Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 112 страниц)

Глава 38 «Воссоединение»

***

Он не видел Гу Юня больше четырех лет. Его тоска по нему и то, насколько сильно он скучал – эти чувства, копясь, превратились в огромную гору. И каждый раз смотря на нее, Чан Гэн не мог не испытывать страха, раздиравшего его грудь, что эта самая гора может рухнуть от малейшего порыва ветра.

***

Несмотря на то, что в дом Чэнь Цинсюй вновь пришли без приглашения, на ее лице не отразилось и тени гнева. Похоже, она давно привыкла к тому, что ее дом посещают незваные гости.

Она отложила собранные травы и соединила руки, любезно приветствуя гостей:

– Меня зовут Чэнь, я – лекарь из Цзянху.

Она так назвалась, но ее манеры скорее принадлежали девушке из высокопоставленной и богатой семьи. Чэнь Цинсюй не улыбалась, выражение ее лица по-прежнему отображало полнейшее хладнокровие. Прибывшая со стариком женщина ничем не могла помочь Чан Гэну, и сама чувствовала себя очень плохо. Она не ответила, но мгновением позже нашла в себе силы поприветствовать вошедшую госпожу глубоким поклоном.

Чэнь Цинсюй взглянула на Чан Гэна, умело проводящего иглоукалывание, и сказала:

– Он вполне может считаться моим полу-учеником. Воскресить человека он, конечно, не может, но прекрасно справляется с обычными болезнями. Старшая сестра, пожалуйста, не беспокойтесь!

Судя лишь по внешности госпожи, было трудно угадать, сколько ей было лет, однако характер ее одеяния подсказывал, что перед ними стояла юная барышня. Сердце молодого солдата, как барабан, забилось в груди.

Это получается, что Его Высочество безо всякого стеснения вошел в комнату незамужней девушки, даже не поприветствовав ее должным образом. Пускай она лекарь, но разве... это уместно? А если обратить внимание на то, как уверенно он работает с иглами, кто мог знать, сколько раз он наведывался сюда?

В столице, где во многих домах большое внимание уделялось манерам и правилам этикета, даже муж и жена, намереваясь встретиться друг с другом, были обязаны сначала послать слугу, чтобы тот доставил надлежащее сообщение.

Хотя она была женщиной из Цзянху, где не обращали внимание на простые правила вежливости...

Молодой солдат впервые встретился с Чан Гэном и последовал за ним, но сейчас его не отпускали мысли о том, какие же отношения могли сложиться между этой женщиной и Его Императорским Высочеством. Он даже представить не мог, как разозлится Гу Юнь, узнав об этом. Сердце рядового готовилось вырваться из груди. Ему казалось, он вот-вот заревет в голос от того, что совершенно не знает, как доложить об этом маршалу.

Пока присутствующие в комнате беседовали, пожилой мужчина несколько раз кашлянул, приходя в сознание.

Чан Гэн не побрезговал и взял с тумбы плевательницу, чтобы мужчина мог сплюнуть накопившуюся во рту слюну.

Едва завидев, что старику уже лучше, женщина не смогла сдержать безграничного счастья и неустанно выказывала слова благодарности господину. Чэнь Цинсюй протянула Чан Гэну полотенце и посоветовала:

– Сходи, выпиши рецепт, а я пока осмотрю его.

Она говорила очень тихо, но произнесенная фраза напомнила не заурядную просьбу, а скорее приказ. Чан Гэн ничего не ответил – развернул листок бумаги и надолго погрузился в раздумья, прежде чем записать рецепт.

Молодой солдат выпучил глаза. Находясь рядом с Гу Юнем, он не раз слышал, как тот упоминал, что Его Высочество уже давно вырос, и маршал уже не может управлять им. Было очевидно, что нынешний Чан Гэн вел себя гораздо лучше, по сравнению с теми же детишками из школы. Он уже не походил на ребенка, что рассорился с Аньдинхоу в раннем возрасте.

