Текст книги ""Фантастика 2025-117". Компиляция. Книги 1-31 (СИ)"

Автор книги: Михаил Атаманов

Соавторы: Анна и Сергей Литвиновы,Александр Сухов,Игорь Конычев,Сергей Шиленко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 284 (всего у книги 341 страниц)

В комнату тайфунчиком ворвался капитан Вася Буслаев. Вид он представлял собой самый восторженный.

– Ты мне нужен, где ты шляешься! – недовольно сказал Петренко.

– Они сошлись, товарищ подполковник! – радостно отрапортовал Василий. – В одном человеке – сошлись!

– Кто «сошлись»? – нахмурился Петренко. – Куда «сошлись»?.. Да говори ты толком!

– Ваши множества – сошлись! Тех, кто улетал на землю обетованную двадцать шестого апреля, и тех, кто прилетел оттуда сегодня! Таких, кроме Данилова, имеется пятеро. Но это неважно. Дело не в пятерых. Есть одна дамочка из тех, что улетела двадцать шестого, а прилетела сегодня ночью. Она сегодня долго ждала в «свободной зоне». Ждала Данилова. Она даже интересовалась у одного из таможенников, что с ним! Я с таможенником разговаривал… А потом… Потом я опросил «бомбил» – она вышла из здания воздушного вокзала и отправилась к автомашине, похожей на машину Данилова!

– Кто такая? – быстро спросил подполковник.

– Девчонка. Очень молодая, очень красивая.

– Имя? Фамилия? – быстро спросил Петренко.

– Нарышкина Наталья Максимовна.

– Быстро! Ищи ее!

…Через десять минут капитан обнаружил в базе данных, что Нарышкина Наталья Максимовна, тысяча девятьсот восемьдесят второго года рождения, проживает вместе с отцом и матерью по адресу: улица Восьмисотлетия Москвы, дом 13, квартира 43.

– Поехали, – решительно сказал подполковник. – Нутром чую – он там, у нее.

Наташа. То же самое время.

Через пять минут – Наташа еще посуду не успела помыть – на кухню ворвался возбужденный Данилов.

– Как по-английски «печать»? – с ходу спросил он.

– Sеаl, – не раздумывая ответила Наташа.

– Правильно! Как пишется?

– Эс-и-эй-эл.

– Точно!

– Ты что, меня экзаменуешь?

– Нет, себя проверяю. Я вспомнил. Понимаешь, вспомнил! Там – ну, в том самом объявлении – был еще и адрес электронной почты! И я его вспомнил. Он начинается как раз: firstsеal!..

– Что значит «первая печать», – удовлетворенно проговорила Наташа.

– Да!

– А дальше?

– Дальше? Кажется, «собака» – мэйл – точка – ру. Да, точно… У меня, понимаешь, Наташа, Интернета нет, поэтому я рассказ по обычной почте послал, на абонентский ящик. А там была еще и электронная почта. Я забыл про нее совсем.

– Ну а обычный адрес ты вспомнил?

– Тоже вспомнил! Он очень простой оказался! 101000, абонентский ящик сто одиннадцать. Все вспомнил! Мне только написать все это надо было! Рука – она сама вспомнила!..

– Я всегда знала, что ты у меня умник!

Наташа чмокнула его в щеку. Алеша обнял ее, прижал к себе крепко-крепко… Так захотелось забыться в этих объятиях, чтобы он не отпускал ее никогда, никогда… И чтобы ничего, кроме них, не было на свете… Однако Наташа решительно отстранила его. Она постаралась быть трезвой и деловой:

– Ну а раз ты вспомнил, тогда слушай мой план…

Петренко. То же самое время.

За руль разъездной оперативной «Волги» Петренко уселся сам. На крышу машины поставили мигалку, врубили сирену. Подполковник проскрежетал сцеплением, переходя на повышенные передачи. Вырулили на шоссе, ведущее от Шереметьева-один к Ленинградке. Петренко занял крайний левый ряд и со скоростью сто шестьдесят понесся по направлению к столице.

– В наручниках у меня будет сидеть! – прокричал, отвечая собственным мыслям, расположившийся в пассажирском кресле Буслаев.

