Текст книги ""Фантастика 2025-117". Компиляция. Книги 1-31 (СИ)"

Автор книги: Михаил Атаманов

Соавторы: Анна и Сергей Литвиновы,Александр Сухов,Игорь Конычев,Сергей Шиленко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 116 (всего у книги 341 страниц)

Валериус издал тонкий, панический визг, похожий на поросячий, и метнулся обратно к своему тайному ходу. Но было поздно. Вся секция комнаты, где стоял он и где совершил свой последний подвиг старый Патриарх, начала складываться, как карточный домик. Каменная консоль, фигура старика, мечущийся Валериус – все это в одно мгновение исчезло в ревущем хаосе падающих обломков. Гора забирала свое, хороня и героя, и предателя в одной братской могиле.

Толчки прекратились так же внезапно, как и начались. В наступившей тишине, нарушаемой лишь треском оседающих камней и тихим звоном в ушах, повисло густое, удушливое облако пыли. Я кашлял, задыхаясь, пытаясь выплюнуть каменную крошку, и пробовал разглядеть хоть что-то в этом сером тумане.

«Все целы?» – хрипло выдавил я, проверяя, на месте ли руки и ноги.

«Живы», – раздался спокойный голос Риты откуда-то справа. Она всегда была якорем в любом шторме.

Таллос стоял, опустив свой молот, и смотрел на гору обломков, образовавшуюся на месте роскошных покоев. На его грубом лице не было ни злорадства, ни радости. Только потрясенное, почти суеверное уважение к масштабу произошедшего.

«Он… он обрушил Материнскую Жилу, – прошептал Сет, и в его голосе было благоговение ученого, ставшего свидетелем чуда. – Вручную. Это… это должно было быть невозможно. Энергия, необходимая для этого…»

Из облака пыли донесся сдавленный, полный отчаяния всхлип. Кларк. Он стоял на коленях и смотрел на каменную могилу, в которой только что похоронили его отца и его врага.

«Отец…»

*Старик не просто нажал на стоп-кран. Он взорвал к чертям всю электростанцию, забрав с собой и главного паразита. Адский способ уйти на пенсию. Жертва, достойная короля.*

И тут, в этой оглушительной, звенящей тишине, я увидел ее. Иди.

Она стояла посреди хаоса и разрушения, но ее не касалась ни пыль, ни паника. Напряжение, которое всегда, сколько я ее знал, искажало ее черты, исчезло. Плечи, всегда сжатые в ожидании боли, были расслаблены. Она сделала один глубокий, дрожащий вдох, словно впервые в жизни пробовала на вкус чистый воздух, без примеси чужих мыслей и страданий.

Она медленно открыла глаза. В них больше не было муки и загнанности. Только чистота, покой и безмерное, тихое облегчение. Ее взгляд нашел мой через пыльную завесу, и на губах появилась слабая, дрожащая, но настоящая улыбка.

«Шум… – прошептала она, и ее голос, едва слышный, прозвенел в разрушенной комнате, как колокол надежды. – Он утих. Макс… в голове… наконец-то тихо».

Глава 9

Пыль. Густая, всепроникающая, как цементный порошок, она медленно оседала, превращая мир в монохромную гравюру. Она скрипела на зубах, забивала ноздри, покрывала всё вокруг серым, безжизненным саваном. В воздухе стоял звон, но не от столкнувшейся стали, а тот самый, который рождается в оглушённой черепной коробке после взрыва. Тишина после катастрофы всегда звучит так.

Кларк стоял на коленях посреди того, что ещё минуту назад было покоями его отца. Он смотрел на груду камней невидящим, расфокусированным взглядом, словно пытался разглядеть сквозь них то, что уже безвозвратно ушло. Его широкие плечи мелко, судорожно сотрясались в беззвучных рыданиях.

Рита подошла к нему первой. В ней не было ни суеты, ни паники. Не говоря ни слова, она просто опустилась рядом и коснулась его плеча. Жест был спокойным и твёрдым – якорь посреди этого хаоса.

«Надо уходить, Кларк, – тихо сказала она. Голос ровный, без дрожи. – Здесь небезопасно. Потолок может обрушиться в любой момент».

