
Текст книги "Ключ Всех Дверей. Бракирийский след (СИ)"
Автор книги: Саша Скиф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 113 страниц)
– Мы же ещё несовершеннолетние, или как?
– У нас не так всё чётко с совершеннолетием, как у землян. Если у кого-то куча влиятельных родственников, разрешение которых требуется на каждый чих, так он, считай, до старости несовершеннолетний. Я сейчас либо считаюсь под опекой господина Игнато и этого своего… неизвестно, кого… либо совершеннолетняя. Потому что родственников, которым было бы до меня дело, у меня не осталось. А вот ты… шут тебя знает… Что с документами-то у тебя вообще?
– Не знаю, я их не видел, – развёл руками Лоран, – моим переводом и устройством здесь занимался господин Синкара. До этого у меня только свидетельство было, выданное на Минбаре…
– Ну, значит надо постараться увидеть…
Выкрасть документы Люсилле не удалось. Это очень её расстроило – она надеялась заодно всё же выяснить имя покровителя.
– Ладно, есть у меня пара должников и кое-какие заначки, пробьём новые… Дело хлопотное, конечно, но деньжонок я вроде достаточно скоробчила. Если эти хмыри не будут слишком ломаться, сделают недели за две-три. Главная проблема – туда добраться, не соседний регион, увы… За нами, конечно, организуют погоню… Ну вот и выясним, кто организует. В смысле, чьи люди организуют погоню за мной.
Далеко они, увы, не убежали – если господин Игнато и был лопухом, то охрана колонии, усиленная людьми Вито Синкара – нет. Они сидели перед директором Игнато – Люсилла мрачнее тучи, для неё это было нестерпимое личное поражение, он смотрел на них своими печальными светло-карими глазами, и, кажется, едва не плакал. Вот это было совершенно невыносимо.
– Дети! Почему вы это сделали? Вам плохо здесь? Есть что-то, чего я не знаю? Кто-то плохо обращался с вами? Вам чего-то не хватало?
«Мозгов», – мрачно подумал Лоран. Он был почти рад, когда в кабинет ворвался, практически зримо меча молнии, Вито Синкара.
– С вашего позволения, господин Игнато, я поговорю с сыном.
– Я вас этого права лишать не уполномочен, – захлопал глазами директор, – но прошу вас… не слишком жёстко с ним. Лоран хороший мальчик, один из наших образцовых учеников и…
– Я знаю. Только компанию выбирать не умеет, – он стрельнул мрачным взглядом в сторону Люсиллы и тихо рыкнул: – брысь.
Люсилла встала и покорно побрела к выходу. Лоран вскочил.
– Ты не имеешь права с ней так разговаривать!
– Я обещал твоему отцу заботиться о тебе, и я буду это делать. У нас… одобряются всякие полезные знакомства, мы не общество снобов. Но есть полезные знакомства, а есть дурное влияние.
– Я люблю её, ясно тебе? И она будет моей женой.
Вито шумно вдохнул и прикрыл глаза, кажется, считая про себя до десяти, чтобы не разораться ещё больше.
– Лоран, ты можешь, когда выйдешь отсюда и я приобщу тебя к семейному делу, взять Люсиллу на работу – это я одобрил бы. Мог бы даже сделать своей любовницей – на вкус и цвет товарищей нет. Но жена – это понятие слишком серьёзное, чтобы ты сейчас мог его употреблять. Распоряжаясь своей жизнью, будущим и состоянием, думать надо головой, а не головкой.
– Ты что, считаешь, что раз спишь с моим отцом, имеешь право лезть в мою жизнь?
– Да.
На такое сложно было найти, что ответить.
– Когда ты поймёшь – мне не нужны твои деньги! Не всё и не всех можно купить.
Вито снова вдохнул-выдохнул.
– Так или иначе, покупается и продаётся всё. Просто валюта разная. Но мы ещё поговорим об этом. А пока – учись, веди себя примерно и не делай глупостей. Впрочем, их тебе никто больше и не позволит.
Из колонии и раньше было убежать непросто, а теперь станет совсем невозможно, это Лоран понял хорошо.
– Разговор прошёл как-то нехорошо, – Люсилла поймала его за углом.
– А что, по лицу не видно?