Петренко хотел было ответить, что наручники в данном случае могут и не помочь – как не помогла запертая наглухо стальная дверь. И, возможно, в случае с Даниловым потребуется иное, более кардинальное решение проблемы, однако промолчал. Сначала надо взять Данилова и как следует его допросить, а потом уже решать, что с ним конкретно делать.

Алексей Данилов. То же самое время.

– Давай, Алешенька, – Наташа посмотрела на меня своими глубокими зелеными глазами. – Покажи им себя. Покажи все, на что ты способен. Давай, мой дорогой. Я в тебя верю.

Я понимал, что план Наташи дает нам, возможно, один-единственный шанс, – и хотел постараться отработать его изо всех сил.

Прошел в кабинет Наташиного отца, уселся за компьютер, включил его. Я понимал, что у нас очень мало времени, поэтому настраиваться надо быстро.

Внезапно меня охватил приступ злобы. На Козлова, втравившего меня в историю. На гэбэшников, схвативших меня. На всю ситуацию, когда я, свободный человек в свободной стране, вдруг превратился в загнанную, преследуемую подопытную крысу…

Злость – она оказалась тем самым чувством, что нужно. Я постарался сперва замкнуть в себе растущие злобу и негодование, не дать им вырваться, тщательно подхлестывая, наращивая их… Затем, когда они, казалось, вот-вот достигнут края, еще и еще постарался усилить их, а потом направить свой гнев, словно брызжущий раскаленным металлом луч, в одно, нужное мне, очень ясно и ярко представляемое мною место…

Наташа. То же самое время.

Странно, но она почти не сомневалась: оставаться или нет ей рядом с Алешей, которому грозит, быть может, смертельная опасность. Наташа отчего-то почти не думала об опасности. Не думала она и о том, что она по какой-то причине должна, обязана быть рядом с ним – словно жена декабриста. Нет, ей просто хотелось продолжать быть около него – куда бы его ни забросила судьба.

Наташа приготовила для Алеши отцовскую рубашку и свитер. Взяла для него про запас еще пару папиных сорочек. Они, папа и возлюбленный, оказались примерно одной комплекции, так что отцовская одежда Данилову подойдет.

В своей комнате Наталья переоделась в джинсы и теплый свитерок. Прихватила в запас кофту: кто знает, сколько будут продолжаться их странствия!

На пороге возник Алексей:

– Я все сделал. Погнали!

– Я готова. Сейчас. Еще две минуты. Ты пока одевайся.

Она прошла в отцовский кабинет. В нижнем ящике стола забрала папин крошечный диктофончик и тройку кассет к нему. Затем залезла в давно обнаруженный ею тайник. Он помещался за книжками. Она вытащила оттуда отцовский пистолет. Газовый, правда, однако это лучше, чем ничего.

Петренко. То же самое время.

Машин на шоссе и в городе было немного, и мигалка с сиреной пригодились подполковнику только для того, чтобы, не снижая скорости, проскакивать посты ГИБДД.

Капитан Буслаев, сидя рядом с Петренко, на переднем пассажирском сиденье, через мобильный телефон подключил ноутбук, лежащий на его коленях, к сети Комиссии. Машина летела, волна уходила, соединение пару раз обрывалось, Буслаев чертыхался. Наконец, когда они уже ехали Кольцевой дорогой, капитану удалось на пять минут надежно подключиться к сети и получить более подробные данные на Наталью Нарышкину и ее родителей.

– Про эту Наташу у нас ничего нет – мала еще, – вслух прокомментировал Буслаев, перекрикивая рев двигателя «волжанки» и шум и свист ветра.

– Нет, так будет, – усмехнулся Петренко, не отрываясь от дороги.

– А на родителей ее досье богатое, – продолжил Буслаев. – Отец, Максим Петрович Нарышкин, тысяча девятьсот пятидесятого года рождения. Журналист. С семьдесят третьего по восемьдесят восьмой год работал в «Молодежных вестях». В том числе с восьмидесятого по восемьдесят третий возглавлял корреспондентский пункт газеты в Нью-Йорке, а с восемьдесят четвертого по восемьдесят седьмой – в Лондоне. Значит, на него или в Ясеневе[30]30
  То есть в Службе внешней разведки.


