Текст книги "Ключ Всех Дверей. Бракирийский след (СИ)"
Автор книги: Саша Скиф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 113 страниц)
– Я не из трусости, – помотала головой Лионасьенне, – меня Ханастиорте сдал, ты же знаешь.
Заас опрокинул в пасть остатки выпивки и немедля подвинул кубок к Талик – за пополнением.
– Может, Ханастиорте, не суть, кто с него уже сейчас, мёртвого, спросит, но вообще мог… Сперва мы на Киттохаме обосновались, возили от Латига и Андромы дребедень всякую. Платит Марга Тейн, скажу я вам, конечно… но на тот момент лучше было, чем ничего. А потом нас ребята Так-Шаоя переманили. Ну, вот с тех пор здесь. Я это к тому, Ленни, что у полицаев и прочих этих своя дорога, конечно, а вот ты оставайся-ка тут. Лучше места по-любому не найдёшь.
Илмо поболтал жидкость в бокале, любуясь, как оседает по стенкам пена.
– Вы так ему доверяете, этому Так-Шаою?
– А почему нет? – ответила, неожиданно, за Зааса Виргиния, – ты же учил историю, Илмо, ты знаешь, что образование нового государства – это хорошая возможность как раз для деклассированных элементов перейти на легальное положение, осесть и обеспечить себе на старости лет дом с садом. Что на Земле, что на Корианне первые поселения на новых континентах, необитаемых прежде островах были образованы кем? Ворами, убийцами, пиратами, всем тем контингентом, которому на родине места не было, которые понимали, что годы идут, и не в их пользу… Я не в обиду вам, Заас.
– А я и не обиделся, леди Виргиния.
– Они с Так-Шаоем взаимовыгодны друг другу. Им нужно тёплое место и гарантия на будущее – а здесь незанятых территорий до сих пор до чёрта, хоть поместье отгрохай, ему – кадры, знающие, как достать то-то и оттуда-то, да ещё и привезти. Он и события конца прошлого – начала этого столетия сумел обратить себе на пользу. Сумев, например, купить за бесценок несколько кораблей с оружием у ребят, которым было тогда не до торговли, у них был шикарный выбор между попасться полиции и попасться Элайе. А уж сколько лорканских и луматских штучек-дрючек он тут собрал… Стоили безумных денег, конечно, но тут он знал, во что деньги вкладывать.
– Ах, леди Виргиния, ну какого чёрта вы делаете в этом Альянсе? Какая из вас отличная бы вышла пиратка!
Виргиния поперхнулась.
– Ну, как-то вот жизнь совсем иначе сложилась…
– Как бы то ни было, ваше здоровье, – Керк отсалютовал бокалом, – с достойным врагом выпить – почти как с другом.
Тяжёлый крейсер «Г’Кар», может быть, и не поражал размерами, но по быстроходности и вооружению оказался не по тилонским зубам. Тилоны, уверенные, что грамотно присваивать технологии мёртвых рас умеют лучше всех, совершенно не ожидали, что такое удачное сочетание нарнских, лорканских и транталлилских достижений встретит их возле самой Анфры, где у них была временная база (можно считать, что уже – была) со столь печальными для них последствиями.
– Откуда вы здесь взялись? – расспрашивала Ли’Нор Шу’Вара, пока врач промывал рваную рану на ноге от попавшего в неё песка.
– Глобально – следовали из сектора За’Ха’Дума, с нашей базы Нар’Этт, заодно завернули кое-зачем на Атлу… А на Анфре делали остановку, чтобы подобрать отряд И’Вара, у них было совместное учение с землянами… Хорошо они сделали, конечно, что своё гнездо расположили там. Теперь вопрос нашей базы на Анфре можно считать решённым. Тилонскую угрозу земляне воспримут всерьёз. А одним им всё равно не по силам, так что поделят с нами. Могут и с Минбаром, правда, но скорее всё-таки с нами.
Нефилим осторожно наступила – как будто, пакет не стесняет движений, это хорошо.
– И то ладно… И что вы теперь будете делать с нами?
– А какие ваши предложения? Вообще-то, в любом случае, вы ранены, ваш коллега тоже, поэтому ваша дорога лежит – в госпиталь, а землянин… Он откуда?
