Текст книги "Ключ Всех Дверей. Бракирийский след (СИ)"
Автор книги: Саша Скиф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 113 страниц)
– Уж извините, – объяснила по дороге Дебора, – но Майк настоял. Сказал, что без завтрака у нас он просто никого никуда не отпустит. Я с ним предпочитаю не ссориться, всё-таки он мне не только брат, но и работодатель. Да и, я так рада, когда ему лучше, что готова сделать ему любой подарок.
– У вас с братом внушительная разница в возрасте.
– Ну да, и можно сказать, я заменила ему мать – насколько могла… Мама умерла, когда ему было тринадцать.
– У вас ведь и свои дети есть?
Женщина обернулась со смущённой и гордой улыбкой.
– Да, дочь, Энжел. Она на год старше Майка… Они ладят, как это ни удивительно. То есть… я не ожидала такого даже, Энжел с пелёнок была очень живым, непоседливым ребёнком. А вот, сидела с ним, читала книжки, модельки всякие собирала… Мы перебрались сюда окончательно, когда погиб Грег, ей тогда было семь, Майку шесть. Мама уже сильно болела, требовалась помощь…
Если это малая гостиная, внутренне присвистнув, подумал Вадим, то что там тогда за большая? Как актовый зал в его школе? Вот начерта, начерта одной семье такой дом? Который и содержать в порядке не сможешь сам, не нанимая слуг… Понятно, конечно, что сейчас работа слуги – это уже не так унизительно, как лет 200-300 назад, то есть, не так унизительно в восприятии самих слуг… А для самих хозяев то, что простую работу по дому выполняет кто-то за них, почему-то унизительным и не было, даже почётным…
Кое-что Вадим в этом странном устройстве жизни других миров уже понимал. Например, ввиду совершенно другой организации рабочих процессов и ритм жизни здесь другой, и люди, которые чем-то руководят, оказываются хронически слишком заняты – всё время на бегу, всё время в суете, вон, у миссис Эштен многие дни расписаны буквально по минутам, порой заняты настолько, что у них не находится времени на собственных детей, и с ними сидят няни. Но при том, конечно, они держатся за видимость семьи, Корианна с её отказом от семьи, освобождением взрослых от родительских обязанностей кажется им ужасной…
Пышнотелая улыбчивая сиделка выкатила в гостиную инвалидное кресло с молодым наследником всего этого несметного богатства. Глядя на Майкла Гарибальди-младшего, Вадим невольно подумал, что более несоответствующего возрасту и статусу человека он ещё не видел. Жестоко, но это очень трудно и человеком назвать… Просто груда костей в инвалидной коляске, обтянутая бледно-серой, кажущейся прозрачной кожей, вокруг глаз – огромные синие круги. Пожалуй, если в сравнении с человеком Лоран Зирхен выглядит цветущим здоровяком, то определение понятия «жизнь» вообще нужно пересматривать. Этот человек и живым-то быть не может…
Софья отвернулась, пытаясь вернуть контроль над эмоциями. В воспоминаниях матери она видела Майкла Гарибальди-старшего, это был рослый, крепкий мужчина… Найти какие-то его черты в сыне казалось немыслимым. Дайенн, место которой было почти напротив, отметила, что в обращении сиделок и слуг с подопечным, кроме неизбежного кудахтанья над тяжелобольным, сквозит и искренняя привязанность, чтобы не сказать – любовь. Кажется, юноша действительно располагает к себе людей, по крайней мере, по его приветливой улыбке так естественно думать…
– Спасибо вам, что согласились придти. Правда, это было очень любезно с вашей стороны. Никто не обязан только потому, что у меня здесь нехватка новых лиц и впечатлений, приходить сюда меня развлекать. Но я не мог отказать себе в таком удовольствии. Иногда я позволяю себе отрывать людей от дел, если только они не совсем категорически против… Так что если вы просто при мне тут пообсуждаете ваши дела – мне будет хорошо… Это даёт мне силы надолго.
– Вы очень мужественный человек, – в голосе Ли’Нор слышались симпатия и уважение, – и честный. Это прекрасно.
– Что вы имеете в виду?