«Я должен… – прошептал он, не отрывая взгляда от каменной могилы, ставшей последним пристанищем регента. – Похоронить его… Это мой долг…»

«Должен что? Собирать кости?» – Таллос, стоявший рядом, сплюнул на пол кровавый сгусток. Его лицо было мрачной маской из сажи и запекшейся крови, из-под которой горели яростью глаза. «Город внизу горит. Твой отец подарил нам шанс, не смей его просрать, сидя в этой пыли».

«Шанс на что, Таллос?» – вмешался Сет. Он с брезгливой методичностью пытался оттереть пыль с рукава своего некогда щегольского камзола, но лишь размазывал грязь. «Умереть не здесь, а на улице? Ворота блокированы, порт под контролем остатков гвардии Валериуса. Мы в ловушке. В огромной каменной гробнице, которая вот-вот остынет и превратится в ледяной ад».

Слова Сета, холодные и логичные, ударили по Кларку сильнее, чем грубость Таллоса. Он наконец поднял на нас лицо, мокрое от слёз и серой грязи, и в его глазах плескалась абсолютная, беспросветная безнадежность.

«Сет прав… Куда? Куда нам идти? У нас нет кораблей. Все, что было, Валериус бросил на штурм Цитадели…»

Он умолк. В наступившей тишине я смотрел на их лица, и мозг, работающий на остатках адреналина, раскладывал пасьянс. Отчаяние Кларка. Холодная, бессильная ярость Таллоса. Прагматичный, убийственный пессимизм Сета. Молчаливая, стальная решимость Риты. Все это – готовые ингредиенты для катастрофы. Они были готовы либо умереть здесь, либо перегрызть глотки друг другу внизу. Кто-то должен был выдернуть чеку из этой гранаты отчаяния. И, как всегда, этим кем-то должен был стать я.

И тут в моей голове, уставшей от боя и хаоса, что-то щёлкнуло. Короткое замыкание. Все эти куски головоломки – корабль-мир, рассказы о вирмах в глубине, технологии древних, запертые в недрах горы, – сложились в одну безумную, абсурдную, но единственно верную картину.

«Кораблей нет, – я шагнул вперёд, и скрип моих сапог по щебню заставил всех обернуться. – Значит, построим свой».

Сет уставился на меня как на душевнобольного. «Построим? Из чего, Макс? Из камня и благих намерений?»

Я проигнорировал его сарказм и опустился на корточки перед Кларком, заставляя его посмотреть мне в глаза, поймать мой взгляд.

«Ты говорил, внизу, в самых глубоких шахтах, живут чудовища. Вирмы».

Таллос замер, и в его глазах мелькнул странный огонек – смесь страха, ненависти и… интереса? «Подземные змеи…»

«Да, – кивнул я, не отводя взгляда от Кларка. – Огромные, уродливые, с шкурами, достаточно прочными, чтобы выдержать давление самой горы. Вы веками их боялись. А что, если это не монстры? Что, если это… ресурс? Их шкуры, их кости. Мы не будем строить галеон с резными русалками на носу. Мы построим ковчег. Брутальный, страшный, сшитый из кошмаров, но он вывезет нас из этого ада».

Повисла тишина. Идея была настолько дикой, что её нужно было переварить. Она застряла у них в ушах, отказываясь проникать в мозг.

Первым, на удивление, снова заговорил Таллос. Он хмыкнул, и это был первый звук, не похожий на рычание, который я от него слышал. «Корабль, построенный из крови наших древних врагов… Мне нравится. В этом что-то есть. Символично».

Это был крючок. Теперь нужно было тащить. Я посмотрел прямо в глаза Кларку.

«Твой отец пожертвовал собой, чтобы дать вам будущее. Не ему, не мне, а *вам*. Твоему народу. Сейчас они там, внизу, режут друг друга, потому что у них нет лидера. Нет надежды. Дай им её. Скажи им, что ты поведёшь их к новой жизни, прочь из этой могилы. И они пойдут за тобой. Они пойдут за тобой даже в пасть к вирме».

* * *

Наш исход из Цитадели напоминал паническое бегство крыс с тонущего корабля. Улицы внизу, видимые сквозь проломы в стенах, превратились в безумную арену, где каждый был против каждого. Крики, звон стали, сполохи огня. Хаос.

«Туда!» – Таллос, чьё лицо превратилось в непроницаемую маску из сажи и крови, ткнул пальцем в сторону неприметной винтовой лестницы, уходящей во мрак. – «За мной! И не отставать!»

