Текст книги "Ключ Всех Дверей. Бракирийский след (СИ)"
Автор книги: Саша Скиф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 38 (всего у книги 113 страниц)
– «Центаврианский треугольник» – стало быть, не с вашими артефактами связано?
– Нет, это не мы и не занеф, туда никто из нас не долетел. И чёрные дыры – это тоже не наша работа… – Аскелл не сдержал улыбки, – но есть и менее… экстремальные варианты явлений того же порядка. Тахионные потоки, образующие время, генерируются вращением звёзд и взаимоувязаны с массой, ускорением, гравитацией… Мы сами, честно говоря, не сумели до конца разобраться в феномене солнечной системы занефов, но нечто аномальное в её тахионных потоках было. Кажется, эта система вообще не предназначена была для жизни.
Дайенн нервно переступила с ноги на ногу.
– Вы полагаете, аномальное старение занеф было связано с самой структурой времени в их системе?
– Я не готов ответить на ваш вопрос полноценно… Видите ли, лично меня на тот момент ещё не было на свете. Некоторые из нас, как и некоторые из занеф, полагают так. Хотя большинство всё же склонялись к мысли, что прогрессирующая патология, ведущая к снижению сопротивляемости клеток оксидантам, это просто личная расовая невезучесть, а кого за неё благодарить, плохую экологию или творца – вопрос философии. В борьбе с нею занеф достигли многого, но, конечно, не окончательной победы. Время и обстоятельства не дали возможности оценить, какой из путей, которыми они шли в своих исследованиях, был ближе всего к истине.
– Обстоятельствами были вы, – вставила Дайенн. Аскелл не обратил внимания на её реплику.
– За время, прошедшее с той поры, когда мы покинули наши миры, мы почти не пересекались – так, чтобы между нами не стояло безвоздушное пространство и стены наших кораблей, а лицом к лицу, и оценить, во что превратились занеф спустя много поколений, мы не могли, случаи, подобные племени лабиф, всё же не показатель.
– Честно говоря, я немного запуталась в хронологии, – вздохнула Дайенн, – не внесёте ясность? Первый Хранитель Великой Машины сказал, что прибыл на Эпсилон 500 лет назад. При этом он был одним из первых, кто покинул ваши миры, ещё когда они были живы. Он и Затрас… не могли ведь путешествовать слишком долго? При этом – временные аномалии, похищенные вами из секторов хаяков и корлиан, были достаточно молодыми, но всё же вдвое старше сердца Эпсилона, а храм на Сорифе, источник в котором тоже стал вашей мишенью, был построен пять тысяч лет назад, Великому Древу тучанков, если в его основе и в самом деле лежит один из ваших артефактов, тоже вряд ли меньше, катастрофа на планете Карнеллия и обращение ваших соплеменников в карнеллиан, по вашим же словам, произошло тоже… достаточно давно. Так как же это соотносится между собой? Не поясните ли, сколько всё-таки продолжается ваша эпопея?
– И как вы это назовёте, если запишете? – Аскелл улыбнулся ещё шире и вальяжно перекатился на кровати, едва вмещающей его длинное тело, – «Альтернативная история»? «Невидимая история»? наверное, следует как-то так… Как вам эту хронологию излагать? По нашему времени, по вашему? Или по хронологическому порядку, который мы сами восстановили не до конца? Наверное, проще всего было бы дать историю… моими глазами? Хотя в этом есть один существенный ущербный момент – видели они не очень много…
====== Гл. 20 Огни над топью ======
Они сидели в одном из Домов Стола, который правильней всё же было б называть Домом Кувшина. Еду тут подавали тоже, но в качестве закуски к напиткам, коих тут был огромный ассортимент, вроде даже самый большой в городе. Г’Сан, впрочем, зарекомендовала это место не как славную питейню, а как то место, где чаще всего бывают «те, кого вы называете читерами, а мы называем умными путешественниками и мастерами». Лорану опять же хотелось спросить, кто это «мы» – вирусы, что ли? Но вклиниваться в беседу не хотелось.
Нарнка маленьким ножиком, больше похожим на бритвочку, отрезала первый кусок вяленого мяса и отправила в рот.
