись? – Забандиакко поднял и закинул на плечо валяющийся рядом, как он посчитал, бесхозным чей-то молот, – ждёте, когда сюда придут? Пошли, числом задавим…
В текущей дислокации «Квинраса» хорошее было ровно одно – скрыт корабль был почти идеально, маскировка-отражатель сравняла его с рельефом. Всё остальное было плохо – угол обзора практически никакой, в случае обнаружения и нападения отстреливаться корабль не сможет, надежда на то, что сразу удастся взлететь… Думал об этом, впрочем, сейчас один Имар, ну может быть, ещё Иглас, прочие замерли у экрана, на который транслировались перекодирующиеся сообщения с лекоф-тамма и истребителей. Представить картину боя по ним, конечно, можно было весьма с натяжкой, Химанторек успевал комментировать не всё. Альберт обещал перебросить видеосигнал с некоторых зондов, но пока с этим имелись некоторые проблемы. Ненадолго сигнал с одной башни здания суда даже пошёл, но тут же дрогнул, смялся и исчез – надо понимать, башни более не существовало.
– Это же наш сейчас подбили?
– Беспилотный. Неудивительно, Альберт не выдерживает… На нём их больше двух десятков точно, это держать их в воздухе, маневрировать, стрелять, плюс фантомы ещё, не забывайте…
Построение базовских явственно сбивалось всё больше, Ан’Ри казалось, что он отсюда чувствует растущую панику пилотов – сложно сражаться, когда никак не можешь оценить силы противника. Часть самолётов – голограммы, часть – беспилотники, по истощении боезапаса спокойно идущие на таран, и отличить те и другие от пилотируемых пока с уверенностью не получалось – Альберт, играя на пульте свою сумасшедшую симфонию, посылая пилотам короткие сигналы-команды, о которых условились заранее, в критический момент перехватывая управление, сумел сделать невозможное – создать слаженный, боеспособный отряд. Видимость, конечно, техномагическую иллюзию. Но она работала.