Нефилим с наслаждением прожевала первый кусок мяса.
– Вы и не прячете свои проблемы, и не выставляете напоказ. Мне кажется, с вами поэтому довольно легко.
Парень грустно улыбнулся.
– А какой смысл изображать что-то не таким, какое оно есть? Я инвалид, это факт. Жизнь у меня не слишком-то весёлая, какой смысл это отрицать? Кто-то поверит, если буду отрицать? И я вызываю в людях жалость, сострадание, это тоже нормально. Отношение людей тоже надо принимать таким, какое оно есть, а не учить всех и каждого, что со мной надо вот так и вот эдак… Ну и да, хотя я говорю, что никто не обязан со мной нянчиться – но мне же приятно, когда нянчатся, без живого общения тухловато. Я никогда не говорю людям, что меня не надо жалеть, потому что это обычно звучит так, как будто я людей отталкиваю. Вместо этого я говорю, что радости в моей жизни тоже много. Когда ты с детства неизлечимо болен, это, конечно, ничего хорошего… но хотя бы что-то жизнь всегда даёт в компенсацию. Возможность радоваться каждому новому впечатлению, которого иначе бы, если б жил обычной жизнью, не замечал… Вот, например, хотя бы своими руками держать столовые приборы. От этого даже аппетит сильнее становится. Да и вообще, каждый самостоятельный шаг… Я вообще-то могу сам ходить, просто чаще всего это довольно тяжело… Господин… Эркена, я правильно запомнил? – вы, может быть, знаете… В мире бракири есть секта, адепты которой учатся именно такому вот, как мне кажется… умению радоваться каждому моменту, получать впечатления во всей их предельной свежести, ценности. Зрящие. Они каждый раз готовятся просто к тому, чтоб посмотреть на что-то, делают это очень сосредоточенно, без суетности, торжественно так… Наслаждаясь…
Эркена едва не пронёс ложку мимо рта. Он совершенно не был готов, пожалуй, к тому, что на далёком Марсе могут знать малочисленную бракирийскую секту, о которой слышал не каждый бракири.
– У них, например, мужчины и женщины не смотрят друг на друга пока не… Пока не объясняются, не признаются в любви. Считается, что можно сказать, что любишь женщину, только тогда, когда не видел её лица, а узнал её душу, из общения… Вот когда признание в любви прозвучало, и его приняли – тогда можно посмотреть, это будет правильный взгляд, осмысленный, с любовью. Это немного похоже на наше общение по Сети, но на самом деле, конечно, у нас такое невозможно… В Сети же тоже есть фотографии, так что без праздного взгляда и обольщения внешностью никак.
– Вы общаетесь по Сети?
– Естественно, это самое логичное для меня. В моём положении вообще нельзя жить с пессимизмом.
– Надо жить с реализмом, – улыбнулась Дебора, – всё-таки, ты ведь уже взрослый, и понимаешь, что…
Майк нервно звякнул вилкой о тарелку.
– Что богатый инвалид – соблазнительная мишень, да. Всё я понимаю, Дебби, ты же знаешь. Если ты о Лауре, то я уже говорил, что она не такая. Если б она была такая, то давно б уже приехала сюда и вышла за меня замуж.
– Ну, это мы бы ещё посмотрели, – тон Деборы, впрочем, был вполне миролюбивым.
Парень сколько-то ещё смотрел на неё укоризненно, потом повернулся к гостям.
– Лучше расскажите о деле, которым сейчас занимаетесь. Обо мне говорить можно много, но это… ограниченно. Моя жизнь, практически ограниченная четырьмя стенами и стенками моей черепной коробки – это тема скорее для какого-нибудь сюра, а я и в литературе предпочитаю что-то с живым действием и ближе к реальности. Знаете, Энжел, когда они с Дебби только приехали сюда, жаловалась, что ей «тесно», что у неё клаустрофобия из-за купола. Дебби не понимала её – что она, птица, чем ей этот купол мешает? А я понял. Ну так вот, и общение с живыми людьми, о том, что происходит там у них, а не у меня здесь – это как настоящее небо, когда купола нет, и к тебе может прилететь ветер аж с другого континента… Дебби говорила, вы здесь из-за метеорита. Вы намерены его забрать?