– Так вы так и не хотите рассказать, ребят, кого и чем вы так прогневили? Для злой шутки это слишком затянулось, значит, всё происходящее совсем не шутки. Мне-то всё равно, я сижу здесь сейчас с вами потому, что интересней занятий у меня сейчас всё равно нет. Но как я могу помочь вам, даже не зная, с чем имею дело? Может быть, для вашей защиты и одной меня с лихвой хватило бы, хотя ваша нервозность в дороге сюда мне совершенно не понравилась.
– Есть такие вещи, которые очень сложно объяснить, госпожа… – Майк невольно скривился, при разговоре о нервозности. Да уж, в глазах нарнки мужчина, тревожно зыркающий глазами по сторонам, должен выглядеть жалко… «Господи, я беспокоюсь, как выгляжу в глазах вируса!».
Г’Сан придвинулась к нему, нависая над низким столиком – скорее даже некой подставкой под блюда с закусками.
– Ну а вы постарайтесь. Люблю, знаете ли, откровенность. Да и по нарнскому своему воспитанию привыкла, что если уж мужчина ТАК боится – то происходит что-то серьёзное.
– Откровенность на откровенность, – не выдержал Лоран, – какой резон вам помогать нам, если мы даже не нарны?
Майк посмотрел на товарища тоскливо, в который раз спрашивая себя, как же в существе, которое как и он, жизни почти не видело, может жить столько подозрительности, или зачем же он не ограничивался разговорами с ним исключительно о легендах и мифах. Он слышал, что ранни всё быстро схватывают, теперь вот убедился, насколько. В их собственном мире нет никаких интриг, потому что не с чего им там быть, но Лоран достаточно быстро понял, что в чужих мирах они очень даже есть… Нет, правда, может, против такого друга у Дебби не будет возражений? Иметь в такой дружбе какие-то шкурные интересы он расово не может – хотя, конечно, он, в отличие от здоровых собратьев, низменных потребностей не лишён начисто, зато мыслит в одном с нею направлении…
– О, кого же я вижу, не Г’Сан ли? – раздался над ухом громовой бас, после чего на свободное место, как раз рядом с нарнкой, шлёпнулся двухметровый верзила, из которого по самым скромным расчётам можно было изготовить два Лорана и ещё бы осталось. Друзья чувствовали, что поёжились слишком явственно – хоть разбирались они в реалиях этого мира, конечно, не досконально, однако весь вид верзилы слишком явно свидетельствовал о том, что на жизнь он зарабатывает отнюдь не выращиванием фруктов. Наверное, при таком взвинченном состоянии и не странно, что ленту, аналогичную ленте Г’Сан, они на его груди увидели первым делом, а золотое свечение в глазах – уже во вторую.
– Не ждала тебя увидеть так скоро, Шу’Лакуд. Каким ветром принесло тебя опять в наши тихие благословенные края? Эй, хозяин! Неси-ка нам ещё по кувшину! Друг пришёл ко мне!
– Хорошая шутка, Г’Сан, сколько слышу, так каждый раз и смеюсь. Будто кто-то ещё не знает, что где появляемся мы – там уже не тихо и не благословенно. Да вот уговорили ребята, накидали такую вводную забористую, ладно, думаю, всё равно выходные… Но я ненадолго, конечно, к нам тут родственнички приезжают, ну, кузины. Надо их всячески поддержать, у них недавно отец погиб.
Нарнка вручила приятелю свой кувшин.
– Сочувствую. Это ведь твой дядя?
Шу’Лакуд опрокинул в себя богатырский глоток и отправил следом шмат мяса, от которого Г’Сан перед этим отрезала свой кусок.
– Да дичь какая-то с семейством происходит. Мы, конечно, особо-то близки не были, виделись два раза – на похоронах дедушки и мамы. Они живут далеко, да и вообще… но всё-таки как-то жалко. Бабушку жалко… если б ещё и тётю насмерть убило, то получилось бы, что всех детей пережила. Это страшно всё-таки. Сэм сказал – «вам абонемент в ритуальных услугах надо брать». Не, я на него не в обиде, он сочувствует. Но ты ж его знаешь, у него манеры такие.