– А я и не спрашивала, я утверждала.
Она взяла его за руку.
– Если б я была умной, я б сказала, что он прав, и тебе надо его слушаться и прекратить наши отношения. Но женщина, когда любит, не бывает умной. Я не могу от тебя отказаться, Лоран.
– Он обнаглел что-то. Ладно, отец, если хочет, может заглядывать ему в рот, но я тут при чём?
– Он хочет тебе добра. Вам обоим. А я плохая пара для тебя.
– А кто хорошая?
– Какая-нибудь приличная девочка из богатой семьи. Которая не воровала, не подделывала кредитки, не сбегала из колонии, вообще в неё не попадала.
– Вот сам бы на такой и женился. Что мешает-то? Ориентация? Так деньги есть, член есть, что ему ещё нужно…
Они сели на жёсткую пластмассовую скамейку – их тут стояло несколько, в двух кабинетах после ремонта поставили новые, а эти завхоз так пока и не утащил куда хотел.
– А ты не думал, что дело не в деньгах и не в члене? Может быть, мужское тело ему не только членом нравится? И вообще, что он, может быть, любит твоего отца?
– Чушь. В его возрасте и с его характером обычно хорошо различают любовь и похоть.
– Я телепатка, ты забыл?
– И что же ты такого увидела?
– Увидела, что вы два упрямых осла. Столкнуть бы вас лбами, чтобы вы поговорили друг с другом нормально… Увы только, меня он слушать не будет…
– Дайенн, осторожно!
– Поздно уже… – прошипела Дайенн, потирая ушибленный висок, – им что, ни разу в голову не приходило заглянуть сюда и разобрать весь этот…
– Приличные минбарские девочки не матерятся, да, – пробормотал Вито, спотыкаясь обо что-то, судя по ощущениям, чугунное.
– Хотя… Если у них в регистрационной книге не разберёшься без недельного поста и медитаций…
За обыск в подвале мотеля, по единодушному мнению полицейских, следовало требовать отдельный выходной, хотя бы чтобы залечить все ушибы и все моральные травмы от наступания во что-то… лучше не думать, во что. Свет в подвале когда-то был. Порядок, должно быть, тоже когда-то был. Но с тех благословенных времён большая часть ламп перегорела, проводка прогнила, несколько слабых фонарей повесили только в ближайших помещениях, прочее использовали как склад… точнее, свалку… всего того, что едва ли отсюда будет когда-нибудь вытащено и сейчас, в темноте, с которой едва справляются даже мощные полицейские фонари, с трудом поддаётся идентификации. Ну, обломки мебели. Два старых шкафа – вроде, целые, у одного только трещина во всю длину зеркала… Ну так ведь можно было и заменить зеркало-то… Или хотя бы, прежде чем ставить этот шкаф сюда, вытащить это проклятое зеркало, так же заикой можно остаться… Какой-то кухонный агрегат, кажется, комбинированная печь… Какой-то здоровенный железный бак… Деревянная рамка… мольберт? Господи, он-то здесь откуда?
– Да здесь целое кладбище спрятать можно, не то что один труп, – проворчал Вито, загремев с размаху в какие-то металлические ящики и разразившись отборной бранью на родном языке, – сжечь бы это всё к чертям… Но нельзя ведь…
Зашипевшая рация печальным голосом полицейского из местного отделения – единственного, кого им выделили в помощь – сообщила, что здесь, кажется, труп, но всё же, кажется, собачий.
– Сколько нам ещё осталось пройти? Напустить бы на них санэпидемстанцию… пожарную проверку… самого чёрта…
– Здесь что-то есть!
Кто и зачем поставил здесь когда-то ящик с землёй – они все с удовольствием бы выяснили, да у кого это сейчас выяснишь. Как предположил Вито, по обрывкам корневищ, в которых то и дело вязла лопатка Дайенн, для выращивания грибов, и хорошо, если вешенок.
– Землю явно недавно перекапывали. У бортов она слежавшаяся, а в середине рыхлая. Да, он здесь, – она подняла за палец одеревеневшую руку трупа, под налипшей землёй было видно, что кожа имела голубоватый оттенок и при жизни, – готовьте носилки.