– С Марса. Во имя всех пророков… Его же уже хватились, его семья там с ума сходит…
Майк, как практически не пострадавший и потому оставленный врачами без присмотра, вскоре заскучал. Поэтому, в диком восторге от того факта, что может достаточно устойчиво стоять на ногах и даже, понемногу, идти ими, он неспешно, то и дело опираясь о какую-нибудь поверхность или присаживаясь, побрёл по медотсеку, с интересом разглядывая всё, что встречал на пути. По мере удаления от Ли’Нор и соотечественников, с которыми она беседовала, его обнимала священная, оттеняемая лишь тихим гудением приборов, тишина – по-видимому, других пациентов, кроме них, здесь сейчас не было…
Ну, так он думал, пока не заглянул за одну из ширм. И застыл удивлённый, встретившись со взглядом огромных красных глаз.
– Здравствуйте, – произнесло незнакомое существо на земном, но с очень сильным акцентом, – вы землянин? По звукам речи я понял, что на корабле появились земляне…
– Здравствуйте… – Майк осторожно присел на край широкой кровати, представляющей из себя, кажется, наполовину не кровать даже, а бокс, судя по тому, сколько кабелей и шлангов шло к ней от многочисленных приборов вокруг, и по тому, что из этих проводов, металлических и пластиковых рамок и обрамления белого покрывала торчала только голова существа. Почти человеческая голова, с чёрными, почти как его, только длинными волосами, красными глазами с вертикальными зрачками и увенчанная острыми ушами, как у немецкой овчарки, – ну, землянин-то только я… Точнее – марсианин… А вы – кто? Не нарн же.
Существо вынуло из недр кабелей и шлангов тонкую, почти как у Майка, руку и задумчиво почесало нос.
– Земляне очень разные… Я видел двух землян. Они не как вы. Вы немного как ранни. Я – ранни. Меня зовут Лоран Морзен. Меня везут на Нарн лечиться.
Майк воззрился на нового знакомого с удвоенным удивлением.
– О… Так вы – ранни… Я только слышал о ранни. И немного материалов читал в сети и в газетах. У нас на Марсе были два ранни… Совсем недавно были. Дети, приезжали вместе с переводчиками… Мне не удалось их увидеть. Они и переводчики не приходили к нам. Жаль. Я слышал, ранни – удивительный народ.
– По мне нельзя судить о всех ранни, – улыбнулся Лоран, – обычно ранни не болеют. Но иногда они рождаются больными и не умирают при этом, вот как я.
– У меня то же самое, – кивнул Майк, – по мне нельзя судить о людях. Я тоже больной с рождения. Обычно люди выглядят несколько… внушительнее, и живее. У меня спинальная мышечная атрофия, это, думаю, заметно… Ну, ещё судороги и параличи, но это в последнее время довольно редко… Дебби, конечно, с ума сойдёт, когда узнает, что произошло – Дебби, это моя сестра – и полный комплекс хороводов врачей мне на месяц обеспечен… Ну да и ладно. Может, конечно, это и неправильно, но я не чувствую себя плохо. И даже не напугался особо.
Положим, это было не совсем правда, страх был. Но на самом деле не верилось, даже когда их тащили к шлюзу, не верилось, что всё действительно может закончиться так. Всё-таки в его жизни вообще не должно было такого происходить. Так что отчасти происходящее казалось, наверное, сном. Бывали разные сны…
– Моя болезнь тоже врождённая, это синдром Лафаэрина, или «синдром голодной плоти», так называется в нашей классификации подобный недуг. Может быть, вы слышали, что ранни неизвестны болезни как понятие, но у нас бывают врождённые недуги, и изредка, как в моём случае, с врождённым недугом можно прожить долго. Первый такой случай был описан доктором Айсли, и назван в честь первого больного. Лафаэрин прожил достаточно долго по меркам ранни, для того, кто страдает подобными нарушениями. Клетки моего организма постоянно отмирают, и мне приходится есть каждый день, иногда даже по нескольку раз. Это даже для детёнышей слишком, а я ведь давно взрослый. В силу этого моё тело очень слабое – сколько питания ему ни давай, всё мало… Ну, ещё слабое зрение и некоторые другие проблемы… До сих пор не понимаю родителей и врачей, как можно было терпеть это столько лет. Но говорят, мой случай интересен для науки… Да и мои родители любят меня, несмотря на то, что я принёс им сплошные переживания. Они были так счастливы, когда прилетели эти рейнджеры, когда услышали о технологиях других миров, позволяющих исправлять даже врождённые недуги… А вас как зовут?
