Текст книги "Ключ Всех Дверей. Бракирийский след (СИ)"
Автор книги: Саша Скиф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 113 страниц)
– У вас здесь все мужчины такие? И за что хоть одна женщина вас любит? По-вашему, я позволю убить женщину у меня на глазах? Да, здесь, для вас, полиция Альянса ничего не значит, но я не могу быть полицейским в одном месте и не быть в другом!
– Да зачем же убить, зачем убить! – по глазам старика явственно видно было, что про себя он читает предсмертную молитву, – ей всего-то нужно было пойти с ними добровольно к Колодцу.
– Какому ещё Колодцу? И почему? – Вадим отпустил старика, в меру бережно швырнув на случившийся рядом стул, понюхал содержимое стоящего на столе кувшина и, придя к заключению, что это вода, выплеснул его на всхлипывающую девушку. На улице как будто было тихо. Ну, не то, чтоб совсем тихо, но ломать или поджигать дверь, кажется, никто не спешил. Старик какое-то время молчал, выравнивая дыхание и затравленно глядя на Вадима, потом глотнул из стоявшей на полке в столе тёмной бутыли и, кажется, хотя бы немного успокоился. Немного успокоилась и девушка, рыдания сменились тихими всхлипами.
– Я слушаю.
– Девушка – Симунарьенне, дочь Симунарьота. Вам, чужакам, это мало что скажет, а у нас все знают – это семья грешников. Симунарьот отказался от жреческого сана, чтобы жениться не на той женщине, теперь он работает простым водителем. У Симунарьенне было трое старших братьев, все они умерли детьми. Скажите, разве это не знак немилости Наисветлейшего?
– По-моему, это знак плохого медицинского обслуживания.
– Теперь болеет её мать… Говорят, она держится новой, еретической веры. Да и отца подозревают в ереси, он читал много иномирных книг, выучил дочь грамоте и даже вашему языку. Разве, получив такое воспитание, она могла вырасти порядочной? Конечно, её и винить нельзя, бедную… А теперь оказалось, что дома, через компьютер отца, она общалась с молодым человеком с земли еретиков!
– И? это преступление?
– Самый что ни на есть блуд!
– Блуд через компьютер, простите? Молодой человек в другом городе, они даже не общались лично, и это повод для обвинения?
– Она показала своё лицо чужому мужчине! Она беседовала с ним без присутствия отца – кто знает, о чём они могли говорить! Да впрочем, сам факт…
Вадим снова прошёлся из конца в конец небольшого тёмного помещения, пытаясь расслышать, что там творится снаружи. Выглядывать в окна всё же как-то рискованно, голова-то одна. Надо думать, из тех же соображений и с улицы никто не пытался заглянуть в окно.
– Простите, а как же об этом узнали, если даже отца при этом не было?
– Сосед видел это через окно! Да уж само то, что она смела входить в мужскую комнату, где есть окна…
– То есть, подглядывание за чужим домом у вас – не грех, а общение по сети – грех?
– Она выходила одна на улицу! И говорят, она разговаривала с чужеземцем… не с вами ли?
– Опять кто-то шпионил? Хорошая вы нация…
– Девушка была неосторожна, потому и пострадала. По закону, теперь её нужно отвести и спустить в Колодец Чистоты, там она должна пробыть три дня…
– Что за колодец?
– Их много по всей Лорке, – всхлипнув, тихо отозвалась девушка, – они не для воды… То есть, вода, которая в них – не вода… Они очень глубокие, это подземные воды, проходят через пласты древних отложений… чего-то… вода становится едкой щелочью. Её там обычно почти нет, только раз в трое суток она поднимается на человеческий рост ненадолго, когда на час, когда на пять минут, по-разному… Говорят, Наисветлейший специально устроил так… Если, как меня, обвиняют в не самом тяжком грехе, то спускают в колодец, а через трое суток достанут… Выжить можно, почти все выживают… Только всю кожу сожжёт, но это называют благом, чтобы красивым лицом больше не соблазнять…
Вадим от души треснул ни в чём не повинный стол.
