Текст книги "Ключ Всех Дверей. Бракирийский след (СИ)"
Автор книги: Саша Скиф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 113 страниц)
– И то, и другое. Хотя, земные коровы и козы очень похожи на наших, и некоторые травоядные бракирийские животные тоже… Но мы действительно не решались задержаться, устроившись куда-нибудь на ферму, здесь могли отнестись плохо, если б заметили ранки на шеях у животных.
– Понятно… А ты хотел бы лечить животных, или разумных?
– Ещё не знаю.
По настоянию Вито, Лоран так же посещал кулинарные курсы – чтобы в дальнейшем войти в семейный бизнес, нужно хотя бы знать технологию, раз уж прямым потребителем и дегустатором ему лично никогда не быть. На эти же курсы ходила Люсилла, хотя не то чтоб видела себя в дальнейшем поваром.
– Просто вкусно пожрать люблю, так почему б не уметь готовить. Мамаша, конечно, многому научила, ну вот и здесь интересненького много узнала… А вам прямо совсем нельзя есть? А что будет, если попробуете нашу еду?
– Ничего хорошего не будет.
– Ну, вкусовые рецепторы-то у вас ведь есть? Жалко, тебя даже ж не напоишь? Тут, говорят, лет пять назад мальчишки из старших в подвале умудрились самогонный аппарат собрать… Когда его нашли – ой, что было-о…
Логично, что, с такими бархатными условиями, колония считалась элитной, попасть в неё было уникальной милостью судьбы, и у этой судьбы как правило было имя.
– Повезло тебе с покровителем, – сказала как-то Люсилла.
– Что?
– Ну, не делай такое лицо, тут у всех есть покровители, иначе как бы мы сюда попали? Многие просто сынки-дочки богатых родителей, спутавшиеся с дурной компанией и глупо попавшиеся. Рико вот, например, с дружками пьяный угнал машину отца своего друга какого-то, и на этой машине кого-то сбил… Дело б замяли, если б не при таком стечении народа было… Конард попался на наркотиках – добрые друзья раз попросили передать тому-то вот этот пакетик, другой раз, а на третий его с этим пакетиком заловили, и опять же, замяли б дело, если б рядом не случились глазки из недружественных кланов, да ещё репортёры, представь… Вот теперь семейки отстёгивают колонии хорошие суммы, чтобы тут следили, чтоб деточка опять ни во что не вляпалась… Илона сбежала из дома – она сирота, взята на воспитание дядей, ругалась с ним постоянно… не пойму, из-за чего – как я его видела, нормальный старикан… Ну так вот она сбежала, обокрала кого-то, машину, опять же, угнала, попалась на первом же посту… Ну, есть такие, которые сами не богатенькие, но их кто-нибудь богатенький приглядел себе в будущие подчинённые, теперь вот руководит их исправлением и правильной подготовкой. Многих ребят из старших вот уже известно точно, что берут на мебельную фабрику – у них производство расширяется, новые работники постоянно нужны, а здесь ребят обучают хорошо, и работники они потом хорошие, по зарплатным запросам скромные, а если какую конуру под жильё дадут – так и вовсе больше ничего для счастья не надо. Ну, кого, как я понимаю, и совсем в другие работники, для деликатных разных поручений… Вот Эдже, например – вор от бога, у него походка – муха, когда ползает, и то лапами громче стучит, он даже при включенной сигнализации и стороже в доме украдёт всё, что ему надо… Даже ко мне умудрялся незаметно подкрасться. Как его поймать сумели, до сих пор удивляюсь… Наке – хакер, тут тоже всё понятно…
– А у тебя тоже есть покровитель? И кто это?
– Представь себе – не знаю! – Люсилла раздражённо рубанула ножом по разделочной доске, – бесит, знаешь, как?
– И что, узнать не можешь?
– Пыталась. Пробралась в директорскую, искала своё дело – за этим меня, собственно, и поймал господин директор. Два часа лекции выслушивала, спасибо, больше не хочу. Пыталась сканировать… Куда там, это чудо природы в своём естественном состоянии хорошо, что помнит, как его зовут, рассеянный – пропасть, вечно в облаках витает. А лезть глубже опасно, его секретарь – тоже телепат, вообще-то, потом горя не оберёшься.
