Текст книги "Ключ Всех Дверей. Бракирийский след (СИ)"

Автор книги: Саша Скиф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 113 страниц)

Вопрос, какой выход может увидеть он… Девушку надо спасать – это понятно. Им обоим надо спасаться. Совершенно непонятно, как быть с его миссией теперь, но остаться в стороне он не мог, и пожалеть о содеянном его не могли заставить никакие силы. И можно сказать, если уж он правильно интерпретировал полученные сведенья, то путешествие его в Сайкоймакс всё равно было не напрасным. Но вот как применить эти сведенья… Ну, это, конечно, решать не ему одному и не главным образом ему… Видимо, всё же надо думать, как выбираться из города…

Он показал девушке образ – он берёт её на руки и они улетают, под звёздным небом, в сторону гор. Она испугалась, это определённо. Но затем взяла себя в руки – ещё одним, можно сказать, жестом отчаянья. Сложенные на груди руки, склонённая голова. Дриму стало очень печально. Эта девушка привыкла бояться. И его готова слушаться, потому что боится. Ей кажется, должно быть, что она всё же умерла, что он какой-то загробный дух, похищающий её душу…

Он присел с нею рядом, она дёрнулась, но всё же не отодвинулась, протянул руку – в большинстве миров этот жест идентичен. И хотя страх, конечно, никуда не исчез, она вложила в его руку свою – маленькую, мягкую, совсем детскую, невесомую и дрожащую. Что ж, над тем, как установить более полноценное общение, да и преодолеть этот страх, подумают коллеги-телепаты, ну и Химанторек. А пока, в самом деле, стоит думать о том, как выбраться отсюда…

Тихое гудение вечереющего города было с лёгкой ноткой удовлетворённости – «вот ещё один день прошёл, а все живы, небо не обрушило никаких новых напастей, вот и отлично, вот и слава богу». Кажется, так звучали здесь вечера всегда, сильно ли многое изменилось? Даур вот считает, что вообще ничего.

– Ну, за исключением, что для городских шишек, переселившихся в гостеприимные чертоги, недавно нами покинутые. Ну, не в те же самые, понятно… А жаль, очень жаль. А эти все что? Как копались в своих огородах, так и копаются, как толклись на базарах, так и толкутся. Ну, безработных ещё прибавилось, за счёт тех, что на базе работали…

Даур, конечно, невнимателен. Даже и с теми же базарами. Толкутся-то толкутся, но всё чаще имеет место не покупка-продажа, а натуральный обмен. Обладание деньгами, ввиду неясных перспектив, не столь успокаивает, как обладание некоторым запасом продуктов. И закономерно, рынки и магазины регулярно проверяют люди Галартиатфы – потому что, тоже закономерно, уже начались спекуляции. Мал городок Рувар, тих и провинциален до крайней степени. Но и в нём есть разные течения, разные пожелания от завтрашнего дня носят в сердце разные его жители. Вот собирает высохшее бельё в таз пожилая женщина, толстая, переваливающаяся с ноги на ногу, как гусыня, покрикивает на детей, которые всё не угомонятся со своей игрой в куче хлама перед оградой – ей, как и сотням таких же, главное одно, чтоб были живы и сыты дети и внуки, чтоб поменьше всяких тревог – от тревог мужчины пить начинают, ну, то есть – начинают ещё активнее, чем обычно… Так что уж скорей бы там всё к какой-то однозначности пришло, а кто городом будет править, владетель, военные или неведомо откуда взявшийся Галартиатфа, ей никакой разницы. В этом пусть мужчины разбираются, её, бабье, дело маленькое. Вот бредёт, тоже грузно, да кажется, и малость нетрезвой походкой, работяга с деревообрабатывающего. Можно представить, о чём думает – завод работает по инерции, заказов не ожидается, и на текущие-то – большинство заказчиков бежали из города. Вот и как к этому относиться? С одной стороны – почву из-под ног выбили, как жить и чем семью кормить, зарплаты не ожидается, а и была б – какова тут скоро станет цена деньгам? А с другой – без некоторых бежавших уж до чего легче дышится. Поглотила б их там всех земля… Больше, это правда, сейчас не работают на заводе, а обсуждают – тут ведь обсуждать не переобсуждать. Эксперименты над людьми на базе – ладно б, над инопланетниками только, так ведь и над своими, хуррами! Вон Заланшуф из первых уст расскажет. Кто ждал Заланшуф живьём увидеть? В начале года пропала! Оно правда, не самая порядочная баба, да уж как-то понятно, что не алкоголь с нею всё это сделал. А с другими, кто с этой же базы сбежал, и подавно. Что говорить, в Руваре поискать того, кто раз в жизни инопланетян видел – ну, из влиятельных лиц некоторые в столицах бывали, поди, видели. А теперь в Руваре считай выставка инопланетян, любых посмотреть можно. Не то что там земляне да нарны – аббаи, корлиане, корианцы и ещё какие-то, каких и по телевизору не увидеть, чтоб показывали! Правду сказать, хоть и ругались мужья на своих баб крепко, что ломанулись все так радостно в госпиталь, но понимали их – самим-то тоже любопытно было, но солидность не позволяла. Впрочем, те из инопланетников, что поздоровее оказались, и так по городу расхаживают, смотри не хочу. Да на них что ли смотреть, тут дела поинтереснее творятся – военные на Ракуме, оказывается, не много не мало, машину времени откопали. Ну и наковырялись в ней на свою голову – явились гости, в прямом смысле из-под земли, из Старого Рувара. Живые, во плоти, как мы все. И не какие мимопрохожие, а тот самый Галартиатфа, которым дочка Самартуаксо всё бредила. Похоже, выйдет таки эта помешанная замуж. Ну да это на общем фоне кому уже интересно-то…