[Закрыть] , или у «грушников»[31]31
  В Главном разведывательном управлении Министерства обороны.


[Закрыть] есть подробное досье. Можно будет потом в случае чего запросить.

– А сейчас он кто? – перекрикнул дорожные шумы Петренко.

– Работает в Московском отделении радио «Свобода».

– Вражий голос, значит.

– Он самый.

– Ну а маманя?

– Мать, Елена Витальевна Нарышкина, пятьдесят пятого года рождения, работает заведующей отделением в Институте акушерства и гинекологии, доктор медицинских наук, профессор… У господ Нарышкиных имеется дача по адресу: Московская область, поселок Малаховка, улица Ленина, дом тридцать семь…

– Малаховка. Блатное местечко, – прокомментировал Петренко.

– На даче – телефон.

– Запиши, – не отрываясь от дороги, проговорил подполковник. – И дачный адресок тоже. Может, придется ехать туда…

«Волжанка» свернула – на скорости семьдесят километров в час, визжа шинами, – с Кольцевой автодороги на лепесток, ведущий на Дмитровское шоссе. Еще минут семь-девять – и они окажутся возле дома, где проживает восемнадцатилетняя подружка Данилова с графской фамилией Нарышкина.

Петренко. Двадцать минут спустя – 13 часов 15 минут, 30 апреля, воскресенье.

– Там никого нет, – сказал Буслаев, всматриваясь в стрелку портативного прибора, фиксирующего мельчайшие колебания воздуха внутри замкнутой системы. – Или, точнее, есть, но кто-то мелкий, типа кота. Или попугая.

– Попугай бы уже разорался, – буркнул Петренко. – Кот тоже. Но раз ты гарантируешь, что там одна мелочь, – давай вскрывай.

Подполковник вместе с капитаном стояли перед запертой дверью квартиры Нарышкиных на улице Восьмисотлетия Москвы.

Буслаев достал набор отмычек. Стальная дверь не представляла собой помеху для столь хорошо оборудованного человека, как капитан. Обычные воры действительно не могли без помощи автогена проникнуть сквозь модные в столице железные двери. Однако для правоохранительных органов сделать это никакого труда в случае нужды не составляет. Разгадка заключалась в том, что все мало-мальски значимые компании по производству сейфовых дверей рано или поздно имели неприятности с налоговой полицией – а в качестве откупного охотно предоставляли налоговикам (и, стало быть, стоящим за ними чекистам) универсальные наборы отмычек для своей непробиваемой продукции.

Именно такими отмычками Буслаев принялся колдовать над замком – и через три минуты дверь в жилище Нарышкиных распахнулась.

Капитан и подполковник вошли в квартиру. Капитан отправился налево, в сторону кухни, подполковник – направо, в жилые помещения. Спустя пару минут Петренко, осмотрев квартиру, появился на кухне и буркнул:

– Они были здесь. Оба.

– Да, – согласился Буслаев, – причем совсем недавно.

Он указал на две фарфоровые чашки в раковине (их так и не успела вымыть Наташа), потом потрогал конфорку электрической плиты и доложил:

– Еще теплая.

Петренко принюхался:

– И кофе здесь пахнет… контрабандным, колумбийским…

А мелкое домашнее животное при ближайшем рассмотрении оказалось хомяком.

Наташа. В то же самое время.

Телеграфистка подняла от бланка более чем удивленный взор:

– Это – посылать?

– Да, девушка, – смиренно отвечала Наташа.

– И по срочному тарифу?

– Да, по срочному тарифу.

– На абонентский ящик?

– Да, на абонентский ящик.

Телеграфистка бросила на Наталью выразительный взгляд, словно бы говорящий: хотите сходить с ума за свои же деньги – я вам препятствовать не намерена, – и углубилась в подсчет слов.

Посчитала, подняла голову, бросила:

– С вас девяносто два сорок.

Наташа протянула сотенную бумажку.

– Два сорок посмотрите?

У Наташи в кошелечке оказалось и два рубля, и сорок копеек мелочью. Данное обстоятельство, казалось, успокоило телеграфистку относительно умственного здоровья клиентши. Человек, имеющий наготове в кошельке разменную монету и предъявляющий ее по первому требованию человека за прилавком, вряд ли может представлять угрозу для окружающих, какие бы идиотские телеграммы он ни посылал. Телеграфистка бросила в окошко десятирублевую бумажку сдачи, квитанцию и последний удивленный взгляд.