– Отличная традиция. Гуманная, не поспоришь. Не побивание камнями, не сожжение на костре, всё нормально. Просто в лучшем случае изуродуем красивую молодую девушку, а в худшем – ну, захлебнётся щёлочью, умрёт в страшных муках, сойдут с ума от горя родители – всё Наисветлейшему радость! Скажите, это у вас природный садизм, или вы его любовно пестуете в себе особыми упражнениями?
Старик суетливо переставлял туда-сюда какие-то склянки, видимо, попросту не зная, куда деть руки.
– Не говори о том, чего тебе не понять, чужак. У твоего мира другие законы, другой уклад, а мы здесь боремся за свой. Люди наши не злы. Они обозлены. Всё после этого раскола, после вражды, которая возникла в едином когда-то народе, разделила его надвое. Еретики попрали святыни, изгнали Учителей, предались иному богу, хоть и говорят, что прежнему – но ведь они не делают того, что он нам раз и навсегда велел! Приверженцам истинной веры необходимо знать, что они и здесь, в наполовину не их городе, имеют право отстаивать свои законы и вершить дела по обычаям. Хотя бы иногда, им это необходимо. Их меньше, старая вера сейчас держится лишь в четырёх регионах, и древнейшими святынями, которые находятся в этом городе, приходится делиться с еретиками! Это ли не унижение? Не было бы зла, если б не было раскола. Не было б поисков грешников, если б не было стольких соблазнившихся.
– То есть, девушку просто решили принести в жертву больному самолюбию? Это они в лице слабой беззащитной девушки мстят всему остальному народу, который оказался сильнее и, как они считают, загнал их в резервацию?
Старик бросил на него косой и опасливый взгляд.
– Её отец сам виноват, что не воспитал её по обычаям! И она сама виновата, что выходила из дома и разговаривала с чужими – сама искала источник скверны. Порядочная девушка в такую ситуацию бы не попала…
– Вы действительно в это верите?
– А если совершил проступок – нужно нести наказание. Будет другим наука. Не горожане приговорили эту девушку, еретики приговорили, не стоило начинать то, что они начали. Одно дело – допускать чужаков в наш мир, но продолжать воспитывать наших детей, как заповедано, учить их, что хорошо, что плохо, и совсем другое – позволять чужакам учить наших детей. И ты – ты тоже её приговорил. И своим заступничеством ещё вернее приговорил.
– Так, слушай, имитация мужчины…
Беседу прервал требовательный, размеренный стук в дверь. Вздрогнул даже Вадим – это отличалось от бестолковых и яростных попыток штурма, в этом стуке слышалось что-то очень серьёзное и основательное.
– Подойди, спроси, кто там. И не болтай лишнего. Вообще-то, ваш язык я худо-бедно понимаю. Попытаешься впустить без разрешения… впрочем, не попытаешься – тебе этот шкаф не сдвинуть и под страхом смерти.
– Вы хотите, чтоб они сожгли мой магазин, убили меня, опозорили мою семью?
– Давай, иди, клоун.
«Возможно, я живым отсюда не выберусь… Но дёшево не дамся. Невелика честь – давать отпор преступникам только тогда, когда это разрешено… Всё одно, мне ни Элайю, ни Джонса так и не забудут, кашу маслом не испортишь…».
Старик повернулся с округлившимися глазами.
– Там сам Просвещённый Учитель Эйонолладир! И Старший Жрец Эйонтасеннар, его сын! Нельзя не открыть, выше власти нет!
– Выше власть Наисветлейшего, или я ошибаюсь? – усмехнулся Вадим, снимая с предохранителя бластер, – ладно, ты откроешь… То есть, сейчас я помогу тебе отодвинуть шкаф, они подождут ещё пять минут и зайдут по одному. Этот самый Учитель, его сын и ещё кто-нибудь третий, не более. Предупреди, если попытаются ломануться толпой или ещё что-то такое учудить – я открываю огонь. Бластер у меня заряжен на полную, если хотят стать мучениками во имя истинной веры прямо сейчас – то пусть, конечно, рискнут.