– Что, никто даже не упоминал имени, и ты никогда его не видела?
– Неа. Ко всем хотя бы разок приезжают, беседы там всякие ведут, ну, ты понимаешь… Ко мне – никогда. Только и знаю, что он есть. Или, может, она, я даже не знаю, мужчина или женщина. Даже подарки без подписи приходят. До чего бесит эта таинственность – словами не описать.
– Не любишь быть должной?
– А кто любит? Ну, у нас всегда ты кому-то должен, а кто-то тебе, это-то нормально, но я люблю точно знать, что и кому я должна и чего от меня может быть надо.
– Может, этот кто-то на тебе жениться хочет?
– Ну, тогда это конченый на голову романтик. И в любом случае, хрен ему.
– Почему?
– Моя благодарность имеет чётко очерченные пределы. Я могу для него что-то украсть, подделать бумаги, ну, если очень надо, то кого-то убить, но только если достаточно мерзкого типа… Но ложиться под мужика только потому, что он мне помог – много чести.
– Эркена, сразу предупреждаю… Нет, может, вам он ничем удивительным и не покажется, в конце концов, что вы знаете о бракири. Но познакомившись с восприятием окружающих – поймёте. Он вот про этого Логорама… Как он говорит, вычислил… Я б сказал, что сам Эркена… иногда сомневаешься, что он вообще бракири. Со странностями он, не знаю, наверное, всё можно списать на воспитание, конечно…
Дайенн с любопытством разглядывала низенькие – большинство не выше трёх этажей, причудливой архитектуры и когда-то несомненно красивые дома города Миркамо.
– А что не так с его воспитанием?
– У вас, что минбарцев, что корианцев, такому не удивляются. А здесь такая кристальная честность – повод быть занесённым в Красную Книгу и на доску почёта… посмертно. Голова, как я уже говорил, у Эркены варит. Следователь он хороший, много таких дел раскрыл, которые вот я лично не раскрыл бы. Но торчит в паршивом Миркамо на посредственной должности и торчать будет до конца дней своих. Ни повышение, ни какие-то серьёзные связи ему не светят.
– Не лизоблюд?
– Совершенно. Про таких говорят, он не умеет общаться. Заводить полезные знакомства. Многие ему благодарны, конечно, по итогам раскрытых дел, только потому его ещё не убили в «благодарность» за другие раскрытые дела – потому что да, взятки наш Эркена тоже не берёт, и не сворачивает дело, даже если ему прямо говорят, что он копнул в нежелательном направлении. Коллеги и начальство его, понятно, любят по-своему и берегут, но регулярно выговаривают за эту его принципиальность, которая иногда выходит боком всему отделению… Ну нельзя быть гражданином нашего государства и при том ходить вот так всем нимбом в рожу светить.
– Зачем вам вообще полиция и видимость закона? – улыбнулся Вадим.
– Видимость закона лучше, чем его полное отсутствие, Алварес. Это игра, здесь многое игра. Вы, что корианцы, что минбарцы, невозможно серьёзно относитесь к жизни. У вас в чести только простые комбинации, и «да» должно означать «да», а «нет» – «нет». Хотя, минбарцы в этом плане не безнадёжны, говорят же про них, что они не врут, они привирают… Дайенн, ты меня извини, но ведь это так?
– А вам было б скучно жить без этих ваших усложнений, интриг, двойных смыслов, двойной жизни, жулья, бандитов и политики «против кого дружите»?