Он вёл нас через лабиринт задворков и технических туннелей, которые знал только он и его «братва». Воздух становился всё холоднее и гуще. Мы были странным, нелепым караваном: я, мои женщины, каждая из которых была начеку, Сет, пытающийся сохранить остатки достоинства в этом аду, сломленный, но обретший новую, мрачную решимость Кларк, и пара десятков выживших – чудом державшиеся вместе гвардейцы и шахтёры, ещё полчаса назад бывшие врагами.

«Смотри, куда прёшь, копатель!» – рыкнул один из гвардейцев, когда его в тесноте толкнул пробегавший мимо шахтёр.

«Заткнись, холуй!» – огрызнулся тот в ответ, и рука его метнулась к рукояти молота.

Я шагнул между ними так резко, что они отшатнулись. Мой голос прозвучал негромко, но в тесном туннеле каждое слово било как удар хлыста. «Ещё один звук – и я лично выкину вас обоих обратно на улицу. Потренируетесь в остроумии там. Вопросы есть?»

Оба тут же заткнулись, сверля друг друга ненавидящими взглядами. *М-да, с такой командой мы далеко не улетим. Своих не бросаю, конечно, но иногда так и тянет сделать исключение.*

Наконец Таллос остановился перед глухой стеной в одном из самых нижних, заброшенных ярусов. Воздух здесь был спёртым, пахнущим ржавчиной, холодной сыростью и забвением. Пахло временем.

«Здесь», – он провёл закопченным пальцем по едва заметному шву в камне.

«Здесь что? Очередной тупик?» – прошипел Сет, с отвращением отряхивая с камзола каменную крошку. «Ты уверен, Таллос? Похоже, эту стену не трогали с тех пор, как придумали письменность».

«Мой дед рассказывал», – глухо ответил шахтёр, не оборачиваясь. Его голос гулко отражался от сводов. – «Говорил, что здесь, за этой стеной, они строили что-то большое. Что-то, чего сами потом испугались. Запечатали и постарались забыть».

Несколько его парней, молча отделившись от группы, приволокли мешок со взрывчаткой. Недолгая, отработанная до автоматизма возня, короткая команда, и оглушительный грохот сотряс подземелье, заставив пыль веков подняться с насиженных мест. Когда едкий дым немного улёгся, перед нами открылся рваный пролом, ведущий в колоссальную, неправдоподобную пещеру.

Это был не просто цех. Это был кафедральный собор мёртвой индустрии. Огромное, гулкое пространство, способное вместить целый городской квартал. И в центре, на гигантских, покрытых ржавчиной стапелях, застыл скелет какого-то недостроенного титанического судна.

«Дом, милый дом», – с благоговейным ужасом пробормотал Сет, глядя на древние, застывшие механизмы, похожие на кости вымерших чудовищ.

Мы завели внутрь всех, кого смогли собрать по пути. Несколько сотен измученных, перепуганных беженцев. Женщины, старики, дети с потухшими от страха глазами. Всё, что осталось от народа Дальнегорска.

«Заваливайте!» – приказал Таллос, когда последний ребёнок, спотыкаясь, вбежал внутрь.

Я бросил прощальный взгляд на горящий, агонизирующий город, который мы покидали. Ещё один взрыв, и тонны камня с грохотом обрушились, наглухо запечатывая проход, отрезая нас от прошлого.

Кларк вздрогнул, глядя на каменный завал, ставший нашей единственной дверью и одновременно надгробием. «Мы в ловушке…»

Я положил руку ему на плечо. Металл его доспеха был холодным. «Нет. Мы в безопасности. Теперь у нас есть только одна дорога – вверх».

* * *

Работа закипела с лихорадочной, отчаянной энергией людей, у которых не осталось ничего, кроме надежды. Ангар превратился в гигантский муравейник. Стук молотов, визг пил, скрип лебёдок и хриплые крики слились в единую симфонию выживания.

Сет, с лицом, перепачканным сажей и маслом, ползал по каменному полу, рисуя мелом чертежи. Рядом с ним, скрестив на груди могучие руки, стоял Таллос, похожий на скалу.

«Эта балка не выдержит, – прорычал шахтёр, тыча грязным пальцем в схему. – Шкура вирма тяжёлая. Нужна ещё одна опора. Вот здесь».