– Я ж говорил, должен быть где-то здесь. Лорканцы для них тут, в целом, примерно на одно лицо… грешным делом, у них правда не слишком большое внешнее разнообразие… но лишнего-то лорканца они б заметили. Значит, он кого-то убил и занял его место. А куда мог деть труп, если из мотеля не выходил? Сжечь не мог, это бы хоть как заметили… А это ещё что за дрянь?
Дайенн и Вадим обернулись и направили свет фонарей туда же, куда светил своим фонарём Синкара.
– Что за чертовщина?
У стены было расчищено относительно свободное место. И на этом свободном месте к стене крепился… кокон. Натуральный кокон, словно сделанный насекомым, только в человеческий рост. В коконе зияло отверстие, недвусмысленно намекающее, что не столь давно из него кто-то выбрался. Что-то хрустнуло под ногой Дайенн. Она наклонилась и подняла что-то тёмное, напоминающее обломки скорлупы.
– Что-то мысли, на которые меня это наводит… мне совсем не нравятся…
Эркена, что было даже обидно, находке, кажется, не удивился ничуть.
– Чего-то подобного и следовало ожидать. Он не использует маскировку в привычном смысле. Он действительно перерождается. Полностью меняет собственную ДНК. Точнее, не полностью… Отсюда и прямая рука – возможно, это свойство той расы, к которой он изначально принадлежал. И неидентифицируемая ДНК в волосах… Спорим на зарплату, что та же ДНК будет обнаружена в этом коконе? И, о чём я говорил, симметричность в лице… одним из возможных объяснений лёгкой несимметричности в лице любого живого человека считают особенности утробного развития. Эмбрион находится внутри материнского тела длительное время – у людей это 9 месяцев, у бракири в среднем 12, и это вообще-то не время полного покоя и безопасности. Эмбрион испытывает различные воздействия, влияющие на его развитие. Как минимум, встряски, когда женщина быстро идёт, едет по неровной дороге или даже просто переворачивается. У него этих воздействий не было, потому что кокон пребывал там в полном покое, и потому что за меньше чем десять дней таких рисков вообще меньше. И – наши лица, наша кожа меняются в течение жизни, получают какие-то мелкие шрамы, дефекты… Они не бросаются в глаза по отдельности, но они создают фон в целом. Лицо Логорама показалось мне таким странным именно потому, что он получил его, по-видимому, недавно. Оно соответствовало возрасту, имело морщины, но оно выглядело всё равно слишком… новым.
– Во имя Валена, это какой-то бред…
– Вот Валена, Дайенн, ты упомянула очень к месту.
Дайенн воззрилась на коллегу с сильным подозрением, что то, что он сейчас скажет, вызовет у неё шквал эмоций.
– Ты же минбарка. Я понимаю, у вас не болтают об этом – неприлично, но совсем-то не знать, о чём идёт речь – невозможно. Вот я – знаю. Потому что Дэвид Шеридан – друг нашей семьи и мне практически дядя. Поэтому я, так или иначе, кое-что знаю о его матери и о великом Валене, в девичестве Джеффри Дэвиде Синклере.
– Алварес!!!
– Ради бога! У минбарцев это всё ещё военная тайна? Ну извини. Зря, если так. Потому что в нашем расследовании мы именно с этим и имеем дело. Это кризалис.
– Кризалис? Я думал, это легенда. Мало ли легенд во вселенной, каждой верить… – Вито раздражённо прошёлся по кабинету, кабинет для его нервозности был явно маловат, – хорошее дело. Значит, у нас по галактике шляется неизвестно кто, способный менять внешность когда пожелает и на кого пожелает, и только по прямой руке мы можем отличить подделку?
– В общем и целом – да. Конечно, для превращения ему нужен образец ДНК того, в кого он хочет превратиться, и 7-10 дней покоя… Возможно, ограбление хранилища на Лорке изначально не было его целью, но, обнаружив, что торговец, которого он… заменил, принадлежит к одной из высокопоставленных семей, он решил воспользоваться такой удачей.
– Что ж он, высокопоставленный, в такой богом забытой дыре делал? – пробормотала Дайенн, пытаясь собрать мысли в кучу и как-то справиться с обрушившимся на неё шоком.