– Наверное, я не пробовал. Точнее… ну, можно сказать, что почти без этого я жил с тех пор, как прибыл на Янос. На самом деле, почти везде одно и то же, земляне ничем не лучше, центавриане ничем не лучше… У минбарцев свои интриги, своя подковёрная возня и неписаные правила, даже если они не любят об этом говорить… Ну, а зачем об этом говорить, на то и неписаные, чтоб даже не говорить о них. Я уважаю бракири за то, что они способны сразу назвать цену вопроса, там, где центавриане налили бы три бочки словесной воды, земляне начали бы прикрываться какими-нибудь приличными-благородными фразами, а минбарцы вовсе не поняли, о чём речь. Я не говорю, что бракири кристально честны и не склонны болтать вместо того, чтоб делать, вообще никогда. Но они умеют уважать чужое время и интересы и не ценят «дипломатические формулы» так, как центавриане и земляне, если они не хотят для тебя что-то сделать – они так и говорят, если не готовы дать прямой ответ сейчас – они говорят «я посмотрю и оценю свои выгоды». И мне нужен именно такой ответ, мне совершенно не нужны светские красивости с заверением о своём искреннем благорасположении там, где его в помине нет, а если б было – его в карман не положишь. Меня не надо бояться обидеть отказом, прямой отказ экономит моё время, я просто найду другой вариант. У нас слова «я твой друг» не означают, что этот друг не мечтал бы совсем никогда вцепиться тебе в горло, но они означают, что, по крайней мере сейчас, этот друг обеспечит тебе встречу с высокопоставленным лицом, ссудит деньги – под более низкие проценты, чем это сделал бы другой, или поможет с устранением… Не обязательно физически, со сцены просто…
– А просто дружбы, без рассуждений о выгоде у вас не бывает?
– Выгода есть всегда. Удовольствие от приятной ни к чему не обязывающей беседы – тоже выгода. У вас не принято это так называть, понимаю, потому что некрасиво…
– Мы просто не думаем об этом в таком ключе…
Машин на улицах Миркамо в этот час почти не было, а вот найти место для парковки перед отделением оказалось непросто. В основном машины служебные – эти серые, лишённые какого бы то ни было изящества, побитые жизнью внедорожники с забранными толстой решёткой проёмами заднего стекла сложно с чем-то спутать.
– Ага, машина Эркены тут… Ну, чего и следовало ожидать, он у нас из тех, у кого рабочий день ненормированный… Чтобы не сказать – с работы выгонять домой приходится…
– У него нет семьи?
Вито мотнул головой.
– Практически нет. Два троюродных, что ли, брата… и совсем седьмая вода на киселе. Эркена тут традиционно были почтальонами либо сторожами, это этот вот выпендрился… Ну, и сам не женат, хотя вроде бы, пора бы уже… Или надо сказать, что женат – на работе…
Джани Эркена стоял посреди своего маленького кабинета и, задумчиво выпятив нижнюю губу, созерцал свой развалившийся стул.
– Сомневаюсь, что в этот раз реанимация поможет, да… Очень кстати, что ты здесь, Синкара. Что слышно про нашу новую мебель?
– Сегодня звонить собираюсь. У них там опять какие-то… пробуксовки, из-за дележа власти на трассе.
– Ближе-то найти разве нельзя?
– Заказ уже оформлен, прояви терпение…
– Да я-то проявлю, да мне уже сидеть не на чем.
– Эркена, я тебе в следующий раз из дома стул привезу, всё равно у меня стульев больше, чем задниц для них, только не блажи! Пока всё равно посидишь на водительском сиденье… Знакомься, это Вадим Алварес и Дайенн из клана Лунных Щитов, Кандарское отделение галактической полиции. Да, по делу твоего лицедея. Как видишь, иногда я могу работать быстро.
Эркена поочерёдно пожал руки Вадиму и Дайенн. Дайенн отметила, что Вадиму, кажется, Эркена с первого взгляда понравился. Впрочем, и за себя она могла сказать то же самое. Для бракири у него была какая-то уж очень располагающая внешность. Простое, открытое лицо, взгляд прямой, честный, светлый… Ну да, светлый – у Эркены серо-зелёные глаза, у обычно черноглазых бракири довольно редкое явление. И никакого хитро-насмешливого выражения, которое тоже казалось Дайенн одним из расовых признаков. И в характеристику, выданную Синкарой – редкого для Бракира зверя неподкупного полицейского с железобетонными принципами – верилось сразу.