«Если мы поставим опору здесь, – Сет даже не поднял головы, его голос был голосом измученного гения, которого выдернули из уютной лаборатории и бросили в преисподнюю, – мы нарушим баланс. Корабль при взлёте завалится на левый борт. Законы физики, Таллос, они работают даже для шкур доисторических тварей».

«Мой молот – вот мой закон физики, – огрызнулся Таллос. – Укрепим здесь, и всё будет держаться».

«Или всё развалится к чертям в самый ответственный момент, – вздохнул Сет. – Ладно. Давай подумаем. Если мы сместим основной узел крепления на тридцать сантиметров…»

Я оставил их спорить. Этот спор был полезен – он рождал истину, высекая её из камня упрямства и гениальности. Мои проблемы были приземлённее. Два мужика, бывший гвардеец и шахтёр, не поделили моток верёвки и уже были готовы вцепиться друг другу в глотки.

Я встал между ними. Тишина, которая меня окружала, была громче их криков. «Проблемы?»

«Он забрал мою верёвку, командир!» – выпалил гвардеец.

«Она лежала без дела!» – рявкнул шахтёр.

Я молча забрал у шахтёра моток, отмерил примерно половину, одним движением разрезал своим ножом и отдал каждому по куску.

«Теперь у каждого из вас есть верёвка. И пять секунд, чтобы вернуться к работе, пока я не нашёл для этих верёвок другое применение. Например, не повесил вас обоих на той самой балке, о которой спорят Сет и Таллос. Вопросы?»

Они молча разошлись. *Детский сад, штаны на лямках. Но пока это работает.*

Рита и Шелли превратили дальний угол ангара в подобие госпиталя и полевой кухни. Они действовали как единый, слаженный механизм, поддерживая не только тела, но и дух в этом котле отчаяния. Рита – собранная, быстрая, с твёрдой рукой перевязывала раны. Шелли – с мягкой улыбкой и тихим словом раздавала скудную еду, и её присутствие, казалось, само по себе было лекарством.

Однажды вечером, когда грохот в ангаре немного стих, ко мне подошла Иди. После того как «шум» в её голове утих, она стала невероятно спокойной и ясной. Она молча смотрела, как рабочие крепят последний, самый большой кусок иссиня-чёрной шкуры на носу нашего ковчега.

«У него должно быть имя, – тихо сказала она. – Корабли не могут жить без имени. Это приносит неудачу».

Я устало потёр переносицу, чувствуя, как под кожей гудит напряжение последних дней. «Назови его „Корыто последней надежды“. По-моему, очень точно отражает суть».

Она мягко улыбнулась, и эта улыбка, чистая и светлая, была чем-то инородным в этом мире сажи, ржавчины и пота. «Нет. Мы слишком долго были во тьме. Слишком долго слушали шум умирающего мира. Теперь мы уходим. Летим навстречу первому чистому небу. Навстречу рассвету».

Её взгляд стал серьёзным, пронзительным. «Пусть он будет „Рассветный Странник“».

Я посмотрел на наше чудовищное, асимметричное, сшитое из кошмаров и ржавого металла детище. Уродливый, но наш. А потом на Иди, в глазах которой тоже зарождался рассвет.

Я кивнул. «Рассветный Странник». Чёрт побери, а ведь звучит.

* * *

Они нашли нас на пятый день. Сначала это был едва слышный, глухой стук, который можно было списать на оседающие камни. Но он становился всё громче, всё ритмичнее. В нём была злоба и методичность машины.

Таллос приложил ухо к каменному завалу, закрыв глаза. Мышцы на его шее напряглись.

«Сколько у нас времени?» – мой вопрос прозвучал как выстрел в наступившей тишине.

«Час. Может, два, – прорычал он, выпрямляясь. Его лицо было мрачнее тучи. – Они притащили таран. И их много. Я слышу голоса».

Паника, до этого тлевшая под спудом усталости, вспыхнула мгновенно. Женщина в дальнем конце ангара закричала высоким, срывающимся голосом, и этот крик стал спичкой, брошенной в пороховую бочку. Кто-то бросился к кораблю, пытаясь забраться на борт. Началась давка.

Я вскочил на ящик и заорал так, что, казалось, задрожали стены.