Вот опасливо выглянул в окошко – дом хоть стоит в ряду обычных для Старозаводского района домишек, но выглядит ощутимо побогаче – толстый лысоватый хурр, сын нотариуса Гегертафито и по совместительству зять главы казначейства. Видать, не весомы для Варахалито оказались родственные связи, когда сбегал, с собой не прихватил. Надо думать, совсем тухло теперь Вагатумаро, хоть и остался он нечаянно по отцу единственным наследником – братца во всей этой суматохе какая-то пьянь порешила, ну, правду сказать, он давно на это напрашивался, ещё с той поры, как Накумахаро обеих дочек попортил, отец тогда, правда, откупился, старшую в жёны ему взял, но это ж не значит, что все забыли… Тем более и повадок своих братец не бросил, мало не половина семей в Руваре что-то против него да имели, потому только и сдерживались, что всё-таки семья у него с влиятельными людьми в дружбе и родстве. А через пару дней и отец в туннель сверзился насмерть – может, конечно, и сам как-то, да сдаётся, нашлось, кому подтолкнуть. Теперь Вагатумаро досталось и дело отцовское, и всё состояние, но радости с этого как-то не было. Был страх. А ну как он следующий? Против него никто ничего вроде как иметь не может, он тихо жил, помогал отцу в конторе, но народ-то такой, что на отца, то и на сына, и внука переходит… Отца и брата Вагатумаро схоронил тихо, скромно – хоть положение семьи и статус её главы теперь и требовали иного, не в этих обстоятельствах, незачем злить народ, богатством им глаза мозолить. Вагатумаро и сам понимал, что труслив, и ничего с этим уже не поделает. Было б, может, и хорошо, если б пришли… кто-нибудь, и навели здесь порядок, и сделали как было. Но, во-первых, что-то они не очень чешутся-то, во-вторых – ещё будет ли он нужен при порядке военных-то… У военных свои родственнички есть, чтоб насадить на всякие хлебные места. Поэтому носа он из дому лишний раз не совал, а через братову вдову выменивал у сравнительно зажиточного народа золото. Всякого добра-то что в отцовском доме, что в его полно, и в погребах целый продуктовый склад. Что вдовушка золото скупает, это никто внимания не обратит, баба дура, до побрякушек падкая. Бежать-то – задача, прямо скажем, тоже не для Вагатумаровой натуры, а куда деваться? Ну, если Зазантухоро-обходчик не врёт – а прежде вроде надёжным парнем-то был – проведёт туннелями к реке, а там лодочка у него хорошая, по цене сторговались уже… Есть у него хорошие знакомцы в Кьюнгшаме, ну, не прямо у него, отцовские, но поди по семейной дружбе да за золотишко не откажут в помощи. Документы выправить, домик купить, на какую тихую и приличную должность устроиться… Колебался, брать ли с собой Мамсуш, всё-таки ему было с ней хорошо, а глаз-то он на неё положил давно, да вот не дал ему бог братовой красоты, тому одному из всей семьи гена раннего облысения не выпало (ума, правда, тоже), вот бабы к нему прямо и липли… Она-то на то рассчитывала, да ведь это ж тогда и детей брать, а это мороки не оберёшься, это кроме того, что не особо-то, положа руку на сердце, нужны ему были братовы детишки. Стоит ли вообще что-то из прежней жизни брать, ещё и за документы им платить, мелких этих нахлебников себе в дети записывать? Лучше уж на новом месте найти девчонку порядочную, можно даже из семьи простой, зато не гулящую. На Танафаль-то он даже и разводные документы подготовил, на всякий случай, из семьи её, правда, тут никого не осталось, подписать некому, но на крайний вариант образец подписи Варахалито у него есть… Танафаль совсем от рук отбилась, целыми днями в госпитале этом пасётся, с ублюдком своим вместе, да и ладно. Тут-то уж к гадалке не ходи, впервые их желания совпадут, она от него избавиться тоже рада будет. Главное, чтоб мать-природа не подгадила… Два только раза он с женой сближался, очень уж противно было от одной мысли, что этот Кукотожиро её лапал. Брат хотя бы на им же соблазнённой и женился, а ему прибирать за вторым после брата бабником города. Но природа гадина подлая, это Макуйкамара с женой 5 лет стараются, и ничего, хотя здорова она, уж он-то, как врач, точно знает… А у Кукотожиро ублюдков ещё трое, это о ком только известно. Варахалито с семейством его ж тогда из-под земли достанут… Ну, это, правда, неизвестно, как у них самих жизнь повернётся, но лучше б не надо таких осложнений. Для того что ли бог создал баб, чтоб мужикам побольше проблем было?