– Если честно – было бы неплохо, – кивнул Гидеон, – понятно, что бурильные работы на несколько дней и ещё неизвестно, влезет ли эта махина в наш грузовой отсек… Великовата оказалась балочка, надеюсь, он там, с другой стороны Марса, не вылезает? Я уже наводил тут справки на тему машин, пока все отказались… Но лучше выкопать. Потому что вполне возможно, если не выкопаем мы – прилетит кое-кто другой выкапывать.
– Можем подарить лорканцам вместо того, который у них свистнули, – хмыкнул Илмо.
– Вы слышали, что о нём говорят, будто он исполняет желания?
– Слышали, конечно. Это нормально, о любом необычном предмете рано или поздно возникают какие-то легенды.
В глазах Майка вспыхнули озорные искры.
– Я думаю, нет дыма без огня. Можете проверить, кстати, ведь вы пойдёте туда сегодня… Только очень осторожно, потому что волшебные предметы – они очень вредные, с характером.
– Майк, ну ты как ребёнок!
– Дебби, ну нельзя ж отмахиваться от фактов только потому, что мы не можем объяснить их так, как нам приятно? Как жаль, что я не могу пойти с вами.
– Этого ещё не хватало! Я не хочу даже представлять тебя – за куполом!
Майк снова одарил её мрачным взглядом.
– Тебе хорошо, я – не могу представить… Знаете, вот если обо мне говорить… чего я бы у него пожелал, если б мне привелось его коснуться? Нет, даже не стать здоровым и сильным, хотя это, конечно, было бы чудесно, как мало что вообще в жизни… Но я бы предпочёл пожелать увидеть Мэри. Или хотя бы узнать о её судьбе.
– Мэри – это ваша сестра?
Майк кивнул.
– Может показаться странным, да? Я ведь даже не видел её никогда, она исчезла, когда меня на свете не было и, как говорится, не предвиделось… Но она моя сестра, я это странным образом чувствую, хотя и видел её только на фотографиях. Может быть, просто вот я думаю иногда… Это же она должна была жить, а не я. Она должна была жить тут, ходить тут, вот на этом месте сидеть… Меня б тогда и не было, но так ли это плохо? А она где-то живёт сейчас, быть может, с этим своим мужчиной, у неё есть дети – мои племянники…
Вадим тихо скрипнул зубами, преувеличенно внимательно разглядывая вензеля на тарелке. Сколько ещё это дело собирается аукаться незакрытыми вопросами давних дней? Его тяжёлым разговором с человеком, который не уберёг своего ребёнка и спустя годы не уберёг чужого… Да, всё же хорошо, что им так и не привелось встретиться лично. Ещё лучше было б, если б пути никогда и не приводили в этот дом, вселенная и без того достаточно тесная.
– Неужели о ней так и не смогли ничего узнать?
Дебора вздохнула.
– Отец, через несколько лет после того, как она исчезла, после безуспешных поисков, сказал, что в самом начале допустил одну большую ошибку… Он искал её только по мирам Земного Содружества. Он просто и подумать не мог… Слишком поздно узнал – мужчина, с которым она сбежала, не был человеком.
Гидеон нечаянно раскусил горошину перца и лихорадочно хватанул стакан с соком.
– Отлично… А как это можно было, простите, не знать? То есть… он просто не знал, с кем она сбежала, или как?
– Просто по документам он был землянином. Медицинской карты у него не было вовсе – непростительная халатность, но тогда такое бывало… Вообще-то, от Мэри всего можно было ожидать, она была очень своеобразной девушкой.
– Романтичной, – кивнул Майк, – хотя для окружающих это было странно порой, какие формы принимала её романтичность. Например, кстати, она любила гулять за куполом. Скафандр – или полные ботинки песка и песок вообще везде, за шиворотом, в волосах, дыхательная маска и тяжеленный баллон за спиной – странная романтика, как ни посмотри. А ей нравилось. Говорила, что так чувствует небо…
Сидящий у окна Раймон вздрогнул, когда на плечи ему легли ладони Вито.