«ТИХО!»

Все замерли.

«Паника – наш главный враг! Она убьёт нас быстрее, чем те, кто ломится в эту дверь! Слушать меня! НАЧИНАЕМ ПОГРУЗКУ! Женщины и дети – к трапу! Без давки! Раненых – следом! Мужчины – передаём припасы по цепочке! БЫСТРО!»

Мой голос, усиленный эхом пещеры, подействовал как ушат ледяной воды. Началось организованное, лихорадочное движение. Все, кто ещё мог держать в руках оружие – остатки гвардейцев Кларка и самые крепкие шахтёры Таллоса – выстроились живой стеной перед завалом. Два бывших врага, Таллос и капитан городской стражи, такой же перепачканный и злой, стояли плечом к плечу.

«Похоже, умирать будем вместе, стражник», – глухо сказал Таллос, не глядя на него, проверяя, как сидит в руке его боевой молот.

«Лучше, чем в одиночку, копатель», – так же глухо ответил тот, вынимая из ножен меч.

Удары по завалу становились всё громче, всё яростнее. По камням пошли трещины, с потолка посыпалась крошка.

«Быстрее!» – кричал я, помогая затащить на борт тяжеленную бочку с водой. Мышцы горели.

Корабль был почти загружен. Но и стена уже не держалась. Мы вели гонку со смертью, и финишная черта приближалась с каждым ударом чужого тарана.

* * *

Стена не выдержала. С оглушительным треском и грохотом камни, служившие нам защитой, рухнули внутрь, поднимая тучи едкой пыли. В проломе, как фигуры из ночного кошмара, чернели силуэты нападавших. Дикий, торжествующий рёв ударил по ушам.

«ДЕРЖАТЬ СТРОЙ!» – взревел Таллос, и его молот первым встретил атакующих, превращая череп переднего в кровавое месиво.

Началась бойня. Узкий проход превратился в адскую мясорубку. Наши немногочисленные защитники отчаянно сдерживали натиск обезумевшей толпы. Но силы были слишком неравны. Их было больше. Гораздо больше. Они лезли по телам своих же товарищей, ослеплённые яростью.

«Макс, мы их не удержим!» – крикнул мне Сет, парируя удар топора и вонзая свой клинок под рёбра нападавшему. «Ещё пара минут, и они хлынут внутрь!»

Я видел, что последние мешки уже на борту. Ждать больше было нельзя. Это был тот самый момент, когда нужно отрезать горящий хвост, чтобы спасти тело.

Я подбежал к группе шахтёров, стоявших с топорами у массивных канатов, державших корабль на стапелях.

«РУБИТЬ!» – заорал я, перекрывая шум битвы.

Топоры взлетели и с глухим, сочным стуком обрушились на натянутые, как струны, канаты. Один. Второй. Третий. С чудовищным скрипом «Рассветный Странник» дрогнул и медленно, нехотя, словно просыпающийся гигант, начал отрываться от земли.

«НА БОРТ! ВСЕ НА БОРТ!»

Последние защитники, отбиваясь, отступали к медленно поднимающемуся кораблю. Я стоял у края, втаскивая их за руки, чувствуя, как напрягаются все мускулы. Рита запрыгнула с кошачьей грацией, тут же разворачиваясь и прикрывая отход огнём из арбалета. Таллос, последним спрыгнув с груды тел, с моей помощью ввалился на палубу, тяжело дыша и харкая кровью.

Корабль поднимался всё быстрее. Внизу, в ангаре, нападавшие с яростью и бессилием смотрели, как их добыча уходит. Кто-то стрелял из арбалетов, но болты бессильно отскакивали от толстых шкур вирмов.

Мы вырвались из каменных оков, пробили рыхлый потолок пещеры и устремились вверх, к небу, которого не видели уже много дней. Внизу под нами оставался умирающий, агонизирующий город-могила. Наш полёт не сопровождался радостными криками. На борту стояла тишина. Тяжёлая, гнетущая тишина выживших, заплативших за свою жизнь страшную цену и оставивших часть души внизу, в этой пыли.