– Спасибо, – сказала Наталья. – С праздником вас.

– И вам не хворать.

Странная клиентка отошла от окошечка, и телеграфистка еще раз вчиталась в текст. Нет, безумные – право слово, безумные! – люди живут в этой стране!

Телеграмма следовала по адресу: Москва, 101000, абонентский ящик 111.

Далее шел текст:

Дуло пистолета смотрело Козлову прямо в лоб. «Вы расскажете мне все, – с глухой ненавистью проговорил Данилов. – Или я стреляю…» Он представил, как пуля ударяет в лицо Козлову, как выходит из затылка и разлетаются кусочки его черепа и мозга… Бронзовый Пушкин снисходительно смотрел на эту сцену, разворачивающуюся у его ног… Часы на Тверской показывали ровно семнадцать ноль-ноль…

И этакую галиматью люди посылают телеграммой, да еще по срочному тарифу, да еще на абонентский ящик – срочную и на абонентский ящик! Ведь совершенно неизвестно, когда явится за ней получатель!

Вот работенка! Телеграфистка вздохнула и принялась набивать дребедень на компьютере.

Она, конечно, не знала и знать не могла, что не она первая печатает и отправляет сегодня сей текст. Час назад точно то же, слово в слово, электронное послание уже ушло по электронному адресу firstseal@mail.ru.

Петренко. То же самое время.

– Куда они могли подеваться? – спросил Буслаев.

– Куда угодно, – буркнул Петренко. – Москва большая. Россия – тем более.

Они по-прежнему стояли посреди нарышкинской кухни.

– Предлагаю здесь как следует пошурудить, – сказал Буслаев.

– Зачем?

– Изымем драгоценности, принадлежащие этой… как ее там… в общем, Нарышкиной мамаше. Должны же быть у гинеколога драгоценности? Может, и деньги они хранят в кубышке, а не на сберкнижке.

– И что?

– Как – что? – изумился Буслаев. – Кражу свалим на Данилова – раз он был здесь, значит, мог украсть. А раз мог – значит, украл.

– А нам это зачем?.. – Петренко вопросительно поглядел на помощника.

– Как – зачем? Убьем двух зайцев. Во-первых, девчонка от него отвернется – раз. Перестанет ему помогать, никаких тебе адвокатов или болтовни в прессе. Во-вторых, будут капитальные основания не задерживать, а конкретно арестовывать писаку. А то что на нем сейчас висит? Всего-то контрабанда браслета. Хлипко как-то.

Петренко открыл было рот, чтобы ответить помощнику, но тут зазвонил его мобильный телефон. Подполковник нажал кнопку соединения.

Звонила Варвара.

– Товарищ подполковник, – голос ее дрожал от возбуждения, – мы тут, у Данилова, нашли кое-что интересненькое.

– Слушаю.

– Имеется вырезка из газеты – судя по всему, с адресом того издательства, с которым сотрудничал в последнее время объект.

– Я знаю его, – буркнул Петренко. – Это на Большой Дмитровке.

– Да нет, – сказала Варвара. – Здесь есть адрес абонентского ящика на Центральном телеграфе и электронный адрес.

– Вот как! Диктуй. Записываю.

Варя продиктовала – Петренко записал. Потом спросил:

– А что там с художником? С Шишигиным?

– Возможные адреса его установили. Надо ехать проверять.

– Диктуй.

Петренко опять-таки записал, сказал назидательно: «Продолжайте там работать», – и нажал «отбой». Потом повернулся к Буслаеву, молвил вроде бы задумчиво:

– Насчет пошурудить… – И продолжил жестко: – Ты мне эти свои ментовские штучки брось. Никаких денег-драгоценностей мы отсюда изымать не будем. Это незаконно – раз. Нарышкины перед нами ни в чем не провинились. Это два. И три – Данилов, по большому счету, тоже ни в чем не провинился. И нам, Буслаев, главное – не хватать его и сажать, а понять, в чем дело, разобраться во всем и заставить его с нами сотрудничать. Добровольно сотрудничать. – Петренко скупо улыбнулся. – Ну а если все ж таки потребуется его изолировать – мы его изолируем. И безо всяких краденых драгоценностей. У нас есть полномочия. Все ясно?