– Майк. Ну, полностью – Майкл Гарибальди. Значит, на Нарне вам обещали помощь? Ну, насколько я читал, они многого достигли в генетике и медицине… Можно сказать, я даже убедился в этом собственными глазами.
Ранни грустно посмотрел на экраны окружающих приборов – понимал он на них, как и землянин, не много, нарнское медицинское оборудование и теперь почти везде на нарнском, несмотря на то, что врачи хорошо владеют земным в обязательном порядке.
– На то и остаётся надеяться. Что все усилия, затраченные на поддержание моей жизни, не окажутся напрасными… Я около ста лет провёл в анабиозе. Потому что шли годы, а лучше не становилось, да и с чего бы, могло стать только хуже… Родители были близки к отчаянью. Поэтому было принято решение погрузить меня в сон, до того времени, когда найдут способ с этим что-то сделать. У нас, знаете, не очень развитая медицина. Точнее… мы многое знаем о своём устройстве, но устройство наше таково, что медицина ему не требуется в норме. Только если какие-то травмы… Медицина нужна животным, у них постоянно что-нибудь происходит. Какие-нибудь вирусы, отравления… Ну и конечно, мы изучаем патологии, чтобы надеяться свести их к минимуму, понять вообще, почему поколение за поколением у здоровых родителей продолжают рождаться смертельно больные дети.
Лоран прикрыл глаза. Странно, но воспоминания были настолько яркими, словно вчера. Крепкое плечо лучшего друга, на которое он опирался, когда надо было подняться по слишком крутой лестнице. Преувеличенно бодрая улыбка матери – она храбрится, чтобы поддержать его, но в глазах виден страх – не увидеть его больше никогда, не дожить до того дня, когда он покинет ледяные объятья машины. Сильные руки отца, помогающие ему улечься удобнее – как будто в криокамере имеет какое-то значение удобство, грустно думал он. А потом – машина отсчитывает секунды до погружения в сон, такой, казалось, короткий сон – век пролетел как мгновение… и лица родителей, полные новых радостей и новых тревог, и лицо незнакомой девушки, в котором видится нечто знакомое… оказывается, это сестра Раймона…
– Это самое главное, чтобы всегда оставалась надежда… Иногда я тоже думаю о том, чтобы заморозить себя или что-то в этом роде… Ну, пока я в любом случае такие решения принимать не могу, я ещё несовершеннолетний… Да и наверное, так вообще думать глупо, можно ж жить и так, сравнительно неплохо жить. Всё равно я бы хорошо подумал, конечно, стоит ли идти на такое – расставание с близкими, со всем привычным миром… Есть ведь, наверняка и сейчас, и другие пути, или появятся в скором времени. Конечно, они как правило связаны с риском, но иногда рискнуть можно. Интересно, переводчики и дети, наверное, уже добрались до Атлы… Но вы, наверное, стартовали раньше, чем они прибыли.
Лоран печально опустил уши.
– Вот вы говорите – можно жить и так… Знаете, с тех пор, как я начал осознавать… своё отличие от всех окружающих, мне было довольно больно и грустно жить. Мне было мучительно стыдно перед близкими, которым приходилось ухаживать за мной, я думал о том, как же это, наверное, противно для них всех – то, что я постоянно ем. И кто захочет подружиться с таким? Конечно, они не постоянно сидели со мной, это было бы совершенно ужасно. Я так завидовал им, у них полноценная жизнь… Они работали, иногда месяцами не бывали дома, а когда возвращались – столько всего рассказывали… Как же я гордился ими. Родителями, и тётей и дядей, и моими троюродными братьями – они были младше меня, но уже столького достигли… И не знал, от чего страдаю больше – от этого проклятого постоянного голода или от того, что все вокруг чем-то заняты, приносят пользу, а мне это просто не дано… И было так мучительно, что они отнимают время у своих важных и интересных дел, чтобы побыть со мной. Потом я познакомился с Раймоном… Раймон учился на врача, ветеринара. Потом работал. Он решил, что если он не может всё время быть со мной – то выходом будет брать меня с собой. Он брал меня с собой на работу, много рассказывал о том, чем занимается. Мне хотелось быть похожим на него, но я знал, что рано или поздно наши пути разойдутся… правда, я не думал, что это произойдет так быстро. Мне рассказали, что его похитили Тёмные с неба, вскоре после моего погружения в анабиоз. Когда меня извлекли, спустя сто лет, одной из тех, кого я увидел, была его сестра, которая родилась уже после… И я ведь даже не знаю, где он сейчас и что с ним…
Майк вздохнул.