Глава 10

«Рассветный Странник», наш уродливый летучий ковчег, пробил рыхлую, серую пелену облаков с натужным стоном и вырвался наверх, в безмолвную, холодную пустоту. Внизу, под нами, остался умирающий город-могила, и на борту воцарилась тишина. Не та благодатная тишина, что наступает после тяжелой работы. Нет. Это было тяжелое, спертое молчание людей, которые только что вырвались из горящего дома, но поняли, что дым пожара навсегда въелся в их легкие. Ни радостных криков, ни вздохов облегчения. Только вакуум, заполненный невысказанным горем и усталостью.

Я стоял у импровизированного борта, сшитого из шкуры какой-то доисторической твари, и цеплялся за него, чтобы унять дрожь. Холодный металл поручня впивался в ладонь. Я смотрел, как Дальнегорск превращается в крошечный, дымящийся уголек на бархате облаков. Победа? Какая к черту победа. Мы сбежали, бросив всё. Это было не отступление, а паническое бегство.

– Он утих, – прошептала Иди, подойдя ко мне так тихо, что я не услышал её шагов. Она куталась в грубый плед, но её била мелкая дрожь, которую не могло согреть никакое одеяло. Дрожь шла изнутри. – Шум утих. Но… теперь я слышу другое.

Её взгляд был устремлен не вниз, а вверх, в бездонную синеву. Я проследил за ним. И увидел.

Мой земной мозг тут же подкинул сравнение – треснувшее лобовое стекло. Гигантский монитор, по которому пошли битые пиксели. Всё небо, весь этот странный, невозможный мир, было покрыто сетью тонких, едва заметных багровых трещин. Они расползались, как ядовитая плесень по сырой стене, и в самом их центре, там, где разломы были шире, виднелось нечто темное. Не просто чернота космоса, которую я ожидал бы увидеть. Это была вязкая, живая, пульсирующая Тьма. Казалось, она сочится внутрь, как яд в свежую рану, отравляя само мироздание.

– Черт побери… – выдохнул я, и пар от дыхания мгновенно растворился.

Осознание ударило под дых, вышибая остатки воздуха. Мы не просто сбежали из горящего дома. Мы выбежали на улицу и обнаружили, что весь город охвачен чумой. Наша локальная катастрофа, наша маленькая, вымученная победа, наш героический исход – всё это было лишь гнойным прыщом на теле больного, умирающего бога. Бессмысленная суета перед лицом глобального коллапса.

– Дестабилизация пространственного континуума, – пробормотал Сет, подходя с другой стороны. Его голос был лишен обычной иронии. Лицо, обычно насмешливое, было серьезным и сосредоточенным, как у ученого, наблюдающего за неизбежным концом света в своей лаборатории. – Разрыв Материнской Жилы в Дальнегорске был не просто взрывом. Это был удар по главной опоре мироздания. Мы выбили несущую стену, и теперь вся конструкция посыпалась.

Я смотрел на эти кровоточащие раны в небе. Каждая из них, как я теперь понимал, вела к какому-то из летающих островов. Это была не просто карта. Это была схема распространения инфекции. И сейчас вирус вырвался из пробирки и пошел гулять по всему организму.

– Куда теперь, Макс? – Рита встала рядом, её рука нашла мою. Её ладонь была теплой и твердой, единственный островок реальности в этом нарастающем кошмаре. Её прикосновение было не вопросом, а утверждением: «Я с тобой, куда бы ты ни решил».

Я посмотрел на восток. Туда, где, по словам Сета, находилась Усадьба Вороновых. Поместье Байрона Рамзи. В самое сердце аристократии, которую я презирал всей душой. В центр паутины интриг и высокомерия. Но сейчас это было единственное место, где мог быть хоть какой-то ответ. Лететь прочь, прятаться? Бессмысленно. Прятаться было негде. Тьма накрывала всех.

– Туда, – я кивнул в сторону самой большой и яркой багровой язвы на горизонте. – В самое пекло. Похоже, война пришла не только в Дальнегорск. Она пришла за всеми.

Наше появление было сродни приземлению эскадрильи боевых вертолетов на поле для гольфа во время воскресного чаепития. «Рассветный Странник», наше уродливое, асимметричное, сшитое из кошмаров и ржавчины детище, с тяжелым гулом пробил облака и завис над идеально подстриженными лужайками Усадьбы Вороновых. Внизу, как муравьи в потревоженном муравейнике, забегали крошечные фигурки. Стражники в начищенных до блеска доспехах, садовники, бросившие свои инструменты, – все они с ужасом и изумлением задранными головами смотрели на наш ковчег-франкенштейн, который отбрасывал на их идеальный мир уродливую тень.