А вот стоят на углу, у заброшенного сарая, уцелевшего от пожарища, молодёжь. Та молодёжь, что в происходящем, может, и мало пока поняла, но интуитивно, на чувственном уровне, была в восторге. Эти молодые люди устали от власти своих семей, от обязанности пресмыкаться перед теми, кто сильнее и презирать тех, кто слабее, от насильственных браков и повсеместной лжи. Тут Сажарлако, племянник главного инженера с минерального завода, и Сазундорахо, сын ведущего судебные книги, и Алганаморхо, сын учётчика казначейства и внук Ревнителя Веры (примерно так здесь назывались священники). С ними стоит и Лалиш – дочь владельца винного магазина, она коротко остригла волосы, на ней мужские брюки – при всей балахонистости, они всё ж удобнее, чем пышные юбки. Анархисты. Сажарлако с семьёй поссорился, живёт теперь в Городском Управлении, где квартируется войско Галартиатфы и часть пришельцев, днями вместе с товарищами занимается обходом туннелей, описью их состояния. Сазундорахо пришёл в дом дяди – начальника тюрьмы, вместе с судьёй и прочими предпочетшего сбежать, взял ключи и выпустил всех арестантов. Арестантов было-то 24 человека, тюрьма в Руваре ещё меньше госпиталя, за что-то мелкое жандармерия просто бока намнёт да отпустит, а за что серьёзное можно и жизни лишиться, а всё же такой масштабной амнистии Рувар не знал. Семья была в истерике, Сазундорахо было плевать. Алганаморхо начал с того, что отказался вместе с дедом и родителями покидать город, а продолжил тем, что сказал, что в гробу он видал быть следующим Ревнителем Веры, да и работу в казначействе видал, в общем-то, в том же гробу. А Лалиш пришла к Галартиатфе и сказала, что её помолвку с жандармским офицером Камаркуаро следует считать расторгнутой, и если он посмеет на неё покушаться – следует его арестовать, хоть он и офицер и задушевный друг семьи судьи. Для женщины это, мягко говоря, большая смелость, семья теперь Лалиш на порог не пускала, но той мало печали, она пошла жить в дом Алганаморхо. Замуж за него, правда, пока не собиралась, тут всё-таки выжить сначала надо, а потом о замужах думать.