– Похожее дело. У меня исчезла сестра… Она, правда, ушла сама, да и было это до моего рождения. Но для меня всё равно это имеет значение, почему-то. Хотя ведь невозможно любить того, кого даже не видел никогда. Странно… совсем недавно мы разговаривали с одной женщиной о желаниях… О том, чего я больше всего хотел бы… Ну, это значения не имеет, камень всё равно уничтожен, вместе с тилонским кораблём.
Лоран посмотрел на него задумчиво, с интересом.
– У нас, ранни, не считается, что нельзя любить того, кого не знаешь. Мы можем предвидеть будущее… Это не совсем сны или видения наяву – мы, ранни, не спим и снов не видим. Это как… какая-то обратная память, что ли… В основном ведь что мы, что вы можем помнить только то, что уже было. Но иногда получается так, что помним то, что ещё только будет. Мои родители видели, что будут вместе, ещё до того, как познакомились. Раймон видел с самого детства черноволосую девушку, с которой он встретится через много лет, и что он будет с ней недолго. Когда меня одолевают мысли, что Раймон умер, я напоминаю себе об этом его видении. Ведь за всю жизнь он не был близок с какой-либо женщиной, значит, это случится… или случилось… после его исчезновения. Может быть, он живёт сейчас где-то в одном из ваших миров, с этой девушкой. И Ровена, его сестра, рассказывала, что видела существо из иного мира, которое прилетит к ней со звёзд… Я тоже видел…
Майк улыбнулся.
– Моя сестра Дебби очень не любит разговоры про всякую мистику, мы с ней регулярно спорили об этом. То есть, я не то чтобы в мистику верю, но… есть же какое-то основание под тем, во что верят миллионы. Ну, есть теория, что предвиденье – это… ну, некоторая способность к восприятию и перекодированию тахионных потоков… Не помню точно, как там формулировалось, так что возможно, сказал сейчас какую-то ересь.
– У вас две сестры? Мне очень жаль вашу… исчезнувшую сестру, хоть вы и не знали её, но я могу представить, как вам хотелось бы её знать… Ровена очень грустила о потерянном брате. Это всё-таки иное дело, когда брат не умер в младенчестве, как многие, а жил, был личностью, которую многие помнят… А сколько вам лет? Я не очень хорошо определяю возраст, тоже, наверное, результат болезни.
Майк, разглядывая свои ногти, как раз думал, что зря они вообще завели такую тему. Не лучшее, для больного человека. Надо поддерживать и укреплять его дух, а не напоминать о потерях, да ещё и жаловаться на свои…
– Да, у нас в семье всё довольно странно вышло. Дебби старше меня больше, чем на двадцать лет, она мамина дочь от первого брака. Мэри тоже была уже взрослой, когда… ну, вообще-то вряд ли я её когда-нибудь увижу, я это понимаю. Она ушла сама, уехала куда-то с любимым мужчиной. И если до сих пор не подавала о себе никаких вестей – значит, не хотела. Наверное, это не странно, своя семья всегда человеку ближе… Мне? Мне 19. Ну да, на свой возраст я не слишком выгляжу. Точнее… стоит ли тут вообще о возрасте говорить.
– А мне 43… По вашим меркам это примерно одинаковый с вами возраст. То есть, мне 143, но я не считаю те годы, что спал. Моему другу сейчас, если он жив, 153 года. Вы выглядите иначе, верно, но мне кажется – не хуже других. По мне, так вы очень сильный человек, если до сих пор не падаете духом. О себе такого я сказать бы не смог, моя надежда периодически имеет свойство покидать меня.