– Постарайся не помять газон, Макс, – съязвил Сет у меня за спиной. – Байрон этого не любит.

– Постараюсь парковаться по разметке, – пробормотал я в ответ, чувствуя, как палуба вибрирует под ногами.

Посадка была жесткой. Корабль, лишенный всякой аэродинамики, рухнул на землю с глухим ударом, от которого застонали все его швы, а у меня клацнули зубы. Земля содрогнулась, и я почти физически ощутил, как у главного садовника случился инфаркт, когда наш ржавый монстр вспахал изумрудную траву. Едва мы коснулись земли, как Шелли уже была у трапа, мгновенно превратившись из воительницы обратно в хозяйку и организатора.

– Раненых – сюда! – её голос звенел, как натянутая струна, не допуская возражений. – Детей и женщин – к тому фонтану, там есть вода! Не толпиться!

И люди пошли. Грязные, изможденные, перепуганные беженцы, закутанные в рваные одеяла, спускались по скрипучему трапу и ступали на землю, которая казалась им раем после каменного ада Дальнегорска. Они с недоверием смотрели на мраморные статуи, на аккуратные клумбы, на саму возможность того, что в мире еще осталась такая мирная, нетронутая красота. Контраст между нашими людьми, пахнущими дымом, страхом и смертью, и этим местом был чудовищным. Мы привезли войну и отчаяние прямо на порог этого островка благополучия.

Нас встретил отряд стражи во главе с суровым капитаном. Они окружили корабль, держа мечи наготове, но не нападали, явно ошарашенные нашим видом. Их капитан, мужчина с квадратной челюстью и недоверчивым взглядом, подошел к нам.

– Именем лорда Рамзи, кто вы такие и что это за… судно?

Прежде чем кто-либо успел ответить, толпа стражников расступилась, словно вода перед ледоколом. К нам шел сам Байрон Рамзи. Он был одет в простой домашний камзол, без регалий и оружия. И на его лице не было ни удивления, ни страха. Только тяжелая, мрачная усталость и… узнавание. Словно он ждал нас, и наше прибытие было лишь подтверждением его худших опасений.

Он остановился в нескольких шагах, обвел взглядом наш уродливый корабль, сотни беженцев, наши перепачканные сажей и кровью лица.

– Я ждал вас, – его голос был тихим, но в нем была стальная сила, заставившая всех вокруг замолчать. – Хотя и надеялся, что ошибаюсь. Пройдемте в дом. Нам многое нужно обсудить. – Он повернулся к капитану стражи, и его тон стал приказным. – Окажите этим людям всю необходимую помощь. Разместите их в гостевом крыле. Обеспечьте едой, водой и лекарями. Это – гости Альянса.

Он посмотрел на меня, на Кларка и Таллоса.

– А вас я жду в своем кабинете. Немедленно.

Кабинет Байрона был полной противоположностью тому хаосу, из которого мы вырвались. Тишина, запах старой кожи, полированного дерева и дорогих книг. Огромный камин, в котором уютно потрескивали поленья, отбрасывая теплые блики на корешки фолиантов. Карта Ашена на стене, еще целая, без багровых трещин. Этот кабинет был капсулой времени из мира, которого больше не существовало.

Мы стояли посреди комнаты – я, Сет, Кларк и Таллос. Грязные, воняющие потом и дымом, мы выглядели как варвары, ворвавшиеся в храм. Байрон молча указал нам на глубокие кожаные кресла, а сам встал у камина, спиной к огню.

– Рассказывайте, – просто сказал он.

Первым заговорил Кларк. Его голос, поначалу дрожащий и срывающийся, как у подростка, постепенно креп. Он рассказывал не как дипломат, а как сын, на глазах которого убили отца. Он говорил о безумии брата, о рудном помешательстве, о заговоре Валериуса. Он не щадил ни себя, ни слушателей, описывая последние минуты жизни Патриарха, его отчаянный, самоубийственный подвиг. Когда он закончил, по его щекам текли слезы, которые он даже не пытался скрыть.