– Верила б я в проклятья – было б мне страшно за тебя.
Лоран, тихо посасывая солёный рыбий хребет, изучал и сравнивал сидящих напротив. К реакциям нарнского тела он на удивление быстро привык, уже не кружилась так голова от непривычного объёма, грузности и теплоты тела, а вот сознание нарнским, действительно, от этого не становится, и надо учиться различать нарнов… Ну, тут-то довольно лёгкий пример. Даже кроме роста и ширины, Г’Сан и по сложению намного изящнее – видимо, потому что женщина. У неё совсем другой профиль, нос острее и как будто слегка с горбинкой. Темнее и чётче пятна на надбровных дугах…
– Ай. Мне что сделается, годы мои молодые, здоровье бычье, будущая профессия самая мирная. И про проклятья не надо, уже только ленивый чего-нибудь на эту тему не сказал… Аварии всякие были и будут, наверное, всегда. И при исполнении люди гибнут. И умирают от больного сердца, подточенного пережитой трагедией, как вот мама. Она Эда очень любила, больше, чем меня, я-то папина дочка…
Майк, глаза которого во время этого разговора медленно ползли на лоб, не смог сдержаться.
– Лаура?!
Верзила обратил на него заинтересованный взгляд – могло показаться, что только что заметил его существование, но Майк-то чувствовал, что всё это время его держали в поле зрения.
– Ба! Кто это у нас тут? Дай угадаю, кто не из нашей команды, но может сейчас здесь быть…
– Не угадаешь. Я Майк.
– Майк? – верзила едва заметно стрельнул глазами в сторону Лорана, – Майк Марсианин?
– Он самый. Всё в порядке, Лаура, он свой.
Чего никак не хотела взять в толк Дебби – каждому встречному и поперечному в Сети он не рассказывал как на духу, кто он такой. Для большинства он был просто Майк, или Мечтатель, или Коротко об Абсурде – к примеру, именно с Лаурой и Сэмом он познакомился под этим прозвищем. Да и не так чтоб все прямо лезли с подробными расспросами – ну конечно, интересно, кто откуда, где был и что видел, но в этом плане были собеседники поинтереснее – Сэм, к примеру, по работе с отцом проще сказать, где не был, только в последнее время они довольно стационарны, потому что отцу подвернулся крупный заказ. Но как закончат с этим – семья снова куда-нибудь двинет… Больше всего о себе он рассказывал Лауре. Потому что она, ну, Лаура. Ей можно рассказать вообще всё. Да, и то, что произошло сейчас – тоже.
– Так, я так поняла, здесь уже все со всеми знакомы, представлять никого не нужно? О, вроде, смотрю, как раз наши кувшины несут…
– Ну, не совсем… Лоран, это моя подруга Лаура, я рассказывал тебе о ней. Лаура, это Лоран Морзен, мы тут с ним попали в такую дикую историю…
– Наконец я услышу её полную версию, – Г’Сан приняла принесённые кувшины и ещё одно ведёрко с вяленым мясом.
– Так вы – девушка? – Лоран осторожно пожал протянутую лапищу, – а почему же вы…
– Новичок, да? – утвердительно спросила Лаура у Майка, кивая на нового знакомого, – а какой смысл выбирать что-то схожее с твоей реальной жизнью? Какой в этом интерес? Дарс вот в этот раз играет девчонку, невесту, кстати, того типа, которого мне предстоит пришить. Типа играет Пабло, так что должно быть интересно. Ладно, о нас можно ещё долго, давайте о вас. Что там у вас за дикая история произошла? Я могу что-то сделать?
– Можешь, – ответила за Майка Г’Сан, – сообщить куда следует, что эти двое тут зависли, надо выводить… Я только на всякий случай смоюсь к холмам, не хотелось бы, чтоб заодно затёрли. Ты меня, конечно, обратно потом принесёшь, но это когда будет… Тебе ж сейчас не с руки отрываться, а я в вашей заварушке тоже с удовольствием поучаствовала б.
Лаура вытаращилась на Майка в каком-то даже благостном шоке.