– Так точно, товарищ подполковник, – вздохнул Буслаев.

Данилов. То же самое время.

Мы тряслись в автобусе, идущем по направлению к центру. Народу было немного, и мы уселись на диванчик сзади. Наташа настояла, чтобы я сел у окна, надвинул на лоб кепку (реквизированную у ее отца) и приклонил голову к ее плечу. «Лучше, чтоб тебя поменьше видели», – шепнула она мне. Я покорно устроился на ее плече – то ли мертвецки пьяный, то ли вдрызг влюбленный.

Автобус тащился медленно, в нем воняло бензином. Отвык я от общественного транспорта. Однако мою красненькую «копеечку» пришлось опять бросить – снова без призора, в чужом дворе. Умом я понимал, что поступаю правильно: слишком она приметна. А если меня разыскивают – то разыскивают и ее. И на ней, в отличие от меня самого, имеется номер. Однако сердце все равно обливалось кровью. Я чувствовал, что, когда и если мы с моей «Феррари» снова встретимся, она будет иметь полное право изо всех сил на меня обидеться. И выразить свою обиду самым пренеприятным образом: к примеру, заглохнуть посреди пробки где-нибудь на Тверской. Эх, да пусть глохнет – лишь бы только выбраться изо всей этой передряги!

За немытым стеклом автобуса расстилались скудные и скучные пейзажи Дмитровского шоссе. Наташа настояла пробираться в центр Москвы, не пользуясь метро. «В подземке слишком много милиционеров, – пояснила она. – Все, кто в Москве без регистрации живет, ездят наземным транспортом. Мне работяги-хохлы на даче говорили…» – «Думаю, милиционеры тоже об этом знают», – вздохнул я, но подчинился.

И вот теперь мы тряслись на автобусе маршрута двести шесть, свитер ее отца пахнул непривычным парфюмом, и Наташа вдруг спросила:

– Как ты думаешь: он придет?

Я понял, о ком она говорила, потому что думал о том же самом.

– По-моему, есть два варианта, – вполголоса ответил я. – Вариант первый: он меня не боится – и тогда не придет. И вариант второй: он меня боится – и тогда он появится.

– Есть еще вариант: он просто не успеет получить наши электрические письма и телеграммы.

– Тогда я приду к Пушкину завтра, тоже в пять. И буду приходить каждый день, пока… Пока не встречу его… Или пока милиция не остановит, – слабо усмехнулся я.

– А может ли он одновременно и испугаться тебя – и при этом все-таки не прийти?.. Убежать? Скрыться?

Я минуту подумал и сказал:

– Не думаю. Он же не знает всей моей силы. Он же не знает, может, я его все равно достану…

– Считаешь, что он из тех, кто любит рисковать? Смотреть, так сказать, опасности в лицо?

– Нет. Он осторожный. Очень осторожный. Но, по-моему, он очень любопытен. И не любит всяческих тайн – в смысле, чтобы они оставались нераскрытыми.

– А если он тебя не боится, – вдруг прошептала Наташа, – и к Пушкину не придет – это может означать только одно.

– Что?

– Что он… Нет, не скажу. Пока не скажу. Но этот случай у меня тоже, кажется, есть план…

– Да ты не девушка, а госплан какой-то! – улыбнулся я и поцеловал Наташу в розоватое, нежное ушко.

Автобус подвалил к конечной остановке.

Петренко. В то же самое время.

Для того чтобы расследовать происходящее, Петренко выдернул из-за праздничных столов всех своих сотрудников – весь отдел «О» сверхсекретного КОМКОНа – Комиссии по контактам. Организации, официально не существующей. Конторы, имя которой странным образом успело тем не менее проникнуть в художественную литературу и в названия всяких-разных совершенно посторонних фирм. Организации, призванной отыскивать, объяснять и пресекать все загадочное, таинственное и необыкновенное…

После утреннего бегства Данилова – из-под самого их носа, из комнаты за железной дверью, запертой на сейфовый замок, – Петренко практически не сомневался, что все то необычное, что творилось в доме на Металлозаводской и вокруг него, связано с ним, мальчонкой. Точнее – с этой странной связкой: автор Данилов – издатель Козлов.