– Не напугал? Я пришёл к тебе с сюрпризом…
Ранни обернулся с неловкой улыбкой.
– Получилось. Я так глубоко задумался, что не заметил, как ты подкрался.
– Круто, но я не об этом. Я тут с запрошенной тобою информацией о семье твоей покойной жены. Пришёл, как только у самого столбняк прошёл, теперь на твой полюбуюсь.
Раймон поднялся, непривычно остро ощущая биение собственного сердца. Как мало он думал об этом, в самом деле… Так, что теперь сам удивлялся себе – неужели можно было не задавать себе всех этих вопросов столько долгих лет?
– Тебе так быстро удалось найти…
– Смотря что искать, и как, и где. В общем, дорогой, ты меня удивил снова, – Вито зашуршал какими-то бумагами, и поднял напротив взгляда Раймона скупо исписанный листок, – для начала, да будет тебе известно, что Мэри Джейн Доу – это, как правильно тебе сказала Марианна, имя-фикция. Вроде Алекса Нормана Онима.
– Что?
Вито покачнулся, перекатившись с пятки на носок.
– Если сократить инициалы – «аноним». Можно было, наверное, и так – Анна Нора Оним, например… В общем, до 2281 года женщины по имени Мэри Джейн Доу вообще не существовало. Не рождалась, не приезжала на Марс из какого-либо другого мира, не получила образование, не имела медицинской карты ни в одной больнице. А потом, в 2281 году, всё это резко появилось. Марсианские документы, совершенно подлинные… только сделанные по спецзаказу. Я такие вещи знаю, на Экалте это норма жизни. И что интересно, с этого же 2281 года нет больше никаких сведений о другой Мэри – Мэри Гарибальди. Словно растворилась в воздухе – не училась, не работала, никуда не выезжала, не посещала врачей… А теперь взгляни на эти фотографии. Одна 2279 года, другая твоя, сделанная на Минбаре. Кажется, не очень изменилась? Оценил, романтик, на ком тебя угораздило жениться?
Раймон в полном шоке созерцал фотографию молодой девушки, которую обнимала со спины, видимо, мать – тоже черноволосая, с большими чёрными глазами, только черты лица тоньше, резче, угловатее. На другой, знакомой ему фотографии, так же он сам обнимал… да, ту же самую женщину. Мэри. Марию.
– Но… почему?
Вито поддёрнул штору и присел на подоконник.
– Семейные тайны – это всегда самое интересное. Никакие государственные в подмётки не годятся. Знаешь, в чём разница между двумя Мэри, кроме фамилий? Наличие у одной, и отсутствие у другой, пси-способностей. Мария ведь тебе упоминала, что её отец, хоть и не открещивался прямо от неё, но был очень… расстроен, когда у дочери проснулась телепатия? Легко понять, чего не ожидал, того не ожидал. В семье Гарибальди это, кстати, как я понял, первый и единственный случай. Может, конечно, передалось по линии матери, о той семье я смог найти мало… Хотя кажется, дело всё же не совсем в этом. Мэри не хотела доставлять отцу никаких хлопот и беспокойства. И при том очень хотела работать… Ей не хотелось, чтоб на неё смотрели как на богатенькую дочку, пристроенную отцом по блату. И тем более ей не хотелось, чтоб её, с её способностями, посчитали этаким семейным шпионом… Отец сделал ей новые документы, уступил её желанию. Правду знали немногие.
– Мэри Гарибальди… – потрясённо пробормотал Раймон.
– Ну да. Ты подозревал, что она из очень высокопоставленной семьи… Выше некуда, как видишь. Не понимаю, конечно, почему она тебе-то не сказала… Может быть, считала, подобно тебе, что это несущественно?
Раймон прикрыл глаза. Вспоминая Марию, всё, что она рассказывала о своей семье, о своём детстве, и перекладывая это на только что услышанное.