– Что, серьёзно? Завис? Долго уже? А где кнопка? Ладно, мне сообщение написать – минута всего дела, только за угол уйду, чтоб народ тут не пугать… Жалко, конечно, ещё б поболтали, потом-то с этой роднёй когда выберусь…
Майк схватил её за руку.
– Вообще-то я тоже ещё поболтал бы. То есть, выбраться отсюда, слов нет, во как хочется… Но в то же время хочется найти тех, благодаря кому с нами случилась такая неожиданная дрянь, и всыпать им по первое число.
– Что-о?! – кажется, в кои веки Лораном и Г’Сан владели одинаковые эмоции. И Майк, в общем-то, где-то как-то внутренне был с ними солидарен… но остановиться не мог.
– А что, не логично? Конечно, не факт, что они всё ещё здесь, может, не найдя нас, смотались… Но сомневаюсь. Если уж они понимают, что самостоятельно нам не выбраться, значит, мы где-то здесь.
– Майкл, стоит ли искушать судьбу?
– Может, и не стоит… – «но я просто не могу смириться с тем, что на меня смотрят ТАК…», – но согласись, у ситуации здесь и сейчас есть некоторые преимущества? В реальной жизни у меня маловато шансов кому-то всыпать по первое число, но здесь я могу хотя бы попытаться! Ну должен во всём этом быть какой-то смысл…
– Что ж, если говорить обо мне… – лицо Аскелла, как показалось Дайенн, подёрнулось некой дымкой сентиментальной задумчивости, – я родился, когда наших миров уже не существовало. Достаточно давно не существовало. Поэтому лично я сам был очевидцем совсем небольшого куска нашей безумной, как вы наверняка скажете, истории.
– Вы родились… – Дайенн пыталась подобрать слова, – на корабле, или у вас есть какая-то планета, которая стала… вашим новым домом? И… не сочтите за бестактность, но я не могу не спросить. Ваши родители… при этом были в своём изначальном облике? Как вы размножаетесь, учитывая, что вы… или, может быть, тогда вы ещё…
– Не гуляли постоянно по чужим мирам и обликам, вы, наверное, хотели сказать? Кем я родился – чистым тилоном или неведомой химерой, продуктом двух лицедеев? Нет, тут всё намного проще, мы рождаемся искусственно.
– Вот оно что.
Тилон кивнул.
– Конечно, полноценных лабораторных условий у нас больше нет… Но это не критичное условие. Мы многое успели вывезти, и наш уровень позволяет не беспокоиться о том, чего у нас пока нет… Тем более что мы постепенно собираем это. У нас есть банк генов – малая и жалкая часть того, чем располагал наш мир, но нам и этого хватает, в нём сохранены данные 3,5 тысяч наших сограждан. И у нас есть… это похоже на коконы кризалиса, в общем-то, то, что мы используем для того, чтобы породить из этих генов нового члена экипажа – когда кто-то гибнет, или умирает естественным путём, мы ведь отнюдь не бессмертны…
– То есть, вы бесконечно клонируете одних и тех же ваших сограждан?
– Ну, ассортимент достаточно велик. Предыдущий обладатель моего генотипа жил в нашем мире 800 лет назад… По той хронологии, которая более всего естественна именно для нашей команды. Довольно интересно, не правда ли, посмотреть, как будет реализовываться один и тот же исходник в совершенно разных условиях? Впрочем, совершенно не об этом разговор.
Дайенн колебалась, задавать или нет этот вопрос – в конце концов, у Аскелла нет ровно ни одного резона отвечать на него честно.
– Мы предполагали, анализируя ваши… выступления, что ваше фактическое количество очень невелико. Выходит, мы были неправы?
Тот дёрнул плечами.
– Много, мало… вы же понимаете, что это относительные понятия. Много для чего? В сравнении с чем? Ну, не могу я назвать вам точное количество ныне живущих тилонов, тем более что и с понятием «ныне» не всё так просто…
– Это мы тоже предполагали. Вы рассеялись не только в пространстве, но и во времени.
Продолжать стоять, подпирая стенку, было несколько неудобно, она села на стул, находящийся на середине невеликого расстояния от кровати Аскелла до двери.
– Мы можем только предполагать картину событий, которые произошли с другими командами, не нашей.