– Очень приятно, Джани Эркена, – выговор полицейского был с заметным акцентом, но чёткий и приятный, – что, двинем сейчас?
– А чего тянуть? Едем, сразу говорю, на твоей, на моей мы туда вряд ли и проедем, да и местных смущать понтами ни к чему.
Эркена кивнул, прихватил из шкафа папку с бумагами, со стоячей вешалки – китель, и вслед за гостями выскользнул за дверь.
– Зрящие – они… ну, могут показаться странными, но безвредные, – информировал он, заводя мотор, – к чужакам они не относятся враждебно, нет, просто настороженно. Они живут очень уединённо, даже с горожанами почти не имеют дел вообще. Иногда привозят на продажу изделия ручной работы, на вырученное покупают необходимое им, на этом наши встречи обычно заканчиваются. Ну, ещё иногда приезжают туристы, в основном это традиция молодожёнов некоторых религиозных течений, они испрашивают у Зрящих пророчества о семейной жизни. Считается, что Зрящие видят суть вещей. Ну, по крайней мере, они для этого живут вот там и так. Я это к тому, что не удивляйтесь, если они не будут смотреть вам в глаза, или вообще не откроют лица. У них это считается непочтительным.
– Ну… мы уважаем чужие религиозные традиции… – пробормотала Дайенн, – для минбарца, например, тоже нормально опускать взгляд перед старшим.
– У них – перед всеми. По их верованиям, даже на неживой предмет оскорбительно смотреть просто, походя. Взгляд должен быть полон понимания и уважения. Половина из них по собственному лагерю передвигается наощупь. На пару часов в день они садятся перед чашей с водой, цветком или камнем и смотрят внимательно, изучая его красоту, совершенство и смысл, как они говорят. Только тогда они будут видеть на месте предмета не свою иллюзию, а его истинный дух.
– Интересно, как же тогда они в твоём Логораме не разглядели его истинную суть, – пробормотал Вито.
– Они не считают, что достигли совершенства в понимании. Кроме того, хотя он вызывал у них подозрения, они не считали правильным прогнать его, потому что недоверие тоже может быть иллюзией.
– Хорошо им в том, что они в принципе никому не нужны, – снова проворчал Вито, – и красть у них, кроме этого артефакта и их чашек-плошек, нечего… Как дети, ей-богу.
– Ты неверующий, Синкара, тебе это не понять.
– Я верующий, но в свободное от работы время. Но ты вроде тоже не готов податься в адепты их культа. Хотя у них к тебе, как я понял, действительно какая-то особая симпатия… Твоя мать действительно не из их племени?
– Я же уже говорил, что нет, она принадлежала совсем к другому культу. Но те из них, кто её встречал, отзываются о ней хорошо, говоря, что она умела видеть красоту вещей.
Дайенн решила на сей раз узурпировать право на переднее сиденье – пусть Вадим и Вито, если хотят, собачатся на заднем между собой, а она пока поговорит непосредственно о деле.
– Господин Эркена, как вы считаете, с кем мы имеем дело?
– Я могу строить только очень общие теории пока, госпожа Дайенн, – Эркена мастерски вписался в поворот, мастерски особенно потому, что чудом избежал столкновения с крутанувшейся в лихом вираже и умчавшейся, оглашая улицы рёвом и хохотом из открытых окон, красной машиной, очень похожей на гоночную. Эркена вслед пообещал по-бракирийски что-то в ключе, что хулиганы ещё попадутся ему и вспомнят про правила дорожного движения, – но мне кажется сомнительным, чтобы это был кто-то из хорошо известных нам рас. Их возможности к перемене внешности не имеют общего с теми технологиями, которыми пользуются даже самые развитые расы, любой прибор, подобный маскирующей сети, приходится время от времени снимать, отключать, иначе это чревато неприятностями, но Логорам так или иначе почти всегда был на виду, у него не было такой возможности. И его невозможно полностью скрыть… Совершенно голым Логорама, конечно, никто не видел, но когда он совершал ритуальное омовение у местного озера, маскирующая сеть, если б это была она, проявилась бы.