– Нас обсуждают, – хохотнул Илмо, всё-таки не заметить взгляды, периодически бросаемые на них компанией, было сложно.

– Понятное дело, обсуждают, – кивнул Вадим, перебрасывая ружьё на другое плечо, хуррские ружья такие тяжеленные, что понятно, почему у всех жандармов и военных такие квадратные фигуры, кто-то субтильнее эту штуку просто долго не удержит, – тут как ни сдержанно себя веди, а глаз у жителей таких маленьких городков острый…

Хурры, кроме того, что ксенофобны, ещё и очень гомофобны – ну, для отсталой расы иное было б странно. Вершиной терпимости пока что были Галартиатфа – вот это было вообще сюрпризом, от человека-то, жившего 500 лет назад, и Забандиакко, с которым было несколько сложных морально и продуктивных по итогам разговоров ещё на Ракуме – Вадим с Илмо тогда ещё как-то не палились, а про переводчиков-то всё известно. Забандиакко заявил, что по итогам всего этого в жизни его больше ничего не удивит, и что в постельные дела инопланетников даже и вникать не собирается и другим не советует, в иных мирах какой только дичи не бывает, некоторые вон не на два, а на три пола делятся, ну так что ж теперь, такими их бог создал. Предупредил просто, что хоть он со своими ребятами разговор составил, но мало ли, так если будут какие проблемы, чтоб ему сообщали, он быстро мозги вправит. Не хватало ему ещё тут внутренних свар… А Галартиатфа удивил всех, заявив, что нетерпимость к однополым связям – это тоже внушено простому народу богачами, которым нужно, чтоб побольше рождалось для них рабов и чтоб процветала традиция торговли невестами, соответственно, кто от этого уклоняется – угроза их прочному положению. Ведь тот, кто не обременён необходимостью кормить десяток иждивенцев, страхами, не откажут ли в хорошем браке сыну или дочке – уже не будет так покладист и сговорчив. Потому-то и женщинам запрещается работать – не для удобства мужчин, не для заботы о самих женщинах, а для того, чтоб они висели на шее своих мужчин кандалами. Потому и контрацепция на Андроме мало распространена – хотя во времена Галартиатфы её и вообще не было, рабы должны рожать как можно больше новых рабов. Если часть поумирает от лишений – что ж, это вселяет в сердца родителей покорность перед судьбой, тем смиренней они будут работать, чтобы сохранить хотя бы остальных детей. Хурры современные слушали, разинув рот – но спорить не решались, к гостям из прошлого многие испытывали прямо-таки суеверный страх.

– А почему ты не думаешь, что это самый что ни на есть примитивный обывательский интерес? Как мне показалось, многие женщины на тебя просто обычным женским взглядом смотрят, ну а мужчинам, соответственно, интересно, с которой-то у тебя что-то было или будет.

Вадим вытаращил глаза.

– Ты это шутишь сейчас? Чтобы добропорядочные хурры, да посмотрели на инопланетян?

– Ну, мы не раз по работе наблюдали, что не добропорядочные – очень даже смотрят, так что само по себе невозможного нет. Вадим, здесь рушатся основы, здесь многое становится нормальным. А для молодёжи закрутить такой роман было б вызовом обществу… Молодёжь, на которую долго давили, при первой возможности идёт в отрыв.