Кроме того, в деле имелось два загадочных ответвления: во-первых, художник Шишигин, коему Козлов заказал картину на темы Апокалипсиса, и, во-вторых, сценарист Беленький, что писал заказную киноповесть на не менее апокалиптическую тему о мировой ядерной войне. Итак: Козлов – Данилов – Беленький – Шишигин…

Все усилия отдела Петренко бросил на поиски этих четверых.

Он стремительно, за двадцать минут, переехал на своей оперативной «волжанке» с затененными стеклами в штаб-квартиру КОМКОНа на другую спальную окраину Москвы, с Дмитровского шоссе в В***. Буслаева оставил наблюдать за городской квартирой Нарышкиных. Вызвал ему на подмогу оперативника на «Опеле».

Едва Петренко добрался до родного подземелья, как отзвонил Буслаев, доложился: за два квартала от нарышкинского дома в Бескудниках обнаружена автомашина «Жигули» первой модели, принадлежащая господину Данилову. Значит, их версия еще раз подтвердилась: мальчонка в самом деле скрывается вместе с юной Нарышкиной. Петренко немедленно отдал распоряжение, чтобы двое сотрудников отправились в Малаховку. Установили наблюдение за домом старших Нарышкиных. Начали слушать все переговоры по дачному телефону.

Девушка родителям, однако, не звонила.

Расследование разветвлялось. Петренко старался держать в уме все его ячейки – как представлял обычно в памяти блок-схему сложной компьютерной программы в не такие уж давние времена учебы на мехмате ЛГУ.

…Художника Шишигина обнаружили в его мастерской на Арбате. Двое оперативников Комиссии отправились к нему под видом участкового и водопроводчика: шишигинский водопровод якобы заливал нижние этажи. Художника добудились после получаса звонков и стуков – тот открыл дверь в трусах и майке, бессмысленными глазами уставился на представителя власти и снова завалился на диван. Высокие стены мастерской огласились богатырским храпом. Батарея пустых бутылок недвусмысленно свидетельствовала о том, чем Шишигин занимал время все последние дни (если не недели). Оперативники, пользуясь случаем, осмотрели мастерскую – полотно «Апокалипсис» покуда являло собой всего-навсего огромный, любовно загрунтованный холст.

Сценарист-лауреат Беленький обнаружился на даче в Переделкине: он разговлялся вместе с юной женой и того же возраста взрослым сыном от первого брака. Двое оперативников, представившись офицерами налоговой полиции, препроводили сценариста в его рабочий кабинет. И двух минут не потребовалось, чтобы Беленький раскололся. Он живо рассказал все, что знал, о господине Козлове и его заказе. Показания Беленького в целом совпадали с показаниями Данилова: офис на Большой Дмитровке, странный заказ, аванс зеленой наличностью… На грозный вопрос: «Как вы договорились о дальнейших связях?» – последовал робкий ответ: «Никак не договорились – он обещал сам найти меня».

– Как продвигается работа над сценарием? – спросили у Беленького.

– Понемногу, – пожал тот плечами. – Пока я только разработал образы героев… Набросал план…

– Разрешите взглянуть?

Беленький с готовностью передал оперативникам несколько листков, исписанных стремительным почерком. Покуда первый комконовец просматривал их, второй, внимательно глядя на сценариста, заявил, что его заказчик является установленным агентом ЦРУ. Его, лже-Козлова, миссия заключается в вербовке в среде российской творческой интеллигенции агентов влияния. («Вот ужас-то…» – прошептал сценарист – его прошиб холодный пот.) «Вы не будете продолжать работу над данным произведением, – внушительно проговорил оперативник. – И вы сообщите нам сразу же, как только ваш заказчик выйдет с вами на связь».

– Да-да, конечно-конечно, сразу же… – пролепетал сценарист.

– А пока мы изымаем эти ваши черновики и наброски.

– Пожалуйста-пожалуйста, конечно-конечно…

– И вы никогда и ни за что не будете продолжать работу над сценарием!

– Естественно! Естественно!.. Но если… Если Козлов потребует деньги назад?

Агенты переглянулись.