– Ну да, например, волосы остались бы сухими даже после погружения с головой… Это при условии, что сеть заизолирована настолько хорошо, чтоб её не закоротило от воды и не обеспечило…
– Суп из Логорама с моллюсками, – подсказал сзади Вито.
– Спасибо, Вито, но я б не выражалась столь цинично.
– Моллюски там, кстати, очень вкусные. Ну, как бы то ни было, Эркена прав, чтобы купаться, будучи в маскировочной сети, надо или быть самоубийцей, или быть уверенным в её качестве. А большинство этих сетей, которые ещё крутятся на «чёрном рынке», далеко не новы. Если он сумел где-то раздобыть новую, то он опять же как-то недопустимо крут… Или, во что я поверю охотнее, никакой маскировки нет, а у кого-то просто разыгралось воображение.
– И его настоящую личность установить не удалось?
Эркена кивнул.
– Бракири по имени Неф Логорам не существует. Отпечатков пальцев ни в одном архиве не найдено. Совпадение 60%, максимум… Из ДНК можно попытаться что-то выжать, сколько-то его волос осталось… Результата жду сегодня, но не слишком на него надеюсь – мне и так едва удалось настоять на этом анализе, и оборудование в Бринколо, сами понимаете… не столичное…
– Можем взять вопрос на себя…
– Ну, если у вас есть такие возможности, буду только рад.
– Как считаете, это может быть техномаг? – подал голос долгое время молчавший Вадим.
– Техномаг? Ну… учитывая, что я не слышал, чтоб хоть один техномаг хоть раз появлялся на Экалте, и вообще, честно говоря, не знаю, существуют ли они на самом деле… Если верить тому, что о них говорят – может.
– С другой стороны, если верить тому, что о них говорят, то это можно было, наверное, провернуть и изящнее… Хотя что бы я понимал в вопросе… Алварес, может, позвонишь своей тёте-сестре? Она единственный эксперт по этой части, который с ходу приходит на ум.
Хорошая дорога кончилась, и машину всё чаще бодро подкидывало на колдобинах.
– О какой эффективности может идти речь… – проворчал Эркена, потирая ушибленную о потолок макушку, – если у нас дороги не могут починить? Хотя, кому б это было надо, федеральные трассы у них хоть сейчас на выставку, тут не поспоришь, а тут – внедорожник пройдёт, ну и ладно. Так вот, Логорам… Может, и техномаг, я не знаю их возможностей. Кроме того, что хорошо притворился внешне, он знает язык… Тут нужно одно уточнение. Можно очень хорошо выучить язык чужой расы и говорить на нём, как на родном, особенно если начать его учить достаточно рано и говорить на нём много… Можно добиться идеального произношения… Особенно если это язык расы, близкой биологически… Господин Синкара говорит на земном без акцента, хотя учил его даже с более позднего возраста, чем я, потому что ему позволяет биология…
– Ты мой акцент десять лет назад не слышал. Вообще, кому ты рассказываешь, тут с нами едет уникум, который говорит на дилгарском лучше, чем едущая с нами же дилгарка. Он у него вторым родным получился, после центарина. Третьим – земной, или минбарский, не знаю, что роднее…. Четвёртым – корианский… Так что по языковым трудностям это к нему, я кроме бракирийского и земного только матерные диалекты знаю, зато в совершенстве. Но Алварес вообще такой один, издержки мультирасовой семьи…
– Так вот, маскировка может изменить твою внешность, но не строение твоей гортани. Она не будет говорить за тебя. И как бы хорошо ты ни знал язык, если у тебя был акцент – он останется. Для человека, центаврианина или, рискну предположить, минбарца достичь правильного бракирийского произношения реально, хотя и сложно. Для некоторых других рас ряд наших согласных, сочетаний этих согласных оказывается труднопроизносимым. Можете получить представление об этом, послушав записи речи посла иолу. Его знание языка достойно высшей степени оценки, он не пользуется переводчиком вообще, способен без запинки использовать сложные речевые обороты и идиомы. Но произнести что-то вроде, – Эркена сказал что-то на родном языке, Дайенн разобрала только слово «солнце», – для него испытание, потому что их языки заплетаются в такой последовательности звуков, просто дыхания не хватит, не разбивать слова на слоги. Так вот, Логорам говорил без таких проблем. Парадоксально, но, как я подозреваю, его словарный запас был небогат, Зрящие высказывали о нём мнение как о… тугодуме, можно сказать, когда ему задавали вопрос, он редко давал ответ сразу, часто просил повторить. И его речь никогда не отличалась сложностью и образностью. Но акцента при том не было, да.