– И… что же теперь…
– Делать с этой правдой, хочешь спросить? Решать не мне, в любом случае. Но если совета спрашиваешь… Родители твоей Марии, и мистер, и миссис Гарибальди, уже скончались. Но у неё остались брат и сестра. Было бы правильно, наверное, если бы они узнали наконец о её судьбе. Узнали о Лоране. Как думаешь? Возможно, конечно, я тут сужу со своей колокольни… Для меня это момент несомненный и естественный, как дыхание, как для них – не знаю.
Раймон взял руку Вито в свою, чувствуя его тепло, воспоминания нахлынули так, словно не прошло восемнадцати лет, словно он только вчера держал вот так же за руку свою любимую женщину и что-то говорил, успокаивая. Она тогда лежала на подстилке из термопокрывал, дрожащей рукой гладила уже большой живот.
– Представляешь, он так сильно толкается! Что даже сердце начинает болеть…
Глаз ранни, чутьё ранни регистрируют малейшие изменения в организме любого живого. Вот только когда годами держал дистанцию с другими разумными, не сразу научишься правильно их интерпретировать. А может, он всё понимал, просто убеждал себя… Убеждал, что эта тревожная, горькая нотка – это относится к ребёнку. Да, это было бы очень больно… для неё, для Марии. Для них, краткоживущих, смерть маленьких детей – величайшая трагедия. У неё каждый раз было такое скорбное лицо, когда он рассказывал, как у его родителей умерли на его памяти два выводка… И он старался поменьше говорить с ней об этих печальных деталях раннийской природы – даже при врачебном контроле, при искусственном отборе генетического материала смертность оставалась высокой. Чистых от патологий линий не было. Просто не было. Да, он готов был к смерти этого ребёнка – к тому, что в один прекрасный день его сердце остановится, как у двух его братьев ещё в утробе, они покинули тело его матери легко и безболезненно, как всегда бывает в таких случаях – организм ранни не предполагает таких последствий замершей беременности, как у животных, то, что умерло, покидает его само. Или что его лёгкие не раскроются, как у двух его сестёр. Да, он надеялся, что будет так, что он не проживёт несколько дней, как его младший брат, нарушение мозгового кровообращения у которого оказалось слишком серьёзным. Это будет для неё больнее. Она хотела верить, что раз уж Раймон выжил, дожил до своих лет – и его ребёнку должно повезти тоже.
– Я, конечно, не изучала своё родословное древо, но насколько помню, у нас в роду никакой серьёзной генетической гадости не было. Все здоровые. А это всё-таки кое-что, половина-то генов моя. Ну и от тебя, думаю, должна перепасть не худшая часть…
А что изменилось бы, повтори он ей снова, что у него нет живых братьев и сестёр, а его лучший друг… не хочется говорить «возможно, уже умер», но какова вероятность, что ещё жив? И ей придётся однажды осознать и смириться с этой правдой о их природе – правдой, от которой они сами привыкли не страдать, в конце концов, немыслимо страдать вечно… И лучше б у них никогда не получалось никаких детей, ни к чему это ей, она совсем другая, чтоб принять такое…
Да, она другая. Она не принимала жизнь такой, какая она есть, она считала себя вправе менять – вот, изменила его жизнь, войдя в неё со своей любовью и верой в то, что они проживут вместе всю ужасно долгую по её мнению жизнь краткоживущего, и родят детей, и никто из них не умрёт на их руках. И он учился смотреть её глазами и верить её верой. Что всё будет хорошо, родится здоровый ребёнок – благодаря портативному диагносту одного минбарского лекаря они только и знали, что плод один, и это, кстати, тоже обнадёживало Марию – «один, как у нас, людей, значит, и здоровьем в моих предков будет, ну и на одного мне уж точно хватит сил!».
Это была неправда – не хватало…
– Мария, нам нужно на большую землю. Тебе необходимо показаться врачу.
– Так, перестань! До сих пор всё было нормально, вообще с каких пор беременность приравнивается к болезни? Моя мать двоих родила. Думаю, и я двоих-то уж хотя бы осилю. А то, что я немного простыла – тоже не повод… Лекарства у нас есть, с простудой я ещё по больницам не бегала.
– Ты же видишь, эти лекарства не помогают тебе.