– Не потребует, – внушительно сказал первый.

Беленький предложил оперативникам «по рюмашечке», однако оказался несказанно рад, когда те отказались и убрались восвояси, безвозвратно забрав при этом его черновики.

Буслаев тем временем – чтоб не скучно было сидеть в авто, наблюдая за нарышкинской многоэтажкой, – отрабатывал линию подлинных хозяев офиса на Большой Дмитровке. Узнать о них, благодаря обширной базе данных, удалось многое, однако ни с одним из них не оказалось возможным в настоящее время встретиться лично. Все, пользуясь обширными выходными, убыли проводить праздники за границу: кто в Шарм-эль-Шейх, кто в Прагу, а кто и на Маврикий.

Буслаев попросил было Петренко подключить к разработке фирмачей – хозяев офиса на Большой Дмитровке резидентуры Службы внешней разведки, но Петренко поморщился: «Обходись своими силами, Буслаев!.. Не тот случай!»

Лейтенант Кононова с разрешения Петренко тоже перебралась из квартиры Данилова (там по-прежнему шел обыск) в штаб Комиссии – здесь имелись куда более мощные и совершенные компьютеры, нежели ее походный лэп-топ. Варвара, опытная компьютерщица, была занята тем, что ломала пароли электронного адреса firstseal@mail.ru, якобы принадлежащего несуществующему издательству «Первая печать». На удивление почтовый ящик оказался буквально-таки обложен паролями – помимо обыкновенных, применяемых провайдерами, он содержал по меньшей мере три уровня дополнительной защиты.

Еще один оперативник отправился на Главпочтамт на Мясницкой – проверять и осуществлять выемку в абонентском ящике 111.

Сам же Петренко, сидючи в своем подземном кабинете, помимо того, что руководил действиями своих людей, принимал сообщения и давал новые задания, сосредоточился на поиске человека, известного под фамилией Козлов.

Кто он? Представитель инопланетной цивилизации?

Или могучих, сверхъестественных, потусторонних сил?

Агент вражеской державы, изысканным способом пытающийся нанести урон его Отечеству?

Безумный или полубезумный экстрасенс с мощнейшими возможностями – наводить галлюцинации, гипнотизировать не только на расстоянии, но и через третьи лица – экстрасенс, демонстрирующий свои огромные возможности? Демонстрирующий – ради того, чтобы затем перейти к угрозам и шантажу в адрес действующей власти?

Все четыре версии имели право на существование. Ни одну из них Петренко не отвергал.

Однако все в нем противилось идее, что Козлов – нечеловек, что он – представитель чуждого разума или потусторонних сил. Слишком уж он «подкован» для ино-планетянина или сатаны. Очень уж много подробностей деталей, безусловно, мелких и маловнятных для иных, чуждых человечьей жизни структур, – окружали все поведение Козлова в Москве.

Объявление в газете… Абонентский ящик на Главпочтамте… Электронный адрес, тщательно запароленный… Едва отремонтированный офис на Большой Дмитровке… «Неужто, – думал Петренко, – дьявол или инопланетяне появятся не в пересвете молний или грохоте плазменных ускорителей, а в столь ничтожном обрамлении? Зачем им тратить время и силы на этакое мелочное копошение? Создавать себе офис, приобретать абонентский и компьютерный почтовые ящики?»

Поэтому, не сбрасывая окончательно со счетов версий о над-Земном и под-Земном происхождении господина Козлова, подполковник пока остановился на идее о том, что пресловутый «издатель», будь он суперагентом иностранной державы или сбрендившим экстра-экстрасенсом, – прежде всего человек, хорошо знакомый с реалиями земной, российской, московской жизни.

Петренко решил воспользоваться для поиска Козлова огромными возможностями суперкомпьютера Комиссии.