Заас в усталом экстазе откинулся на подушку и зашарил на тумбочке сигареты.
– Меньше трёх часов… Спать уже смысла нет. Ай, думаю, будь новости тревожные – тут бы уже кипеж стоял…
Талик обняла подушку, упершись в неё подбородком.
– Ты это серьёзно – насчёт того, чтоб вылететь тоже?
– Почему нет… Летаю неплохо, дерусь тоже, боевые подвиги – лишний козырь. Может, генералом стану? Отгрохаю домик вроде этого, женюсь…
– Чего?!
Заас полуобернулся.
– Ну, могу и не жениться, если тебе так легче будет, но не может же это вечно продолжаться? Не маленькая, понимаешь. Тебя, поди, отец тоже снова замуж выдаст, что, не за кого, что ли.
– Я, вообще-то, сама себе хозяйка.
– Да пусть так… В этом, конечно, вашим бабам полегче, чем нашим, особенно богатым… Ты не боишься, что отец узнает?
– Вообще-то, подозреваю, что знает, – Талик взяла пилочку и начала меланхолично равнять ногти, – не совсем же дурак… Ну, конечно, мы об этом не говорили, ну так я ему тоже не выговариваю, кого он и куда… И что ему? У него самого под сотню шлюх, и не все гроумки.
– Ну, тогда спокоен, раз до сих пор голову не оторвал, значит, ценит. Опять же, ты у него за правую руку, ну, одну из… Многорукий он у нас, что ни говори… почти мужик, значит, те же права имеешь.
Талик прищурилась.
– Я для тебя, значит, показатель статуса? Устроился у моего отца на тёплом местечке, без малого почётный гражданин, да ещё дочь его трахаешь…
– Не понял, чем-то недовольная? Вообще, не первая на меня залезла? Я ж не закатываю тебе истерик, что я у тебя за так же, как у твоего папаши эта Малил. Меня всё устраивает.
Гроумка шумно задышала, гневно раздувая ноздри.
– Зачем про женитьбу заговорил? У тебя кто-то на примете есть?
– Талик, ради Брона, я тут хуррку днём с огнём не найду! Ну, такую, чтоб жениться можно, чтоб не пол-Андромы перетрахало…
– Значит, хуррку хочешь? – в голосе Талик явственно звучали очень недобрые нотки.
– Честно? Хотеть не вредно, как говорится. Порядочную бабу хрен найдёшь, а шлюх и идиоток с меня хватило.
– Шлюх, значит… идиоток…
– Талик, прекрати! Я ж тебе говорил, как у нас с этим… Да тьфу, чего ты завелась! Дело всё равно не завтрашнего дня. Ты сама вперёд себе другую игрушку найдёшь. Что, нет? Ну сейчас, поверю я, что я такой непревзойдённый, что ты прямо сейчас ни на кого не поглядываешь! Вон, вернутся завтра от Рэв, покрытые военной славой… Хошь экзотики – так тоже, там трое нарнов и дрази, это кого я знаю… Да и вон, на корианца ты с интересом поглядывала – и то понятно, если правда то, что я о них слышал… Так что лучше уж уйду, пока ты меня сама не ушла. У меня, знаешь, мужская гордость какая-то осталась.
– Скотина! Мразь! – Талик пырнула его в плечо пилочкой, потом набросилась с кулаками, не ожидавший этого хурр свалился с кровати и заслонился упавшей вслед за ним подушкой, – вот, значит, для него всё как? Политику, значит, выстраивает! А я ему верила!
– Эй! Ты чего?
Талик с рыданьями повалилась лицом в подушку, продолжая бормотать, что все мужики – козлы, и лучше она, как эта землянка, найдёт себе бабу – например, бракирийку, у них тоже члены есть.
– Талик… – Заас пополз было на кровать, протянул руку, чтобы коснуться её плеча, потом сполз обратно, – прекрати, а? ну, ты же понимаешь… Ну не всю же жизнь мне твоей игрушкой быть? Не можем же мы пожениться, в самом деле, да и это…
Талик подняла из подушки злое заплаканное лицо.