Мария поправила подушку и посмотрела на Раймона сердито – тёмные глаза на белом, осунувшемся лице смотрелись просто огромными.
– Не бывает такого, чтоб выпил таблетку – и раз, всё как по волшебству прошло. Привыкай, у нас такая физиология. Для тебя это всё такая трагедия потому, что вы не болеете. Я ещё помню, как ты пугался, когда я просто спала, подходил, слушал моё дыхание… Я поправлюсь, и достаточно скоро. В детстве я тоже один раз болела. Папа тогда тоже просто на ушах стоял. Но мама ему быстро мозги вправила – я ж у неё уже второй ребёнок, она помнила, как Дебби болела, а ведь она младше меня была на тот момент…
Кажется, тогда он впервые услышал имя её сестры – Дебби. Но какое ему в тот момент было дело до какой-то сестры…
– Давай начистоту – ты боишься, что я умру? Только потому, что людям свойственно болеть, что мы вообще живём меньше, чем вы, ты боишься, что я умру? Так вот, я не собираюсь этого делать. У меня на жизнь большие планы. Мы переждём здесь то время, пока мой отец приутихнет со своим розыскным рвением, поймёт, что моя взяла…
– Сколько? Сколько подождём?
– Столько, сколько нужно. В чём дело, ты несчастен здесь?
– При чём здесь я. Тебе не место здесь, в холоде и безжизненности… – Раймон склонился над девушкой, гладя её по щеке.
– А я так не считаю, – она перехватила его ладонь, сжала в своих руках, – не навсегда, положим, но сейчас – да. Это место прекрасно, и не только тем, что здесь нас нипочём не найдут. У этого места совершенно особая атмосфера – здесь умели сохранить самое ценное несмотря ни на что. Здесь как нигде умели любить и верить… И здесь у меня есть самое главное – мы двое, а скоро – трое. Я говорила тебе, мои желания склонны исполняться. Вспомни о том человеке, встреча с которым повлияла на меня. Отец думал, что я влюблена в этого человека – нет, было б примитивно так говорить. Просто он был загадкой, над которой я ломала голову. Но он не был моей загадкой. Просто я хотела понять его, увидеть мир, может, не его глазами, но глазами тех, кому он был дорог… Видишь, и это моё желание исполнилось. Странно исполнилось, конечно… я полюбила существо, которое невозможно просканировать. Ирония судьбы, правда? Андо бы оценил эту шутку, если бы вообще знал, что такое чувство юмора. А вот ты – моя загадка. И я не думаю, что уже разгадала её. Я думаю, мне нужно намного больше времени для этого. И оно у нас будет, потому что мои желания исполняются. Ведь я хотела, чтоб у нас были дети – потому что вы, ранни, существа стайные…
Да, она хотела. Он – видят боги всех миров – не хотел, не помышлял, думал, что это невозможно. Как можно было, встретив такую вот женщину, утро за утром видя, как она просыпается рядом с тобой, как судьба всё ещё не разлучила вас, хотя давно должна была – помышлять ещё о каких-то детях? Но не такова Мария. Такая самоуверенная, не допускающая, что может ошибаться, что может быть не по-её…
– Да вот я такая, вся в отца. Он упрямый и я упрямая.
Быть может, если б он любил кого-то до этого – он мыслил бы иначе. Но эта любовь, эта первая за сто лет близость с другим живым существом просто захватила его, как гигантская волна малую щепку, и он учился видеть мир её глазами, жить её желаньями, а как же иначе?
– И да, раз уж мы о важных в нашей жизни людях заговорили – я думаю, будет неплохо, если мы назовём нашего сына в честь того твоего друга, Лораном. Тебе ведь должно быть приятно снова произносить это имя…
– Тяжело?
– Нет-нет, – помотала головой Дайенн, и это было правдой. Не было ничего трудного в том, чтобы вкатить коляску на открытую галерею в восточной части дома, над садом – по всему дому были обустроены удобные пандусы и другие приспособления для передвижения инвалида.