– И вы не знаете даже, сколько было их, этих команд.
– Разумеется. Сколько кораблей просто погибли, сколько теперь находятся неизвестно где… неизвестно когда. Мы думаем, что мы – последняя волна… Но мы можем и ошибаться, конечно.
– Волна?
Тилон неожиданно соизволил подняться, и теперь сидел напротив неё, обхватив скованными руками колени.
– Мы находились на периферии действия в момент последнего всплеска… Или дело в чём-то ещё. Видите ли, мы же не столь хорошо знаем устройство и принцип работы машин занефов, поэтому я бы и рад объяснить вам что-то о случившемся, но увы. Тем моим согражданам, что были очевидцами и участниками, тоже было как-то не до того, чтобы… анализировать…
Аскелл сомкнул кончики пальцев, словно обхватывая невидимый шар. Дайенн скользнула взглядом по бликующим в свете лампы ногтям, потом перевела на свои. Гораздо тусклее, потому что в мелких царапинках… Что там говорил Эркена про лицо, которое носят слишком недолго?
– Видимый, ощутимый, физический, привычный мир, мир нашей жизни и наших возможностей… Представьте его как… сферу. Кто-то уже приводил такой пример, популярно описывая понятие гиперпространства. Перемещаясь в гиперпространстве, мы движемся как бы по изнанке мира, у него под поверхностью, под кожей… Мы обманываем время. Не совсем, конечно, время всё равно напоминает о себе – день, три дня, неделя… Гораздо качественнее мы обманываем время, используя телепорт. И уж совсем качественно, используя машину времени. Таким образом, мы низвергаем ещё одного идола, считавшегося бессмертным и всесильным богом.
Дайенн подняла на него печальный, усталый взгляд.
– Ну, позволю себе уточнение, не вы всё же, а занеф… И… в этой погоне за могуществом, вас действительно не беспокоят те жертвы, которые вы приносите? Вас не трогает, что ваш поход уже отнял столько жизней, стоил жизни обоим вашим мирам…
– Не говорите о том, чего не знаете.
– Но ведь оба ваши мира мертвы. Вы, возможно, готовы обвинить во всём занеф, это ж они не оценили размах вашей мысли, воспротивились вашим планам… Очень удобно, конечно, занеф ведь здесь нет, чтобы возразить вам. Как же по-вашему всё было? Ваша версия, в которой вы чисты или выступаете лишь жертвами обстоятельств? Что произошло, Аскелл?
– Я… я не знаю.
Дайенн показалось, что по лицу Аскелла пробежала тень. Памяти, траура, скорби? Значит, что-то для него имеет значение? Он способен скорбеть о том, что произошло, по его же словам, до его рождения? Неожиданно…
– Удивительно, ведь правда? Мы оба немного… колеблемся, когда нас спрашивают о нашем родном мире… Мы дети, рождённые уже после смерти матери…
– Не уверена, что у нас с вами сходное отношение, Аскелл. И уж тем более – сходное с… с лабиф, например. Но – они всё равно уже не могли бы рассказать, что вы сделали с их миром. Так расскажите вы, Аскелл.
Он обернулся, посмотрел ей в глаза – и она не знала, как интерпретировать их выражение. Ощущение, словно совершила именно тот ход, которого он ждал… не то чтоб ошибочный ход, но не тот, не ведущий к нужному результату… Она заметила, что вздрогнула даже раньше, чем он произнёс эти слова.
– Вы видели когда-нибудь застывшее пламя, Дайенн? Замершее, замороженное… как на фотографии… Так выглядит остановившееся время. Однажды солнце системы занеф остановилось. Просто разом прекратило движение, термоядерный синтез, излучение… всё, что оно давало зависящим от него существам.
Она встряхнула головой, словно пытаясь отогнать морок, в который вводил её его голос.
– Такое невозможно. Процесс эволюции звёзд, их умирание – долгий процесс, миллионы, миллиарды лет…
Аскелл ухмыльнулся.