Потом заговорил Таллос. Его рассказ был другим. Это была хроника боя. Сухая, грубая, полная скрежещущей ярости. Он говорил о предательстве лордов, о бойне в зале совета, о том, как гвардейцы Валериуса резали на улицах городскую стражу, а шахтеры – и тех, и других. В его словах не было скорби. Только холодная, выжигающая все внутри ненависть к «благородным», которые довели их мир до ручки.

Два этих рассказа, один – полный боли, другой – полный ярости, сложились в единую, страшную картину. Это была не просто история о перевороте. Это была история о том, как цивилизация совершает самоубийство.

Я молчал, давая им выговориться. Их слова, их живые, кровоточащие эмоции были лучшим доказательством. Я лишь наблюдал за Байроном. Лорд Ашер слушал не шелохнувшись, его лицо было непроницаемой маской. Лишь костяшки пальцев, сжимавших резную каминную полку, побелели.

Когда замолчал и Таллос, в кабинете повисла тяжелая, густая тишина, которую, казалось, можно было резать ножом. Кларк всхлипывал, уронив голову на руки. И тут произошло нечто неожиданное. Таллос, этот огромный, грубый мужлан, протянул руку и положил свою тяжелую, как молот, ладонь на плечо Кларка. Неуклюжий, молчаливый жест поддержки от существа, которое еще вчера считало ящера врагом. В этот момент я понял, что что-то изменилось. Прямо здесь, в этом кабинете, рождался их странный, невозможный союз. Союз, скрепленный общей потерей.

Байрон молчал, глядя в огонь. Тишина становилась невыносимой, она давила, грозя раздавить остатки нашей решимости. Нужно было ее разбить, пока отчаяние не поглотило нас всех. Я шагнул вперед, и скрип моих сапог по паркету прозвучал оглушительно.

– Они рассказали вам, как это случилось, – мой голос прозвучал в тишине кабинета хрипло и чужеродно. – А я расскажу, почему. И боюсь, вам это не понравится.

Я вытащил из-за пазухи два свертка и аккуратно положил их на полированный стол Байрона, стараясь не поцарапать идеальную поверхность. В одном был кусок чистой руды, сияющий спокойным, здоровым голубым светом. В другом, завернутый в несколько слоев ткани, – уродливый, пульсирующий гнилостной чернотой осколок «рудного серебра».

– Мы все это время смотрели не туда. Думали о власти, о деньгах, о заговорах… Это все мелко. Это симптомы, а не болезнь.

Я обвел их взглядом, стараясь, чтобы мой голос звучал убедительно, а не как бред сумасшедшего.

– Представьте, что Ашен – это не мир. Это… тело. Огромное, живое тело. А руда – его кровь, его кровеносная система. А теперь представьте, что в эту кровь попала инфекция. Вирус. То, что вы называете «Первородной Тьмой».

Сет кивнул, подхватывая мою мысль.

– Системная ошибка в коде. Поломка на самом базовом уровне. И она заражает все, к чему прикасается.

– А Забытая Кузница, – продолжил я, указывая на чистый камень, – это не просто кузница. Это иммунная система. Огромный фильтр, который должен был очищать кровь этого мира. Но он сломался. И вместо того, чтобы лечить, он начал производить концентрированный яд. – Я ткнул пальцем во второй, темный камень. – Эту дрянь Валериус и продавал. Он не просто наживался на контрабанде. Он сознательно распространял заразу по венам этого мира.

В глазах Байрона мелькнул огонек понимания. Он наконец оторвался от камина и медленно подошел к столу, глядя на два камня, как на улики в деле о вселенском убийстве.

– Жертва Патриарха… – медленно произнес он, и в его голосе прозвучало потрясение. – Он не просто обрушил шахты. Он выключил сломанный фильтр. Остановил производство яда.

– Именно, – кивнул я. – Он выдернул вилку из розетки. Но вирус уже в системе. И теперь, когда главная опора рухнула, он рвется наружу. Эти трещины в небе… это метастазы. Болезнь распространяется.

Я сделал паузу, давая им осознать весь масштаб картины.

– То, что случилось в Дальнегорске, – я посмотрел прямо в глаза Байрону, – была не просто гражданская война. Это была первая битва в войне за выживание всего этого мира. И мы ее проиграли. Наш враг – не Валериус и не продажные лорды. Наш враг – сама болезнь. И она хочет пожрать всё.