Солдат окончательно запутался в собственных размышлениях. А Чэнь Цинсюй начала разговор с женщиной.

Заметив, что состояние пациентки улучшилось, госпожа лекарь заметно расслабилась. Разговор продолжался, и внезапно солдат понял, что нездоровье тех двоих оказалось связано с новым указом Императора о землях и фермерских марионетках. У местного населения больше не осталось земель для сельскохозяйственных работ. Несмотря на то, что императорский двор издал указ, запрещающий чиновникам плохо обращаться с жителями и фермерами, но по прошествии времени кто удосужится кормить простых людей, которым больше негде выращивать рис себе на пропитание?

Нехватка марионеток также становилась обычным явлением в это тяжелое время. Те, кто занимался производством фермерских марионеток, постепенно все чаще показывали свою раздражительность. Со временем разнесенные по нескольким фракциям механики, торговцы, землевладельцы и фермеры начали понимать, что они уже не зависели друг от друга, что каждый сам по себе, и теперь они могли быть только врагами.

Муж этой женщины отказался сидеть сложа руки, пока другие, выражая свой гнев и недовольство, пытались чего-то добиться. Он отправился на юг в поисках работы вместе со своими земляками. С момента его отъезда от него не было никаких известий...

К тому времени в семье этой женщины заболел старый свекр. Совсем еще маленькие дети не могли помогать по хозяйству. В это же время из деревни уехал и деревенский лекарь, ведомый скукой из-за отсутствия работы. У женщины не оставалось иного выбора, кроме того, как в одиночку повсюду искать любого другого врача, неся на себе отца мужа.

Услышав эту историю, Чэнь Цинсюй нахмурилась.

– Юг? На юге в этом году произошло масштабное наводнение. И после бедствия там еще ничего не привели в порядок. Как можно искать там работу?

Женщина в растерянности опустила взгляд. Она всю жизнь провела в горной деревушке и не знала ничего за пределами кусочка земли под собственным домом. Она не догадывалась, что в этом мире есть другие места, где могло произойти все что угодно.

Выписывая рецепт, Чан Гэн поинтересовался у женщины:

– Смогла ли тетушка в этом году получить пищевое довольствие?

Услышав вопрос, женщина взглянула на лежащего в кровати свекра и с грустью поведала:

– Честно говоря... Нет. Я... уже в том возрасте, когда человек не готов драться за еду у дверей чиновников. К счастью, в этом году цены на продовольствие были довольно низкими. В семье оставалось немного сбережений, и мы пока могли себе позволить кое-что купить.

Чан Гэн догадывался, что эти люди принадлежали семьям, работавшим фермерами на протяжении нескольких поколений – они не привыкли тратить деньги. Каждая подобная трата походила на пронзающий сердце нож. Иначе почему она не вызвала повозку, а решила тащить свекра на своей спине, преодолевая тысячи дорог шаг за шагом на своих двоих?

– Разве у императорского двора нет общественной земли? – поинтересовалась Чэнь Цинсюй. – Я слышала, что после того, как ежегодно в императорскую казну поступает собранный налог, назначенный чиновник обязан распределить ресурсы между простыми людьми.

Женщина горько улыбнулась и ответила:

– Нашу землю запретили использовать для посадки семян – она заброшена уже два года.

– Почему? – спросил Чан Гэн. – Из-за обедневшей почвы?

– Я слышала, это потому, что наш дом и поля находятся рядом с усадьбой одного чинуши. Начальник округа хотел воспользоваться этой землей, чтобы построить на ней молельню. Но представители вышестоящих рангов по каким-то причинам отказывали ему. Обе стороны ходили туда-сюда. В конце концов, они так и не пришли к согласию. С тех пор земля пришла в запустение.

После слов женщины все в комнате замолчали.

– Три доли гор и шесть долей рек, а им нужно только одно поле, но и его они погубили, – вздохнула Чэнь Цинсюй. – Как эти люди вообще...