– Это лорканцы, – хмыкнул Вито, – у них по 12 детей в семье бывает, и если ты двенадцатый сын двенадцатого сына, или тем более двенадцатой дочери, то непыльная работа почтительно стоять перед статуей в храме и размахивать кадилом тебе может и не светить. Раньше на многих должностях было лествичное право – должность пожизненная, умирающего заменяет следующий по старшинству брат, нет братьев – старший сын… Когда они осознали, что такой замены хватает очень ненадолго – сменили на право первородства. Так что да, младшие дети младших детей – это практически никто, если только всех старших вдруг не возьмёт какой-нибудь мор. Тем более, после реформ двадцать лет назад у них жреческая верхушка получила больше действительной свободы в выборе профессии, многие идут в торговцы потому, что это возможность повидать мир.
– Ну да… А ДНК остаётся по сути «привилегированной», имеющей допуск в хранилище.
– Тихо, у меня тут мелькнула мысль… Прямая рука… Я же в какой-то связи это уже слышал… Именно так – «они ж как роботы, у них ладонь прямая»… В детстве слышал…
Вито повернулся.
– Алварес, ты сегодня у нас кладезь семейных преданий?
– Да, точно! Как видишь, Синкара, полезно быть членом мультирасовой семьи. Хотя тебе ли объяснять… Это из семейных преданий, которые рассказывал мне в детстве Ганя. Ну, из его семейных преданий. К сожалению, Ганя сейчас в мире ранни, с ними не очень хорошая связь. Но я, кажется, знаю, с кем нам нужно будет встретиться по возвращении с Лорки, после совещания у Альтаки. Думаю, он, выслушав, согласится…
Приближение рассвета в глухой лесной чаще, разумеется, зрительно ещё никак не ощущалось, темнота стояла такая же. Но что-то в воздухе уже менялось. Было, наверное, довольно прохладно – для Лорана неощутимо, а Люсилла куталась в свой любимый плед, приобретённый ею ещё на первой их стоянке в Ронтайе.
– Уже дремлешь. Иди ложись.
– Ага, сейчас… Я б, наверное, так и уснула у тебя на плече, хорошо так… Кажется, когда-то давно, в далёком розовом детстве, я именно так и мечтала. Что буду сидеть с любимым мужчиной на крыльце нашего дома, вот такой тёплой летней ночью, слушать, как трещат эти самые… как же эти проклятые насекомые называются… Вот и не верь, что мечты сбываются. Ну, дом не совсем наш, и проблем выше крыши, и всё такое… Зато… я не представляла себе прямо именно такой лес, но воздух пахнет вот именно так, как надо. Прелой листвой, которую здесь не трогали годами, цветущими травами и дымом от нашей печи.
– Люсилла, на каком упрямстве ты до сих пор держишься?
– Что?
– Ты – здесь, в лесной глуши. Ты, такая яркая, неугомонная, живая… разве это место для тебя? Разве здесь не смертельно скучно? Ты ведь лишена всего, что составляло твою жизнь…
– Хорошо же ты меня знаешь… – она потёрлась носом о его щёку, – ну да, тут никакой цивилизации, ни компьютера, ни ванны с вибродушем, ни супермаркета за углом, всего лишь ты рядом… Как-то наши предки жили без полной программы развлечений. Охотились, готовили еду, наводили уют в доме, общались, занимались любовью – то есть, вот как мы. У них, конечно, многое в жизни было дерьмово устроено, но в наше время просирают жизнь не менее блистательно. Если не более. Я сделала главное – нашла любимого мужчину и хотя бы здесь, сегодня, этим утром я с ним. Это составляет жизнь, а всё остальное – так… в свободные места натыкивается… Хочешь послушать? Она толкается!
– Ребёнок?
– Ага.
– Люсилла, ты можешь ругаться сколько хочешь, но я не могу быть спокоен. Ты ведь даже не была ни разу у врача…
– А что, он до этого имел возможность наблюдать бракирийку, беременную от ранни? Кончай трепать нервы. Хотя, что с тебя возьмёшь, мужчины… Вы всегда закатываете глаза, охаете и ахаете, будто невесть что происходит, а женщины как сто лет назад рожали, так и сейчас рожают, и ничего сверхъестественного в этом нет… Вон, послушай, – она пригнула его голову к своему животу, – живое! Ты его ещё не видел, а оно уже живое, уже есть… У него уже всё сформировано – ручки, ножки, хвостик, и, наверное, ушки – такие же, как у тебя…
Лоран вспомнил тот непримечательный осенний день – вернее, конечно, ночь, когда, встретив её в коридоре – он направлялся в библиотеку, а она, сегодня раньше освободившаяся с дополнительных занятий, к нему – вдруг посмотрел на неё внимательно, склонив голову на бок.