– То есть, вы полагаете, что язык не то что не является для него родным, а…
– Он знает его на уровне первого, может быть, второго года обучения, не более, но при том строение его речевого аппарата неотличимо от бракирийского.
– Такое возможно?
– То есть, исходя из этого, мы точно знаем, что преступник не иолу, – рассмеялся Вито.
– Не иолу, не нарн – они могут говорить почти чисто, но ассимиляция по звонкости-глухости где не надо у них остаётся… не врий, не дрази, не хаяк.
– А… – Дайенн понимала, что её понесло в страну фантазий, но остановиться уже не могла, – может это быть… ну, случай, обратный Вито? Бракири, но выросший не в Синдикратии? Есть ведь, наверное, и такие случаи?
– В принципе, может. На это можно списать и плохое знание языка, и плохое знание обычаев, географии, реалий Бракира или Экалты. Но в таком случае у него был бы, так или иначе, какой-то колониальный диалект, который был бы нам знаком, либо не знаком… А у него диалект Экалты. Типичнейший. Если ты был выращен в чужом мире инопланетниками, задался целью посетить историческую родину и взялся не только учить язык, но и тренировать произношение, то, наверное, скорее будешь равняться на произношение Бракира, тем более что произношение Экалты в аудиоуроках найти проблематично. И наверное, если ты удосужился выучить именно выговор Экалты, ты можешь не знать, кто сейчас входит в Крону на Бракире, каков курс акций или индекс инфляции, и в моде тоже совершенно не разбираться, но не знать, на сколько регионов делится Экалта, как называются столицы регионов, как называются растения и животные, местные или завезённые с Бракира – это как-то странно… В легенде, которую он рассказывал о себе, кроме того, что он путался в деталях, в качестве имён знакомых и родственников фигурируют самые распространённые и общеизвестные имена бракири, а так не бывает.
– Может быть, у всех его близких было плохо с воображением?
– У всех? Нереально. Тем более, имя Синто, данное в качестве первого имени – вопиющая безграмотность даже для очень провинциала. Логорам изучал культуру мира, в который отправлялся, но изучал поверхностно. Логично, потому что ничего, кроме артефакта, его здесь и не интересовало.
– Вы сами не встречались с ним?
– Один раз, – кивнул Эркена, – он остановился в мотеле в Ретто, я пришёл к нему под видом коммивояжёра, разведать, разговор, как понимаете, был недолгий. Второй раз, выманить для задержания, придти сам уже в другом образе я не мог, моя внешность достаточно приметная, послал одного лейтенанта… Логорама уже не было. Собственно, после этого его след и потерялся.
– Вы не установили наблюдение за мотелем?
– Установили, конечно. Он не выходил из мотеля. Во всяком случае, камеры этого не фиксировали. В его номер через два дня заселилась пожилая пара, при этом Логорам из номера не выписывался… это нормально, там и не такой бардак творится. Свободный номер определяется по его фактической свободности, бывает так, что постоялец исчезает, не удосуживаясь предупредить, что съезжает, забота хозяев – проследить, чтоб он не свинтил, не заплатив. А бывает, если вы задержались где-то надолго, что ваши вещи аккуратно собраны и дожидаются вас в специальной кладовке, в то время как номер занят кем-то другим… И это при условии кристальной честности персонала, вещи могут просто пропасть, а вас здесь никогда не видели. Дешёвый мотель есть дешёвый мотель, как платите, так и обслуживают.