Старший Жрец Эйонтасеннар, высокий, как каланча (чтобы пройти в не заниженную, в общем-то, дверь, ему пришлось пригнуться) был на лицо холоден и мрачен, как могильная плита. Его светлые, льдистые глаза скользнули по помещению, выискивая, видимо, преступницу, но преступница пряталась за спиной Вадима, и вперить свой горящий холодным праведным гневом взор пришлось в него. На Вадима, правда, взор не действовал – может быть, потому, что Вадим не был лорканцем, может быть, потому, что вины никакой за собой не признавал. Следующий вторым Просветлённый Учитель, опирающийся на посох, и вовсе ни трепета, ни благоговения не внушал – был он столь стар и дряхл, что зримо угрожал рассыпаться не ровен час, а рассеянно блуждающий взгляд и беззвучно шамкающий рот наводили на мысли о старческом маразме.
«Тяжело оно – быть пожизненным-то авторитетом… я б сказал даже – издевательство над старостью. Дали б уже спокойно уйти на пенсию, а нет же – приходится утруждать старческие ноги и пытаться придавать себе величественный и благообразный вид, когда на это сил уже нет…».
А третьим парламентёром… вошла Дайенн. Оставалось только гадать, какой силы духа ей там, снаружи, стоило добиться такой высокой чести. Может быть, убедила, что ей, как коллеге и лучше всех знающей язык, удастся уговорить ненормального чужака сдаться.
– Алварес, ты как, совсем спятил или ещё надежда есть? – прошипела она, – ты что творишь? Ты хочешь, чтобы прямо здесь и сейчас, из-за тебя, вспыхнула гражданская война?
– Спокойно, Дайенн, – Вадим улыбался и выглядел как будто совершенно безмятежным, даже расслабленным, рука с бластером покоилась на коленях, но Дайенн слишком хорошо знала своего напарника, чтобы верить этому обманчивому спокойствию, – как я понимаю, если никто всё же не стал поджигать магазин и творить прочий самосуд, значит, сообразили, что убийство гражданина другого мира может обернуться им не только славой, но и проблемами?
– Алварес, ты вот что, намеренно нарываешься на неприятности, и чем больше, тем лучше? Тебе тех, что были, мало?
Старший Жрец поднял руку, показывая, что сейчас будет говорить, и следует внимать в тишине и почтении.
– Мы прощаем чужака, не знающего наших законов и выросшего с почтением к другим законам. Если он сейчас уйдёт – никто не станет его преследовать и предъявлять претензии его миру.
– Ага, значит, я прав. Нет, дорогие мои, я не уйду. И как, интересно, вы собираетесь пожаловаться на меня, если сами гордитесь тем, что порвали связь с внешним миром? Возможность у вас, конечно, есть – компьютеры у старшего жречества имеются… но гордость же не позволит! Неет, я останусь. Пока не получу гарантию, что с этой девушкой не случится ничего дурного, а если она и её семья вам так неприятны – то, лучше всего, содействия их переселению за пределы вашей благословенной земли. Если уж, как тут мне сказали, она пострадала из-за меня – то это, если угодно, мой долг.
Напарница обернула к нему полное ужаса лицо.
– Алварес! Ты надеешься противостоять всему городу, всему региону, или всему миру?
– А ты б на моём месте не стала, Дайенн?
Старший Жрец о чём-то вполголоса посовещался с отцом. Столпившиеся в дверях, но не смеющие шагнуть внутрь горожане возбуждённо загудели, предвкушая кровь. Жрец обернулся на них, и гомон враз стих, словно выключили звук.
– Девушка совершила преступление. И чужак совершил преступление. Но и наши соотечественники совершили нарушение, решив судить преступницу сами, без суда верховного жречества города, как подобает делать.
Из дверей заголосили что-то в ключе, что всегда за такое преступление следует именно такое наказание, веками так делалось и сейчас так должно быть, тут и думать нечего. Жрец снова зыркнул, голоса снова смолкли.