– Люсилла, что-то изменилось.
– Что?
– В тебе, в последние дни. Что-то не так, как было раньше.
Он поднял её руку, украшенную длинной, ещё кровоточащей царапиной.
– А, фигня. Ободралась об острый край – какая-то козлина пластмассовую заглушку отломила… Первую помощь уже оказали, не волнуйся. Гангрена начаться ещё не могла.
Он принюхался.
– Ты пахнешь иначе. Твоя кровь изменилась. В ней… в ней есть кровь ранни, – последние слова он произнёс, сам себе не веря.
– Ну да, логично. Я беременна.
– Что?!
– Беременность, Лоран – это когда женщина ждёт ребёнка. Слышал про такое явление? Вполне естественно, если в составе крови при этом что-то меняется.
– Но…
Он было подумал – Люсилла беременна от кого-то другого, их отношениям конец… Но она не стала бы скрывать такое от него, сказала бы, что полюбила другого…
– От… кого?
– Сколько всего у тебя вариантов? Очень хочу послушать!
– Но… это невозможно!
– Тебе в твоём юном возрасте диагностировали бесплодие? Спешу тебя обрадовать, уволь своего врача.
– Но… ты ведь не ранни…
– Тонкое наблюдение. Но судя по твоему существованию, это не обязательное условие.
Послышались приближающиеся шаги, кажется, кого-то из учителей, и Люсилла потянула Лорана в боковой коридор.
– Я прекрасно понимаю, что ты, мягко говоря, в шоке. Что не ожидал такого, и вообще… Сразу скажу – извини, что так с тобой поступила, но если б я сказала – дорогой, сегодня я планирую попытаться забеременеть, боюсь, у нас не то что ребёнка, а и секса в тот раз не было бы. Я не жду от тебя, что ты проникнешься тем, что ты будущий папа и будешь прыгать до потолка, единственно, мне не хотелось бы, чтоб ты обиделся на меня настолько сильно, чтоб прекратил наши отношения. Тебя на ребёнка я менять не готова. Я его сама воспитаю, это мой выбор.
– Люсилла, что за…
– Весной мы выходим на свободу с чистой совестью, если помнишь. Возможно, я тебя и не увижу больше никогда. Но по крайней мере, у меня останется ребёнок от самого необычного парня на свете. Я наверняка, конечно, не знаю, но наверное, примерно так же рассуждала когда-то моя мама. Она вот, кстати, моему отцу вообще про меня не сказала. Потому что считала, что это только её дело. Так что… постарайся эти месяцы просто не думать о том, что ты это знаешь, и пусть всё будет, как было. Ай, да нормально мы будем жить. Я свои деньги с двенадцати лет имею. Ну да, не честным путём… А кто у нас тут, в Синдикратии, честный?
Лоран некоторое время просто смотрел на эту невозможную девушку, пытаясь переварить то, что она говорит, поверить в то, что она не свихнулась и успокоить внезапно сильно бьющееся сердце. Потом просто обнял её, вот так, без каких-то ещё слов, молча прижал к себе и долго гладил по красным волосам, слушая стук двух сердец одновременно. Четыре удара, два быстрых, два чуть медленнее, сбивая ритм, бежали вперёд наперегонки. И его, почти бескровное, почти неживое в сравнении с ней, тоже побежало, стараясь не отстать, бежать вместе туда, в будущее.
– Ты невозможная… Как можно любить такую невозможную?
– Много как, – плотоядно ухмыльнулась Люсилла, – ты вроде бы уже заметил, что наша сексуальная жизнь очень разнообразна! Надеюсь, она на ближайшее время такой и останется. Я намерена взять от жизни всё, пока дают.