– Я люблю здесь бывать. Ветер… Искусственный, но ветер ведь. Мне и такого довольно, я не мог бы, как Мэри, прогуливаться за куполом в песчаную бурю… Ваши товарищи сейчас там, а вы остались…
– Не чувствую себя обделённой, песка за шиворот я со своей работой ещё где-нибудь наберу. Тем более, ничего такого они там прямо сейчас не приобретут. До прихода техники могут только потоптаться вокруг этого камня с умным видом.
Майк усмехнулся.
– Понимаю, для вас, как для врача, это естественно – остаться здесь, со мной… Я рад. Вы мне столько можете рассказать… Вы говорили, вам уже встречался такой камень, как этот?
– Не совсем встречался, мы потому в том числе здесь и оказались, что вот такой же камень был украден. Не только он, в смысле…
– Я про подобные камни читал. Можно не сомневаться, что они одинаковые, или почти одинаковые, в разных мирах. Камень, исполняющий желания. Но так всё-таки не совсем правильно говорить. Он не все желания исполняет, и не всегда… Он иногда, когда считает нужным, даёт человеку то, чего он действительно хочет. Это не обязательно то желание, которое человек произнёс вслух, которое держал в мыслях. Это скорее корень, из которого это желание росло. А если камню не понравятся намеренья человека, он его убьёт.
Дайенн присела напротив.
– Интересно…
Майк подтянул сползающий плед – движения неестественно тонких рук были скудными, неловкими.
– Мама рассказывала… Один из людей, которые умерли возле этого камня, очень хотел быть самым умным, хотел удачи в бизнесе… Но на самом деле он хотел расквитаться с конкурентами, и особенно со сводным братом, которому всегда по-чёрному завидовал. Несмотря на то, что это этот брат вырастил и выучил его, всё ему дал… Камень понял, что перед ним человек злой и завистливый, с тягой к разрушению… и остановил его сердце. Ну, такая легенда, может, конечно, всё люди сочинили. Но вот про Мэри-то, наверное, правда.
– Мэри? А она тут при чём?
Майк отвёл взгляд, смотрел на открывающуюся с галереи панораму, щурясь на ветер.
– Ну, мама, опять же, говорила… И потом один раз Дебби обмолвилась, хотя вообще она говорить об этом не любит. Она терпеть всякую мистику не может, наша Дебби, и уж тем более не выносит, когда мистику приплетают к имени Мэри, говорит, это дурная спекуляция… Мэри же росла обычной девочкой. А потом, в восемнадцать лет, у неё неожиданно проснулись телепатические способности. Ну да, так бывает, хотя обычно всё же если случается – то случается раньше… А у Мэри во всей родне к тому же никакого, даже самого завалящего телепата не было… Мама говорила, Мэри верила, что это дал ей камень.
– Она попросила у камня стать телепаткой? – Дайенн чувствовала, что разговор вообще приобретает странно бредовую окраску, но в этом деле, пожалуй, звучало даже уместно.
– Нет, конечно нет. Не прямо так. Я же говорю, камень исполняет не то, о чём его просят. А то, чего на самом деле хотят. Мэри просила возможности снова встретиться с одним человеком, которого недолгое время знала, которого, кажется, даже немного любила… Он был телепатом, его звали Андо Александер. У его матери с нашим отцом в прошлом были дела, и вот в 79-80 Андо гостил тут у нас. Он потом женился, и уехал с женой на Минбар, Мэри, конечно, это всё понимала, что у него семья… Она просто скучала по нему и хотела что-то узнать о его жизни. Но на самом деле, видимо, она хотела понимать Андо, глубоко понимать… смотреть на мир его глазами, в какой-то мере… А может быть, иногда думаю – она вот об Андо себе запретила думать, но внутренне всё равно желала любви, любви вопреки тому, что она и объект её любви слишком разные… Вот ей и встретился этот мужчина. Вот знаете, госпожа Дайенн, поэтому я думаю – может быть, и очень хорошо, что я никак не могу попасть к этому камню? Вдруг на самом деле я хотел бы стать здоровым, а не узнать о судьбе Мэри? Я бы хотел, чтоб камень слушал меня, а не моё сердце.