– Как бы ни был очевиден этот случай для вас, не подобает брать на себя функции, которые Наисветлейший возложил на своих верховных жрецов. Этим вы порочите нашу веру и порочите Учителей, которые призваны блюсти закон и порядок. Любое преступление, великое или малое, простое или сложное, должно быть расследовано Просветлёнными, которым разумение даёт Наисветлейший, над любым преступником должен состояться справедливый суд, чтобы каждый, кто услышит, мог извлечь для себя урок.
«Ого как… Так послушаешь – общество потенциального благоденствия, да вот беда, чуть отвернётся пастух – овцы глотки друг другу перегрызают… Это они перед нами этот фарс разыгрывают, или я чего-то ещё не понимаю?».
– Сейчас вечер, а суд не может проводиться ночью, когда око Наисветлейшего не взирает на нас. Суд состоится завтра, после Полуденного Моления. Эту ночь девушка проведёт в одной из Внешних Комнат…
Кроме того, что на Лорке нет полиции, на Лорке так же нет тюрем. Незачем – тюремное заключение как мера наказания не имеет места быть. За тяжкие преступления – казнь, за не тяжкие – телесные наказания, исправительные работы, штрафы, какие-нибудь сложные формы общественного порицания, в общем, спектр велик, но лишение свободы – не предусматривалось. И то верно, какое лишение свободы, если здесь не знают, что она такое. А для временного содержания преступников использовались специальные комнаты во внешней стене храмового двора.
– А чужеземец…
– А чужеземец – тоже.
Жрец Эонтасеннар изобразил непонимание – получилось это у его в общем невыразительного, безэмоционального лица не слишком убедительно.
– К чему? Мы не собираемся судить чужеземцев по тем же законам и наказывать той же мерой, что своих. Тот, кто не родился среди богоизбранного народа, не обязан…
– А это не обязанность, это право, привилегия и требование. Вы ещё не поняли? Я её не оставлю. Как вы правильно заметили, я не знаю ваших законов, по крайней мере, досконально. Откуда я знаю, может быть, ваши законы допускают тихо удавить её в этой вашей Комнате, а потом сказать, что оно само как-то? Нет уж, если вы заговорили о справедливом суде, я хочу справедливый суд увидеть, от начала до конца.
Дайенн зримо искала баланс между собственной взрывной дилгарской натурой и тем, что требовало от неё минбарское воспитание – слов ей не хватало. Во всяком случае, приличных.
– Алварес, ты, кажется, не понимаешь…
Вадим усмехнулся. Пожалуй, даже спокойнее Дайенн будет думать, что он не понимает. Спятил, перепил, просто заигрался в героя. Гораздо лучше, чем знать, что всё как раз понимает – но делает именно так. Он знал, что в словах старика – хозяина магазина – зерно правды есть, и совсем не маленькое. Что дело это и правда имеет для горожан Лехеннаорте значение именно политическое – мерзкое, проклятое слово, а без него никак. Что им, «чистым верующим», здесь, на «общей» территории, волей-неволей приходится жить и вести себя с оглядкой на находящихся здесь же «еретиков», подчиняться, хотя бы частично, их требованиям, уйти, оставив город полностью под контролем «еретиков» они не могут – а как же святыни, храмовые комплексы с собой не увезёшь, а поднять открытый мятеж не могут тоже – перевес в военной силе слишком не на их стороне. Злость копится и просто необходимо на ком-то её сорвать. Девушка, нагрешившая ещё много лет назад тем, что родилась у родителей, презревших условности ради того, чтоб быть вместе – идеальная кандидатура. Семья отца едва ли за неё вступится – по-видимому, им не хочется лишний раз вспоминать, что Симунарьот им родственник, семья матери, раз уж она была «не той женщиной» для Симунарьота, тоже не захочет высовываться, жениха у девушки нет – кто ж в здравом уме к ней посватается, достойных, что ли, девушек нет. И можно полагать, не вмешайся он – жрецы не поспешили бы со своим напоминанием о порядках, законности и недопустимости самосуда, предоставили толпе как-нибудь самим справиться, пусть выпустят пар и получат повод гордиться собой как защитниками веры и устоев. На то, что вмешался бы кто-то из «еретической» части общественности, надежды мало – может быть, первым побуждением и было бы… Но по соображению, что формально семья относится к староверам, что наиболее психованным из них только повод дай завопить, что их притесняют, вмешиваются в их дела, и призвать к погрому домов «еретиков» и «умеренных» до кучи – решат, что из-за одной живой души ломать копья не стоит. Гарнизон, положим, город отстоит, жаждущие подвигов во имя веры получат сообразно рангу и заслугам – но крови прольётся много, а надо ли это?