– Да я не об этом… Я о том, что… не важно… Пусть так… Убьёт меня, конечно, отчим, ну да и ладно. Я не хочу, чтобы это было только на ближайшее время. По правде говоря, я не хочу вообще больше думать о времени.
– Не убьёт, – Люсилла прижалась к нему, зарываясь в его волосы, – где он такого нового возьмёт? Ну почему обязательно, если бывает так хорошо, обязательно должно что-нибудь быть настолько погано? Понимаю, чтобы жизнь была не скучной… Вот была б я дочкой какого-нибудь крутого папы – как бы всё хорошо было… Но как-то вряд ли. Хотя с моей матушки, конечно, всё сталось бы… Но быть дочкой – это всё равно ничего не значит, если дочка незаконная.
Врачи колонии, кстати, к Люсиллиному положению отнеслись философски – ребёнок родится уже когда мать выйдет на волю, значит, это не их проблемы. Господин Игнато, конечно, приглашал Люсиллу для серьёзного разговора…
– Он был очень недоволен?
– Не так чтоб, скорее обеспокоен… Ну ничего, уболтала. По-моему, тут и вариантов не было, кто из нас кого уболтает. Если честно, кажется, он даже немного жалеет, что тогда я уже не буду под его опекой. Ему любопытно, кто у меня родится, хотя он не признается, конечно.
– По правде, я беспокоился, что на тебя… ну…
– Будут смотреть косо? Не, у нас так… не то чтоб не принято, некоторые, конечно, задирают нос перед теми, кто рождён без брака, особенно некоторые католики… Но господин Игнато хоть и католик, но не такой. Он хоть и увлёкся земной религиозной моралью чрезмерно, но как-то больше в части «не судите, да не судимы будете», «семижды семь раз прощай» и всё такое. У нас секс не равняется понятию порок, мы в этом плане не такие нервные, как земляне. И на женщину, которая родила без брака, смотрят косо не потому, что она, мол, теперь опозоренная, а потому, что спрашивают себя, зачем ей это было надо. По какой причине её мужчина на ней не женат. Либо он уже женат, либо она в нём как в семьянине не уверена, либо они слишком разного положения и брак невыгоден… Но ребёнок всё равно может быть козырем, многие привязаны к внебрачным детям не меньше, чем к законным, пристраивают их возле себя, принимают участие в их судьбе. Это повод для сплетен, да. Ну и, незаконнорожденные более уязвимы, потому что у них есть родня только по матери. А так – никакой разницы. И… мне кажется, господин Игнато очень за то, чтоб мы поженились. Возможно, он даже попытается промыть мозги твоему отчиму. Не факт, что у него получится – господин Игнато добр, но робок, а твой отчим упрям как стадо ослов.
– Господин Игнато не считает тебя плохой?
– Ой, да у него все хорошие. Таких людей надо охранять, на мой взгляд. И знаешь, он согласен нам немного помочь.
– Как?
– Я смогла убедить его, что мы доберёмся домой самостоятельно, и он отдаст нам в день выпуска документы на руки. Мы сможем уехать, не дожидаясь твоего отчима. Если, конечно, твой отчим не приедет загодя. Но у него много разных дел, будем надеяться, они его задержат. Это, конечно, нехорошо – обманывать его доверие и всё такое… Но если мы успеем зарегистрироваться и поставим его перед фактом – может быть, он уж не будет дальше упорствовать и смирится?
====== Гл. 4 Пока мы рядом ======
Кому как, а Дайенн упорно казалось, что в дом Синкара они прямо-таки ввалились, едва не падая с ног, как четыре усталых шахтёра. Хорошо, что ванная в доме не одна… И да, пусть Вадим что хочет говорит, но хорошо, что есть слуги. Вот лично она сейчас готовить что-то – просто не осилила бы, хоть бейте её, хоть читайте поучения великих три часа подряд хорошо поставленным голосом…
Чуть не уснула в ванной. Ещё бы – сначала, по собственной душевной доброте и порядочности, помогали Эркене оприходовать вещдоки по другому его делу – раз уж забирают его с собой, то порядочность требует не портить ему основную работу, не увозить с неспокойной совестью, потом помогали чинить машину – ломаются служебные внедорожники редко, зато уж если ломаются – капитально и где-нибудь на неудобном выезде, где в спину сигналят злые водители, которым ты перегородил дорогу, потом, уже на машине Синкары… три часа стояли в пробке…
– Нашли время эти фуры… ни раньше, ни позже…
– Зато, Эркена, кажется, вон в той едет ваша мебель.