====== Гл. 12 Вор против вора ======
– Мисс Мэри знала толк в романтике, – пробормотал Илмо, нервно отряхивая кожистые отростки от песка, – по ней явно наша работа плакала…
– Так, значит, меры предосторожности ясны, – Гидеон, распаковывавший принесённое оборудование, разогнулся с портативным генератором в руках, – голыми руками не трогать… Мне лично как-то не хочется увеличивать статистику сильно помолодевшего инфаркта, я вот не уверен за себя, что я очень хороший человек.
Софья, подсвечивая фонарём, фиксировала украшающие камень символы, на первый взгляд действительно похожие на трещины.
– Интересно, что за язык… Похожее где-то видела, но только похожее.
– Спросим потом у переводчиков. Больше образцов письменности, чем они, видели только археологи.
Невдалеке, весело переговариваясь, топтались два богатырского телосложения молодца в спецовках, ещё один сидел на широком камне и меланхолично поплёвывал в выложенную им же из камушков мишень концентрических кругов. За их спинами сюрреалистично сияли, приглушёнными сейчас фонарями дальнего действия, два тягача с бурильным оборудованием.
– Вернулись-вернулись-вернулись! – в холл вылетели, полоща на бегу полами длинных рубашек, как крыльями, Рефен и Эльгард.
– Вернулись, конечно… – Гидеон брезгливо вытряхнул из-за ворота ещё горстку песка, – не палатку же там ставить… Работы там ещё надолго, а наше присутствие уже не обязательно. И слава богу… Почему песчаной буре было угодно случиться именно тогда, когда за купол выползли мы?
– Сезон, – пожал плечами Вадим, – завтра, говорят, уже тише будет… Учитывая, что мы тут явно на несколько дней, пока этот священный камень окончательно выпилят – имеем все шансы прогуляться там при ясной погоде.
Открыв свой ноутбук, Софья нахмурилась.
– Не факт… Сообщение от Драала. Корабли тилонов замечены в гроумском секторе. Как ни печально, но похоже, дождаться спокойно окончания бурильных работ у нас возможности нет.
– Гроумы… Да, отлично, я предчувствовал, я мечтал…
Иглас вслед за Софьей увеличил на карте гроумский сектор.
– Где? У Ранкезы или Эфнотты? Они уже нанесли удар?
– У Ранкезы. Нет, они остановились между спутниками Рэв, газового гиганта солнечной системы Ранкезы, и просто стоят. Три корабля. Словно чего-то ждут. По крайней мере, такова ситуация на настоящий момент.
– Ждут… Очень интересно… Ну, может быть, у них там назначено место сбора… А может быть, ждут, когда звёзды на небе выстроятся в благоприятный порядок для действий. В любом случае, заставлять их ждать невежливо.
Гидеон почесал макушку.
– До Ранкезы при самом благоприятном исходе трое суток лёту. Мы не к шапочному разбору туда придём?
– Да хоть и к шапочному, что теперь, не лететь туда? Ну то есть, понятно, что мы прямо сейчас свяжемся с брикарнцами и…
– Один вопрос, – Дэвид опустился в одно из свободных кресел, на колени ему мгновенно вскарабкалась Рефен, – что будет с нами? То есть, нам поторчать пока на Марсе, в ожидании вестей от Диего, что путь к Атле свободен, или ждать глобально, вестей от вас, что галактика свободна от тилонской угрозы?
– Я бы предпочёл второй вариант, – ответил Гидеон, – даже если там, у Ранкезы, они ждут остальных своих товарищей, которые сейчас доблестно бьются в астероидном поясе Атлы (если они вообще остались там ждать Диего, я б вот на их месте уже сообразил, что манёвр разгадан) или чёрт знает где ещё шляются – далеко не факт, что они намерены собраться там все. Лучше, от греха, посидите пока тут. Можно б было, конечно, вернуться на Корианну или отправиться на Минбар… Но лучше не совершайте лишних телодвижений вообще. И кроме того, думаю, резонно, если кто-то из команды останется с вами. Тем более что появления тилонов можно ожидать и здесь.
Дэвид кивнул.
– Паршиво, но получается, что так. Похоже, мои самые мрачные опасения по поводу затянувшегося выходного сбываются.