Но и двое в поле не более воин, чем один, жреческой верхушке, конечно, скандала совершенно не хочется, но с другой стороны – а чем они рискуют? Они знают, что «еретики» эскалации конфликта не хотят. И знают, надо полагать, что Альянс не вмешается тоже – здесь девять из десяти Просветлённых Учителей, это люди образованные, в том числе в вопросах внешней политики. Как ни крути, честность требует признать, что гражданин Советской Корианны Вадим Алварес нарвался сам, осознанно и добровольно, и никто за его собственную глупость не обязан выписывать санкции Лорке VII, тем более что большая часть Лорки VII этих санкций и не заслужила, а меньшей части, ввиду своих сепаратистских настроений, они до лампочки. В любом случае, официальный протест по поводу убийства офицера Алвареса и «преступницы» Симунарьенне этим самым Алваресу и Симунарьенне посмертно уже ничем не поможет.
– Я хотел бы, чтобы вы поняли – я не настолько плохо знаю ваши законы, как вы можете подумать. Я хотел бы выступить в защиту этой девушки и попытаться опровергнуть слова её обвинителей. Если есть свидетели обвинения – должны быть и свидетели защиты, если есть обвинитель – должен быть и адвокат. Это не противоречит вашим законам. Не прописывается прямым текстом, но и не противоречит.
– А мы должны в суде слушать свидетельства неверующего чужака? – крикнул кто-то от дверей. На сей раз жрец его не прервал – видимо, эти слова были к месту.
– Разве в вашем священном писании не сказано, что и камни свидетельствуют о величии Наисветлейшего? Если камням доверяется такое важное дело, то тем более иноземец может свидетельствовать в деле одной девушки.
Старший Жрец посмотрел на него как-то даже с интересом.
– А что будет, если ты нас не убедишь? Если Симунарьенне всё же будет признана виновной? Тогда ты отступишься и позволишь правосудию вершиться как должно, признаешь, что твоё вмешательство было ошибочным? Ты должен помнить, единый закон всех наших миров запрещает вмешиваться во внутренние дела и нарушать внутренние законы!
«Интересное дело, это они от меня прямо здесь и сейчас публичного покаяния уже ждут?».
– Нет, не отступлюсь. Если будет доказано, что состав преступления в действиях Симунарьенне всё же есть, я буду настаивать, что в грех она впала не по умыслу, а невольно…
– Ты собираешься взять её вину на себя?
– Это естественно, ведь я мужчина. Разве вы сами не говорите, что женщина – существо слабое, увлекающееся и не имеющее полноценного разума, и лишь мужчина способен в полной мере нести ответ за свои действия?
Видимо, рассудив, что дальнейшее представление на публику, которой собралось уже прилично, нецелесообразно, Просветлённый Учитель и его сын, снова коротко посовещавшись, дали знак уводить обоих.
====== Гл. 6 Благословенная Лорка, ч.2 ======
– Ну, орлы вы мои недовылупившиеся? – экран межпланетной связи, маленький и к тому же монохромный, нещадно полосатило, но здесь и сейчас действовала поговорка «чем богаты, тем и рады» – это был единственный свободный терминал, а связь с мирами далее нарнского и хаякского секторов здесь во все времена оставляла желать лучшего, – чем порадуете? Как продвигается расследование? И самое главное – когда я увижу ваши прекрасные лица вживую?