– И… ваши впечатления от разговора с ним?
Полицейский побарабанил пальцами по рулю.
– Много впечатлений за пять минут не наберёшь, конечно, тем более когда собеседник хочет выставить тебя за дверь… Нет, это-то само по себе нормально… Но именно тогда я понял, что передо мной вовсе не бракири. До этого я так не думал. Было смутное ощущение, но не уверенность. В разговоре все эти странности, с языком, незнанием бытовых и географических реалий, нашли объяснение. Я просто знал, что передо мной не то, что говорят мне мои глаза. Если, разговаривая с господином Синкара, я закрою глаза, я забуду, что у него человеческое лицо. Разговаривая с Логорамом, я ни на секунду не чувствовал, что говорю с бракири.
– Глаза врут… Ну-ну. Ты переобщался со Зрящими, Эркена.
– Посмотрим, кто посмеётся в итоге, Синкара.
За окном смеркалось – темнеет в лесу, в самой глуши которого они так удачно – или неудачно, время покажет – поселились, вообще рано и быстро. Люсилла сонно возилась, уже близкая к пробуждению. Лоран, до этого сидевший в кресле у стены и время от времени поглядывавший на неё, пересел к ней на кровать. Она никогда не требовала, конечно, чтобы, когда она спит, он лежал рядом с ней, но он знал – ей приятно просыпаться не одной, а рядом с ним, поглаживающим её руку. Она не скажет, но любая лишняя минута, проведённая вот так, рядом, в разговорах о пустяках или даже в молчании – ценность. Интересно, думал он, у отца с матерью было так же? Многие с детства безусловно понимаемые вещи потом так трудно объяснить… Отец никогда не говорил ему чего-то вроде «сынок, не привязывайся ни к кому из них, они другие, они живут очень мало в сравнении с нами, даже если они проживут весь срок своей жизни, они умрут раньше тебя», да и не нужно это говорить. Это что-то такое, что само существует рядом, некой третьей безмолвной сущностью с ними рядом. Память о различии, о их смертности, об одиночестве как норме. О матери, которую он никогда не видел, которую отец очень любил, и потерял невыносимо рано, хотя, как говорил, был к этому готов… Он первый раз заговорил об этом с Люсиллой в тот вечер, их первый вечер вдвоём, с тем продолжением, которое так ошеломило его…
– А об этом обязательно думать? – спросила она тогда.
Взбалмошная. Вообще-то, прекрасно знающая, что смерть существует, но не верящая в неё. Этот дурацкий урок танцев… Каждый раз он думал, что педсостав уже ничем его не удивит, но нет же… Люсилла, схватившая его за руку и вытащившая в коридор, остановившаяся перед ним, уперев руки в боки.
– Нет, это что ещё за свинство, я спрашиваю? Вот, сейчас было? Чего ты стоишь и мнёшься, как деревянный? Тебе брюки в причинном месте жмут? Смени!
– Да что тебе нужно от меня?!
– Чтобы ты жил! Жил, а не прозябал, отказывая себе даже в тех удовольствиях, которые ваша уникальная физиология вам ни капли не запрещает. Ладно, вы не едите. Ладно, не пьёте. Ладно, и наркота вам, наверное, по барабану. Но танцевать-то ты способен! Это просто чёрт знает что такое… красивый парень, костюм специально по фигуре подогнали…
– Кто красивый – я?
– Нет, господин Игнато! – Люсилла быстро оглянулась, не находится ли директор где-то поблизости, – я б поняла, если б ты пробовал и тебе не понравилось… но ты и пробовать не хочешь! Я понимаю, господин директор со своими инициативами и мёртвого выбесит порой, но вот эта инициатива – нормальная, на мой взгляд. Через два месяца у нас выпускной, как ты знаешь. Сразу трое выходят, и хорошо так выходят, у них хорошие отметки, покровители пробили им место в вузе, берут их на работу… Да ещё господин Римаска свою свадьбу решил приурочить… Это праздник, это стоит отметить с размахом! Ладно, допустим, они тебе не лучшие друзья, да и с господином Римаской у тебя особенно тёплых отношений никогда не было, у меня тоже… Но что, расслабиться и получить удовольствие тебе ещё не каждый повод подойдёт? Если ты и там собрался стоять и подпирать стенку вместо того, чтобы произвести впечатление на девчонок и конкретно на меня – скажи это сейчас, чтобы я сейчас тебе по морде дала, а не ждала и не томилась!