– Склонен согласиться с вами, но как я уже говорил, солнце системы занеф было аномальным. Мы не знаем, в чём была причина его аномальности, и как оно позволило себе существовать таким. Видимо, не читало книжек по астрофизике и не знало, как положено жить порядочному солнцу… А потом случилось что-то ещё. Что-то, что мы тоже не готовы объяснить… по крайней мере, пока. Впечатление создалось такое, что все наиболее мощные машины занеф сдетонировали разом. Это самый необычный и самый страшный взрыв, который вы можете себе вообразить… если можете. Возьмите полную чашку зёрен и киньте её на пол, или взорвите хлопушку с конфетти… Вы увидите, что они разлетятся хаотично, но всё-таки и в их разлетании есть какая-то система… Кажется, какой-то ваш математик даже пытался это описать, вывести эти закономерности… Наши корабли – и корабли занеф, сколько их было – разнесло потоками времени.
– Поэтому одним артефактам пять тысяч лет, другим тысяча, а третьим…
Он кивнул.
– А третьи, может быть, ещё встретятся вам в далёком или недалёком будущем. Мы последняя волна, насколько мы знаем на настоящий момент, но полной уверенности, как понимаете, быть не может.
– Что случилось с остальными… волнами?
Аскелл пожал плечами.
– Мы знаем немногим больше вашего. Ну, вот про карнеллиан вы теперь тоже знаете… Полагаю, есть и ещё подобные… Мы встречали на нескольких планетах следы крушений наших кораблей, на одной наши соплеменники сумели выжить, прожили где-то полтора столетия, мы нашли деревню… Но в конце концов они все были уничтожены местными хищниками, увы. Мы встречали повреждённые корабли в гиперпространстве, на которых не осталось никого живого… Системы жизнеобеспечения наших кораблей могут позволить нам жить в космосе тысячелетиями, но если корабль серьёзно пострадал… может быть, конечно, кто-то успел эвакуироваться… но непохоже на то, слишком много мёртвых тел. Вы спросите, что же случилось с нашим миром? Раз уж мы не взаимоуничтожились в некой дуэли космических масштабов? Я могу только ответить, что нашего мира тоже больше нет. Совсем нет. Когда это произошло… То есть, когда тахионные потоки после детонации достигли нашей планеты… На её орбите находились несколько наших и занефских кораблей. На них тоже… кое-что было. И на самой планете.
– Они тоже… сдетонировали?
Тилон кивнул.
– Оказавшись в перекрестье потоков, наша планета просто исчезла. Может быть, отправилась в далёкое прошлое. Может быть – в далёкое будущее. Может быть – просто перестала существовать. Корабли… постигла различная судьба.
– Я… сочувствую.
– Да ничего. Но, по крайней мере, теперь в нашем злодейском портрете для вас появились новые штрихи.
– Аскелл, прошу вас…
Тилон раздражённо отмахнулся.
– Впрочем, это мелочи. Что вы узнали? Что вам это дало? Уточнение, что мы не уничтожали мир занеф в погоне за их технологиями, что не шли завоевательным походом по мирам, что нас несло по пространству и времени, как щепки потоком? Что, может быть, это всё произошло не по нашей злой воле, а потому, что не могло не произойти? И упрекая нас теперь за то, что мы не хотим успокоиться и остановиться, подумайте и о том, что если мы остановимся – всё, что было, утратит и ту малую долю смысла, какую имело. Может быть, мы и могли не встретить никогда на своём пути занеф, или, встретив, не решить использовать их технологии, не провоцировать их на дальнейшие разработки, которые, возможно, и привели… Но разве это значит, что они всё равно не создали бы то, что создали, и то, что случилось, тогда не случилось бы? Не мы уничтожили их мир. У нас нет кнопки, останавливающей солнце. Может быть, потоки от множества машин были так сильны, что могли повлиять и на солнце… Может быть, это, напротив, солнце повлияло на машины, вызвав их мгновенную детонацию… Мы этого не знаем. Не мы создавали занеф теми, кто они есть. Их солнце, быть может, сделало их теми, кто они есть.
– А что же за солнце создало вас, Аскелл? – тихо спросила Дайенн.
И тут Аскелл расхохотался. Тихим, надломленным, страшным смехом.