Дайенн улыбнулась, хотя в целом было не до смеха.
– В настоящий момент всё… неопределённо, сэр. Но по-видимому, к назначенному времени на совещание мы не попадаем, за что, за себя и своего напарника, я приношу извинения…
– Тааак, и что же вам помешало, вернее, собирается помешать? Потому что время взять свои слова обратно, сгрести в охапку все наработанные материалы и всё же успеть на ближайший рейс на Кандар у вас ещё есть.
– Мы… не вполне ещё закончили здесь, господин Альтака.
– Не вполне закончили? То есть? Так, дай мне Алвареса.
– В настоящий момент это невозможно, сэр. Алварес является тем, что мы пока не закончили здесь.
– Что?!
Дайенн глубоко вдохнула.
– Офицер Алварес арестован, сэр.
Позже Дайенн неоднократно жалела, что в тот момент по экрану пошла особенно сильная рябь, и выражения лица Альтаки она не видела. Но в тот момент ей было неизмеримо легче от этого.
– Как – арестован? Кем? По какому обвинению?
– Я пока не могу сообщить всех подробностей, всё произошло очень быстро, сумбурно, и… Сэр, я уверена, это недоразумение вскоре разрешится.
– Очень на это надеюсь, Дайенн, потому что именно сейчас мне не очень хотелось бы отрывать свою задницу от кресла и тащиться к вам вытаскивать Алвареса из неприятностей, в которые он так любит попадать! Как только выясните подробности, сразу же – слышите меня? – сразу же сообщайте мне! Невзирая на время суток, сводки погоды и возможное второе пришествие Христа! Один канал у меня всегда зарезервирован для Лорки. Всё, вперёд!
Дайенн села в кресло, потирая виски. И начиналось-то всё как-то… не обнадёживающе, а теперь и вовсе… Страшнее неизвестности может быть только беспомощность. Может быть, не надо было ничего говорить Альтаке? У отделения и так сейчас проблем хватает, одна операция под угрозой срыва, другая прошла не так гладко, как хотелось, у них уводят из-под носа подозреваемого, Альтака и днюет и ночует в кабинете, и тут ему сообщают к тому же, что один из его людей – один из высоко ценимых и доверенных людей – арестован… Вообще-то, с Альтаки, тем более во взвинченном состоянии последнего времени, станется подключить свои связи на Бракосе и попытаться надавить на лорканскую сторону. В конце концов, там тоже кому-то может не понравиться, что религиозное меньшинство, которое в зубах навязло самим лорканцам, смеет вмешиваться в ход следствия и арестовывать – ну, пусть не гражданина Синдикратии, но подчинённого гражданина Синдикратии… Тому тоже есть и экономические, и политические соображения – бракири долгое время относились к лорканцам с терпением, которым маскировали презрение. Как-то Дайенн спросила Илкойненаса, как так получилось, что Лорка, технически куда более мощная держава, находится под протекторатом бракири, а не наоборот. Ведь лорканцы прибыли на свою новую планету 500 с лишним лет назад, когда бракири космические перелёты ещё и не снились, и получили роскошный подарок в виде технологий прежних обитателей. Чего стоило, воспользовавшись ими… Илкойненас ответил тогда: «Потому что им это не было нужно. Мой народ, как вы бы выразились… сидит на золотой жиле и не пользуется ею. Тогда, 500 лет назад, их интересовало лишь то, что они обрели землю обетованную, где построят новый лучший мир, будут соблюдать чистоту веры и их не постигнет участь их прежнего мира и прежних обитателей Лорки. Их не интересовал внешний космос и не интересовали другие миры. Бракири, познакомившись с ними, вызвались помочь им поддерживать их изоляцию, охраняя их границы – потому что быстро оценили, на что может оказаться способна обезьяна с гранатой. Что будет, если другие расы, в ходе экспансии, завладеют технологиями древних, или если сами лорканцы решатся ими воспользоваться… Пусть уж лучше сидят на своей благословенной земле и не имеют поводов для недовольства. Поэтому бракири всегда оказывали всю возможную помощь в розыске технологий, проданных нечестными жрецами и торговцами на сторону. Если уж они сами не уверены, что с этой мощью не натворили бы больше вреда, чем пользы, то никому другому они тоже её не уступят. Бракири понимают, что выгода от обладания атомной бомбой есть ровно до той поры, пока какому-нибудь идиоту не придёт в голову её взорвать». Что же будет, например, если бракири сейчас решат, что в руках таких вот религиозных фанатиков недопустимо оставлять что-то высокотехнологичнее авторучки, что это угроза безопасности, и выпишут лорканскому правительству директиву «решить вопрос» с сепаратистами? Ибо… они, конечно, боятся возможной агрессии Лорки, но нейтралитет часто расценивается как уважение и страх, а Синдикратия не допустит, чтоб Лорка считала, что её уважают и боятся. Тем более – что уважают и боятся «вшивых сепаратистов», занимающих в своём мире три или четыре региона.