– Да я же… Мы, по их меркам, безносые. Им, может, те зенды понравились бы… Жаль, ты их не видел…

– Странное мнение, что понравиться может только подобное, особенно когда сам такому мнению опровержение. Ты действительно не видел, как вокруг Ви’Фара бабы вьются? А в госпитале их чего столько? Это ж какой удар для многих был, когда узнали, что Дайенн – женщина…

Вадим посмотрел на друга кисло. Есть тут, чему улыбаться! Если и в самом деле на какую-то долю это соответствует реальности – это ж, чего доброго, жди в морду совершенно ни за что, хуррские мужчины народ горячий и к культурному разрешению подобных вопросов по умолчанию мало склонный. Его морде, конечно, не привыкать получать за женщин, с которыми у него ничего не было и не планировалось, но как-то некстати сейчас.

Да, если уж о госпитале… До госпиталя – «нового», который владетельский дом, было ближе, но пожалуй, нет. Помыться, после второго дня дежурства в такой-то духоте, нужда была уже зверская, а чего уж не было в здании Управления, где они, как и многие, разместились, так это ванных. В общем-то, и странно б было, если б были. Воины, кто не слишком стеснительные, ходили к новым товарищам из новоруварцев, кто слишком – в старый госпиталь, который как раз был недалеко. Обе ванных там, правда, были в аварийном состоянии, но хурры народ выносливый, философски воспринимающий даже падающий в ванну во время мытья пласт штукатурки. Вчера, правда, в мужской ванной таки порвало давно обещавшие это сделать трубы, и сегодня несколько новобранцев совместно с наиболее здоровыми из пациентов проводили невиданный по масштабам и дерзости ремонт – трубы на замену взяли из дома Варахалито, после владетельского это был самый большой и богатый дом в городе из ныне пустующих. Так ему и надо, в общем-то.

В доме владетеля ничего такого не ожидалось, трубы там были в достойном состоянии и ванные – роскошнейшие, по хуррским, конечно, понятиям. В этом, строго говоря, небольшом бассейне могло одновременно мыться человек 20… И вот в этом и была проблема. Илмо было б просто неловко занимать ванную и тратить столько воды для них двоих, а Вадим был слишком стеснительным, чтоб мыться в большой компании, да и… ну, не очень-то легко б было это делать, учитывая вот эти-то все шепотки за спиной.

Это существенное отличие хуррских традиций от, к примеру, земных на Ракуме было не увидеть – на Ракуме рабочая обстановка и чисто мужской коллектив. Поэтому общие душевые – так уж надо, потерпите. А вот в жилищах – совсем иное дело. В приличных домах ванных, между прочим, минимум две – потому что мужчины и женщины моются раздельно и даже без крайней нужды не входят в ванные другого пола, уборка в мужских ванных – единственный вид работы по дому, которым мужчины семьи не гнушаются, но чаще, конечно, это поручается слугам – тоже мужского пола. Таково хуррское понятие чистоты. Это туалеты могут быть общими, туалет-то такое дело, вошёл, испражнился, вышел. А ванная – место практически святое. Беднота потому и считается народом грязным, что моются в одном помещении – не вместе, естественно, боже сохрани, обычно в доме даже разные дни для мытья мужчин и женщин, но всё же. Беднота, для экономии воды и времени, могут мыться по нескольку человек разом – отцы с сыновьями, братья, дяди. Приличный человек себе никогда такого не позволит. Отцы моют малолетних детей (опять же, одна из немногих обязанностей по уходу за малышами, которая лежит на мужчинах, не на женщинах), внуки моют немощных дедов, но даже братья или сёстры избегают мыться вместе. Это считается грязным. А у бедноты норма жизни, когда мать моет всех детей, без разбора пола – отцы на работе так устают, что им этого вот только ещё не хватало. А уж если взрослые, половозрелые юноши или девушки моются вместе – с тем же успехом они могли б предаться разнузданной оргии прямо на улице, эффект будет тот же. Пациенты, понятно, этими условностями пренебрегали – частью потому, что инопланетяне ж, будто если будут их соблюдать, то хурры их за своих примут, частью вынужденно, по физической слабости – тут дай бог до туалета и обратно самостоятельно ходить, а мытьё дело посложнее. А Вадим и Илмо решили, что нервяков в жизни и так хватает, поэтому направились к дому Миукарьяш.