– Ну, чудесно – я уезжаю, а мебель приехала.
Прохладный душ, вроде бы, немного взбодрил… Хорошо, если эффект подольше продержится – им через четыре часа выезжать, Вито уже забронировал билеты. Проползая мимо второй ванной комнаты, очень удачно бросила взгляд в дверной проём, выхватив фигуру Джани Эркены, как раз запахивающего халат… Нет, ничего неприличного, конечно, просто обнажённая мужская грудь в вырезе халата… На самом деле, она просто обратила внимание на медальон – её удивило, что медальон, довольно крупный, носится не поверх одежды, как было бы логично, а под одеждой, раз она прежде этот медальон не замечала… Интересно, что там? Портрет матери, или что-то с религиозным смыслом? За поворотом налетела на Алвареса, уже успевшего помыться и теперь шествующего с чаем в свою комнату. Хорошо хоть, чай был не слишком горячий… Зато разлился роскошно – весь на Алваресову рубашку, ткань, разумеется, облепила тело… Вот хорошо всё-таки, что он, как центаврианин, хотя бы наполовину, обычно носит жилет, хотя бы половину жилета, в смысле, широкий пояс… Плохо то, что сейчас не надел. Логично, потому что в домашней обстановке человек не обязан быть при параде и галстуке. Потому же, почему Синкара тоже расхаживает в махровом халате, пояс которого постоянно норовит развязаться… Логично, да. Но плохо.
Да что это такое, а! Всё-таки – плохая минбарка, определённо. Хорошие минбарки не позволяют себе… неоправданного и легкомысленного любования голым мужским торсом… Хотя, у хороших минбарок и возможностей таких меньше, ни отца, ни дядю Кодина она никогда не видела полуобнажёнными. Однажды видела двоюродного брата, да… Можно сказать, первое эротическое впечатление… Хотя ей тогда было 9 лет, и таких мыслей в её голове ещё не водилось. А вот сейчас, наверное, она б посмотрела на брата уже другими глазами. Тем более что и тогда считала, что он довольно красив. И как полагается воину, силён, мускулист… Тьфу, да что это с ней сегодня? Закрыв дверь своей комнаты, Дайенн села на пол, приступив к упражнению на концентрацию, первому из упражнений, обычных для воинов, и с которым у неё, по крайней мере, обычно не было особых сложностей. Нет, понятно, на Экалте сейчас всё ещё немного весна, а по каким сезонам существует её собственный организм – вообще сказать сложно… Но она ведь молодая, нормально развитая женщина…
Но Джани Эркена не может быть для неё телесно привлекателен, он ведь… совсем не её биологического вида… Хотя объективно нельзя не сказать, что он очень красивый мужчина. То есть, она не уверена в своём знании стандартов красоты бракири, конечно, но лично с её точки зрения… Да и телосложением его тоже природа не обидела…
Да тьфу!.. Нет, она не может испытывать к нему подобный интерес, что за немыслимый бред. Как и к Алваресу, Алварес и сексуальный интерес – это вообще… ну… О Вито и вовсе говорить нечего.
Очищение сознания… Уподобиться отточенной стали клинка… нет, не то… уподобиться спокойной глади воды подземного озера… Гм, а они уверены в том, что она прямо такая спокойная? Ветра там, положим, нет, но вот представим, хотя бы раз в минуту со сталактита срывается капля и по воде долго ещё расходятся круги… Ну даже не раз в минуту, реже, но всё же…
В общем, сосредоточенность, ясность, чистота. Не то по возвращении, после совещания у Альтаки, завернёт в госпиталь, отловит за шкирку Байрона, утащит в первую же свободную палату и… Или под каким-нибудь приличным предлогом наведается на Брикарн, отловит, опять же, Андо Колменареса и сотворит с ним что-то неприличное… Тем более почему-то кажется, он сопротивляться не очень-то будет…
Из почти установившегося душевного равновесия её вывел стук в дверь. Дайенн встрепенулась.