Так, вопросы внешней и внутренней политики всё равно вне её компетенции, сейчас нужно думать, как помочь Алваресу. А для этого надо узнать, как будет формулироваться обвинение, как здесь осуществляется судебное делопроизводство, ознакомиться с законами… Эркена, спасибо ему, обещал взять на себя старшее жречество, может быть, он их всё же допрессует, сможет повлиять… В голове назойливо крутился тот вопрос Алвареса – неужели она на его месте не вмешалась бы? Дайенн очень хотелось выпросить позволение не отвечать на этот вопрос, только она не знала, у кого это позволение выпрашивать. Конечно, конечно, он не может думать, что она осталась бы равнодушной… «От твоего неравнодушия миру не холодно и не жарко, – словно звучал в голове голос напарника, – если в толпе зевак есть не только любопытствующие и злорадствующие, но и жалетели, приговорённому от этого не легче. Успокоила бы свою совесть тем, что закон суров, но это закон? Или любимой минбарской сказочкой про реинкарнацию – душа не умирает, и в следующей жизни бедная девочка родится в куда лучших условиях?». Хоть тысячу раз она повтори себе, что всё понимает, что Алварес продукт своего воспитания, а воспитывал его в том числе Дэвид Шеридан, когда-то тоже чудом не погибший, вступившись за приговорённого к смерти ребёнка, что она прекрасно себе представляет то детское возмущение, которое привело его теперь к заточению в камере Внешней стены. Только вот от этого понимания не легче ни Алваресу, который не может, в силу атеистических воззрений, надеяться на какое-нибудь чудо, ни ей, никогда не рисковавшей оказаться в подобной ситуации, потому что она дитя мира, где не приговаривают по надуманным предлогам к мучительной смерти детей и юных дев.
Синонтафер был занят, и Дайенн взяла в оборот его старшего помощника, Фенноарстана.
– Скажите… Вся жизнь общества, в том числе судопроизводство, если я правильно понимаю, регламентируется одними и теми же священными книгами всегда?
Помощник встрепенулся так, что было с первого взгляда даже непонятно – то ли смертельно перепугало его внимание инопланетной женщины, то ли даже льстит.
– Да. Драгоценным Кладезем, в котором Наисветлейший изложил заповеди, которым нам надлежит следовать, и Свитками, в которых записаны все важные события нашей жизни от начала нашей жизни здесь и до сих дней. В том числе, в свитки заносятся все судебные дела – все споры между гражданами, которые разрешались в суде, все преступления…
– И эти Свитки – они… одни для всего народа? Ведь Лорка большая, и, хотя вы заселили до сих пор ещё не всю планету, но всё же…
Лорканец важно кивнул.