В суперкомпьютере, идейно продолжавшем дело Бертильона, хранились данные обо всех жителях России и ближнего зарубежья, кто в течение своей жизни хотя бы раз попадал в поле зрения спецслужб. А таковых было много, очень много – гораздо больше, чем может представить себе иной обыватель. В картотеке Бертильона в девятнадцатом веке преступники классифицировались согласно внешним параметрам: длина каких-нибудь там предплечий или среднего пальца левой руки. В суперкомпьютере Комиссии в начале века двадцать первого таковых факторов было куда больше. И касались они вещей, порой куда менее, нежели длина фаланги, осязаемых: отношение к режиму, например, или же степень социализации…

Начиная поиск Козлова, подполковник первым делом учел и ввел в ЭВМ все известные данные о личности «гражданина с Большой Дмитровки»: мужчина славянской внешности, на русском говорит, как на родном, не моложе тридцати и не старше сорока пяти лет…

Под эти требования подпадали миллионы, если не десятки миллионов россиян.

Тогда Петренко сузил круг поиска: в графе «материальный достаток» он, учитывая щедрые козловские гонорары, выделил пункты «богатый» или «очень богатый». А в рубрике «образование» подполковник, вспомнив одни только темы бесед Козлова с переводчиком Даниловым, сценаристом Беленьким, художником Шишигиным, недрогнувшей рукой отметил «высшее».

И все равно суперкомпьютер ФСБ (доступный для пользования только высшим чинам Комиссии) выдал бы в ответ на подобный запрос десятки, а может, и сотни тысяч имен.

Тогда подполковник спросил сам себя: «А может ли гражданин, представившийся как Козлов Иван Степанович, и вправду являться Иваном Степановичем Козловым?» И сам же себе ответил: «А почему бы нет?»

Тоскливо думая, что воскресенье уже давно перевалило за вторую половину, но покуда никаких явственных следов ни Данилова, ни его спутницы Нарышкиной, ни господина Козлова ему обнаружить не удалось и что выбранный им путь до чрезвычайности, до неправдоподобия прост, подполковник тем не менее напечатал на мониторе – белым на синем фоне – в графе «Ф. И. О.»:

КОЗЛОВ ИВАН СТЕПАНОВИЧ

Машина начала поиск. Подполковник прикрыл глаза. Под чернотой прикрытых век словно отразился синеватый прямоугольник экрана, затем заплясали огненные спиральки. Бессонная ночь сказывалась. Чтобы восстановить работоспособность, Петренко сделал десять вдохов одной ноздрей, затем десять – другой. Стало легче. Он открыл усталые вежды.

Открыл – и не поверил своим глазам.

На экране появилась фотография, а ниже – текст.

КОЗЛОВ ИВАН СТЕПАНОВИЧ.

Родился в 1963 г. в г. Люберцы Московской области. В 1980 г. окончил среднюю школу. В том же году поступил в Московский экономико-статистический институт. Являлся членом комитета комсомола института. Закончил институт в 1985 г. В 1985–1986 гг. работал инструктором Перовского райкома ВЛКСМ г. Москвы.

В 1984 г. завербован КГБ СССР. С 1987-го по 1991 год работал в КГБ СССР. В 1991 г. демобилизован по состоянию здоровья. ВНИМАНИЕ: данные по работе в КГБ СССР являются особо важными, для получения введите пароль-доступ! С 1991-го по 1993 г. – формально является заместителем председателя кооператива «Радость», с 1993-го по 1995 г. – заместителем директора индивидуально-частного предприятия «Радость». Неформально в эти годы является финансовым аналитиком финансово-промышленной группировки И.И. Шеляринского, тесно связанной в те годы с организованно-преступной группировкой «томилинские». Занимается организацией финансовых потоков, а также обналичиванием и отмыванием «грязных» денег.

С 1984-го по 1993 г. был женат. Супруга – Козлова Анна Ивановна. Детей нет. С 1993 г. разведен, с бывшей женой отношений не поддерживает.

С 1995 г. от деятельности, связанной с И.И. Шеляринским и ОПГ «томилинские», Козлов отошел. Выехал за пределы РФ.

Настоящее место жительства и род занятий неизвестны.

Подполковник откинулся в кресле. Ничего себе пельмешек, как говорит его шестилетняя дочка! Неужели он, легко и просто, не вставая с кресла, с помощью одного лишь компьютера ФСБ, вычислил того самого Козлова?!

Было, было в досье этого Козлова нечто уже виденное, слышанное, вызывающее ассоциации…

Козлов-экономист… Финансовый аналитик… Империя Шеляринского… Финансовые потоки… Обналичивание денег… Убийство на 64-м километре Минского шоссе…