В общем, он несколько раз пытался сказать некое твёрдое «нет», но оно, наверное, как-то изначально было не слишком твёрдым, и Люсилла, в нескольких ёмких крепких выражениях объяснив ему, что если по итогам долговязый Рико, которого ласково величают циркулем, или увалень Наке будут танцевать лучше его, Лорана, то это лично для неё оскорбление, а оскорблений она не прощает, заставила его вернуться в класс и отнестись к занятиям с большим рвением.
– Я вижу, когда ты сачкуешь, имей в виду. И вообще, у тебя какая-то гордость есть? Вот соскреби, сколько её есть, и вперёд! Наследнику одного из самых крутых кланов в регионе полагается танцевать явно лучше всякой прочей шушеры в этом зале.
– Люсилла, прекрати, пожалуйста, ну только об этом не надо!
– А что такое? Чего кривимся, как будто кариес в любимом клыке? Я неправду сказала? Давай принимать жизнь вместе с фактами, а? не, ну что бы я понимала, конечно, но по-моему, если тебе судьба отвалила такой солидный куш и решила твои основные проблемы, это повод прожить жизнь весело и интересно и взять от неё всё.
– Каким образом?
Люсилла закатила глаза.
– Я ждала этого вопроса.
– Нет, я просто имею в виду – как это видишь ты?
– Ну… Для начала – произведи фурор на балу, хорошо? И я скажу, что ты хороший мальчик и быстро учишься.
В самом деле, почему он не послал её к чёрту сотню раз, когда хотел и даже пытался это сделать? Потому что Люсилла – это такая девушка, которая не очень-то пойдёт? Или потому, что ему уже тогда на самом деле было приятно, что она всюду таскает его за собой, что донесла до наставников мысль, что конфеты в составе подарков Лорану совершенно не нужны, лучше пусть положат побольше книжек, что вытаскивала в компании – на посиделки-междусобойчики за игрой в карты или настольные игры, благодаря чему у него к концу первого года жизни в колонии таки появились если не друзья, то приятели, что помогала ему с изучением языка – что тоже помогало решить проблемы с общением, что, когда Летиго – новенький, севший, говорят, за тяжкие телесные с летальным исходом, попытался, утверждая авторитет, к нему задираться, она врезала ему в челюсть и добавила под дых, а потом ласково спросила:
– Ещё вопросы есть?
– Я и сам мог, – пробормотал Лоран.
– Мог, конечно. Но я тут дольше тебя, это моя обязанность, если угодно.
В общем, он был вполне даже рад, что по итогам бала она осталась им довольна. Летиго, кстати, притих, осознав, что самоутверждаться за счёт Лорана не получится, его тут совершенно спокойно принимают как часть этого своеобразного маленького общества. А потом это с удивлением осознал и сам Лоран. Сначала – когда услышал разговор Люсиллы и Летиго.
– Слышь… а с ним чего такое? Он чо, мутант?
– Ну, допустим, мутант, а чо?
– Ничо… А ты чего всё время с ним? Ты его девушка, что ли?
– Ну, допустим, его девушка, и чо?
– Ничо…
– Ну раз ничо, так давай, иди, я тебя больше не задерживаю.
Потом был этот вечер после праздника, когда она утащила его в свою любимую каморку в башне под самым сводом – каморка долгое время уже стояла нежилой и неиспользуемой, и вообще-то ей полагалось стоять закрытой, но ключи именно от этой каморки завхозом терялись так регулярно (своя злая карма есть у каждого заведения и каждого завхоза), что народные умельцы колонии успели изготовить с него нужное количество копий, и пользовались теперь каморкой все, кто хотели, в своих интересах.