– Конечно, в каждом городе есть свой экземпляр Свитков, как и свой экземпляр Драгоценного Кладезя. Они копируются совершенно в точности, без малейших отличий. Никаких изменений в Драгоценном Кладезе не допускается, это совершенное слово Господа, воплощение истины. Что касается Свитков – каждый город ведёт свои Свитки, записывая туда всё происходящее в регионе, раз в пять лет происходит большой съезд, на который привозятся все Свитки, и информация из одних копируется во все остальные. Это большая, серьёзная работа, требующая большой сосредоточенности и старания…
«Вместо того, чтобы завести единую компьютерную базу, например. Ну да, техника же не имеет почтения…».
– Правда, теперь, после Раскола, наши Свитки включают дела только наших регионов, да и там, на всей остальной Лорке, наши сограждане, уже больше не живущие по заповедям, и судят не прежним божественным судом…
– Понимаю, понимаю. Значит, когда совершается какое-то преступление – например, крестьянин украл у соседа корову или мешок зерна, или одного из супругов уличили в измене – вы смотрите Свитки, находите аналогичный случай и поступаете так же, как поступили тогда?
– Совершенно верно.
Дайенн облизнула губы.
– А как быть… ну… с беспрецедентными случаями? Как со случаем господина Алвареса? Ведь, наверное, не на каждом шагу встречается, чтобы иноземец вступился за девушку из вашего народа?
– Этого я не знаю. Я только пятый год на службе, и к судейству я пока не допущен… лично я о таком не слышал. Но думаю, Старшие Жрецы внимательно изучат Свитки и…
– А можно взглянуть на эти Свитки?
Фенноарстан пришёл в явное замешательство.
– Но… Простите, но если честно, я не думаю, что это допустимо…
– Почему? Потому что я чужеземка и иной веры? Но ведь Свитки в полной мере не являются святыней? Это ведь летопись, разве летопись можно осквернить?
Лорканец определённо начинал нервничать – кажется, он не был уверен, как правильно ответить настырной инопланетянке, и уже жалел, что не слинял вовремя под благовидным предлогом.
– Вы не доверяете нашим жрецам и хотите сами поискать что-то, что может помочь вашему человеку?
– Но это ведь естественно, согласитесь! У обвиняемого всегда должна быть возможность защищаться! Кстати, вы не знаете, в чём его собираются обвинить?
– Я уже говорил вам, что не допущен к судейству и Старшие жрецы не делятся со мной информацией. Но полагаю, кроме соблазнения девушки, противодействия правосудию, угроз простым гражданам и жречеству… богохульство, по всей видимости.
– Это очень страшно, как понимаю?
– Страшнее не бывает, – кивнул Фенноарстан.
Что ж, для Алвареса… ничего удивительного, в общем-то. Однажды такое обвинение он должен был схлопотать. И тем, что он иномирец, уже не отговоришься – он же сам, получается, потребовал, чтоб его судили по тем же законам… Ладно, главное – добиться возможности как можно более полно ознакомиться с этими самыми законами. Тогда они уж как-нибудь придумают… что-нибудь. Её отец, когда рассказывал о законах и традициях иных рас, упомянул одну поговорку, рисующую циничность и беспринципность землян в некоторых вопросах – «закон что дышло, как повернул, так и вышло». Может быть, эта поговорка справедлива и здесь? Может быть, Алварес нахал и безбожник, как здесь говорят, но они не могут допустить, чтобы его за это убили. Права не имеют. Должен существовать какой-то выход.
Симунарьенне, собрав решимость, наконец подползла к Вадиму.
– Вам очень больно?
– Нет, не очень. Полагаю, они не стали бы слишком сильно бить меня сейчас – берегут силы. К тому же, завтра суд, суд – дело публичное, и если я буду выглядеть полутрупом, это не добавит им очков в глазах общественности. Всё-таки, тут и представители Свободной Лорки, и два представителя других миров. Может быть, на словах им и плевать на весь внешний мир чохом, но они не хотели бы оказаться, например, в экономической блокаде, всё же со Свободной Лоркой они немного, но торгуют…
Лорканка несмело коснулась ссадины на его щеке. Света в камере было мягко говоря маловато, и они с трудом видели силуэты друг друга.