Миукарьяш, так вышло, осталась теперь его единоличной владелицей – но таковым оставила положение дел ненадолго, пригласив к себе жить несколько бедных женщин с детьми. Вместе оно и веселее, и сподручнее. Здесь же обычно отиралась и её соседка Амажа, сюда из госпиталя перешла Заланшуф – её-то дом, как оказалось, быстренько прибрали предприимчивые соседи, и турнуть-то их было совестно – там десять человек детей и почти неходячие старики… Жизнь к Заланшуф была сурова – долгожданный сын родился больным и вскоре умер, муж, по невнимательности с горя, на заводе под пилу попал, Заланшуф начала пить. Немного помогала ей старшая замужняя дочь, но в дом к себе забрать не могла – не позволял муж. Много между разными расами различий, а тёщ не любят нигде. Вот и слонялась Заланшуф потерянной тенью по городу, в основном отираясь у кабаков – женщины, жалея, подавали ей, кто сколько мог, хоть и понимали, что большую часть она пропьёт. Да куда ей деваться-то ещё, кроме как в бутылку? Замуж снова ей не светит, не молода, не красива. В слуги тоже берут помоложе, поздоровее, да и так, чтоб внаём брали со стороны, не родственницу, не с мужем вместе, не слишком принято – и не потому только, что для женщины это позор. Если уж берут, то молодых и красивых сирот, для радости неженатых мужчин, а такая кому нужна? Вот и кончилось закономерно – однажды ночью схватили Заланшуф Ластамара с подельниками. «Уж не знаю, как я жива осталась – позже меня привезённые женщины умерли. Правда, что ли, организм мой, выпивкой закалённый, сильнее оказался?». Последующие события знатно встряхнули Заланшуф – в госпитале она помогала тем, кому пришлось хуже, не чураясь никакой грязной работы, обгаженные ли пелёнки выносить, гнойные раны промывать, а теперь ещё присоединилась к женскому кружку, который стихийно организовала у себя Миукарьяш, решившая уроками земного языка сразу делиться со всеми желающими.

– Теперь такое время, что всем земной язык знать надобно. На нём вон, вся вселенная говорит.

– Вот бы лучше на хуррском, – проворчала одна женщина.

– Э! Где им всем хуррский-то выучить, он сложный, это вот такая голова нужна! А земной – тьфу, у меня получается, и у Фималаиф.

– Что-то я не видела у того колдуна-землянина вот такой головы, – хихикнула другая женщина.

– Ну так он же колдун! Ему магия помогает. Он и не такое может. А без магии тут как…

Илмо и Вадим, по незнанию языка, этого разговора, конечно, не поняли, только по отдельным знакомым словам поняли, о чём примерно беседа. Проклятый языковой барьер – главная проблема, сказал уже много кто. Не нехватка оружия, не грядущая нехватка продовольствия и медикаментов. Все эти проблемы вырастают в десять раз ввиду того, что до сих пор на вес золота те, кто могут перевести даже самые простые фразы. А вот по ту сторону фронта проблем с переводчиками куда как меньше…

Миу провела их в мужскую ванную, находящуюся в дальнем конце дома, выдала огромные, как одеяла, полотенца, неожиданно для хуррских реалий отличающиеся наощупь от наждачки, и вернулась к своему кружку. Того, что соседи начнут судачить, что инопланетные мужчины в гости захаживают, Миу не боялась – пусть только попробуют чего, теперь у неё посерьёзней семьи защитники есть.

Ванная дома ювелира, конечно, по сравнению с домом владетеля поражала скромностью. Но всё равно, даже с учётом хуррского водоизмещения, непонятно было, что в такой громадине делать одному. Плавать учиться? Разве что… Что поделаешь, хуррское понятие богатства тесно увязано с масштабами. Большой дом, большая ванная, большая кровать… Вадим нырнул с головой, Илмо, отставив пока мыло для волос обратно на пол, принялся ловить в воде его волосы, потом поднял из воды его голову, жадно целуя в губы.

– Ты уверен, что девчонки не подглядывают?