– В том всё и дело, госпожа Дайенн… В том, иногда мне кажется, причина причин… Хотя эта мысль отдаёт мистикой, а я не люблю мистику. Но если хотите, воспользуйтесь этой мыслью… Вам она, в конце концов, ближе к менталитету, чем мне. Всё в мире имеет строгую систему, связи… законы влияния… Электроны в атомах вращаются вокруг ядра. Ядра есть у клеток. Планеты вращаются вокруг солнц, галактики вращаются вокруг центров масс… И то, вокруг чего мы вращаемся, определяет нашу жизнь. Тип, возраст звезды определяет жизнь на планете. Личность, характер, поведение родителей определяет характер детей. Личность главы государства определяет курс для этого государства. Вы всегда смотрите на солнце, вы живёте по солнцу… У нашей планеты не было солнца.
– Что?
– Не было. Не было соподчинённости небесных тел, не было восходов и закатов, смены сезонов, процессов поглощения и преобразования солнечной энергии живой и неживой клеткой… Наше существование обеспечивали искусственные реакторы в недрах планеты. Искусственная генерация атмосферы, искусственное освещение, искусственное производство пищи, искусственное производство жизни… Впрочем, естественное – для нас. У нас не было… родителей, госпожа Дайенн, мы родили, вырастили, поставили себя на ноги сами. Ничто не поддерживало и не охраняло нашу жизнь, кроме нас самих. Миллион лет наша планета висела в космической бездне – одна. Возможно, когда-то было иначе… Возможно, в результате какого-то катаклизма планету сорвало с орбиты, швырнуло в космическую пустоту, отняв естественный ориентир и не дав нового… Мы этого не помним. Мы жили без ориентира. Без дармовой термоядерной энергии. Без материнской груди. Без… закона, вращающего небесные тела, организующего жизнь по однажды заведённому порядку. Вы не думаете, что эта жизнь и нас должна была создать теми, кто мы есть? Первое представление о боге обретающее разум и стремление к познанию природы вещей животное получает, когда смотрит на солнце, как на источник тепла, света, жизни… Мы были сами себе и источником, и богом. Любой разумный в эволюции научной мысли переходит от геоцентрической к гелиоцентрической модели мира. Кто-то из землян выразил мысль, что человеческое сознание неспособно вообразить то, что хотя бы где-нибудь не существовало бы… Многие спрогнозированные учёными модели после были встречены на просторах космоса – будь то сложные звёздные системы или кремнийорганическая жизнь. Так почему вы так легко сбросили со счетов геоцентрическую модель? Мы видели по крайней мере одну такую систему. Мёртвый мир. Два искусственных солнца взамен одного больше не греющего и не освещающего – предположительно, продлившие существование цивилизации на полмиллиона лет… Они вращались вокруг планеты, выброшенной в результате катаклизма на дальнюю орбиту… Переход к гелиоцентрической модели – прогресс в мышлении, с этого момента разумный перестаёт считать себя центром вселенной. Ну, по крайней мере отчасти… Любая окружность обладает двумя качествами – центром и радиусом. Кроме вырожденной окружности – она сама себе и центр, и радиус. Будучи вырожденной окружностью, одинокой точкой в пространстве, мы не могли не быть центром мира и никогда не перестанем им быть. Разве не естественна мысль использовать, подчинить, распорядиться тем, что зависимо, в ком зависимость заложена самой природой, гелиоцентрической моделью? В мире, где нет солнца, нет бога. Мы – творящее солнце. Чьи мыслители первыми сказали, что богу, должно быть, очень одиноко, ему некому молиться и не на кого взирать? Мы – бог, госпожа Дайенн.
Дайенн вскочила, опрокинув стул, бросилась за дверь.
– Вам никогда не понять нас, не примерить по своим рамкам! – кричал ей вслед Аскелл, – это вещи не вашего порядка! Вы не видели застывшее пламя. Вы не видели мир без солнца, без дня и ночи. Вы никогда не знали, что такое настоящее одиночество! Слово «занеф» означает «семья, род, человечество». Слово «тилон» означает «центр, основа, стержень»… И оно же означает – «несвязанный»… Не связанный родством, иерархией… Не связанный гравитацией… Висящий в космической пустоте одинокий, не нужный ни одному солнцу мир… Мы не умерли там, где давно сдохли бы вы, поэтому мы не можем остановиться – мы слишком хорошо знаем, что остановиться значит умереть!