– Ну да, «это»! Как трахать – так всё, что шевелится, и нарнок, и человечек, и лорканок – что у тебя с этой Лионасьенне было, а? – и Тени если б сейчас ещё были, так и то хоть одна тениха, наверное, под тобой бы побывала, а как жениться – так только на хуррке, да ещё и порядочной! Порядочную ему… Будто на твоём… блох на собаке столько нету, сколько на твоём побывало! А вот если… у меня, знаешь, свои рычаги давления есть… сагитирую папашу – заставит жениться, куда денешься тогда? Огородами в Республику побежишь? Ты тут добра порядочно нажрал, не бросишь же!
Заас ошалело хлопал глазами.
– Талик… ты – за меня?
– А что? И получше могла себе найти, чем козла такого! Если б головой думала, вон, как ты… Шлюха и идиотка, всё правильно… Да ещё и гроумка… Зато богатая гроумка, понял? Хрен ты от меня уйдёшь! Не на своих ногах по крайней мере!
– Талик… – Заас устало и зло отшвырнул подушку, привалился к тумбочке и принялся снова шарить сигареты, в процессе баталии, а может, и раньше свалившиеся в щель у стены, – я с тобой не потому, что ты богатая и дочь Так-Шаоя. То есть, сперва поэтому, конечно… Но вообще-то ты мне нравишься. Очень нравишься. Но что это меняет? Мы не в том возрасте и положении, чтобы любовь-морковь…
– Заас… Заас, у тебя кровь… Я тебя… сильно, да?
– Херня…
– Иди сюда… Заас, ты там сейчас… что такое сказал?
– Люблю я тебя, Талик. Дурак, правильно мне Керк говорит, дурак и это не лечится… Что, довольна? Жри меня теперь с потрохами, чего уж теперь…
Талик с визгом повисла у него на шее.
– Всё, Заас. Как выкуп по нашим обычаям делается – знаешь. Будь я проклята, если к объявлению независимости я уже не буду с обручем замужней бабы!
– Талик, зачем я тебе нужен…
– А сейчас держись, я тебе такое устрою, чтоб иномирцы за стенкой от зависти полопались!
Илмо заботливо придержал сотрясающееся тело Вадима над раковиной.
– Вот так опытным путём и выясняется, что после чего не пьётся.
– Всё в порядке… сам пил, никто не заставлял… Как говорит Виргиния, не о чем жалеть.
– Всё равно на пользу. Когда отмучаешься, остальные проблемы уже не так страшны… Так, подвинься, кажется, меня тоже… А, нет, показалось… Интересно, почему у них такие раковины маленькие? Они что, не блюют никогда? Ты всё?
– Вроде… Не, правда… думаю, это из-за этих… как их… розовые такие, на вкус как… в желудке не залежались, видать…
Илмо, едва сам стоящий на ногах, дотащил Вадима до кровати.
– Ничего, вот теперь проспишься и… Твою мать, зачем ходили-то!..
– Я спрашивал, у них так положено… Либо спят вдвоём, супруги в основном, ну или братья, либо один в комнате. Две кровати не ставят. Кровать – сердце комнаты, сердце одно. Ставят только если детскую кроватку у матери, но боюсь, в детскую ты б не влез, и я тоже.
– Ладно, будем считать, что мы братья. Тем более, что почти так и есть. Давай, помогу.
– Нет…
– Спать одетым – хуже будет.
– Илмо, ты же знаешь…
– Нашёл, перед кем стесняться.
– Вот именно перед тобой и стесняюсь. Вот именно поэтому.
Вадим зажмурился – настолько это было… почти невыносимо. Для нетрезвого, неспособного сопротивляться сознания. Слишком много этого… Пьяное дыхание, касающиеся его лица и груди кожистые отростки… Сколько раз они помогали Лиссе переодевать Даркани. Такое же дыхание – почти так же, да, пахли его губы, когда, обхватив его шею рукой, он что-то бормотал, не разобрать слов, приходилось нагибаться ниже – плевать же, что ничего важного, пусть пьяный бред… К тому времени он уже мог отличать возрастные изменения в теле корианца, но восприятие всё равно не становилось… таким, как надо… Он не считал, что возраст сделал его некрасивым… Сейчас он видел грудь Илмо в вырезе полурасстёгнутой рубашки – он был… Как он мог считать красивым тело корианца? Как хорошо, что Элайя не знал, и не мог знать об этом… И понимая, что задевает его, этими разговорами про мать и Даркани, про Виргинию и Цаммиу – представить себе не мог, как именно задевает…
– Илмо…
– Успокойся, дурак. Ткань у формы, конечно, слабо мнущаяся, но если ты в этом уснёшь – наутро это будет заметно.