– Не уверен. Но думаю, я услышал бы шаги. Да и как мне кажется, ракурс тут будет для подглядывания так себе.

– Ну это смотря что и как делать… – Вадим зашипел, выпутывая мыло из волос, пока Илмо размачивал несколько задубевшую мочалку. В качестве мочалок хурры используют особый гриб, растущий на деревьях. Хватает их на пару помывок, но гриб распространённый, не страшно. Вообще мытьё – это одна из тех немногих вещей, к которым хурры подходят действительно вдумчиво и как-то даже с фантазией. Илмо ещё на входе оценил внушительный арсенал на стеллаже – а ведь это мужская ванная! Мыла было несколько видов – Миу что-то такое объясняла, что хорошее состояние кожи и волос невозможно, если моешься тем, что тебе не подходит, а в семье бывает, что и у всех эти потребности разные. Как живут бедняки с одним на всю семью брикетом самого примитивного мыла – уму непостижимо. Она часто дарила Фиме что-нибудь на пробу – ну и вон, волосы-то у неё очень даже хорошие, а что кожа шелушится, так это Фимина блажь, натирается каким-то средством для отшелушивания мозолей, чтоб парней отпугивать.

– Какие же вы мягкие… – Илмо, выронив мочалку, зачарованно водил ладонью по спине друга, – и горячие… Я действительно не кажусь тебе холодным?

Вадим скользнул пальцами в ложбинки грудных пластин корианца – кожа в них была удивительно нежной и как будто пульсировала под подушечками.

– Наверное, климат Минбара как-то приучил…

– Климат Эштингтона потом мог приучить и к иному, – рассмеялся Илмо, опрокидывая его в воду – клубы пены разошлись красивыми облачками.

Мало знакомые с корианцами считают их холоднокровными, но это представление так же неверно, как о минбарцах. Просто их кожа плотнее и хуже пропускает температуру. А их эволюционные пути с минбарцами действительно, пожалуй, схожи – вся жизнь так или иначе вышла из воды, но некоторая вышла немного позже, имея в ближайшем родстве каких-то морских животных. Вадим ещё в детстве сказал, что корианцы похожи на море – море он, правда, до Корианны не видел, но морскую соль-то видел. Кожа корианцев имеет похожий запах – совсем лёгкий, но всё же.

А Илмо решил ни с того ни с сего продолжить тему хуррских взглядов и перешёптываний.

– Но скорее, интерес тут такой… можно сказать, невинный. Познавательный. У нас до Энциклопедии были, как ты знаешь, довольно расплывчатые представления, было много всяких домыслов и спекуляций. Порой довольно забавных…

– А в Энциклопедии вас ждала пресная реальность, – улыбнулся Вадим, отфыркиваясь от волос.

– Ну, если отталкиваться от того, что мистификации подразумевали в основном землян – то да. Но оказалось, что есть ещё центавриане…

Состоятельный хурр, у которого нет никаких срочных дел, может нежиться в ванне не меньше часа – вон сколько на полках солей, масел, каких-то травяных сборов и бог знает чего ещё, по этикеткам на хуррском даже не предположишь, а у них на то как-то ни времени, ни желания, хоть Миукарьяш и сказала, что сидеть там могут хоть всю ночь, ванна никому сейчас не понадобится. Вадим просеменил по бирюзовой в розовую звёздочку плитке и первым замотался в полотенце, пока Илмо поворачивал вентиль, спускающий воду.

– Центавриане, значит.

– Кому что поломало неокрепшую детскую психику, – корианец отошёл к стеллажу, – в основном они, конечно, классово глубоко чуждый элемент, но есть всё-таки и исключения… Помнишь, ты спрашивал меня о первой наблюдаемой сексуальной сцене, тогда нас от разговора отвлекли… Ну, всё было мило и довольно банально. Отец отправил меня передать кое-что Офелии, но Офелии дома не было, а были Дэвид и Диус. Дверь была не заперта – Дэвид рассчитывал услышать Офелию телепатически, ну а на мой приход вообще никто не рассчитывал. Я беспрепятственно поднялся наверх и… в общем, увидел больше, чем был готов.