Дайенн прижалась спиной к стене, давя рыдания.
Чего бы там ни опасалась добрая половина сборного экипажа «Серого крыла-45» на подлёте к Ракуме – опасались они явно напрасно. Хуррские корабли огневым приветствием их не встретили… В общем-то, ни хуррских, ни тилонских кораблей в округе пока не наблюдалось. Полная уверенность, правда, была только насчёт хурров, зная способность тилонов уходить от радаров. А колонисты Ракумы и вовсе, можно сказать, встретили их как родных.
– Мы, конечно, полицию Альянса меньше всего тут ожидали увидеть… – лицо пожилого хурра на экране, несколько искажённое помехами, отражало такую смесь эмоций, какую прежде Вадим не видел, наверное, на всех встреченных им за всю жизнь хуррских физиономиях, – но знаете ли, просто уже слышать живой голос хоть какой-то… Полное же ощущение, что в могиле…
– Что вы имеете в виду?
Вадим обернулся и обнаружил, что за рукав его дёргает Эльгард.
– Вон тот регулятор поверните… Я не дотянусь.
– Ты хочешь сказать… Ох, ну ладно. …Ничерта ж себе!
К экрану сбежались все, кто находился в рубке. В длинноволновом радиодиапазоне становилось видно, что планету окружает практически сплошное кольцо – точнее, сфера – неопознанного излучения, предположительно тахионной природы.
– Мы уже пять дней не можем связаться ни с домом, ни с кем вообще, – продолжали вещать с соседнего экрана, – ни одного сигнала. На наши вызовы не отвечают. Должны были сообщить, когда корабль придёт… А, если уж говорить…
– Господин…
– Эгрестиаффо.
– Господин Эгрестиаффо, сигнал с вами у нас тоже теряется. Скажите, у кого мы можем запросить разрешение на посадку? Думаю, вам есть, что рассказать нам. Да и нам в свою очередь… найдётся.
Хурр замешкался, но потом махнул рукой.
– А, видимо, у меня. Мы тут между собой ещё связь поддерживать можем, а больше… Чёрте что с приборами творится. Садитесь на нашем полигоне… Сможете? Может быть, хоть вы тут какую-то ясность внесёте… Пока ребята не спятили, и я с ними вместе… Тут уж… ну, сами увидите.
Полигон, несмотря на заметную потрёпанность, некоторое благоприятное впечатление производил. Был он сейчас практически пуст, только в дальнем конце виднелись силуэты двух местных, воздушных судёнышек. С противоположного конца, от ремонтных ангаров, раздавался редкий лязг – по-видимому, там шли какие-то работы. В лицо дохнула парадоксальная смесь пряного дыхания близких болот и резины и масла. Так удивительно после всего, что слышал о Ракуме, стоять здесь на двух ногах твёрдо, уверенно, всё кажется, что плоскость дрогнет, качнётся под ногами, обратится зыбью… В самом деле, чего им стоило вот это всё построить здесь…
Встречал их не Эгрестиаффо, другой хурр, помоложе, худощавый (насколько это вообще возможно для хурров, никогда не отличавшихся изящностью телосложения) и выглядящий если уж не мрачным, то подавленным.
– Я Забандиакко, главный инженер. Кроме меня, тут земной язык знают ещё трое или четверо – это смотря считать Нурлудиока или нет…
– А что с Нурлудиоком?
– …Так что общаться, видимо, в основном с нами и будете. Да умом он тронулся, бедняга. Чего там, и остальным недолго. Э, вон вас сколько… Ну да флаеры у нас вместительные, поди все влезете. Корпуса-то они вон, видите? Да нам ещё повезло, у занкригских вообще от полигона до корпусов два часа лёту, там места совсем поганые… Тем летом собирались тут мосток наводить до корпусов, изыскания проводили, да так оно с места и не сдвинулось. Шибко сложно, видать. Куда вас разместить, если что, мы подумаем, свободные места в жилом корпусе есть, только что забиты всяким хламом… Вы извините, я вас по именам-то первое время… путаться буду…