Во вселенной существовал только один подросток, не интересовавшийся ксенопорнографией – или по крайней мере, не палившийся в этом интересе. Это Элайя Александер. У всех прочих с этим всё было нормально. И минбарское воспитание помехой не было – «с научно-познавательными целями», как выразился когда-то Диус Винтари, припоминая некоторые эпизоды из отрочества Дэвида. Минбарцы гении во многом, в благопристройных формулировках в частности. У Вадима было даже два старших приёмных брата, и сложно сказать про Ганю, а Уильям первое, что сделал, выйдя за круг отеческой опеки минбарских наставников, некоторые из которых были телепатами – это ознакомился с той «старой доброй классикой», которой когда-то потчевал Диус Дэвида, ну и поскольку грешить в одно лицо неинтересно – ознакомил и брата.
– Ну, это-то ты должен оценить. Центаврианин же, хотя бы наполовину…
Нет, в какой-то мере он даже оценил… Возня троих смазливых бритоголовых пареньков, гибких и изящных, была интересна хотя бы со стороны эстетики.
– Нда… Ну, больше нет вопросов о жизненном выборе дяди Дэвида. То есть, у меня-то и раньше не было, но вдруг у кого-то было? Не, за себя я как-то спокоен, вот за тебя не знаю.
– Я, конечно, как и Дэвид, полукровка, – нервно рассмеялся Вадим, – но по такой логике, это мне не центаврианина искать надо, а что-то третье, с обеими моими половинами и схожее, и разное.
– Так минбарца же. А соблазнить минбарца, как оказалось, не так и невозможно, дядя Андрес, если надо, даст мастер-класс.
Что полезного почерпнул Вадим из этого видео – это информацию о том, каким образом возможно самоудовлетворение… ну да, и в его случае тоже. До этого Ганя, правда, как-то попытался заговорить об этом, но он отмахнулся, Ганя выразил лёгкую тревогу, так как полагал, что половое созревание у младшего брата уже начаться должно было, но настаивать не стал. «Если возникнут вопросы – ты всегда знаешь, что можешь обратиться. На то я тебе брат». А потом, когда Илмо показал ему… нечто гораздо более целомудренное, на самом деле, просто эпизод в фильме… Когда он вспоминал об этом, потом, в своей комнате, ему это пригодилось… Сколько же лет ему было? Было это до или после… Странно, порой ему казалось, что тот день разделил жизнь надвое…
– Вадим, не ерепенься. Что за подростковые комплексы, все свои!
Все свои… Та бутылка, ему пятнадцать, Илмо двадцать два… Пьяное дыхание и пьяный блеск в глазах…
– Покажи?
И он понимает, что это как-то… ну, нехорошо, как-то неправильно… Но очертания кабинета в алкогольной дымке как-то плавятся, деформируются, и стыд тоже деформируется… во что-то странное. И всё так легко, руки как-то сами… Он лежал на том же диване, и непослушными, действующими помимо него руками стягивал брюки, а Илмо сидел напротив, на спинке этого самого дивана… Слишком узкого на самом деле… Илмо сполз на диван между его ног, положил ладони на его бёдра, раздвигая, рассматривая… И хотелось плакать от стыда и непонятного удовольствия…
– Вадим, – прорвался голос из дня сегодняшнего.
– Что?
– Не стесняйся.
– О чём ты…
Лицо Илмо, даже в алкогольной дымке, конечно, не спутаешь с лицом Даркани… Нет, нет, он никогда…
– Вадим. У тебя стоит. Поможешь себе сам, или это сделать мне?
– Я просто слишком пьян, Илмо…
– Кому ты говоришь, я же говорил… Особенно если жить как ты… – лицо Илмо приблизилось, – давно у тебя кто-нибудь был?