Вадим жмурился, кутаясь в полотенце. Было как-то нереально по ситуации хорошо – лёгкость в помытом теле, тепло толстого махрового полотенца, мерное журчание стекающей воды, голос друга, который в отражении от кафеля стен приобретает необычное, чарующее эхо…

– Они тебя не заметили?

– Ну, я не остался там наблюдать дальше, – Илмо, нахмурясь, разглядывал баночку, но хмурься не хмурься, понимания хуррского от этого не прибавится, – хотя, откровенно, такое желание было… Дождался Офелию в саду, быстро вручил ей бумаги и ретировался. Мне было необходимо осмыслить впечатления. Ну, осмыслять впечатления – это оказалось вообще достаточно надолго… Ох ты, вот так и знал, что и здесь хуррская ксенофобия где-нибудь даст сбой. Центаврианское. Судя по всему, чей-то довольно дорогой подарок. Сейчас ты мне переведёшь, что там…

К счастью, Вадим вовремя среагировал и поймал флакон на лету.

– Да с чего ты решил, что я разберусь.

– Ну уж во всяком случае, лучше, чем я. Я только понял, что это крем, но мало ли, с чем он и для чего… Может, какое-нибудь средство для выжигания прыщей. Судя по этому стеллажу, хуррская суровость кончается с большими деньгами, тут всё возможно. Как-то не хочется подвергать ни твой, ни свой организм лишнему экстриму.

–Только необходимому, да, – рассмеялся Вадим, вглядываясь в этикетку, – ну, кажется, ничего опасного. Вряд ли заявленное здесь даже наполовину соответствует реальному эффекту, но бежать к Дайенн с внезапной проблемой интимного плана нам не придётся.

– Отрадно, – Илмо с готовностью нырнул под гостеприимно распахнутое полотенце. Второе использовалось в качестве простыни, поверх листа чего-то вроде мягкой резины – интересно, это они просто любят тут полежать после омовения, или ещё и массаж друг другу делают?

– Так что там с осмыслением?

Руки Илмо деятельно шарили под полотенцем.

– Ну, мои фантазии были как-то оформленнее твоих.

– Фантазии? Фантазии о Диусе, ты сейчас серьёзно?

– О боже, нет, как ты мог подумать. То есть, некоторое время мои мысли были скорее абстрактны, всё-таки тот факт, что Диус, мягко говоря, занят, имел значение, да и вообще… А потом он стал на Корианне не единственным центаврианином. Всё опять же логично и банально, ты думал о моём отце, я – о твоём.

– Илмо!!! …Ты о ком, о Крисанто?!

– Ну да. Я же говорил, его чувства к твоей матери были достаточно очевидны, как и то, что чувства эти скорее религиозного характера, чем эротического. И то, что у него никого нет, хотя рейнджерам это вовсе не запрещено, а для центаврианина такой образ жизни вообще неестественный. Я просто думал о том, какое в нём скопилось… напряжение.

– И тебе хотелось сдёрнуть его с этой вершины неподобающей для центаврианина святости?

Илмо откинулся на спину, мокрые пряди Вадима роняли на его лицо и грудь редкие капли.

– Да ну тебя. Это, во-первых, было давно, во-вторых – недолго, вскоре у меня и реальное кое-что, как помнишь, появилось… – Илмо шумно выдохнул, когда боковой, центаврианский орган Вадима обвил его руку, – мне просто хотелось увидеть эти щупальца поближе, потрогать… Познавательный интерес, я же говорю…

– И в итоге нашёл такой… обеднённый вариант.

– Ничего, я скромный и мне достаточно. Чёрт, если б ты только мог представить, как меня, когда ты меня ими касаешься, словно электроразряд прошибает.

– Ну, если ты сам заговорил об электроразрядах… Илмо, разумно ли это? Всё-таки… Ты можешь это так, как мы, но я не смогу так, как вы. Расово.

– А зачем – как мы? Какой смысл? Думаю, это будет и равновесно, и…

– Познавательно.

– Да, точно. Мы вообще теперь будем использовать это слово во всяких сложных в смысловом отношении ситуациях.