– Госпожа Дайенн, с вами все в порядке?
Откуда уже успел заметить?.. Уф, нет, наверное, надо было просто лечь подремать эти три часа.
– Да, всё хорошо, Раймон, благодарю. Я… просто решила немного помедитировать.
– Прошу прощения. Мне показалось… Хоть я и не телепат расово, однако мне кажется, вас что-то беспокоит. Но не буду мешать, на самом деле я хотел предложить вам чай. Понимаю, мне это вроде как не совсем положено, но всё-таки… Еще раз простите, что потревожил.
– Раймон, перестаньте извиняться. Вы мне не помешали, – Дайенн смущённо поднялась с пола, – на самом деле, медитации ничто не должно мешать. Но мне никогда не хватало усердия. Конечно, меня беспокоит… Вы ведь слышали, над каким делом мы сейчас работаем? Волей-неволей, мысли бурлят.
Раймон бесшумной тенью проскользнул в дверь, держа в руках чашку с ароматным инари. Он знал, что этот сорт растений чем-то похож на земной жасмин, по крайней мере, довольно сильно схож запахом. Увидев девушку, он чуть улыбнулся, отчего его клыки стали заметны ещё сильнее.
– Да, слышал. Понимаю, вам, как минбарке, очень непросто сейчас.
– Ну, зато это неоспоримо полезный опыт в жизни – своими глазами и изнутри увидеть жизнь другого мира… – Дайенн принюхалась к чашке, – интересный запах. Лёгкий, какой-то… цветочный, кажется. Я не очень хорошо разбираюсь в бракирийской ботанике, к сожалению.
– Это инари, из семейства ароидные, их заваривают цветками, сначала сушат, а потом заливают горячей водой. Очень полезен для здоровья, выводит токсины из организма… – Раймон опустил глаза, протягивая девушке чашку, – Вито… просил изучать, это ведь один из часто использующихся ингредиентов в пищевом производстве, это важно для их дела. Скажите, если вам оно не понравится, я ещё не слишком хорошо разбираюсь в том, как его правильнее заваривать и вкуснее. Очень сложно научиться, если сам не можешь попробовать.
Дайенн быстро прокрутила в памяти список тех вещей, о которых точно знала, что их расе это нельзя. Как будто, про инари там ничего не было…
– Но вам, по крайней мере, интересно это изучать?
– Для нас, ранни, познание, изучение – это основа нашей жизни, главная наша потребность. Познание необходимо для совершенствования себя и мира вокруг. Пусть я и не могу в полной мере оценить то, что изучаю, однако это помогает мне приблизиться к вам.
– Раймон, а вы… С вашим миром ведь уже установлен контакт, вы не выходили на связь с кем-то из ваших сородичей? Теперь ведь вам нечего опасаться в родном мире, и… у вас там остались близкие, если я правильно поняла, – Дайенн наконец решилась пригубить чай. Ну, как будто вкус… необычный, действительно лёгкий, ненавязчивый и интересный. По крайней мере, вряд ли её от него вырвет или расстроится пищеварение, это точно было бы сейчас некстати.
Раймон присел на кресло, положив ногу на ногу.
– Выходил несколько раз. Там у меня остались родители и, как оказалось, младшая сестра, о которой я не знал, она родилась уже после того, как я покинул Атлу. И ещё лучший друг, правда, это достаточно грустная история. Однако я действительно рад был услышать, что он жив и в порядке… Знаю, что моя сестра сейчас улетела с Атлы, вместе с рейнджером-нарном, отец говорил, она видела его задолго до того, как они познакомились, задолго до того, как он родился – я рассказывал, что у нас есть способность предвидеть иногда важное в нашей жизни. Я тоже видел… – ранни замолчал, что-то внимательно рассматривая на длинных ногтях.
– Вы… не скучаете по своей семье, не хотите с ними увидеться? Нет, поймите, я это не с упрёком говорю, исключительно с интересом к… вашей психологии… я способна понять, что родственные привязанности проявляются у разных культур по-разному, многие упрекают минбарцев в холодности на том основании, что мы, бывает, не видимся с близкими годами. Но вы о себе говорили иное. Зная, как тяжело вам было привыкнуть к нашим мирам, так отличающимся от вашего…