– Никто…
– …и никогда? Лозунг «помоги себе сам» живёт и действует? Вадим… сейчас и здесь… тебе стесняться нечего.
– Илмо…
Сострадательная улыбка в ответ.
– Ради чего? Нет, ты сейчас не отвечай, просто подумай – ради чего? Ради чего отказывать себе даже в этом? Нет, я мог бы отвернуться… Но я не отвернусь. Я тоже много выпил, у пьяного стыда нет. Я хочу это увидеть. Ты же… тоже хочешь, чтоб я посмотрел. Тебе понравилось это тогда. Ты же сам говорил, что не стыдно получать удовольствие тем путём, который именно тебе ближе…
Почему же он снова… не может просто взять и оборвать это, не делать… не стягивать последнее, что осталось на теле, удобно расставляя ноги… Удобно для кого – для себя или для взгляда Илмо, привалившегося к противоположной спинке кровати? Оба боковых, центаврианских органа, ожив, скользнули, обвили человеческий.
– Если хочешь знать, у меня… тоже…
Это Вадим и без сообщения видел, но на Илмо, по крайней мере, всё ещё было нижнее бельё.
– Нет, Илмо, пожалуйста…
Не должно… Это другое, это святое… Хотя, Илмо не свят… совсем-совсем не свят, судя по его заинтересованному взгляду…
– Извини, братишка, но, если не хочешь этого видеть – мне придётся отойти в ванную. Пока ещё могу передвигаться…
Когда он вернулся, забытье уже спасло Вадима, хотя бы до утра, от тягостной неловкости.
К полудню в большой гостиной – той же, в которой вчера состоялось знакомство за обедом – когда большая часть коллектива тактично не замечала похмелья меньшей части, Так-Шаой сделал объявление.
– Драгоценные мои гости и домочадцы – те из моих домочадцев, что ещё не слышали, могу теперь объявить во всеуслышанье – первый бой мы выиграли, силы метрополии отступили к Громахе. Конечно, это только временная передышка, которая едва ли продлится долее двух дней. Мои специалисты полагают – и я согласен с ними – вскоре последует второй удар… Несколько, но не слишком значительно превышающий по силе первый. Метрополия пока не имеет полного представления о положении дел, о том, какими силами мы располагаем. Они будут надеяться выиграть войну без всеобщей мобилизации…
– Которая у них, ввиду положения дел на планете и общего неумения вести грамотную внутреннюю политику, займёт много времени и сил, не говоря уж о том, что прямо сейчас шевелиться и тем более раскошеливаться – это для них ещё более травмирующе, чем собственно ваше существование, – подсказала Виргиния.
– Совершенно верно. И конечно, мы сейчас тоже думаем о том, чтоб не дать врагу опомниться и сообразить, что к чему… Но речь сейчас не об этом. Речь сейчас о том, что эта передышка даёт нам возможность – кто знает, когда будет следующая – эвакуировать хотя бы часть из вас с территории военных действий. К сожалению, поскольку несколько кораблей метрополии ещё патрулируют границы… кружат коршунами, полагая то ли пресекать наши попытки послать за наёмной помощью, то ли отлавливать возможных беглецов… послать большой корабль, или хорошо вооружённый военный корабль, мы не можем. Это привлечёт их сразу. И я не уверен, что они станут слушать резонные и разумные доводы, что граждан других миров, миров Альянса, им лучше не трогать. Мне, может быть, и не помешало бы, если бы сюда пришли разгневанные силы Альянса и показали Марга Тейн, насколько они не правы, но, пожалуй, не такой ценой… Да и я не уверен, что при этом не пострадаю я, коль скоро в конфликте виновны обе стороны. Лучше мы решим это здесь между собой, а вы тихо уберётесь… Так вот. Мы можем послать только небольшой, достаточно быстроходный и при том имеющий гиперпривод грузовой или гражданский. То есть, выбор у нас невелик. И то есть, эвакуировать за один раз всех мы не можем. Может быть, найдутся и возражения, но я считаю – первыми эвакуируются транталлилы и раненые. Вторыми – женщины и дети. Третьими уже – все остальные.