Чан Гэн молчал. Никто не знал, о чем он думал. Он быстро закончил выписывать рецепт и протянул его Чэнь Цинсюй на проверку.

– Мм... Все в порядке. Сестра, пожалуйста, пройдемте со мной – у меня осталось в запасе немного лекарств, и вам не нужно будет волноваться об их покупке, – она провела женщину в дальнюю комнату, где хранились снадобья. Все это время молодую госпожу неустанно продолжали благодарить за помощь.

Когда они ушли, солдат из Черного Железного Лагеря сразу почувствовал облегчение и неспешно подошел к Чан Гэну. Рядовой не проронил ни слова – просто следовал за ним. Чем бы молодой человек не собирался заняться, солдат закатывал рукава и старался сделать это для него первым.

Ему понадобилось немного времени, прежде чем он взялся за бумагу и перо. Записав первое предложение, он произнес твердым голосом:

– Молодой господин хорошо знаком с этим местом.

– Мм... Я часто останавливаюсь здесь, когда езжу в Чжунгуаньцунь, – ответил Чан Гэн.

Что?! Одинокий мужчина и одинокая женщина?!

Солдат зарделся. Внезапно он понял всю важность своей миссии. Если он с ней не справится, то возможно, когда он вернется, Аньдинхоу собственным ножом превратит его в плевательницу.

Чан Гэн заметил выражение лица рядового. Он выглядел так, будто секунду назад его ударило молнией. Однако теперь Чан Гэн сообразил, о чем раздумывал этот солдат и быстро, с улыбкой на лице, пояснил:

– О чем ты подумал? Разумеется, это дом госпожи Чэнь, но большую часть времени ее не бывает дома. Обычно здесь пусто.

Ее друзья из Цзянху, кто бы из них сюда ни приехал, могли отдохнуть тут несколько дней. Если случалось так, что она тоже бывала дома – женщины могли остаться, но мужчинам приходилось искать себе другое место. Я хотел предложить вам отдохнуть здесь пару дней, однако госпожа Чэнь вернулась, и нам двоим необходимо найти постоялый двор.

Молодой солдат расслабился, и его сердце почувствовало облегчение.

– Ох... – выдохнул он про себя.

Но не успел рядовой окончательно успокоиться, как снова напрягся. Ему пришло в голову жалостливое: "Несмотря на то, что он – четвертый принц, ему бы стоило немного сэкономить денег на постоялый двор..."

Окинув взглядом поношенные одежды Чан Гэна, он не мог не выказать своего мнения:

– Если бы марш... Господин узнает, что молодой хозяин живет в таких нелегких условиях во внешнем мире, ему будет нестерпимо грустно...

Он не был хорош в беседах. Он привык выражать себя с помощью действий, поэтому – если он иногда и мог начать разговор о подобных вещах – он чувствовал себя самым искренним человеком на свете.

Однако на сердце Чан Гэна стало лишь тяжелей, и он не сумел тут же ответить солдату.

Чэнь Цинсюй закончила выдавать женщине лекарства. Когда они вернулись, госпожа лекарь нахмурилась, взглянув Чан Гэну в глаза.

– Спокойствие, разве я не говорила тебе об этом?

Чан Гэн пришел в себя и горько улыбнулся.

Чэнь Цинсюй действительно была его полу-учителем.

Два года назад, во время очередного приступа, наставник Чан Гэна узнал о Кости Нечистоты. Тайна, о которой знали лишь небо и юноша, в конце концов, вырвалась в свет.

Тогда наставник сказал ему, что не очень хорошо разбирается в медицине, поэтому они начали ездить по разным местам, пока на востоке, наконец, не встретились с Чэнь Цинсюй. К сожалению, секрет исцеления от Кости Нечистоты принадлежал только Северной маньской Ведьме, и даже доктор Чэнь, с ее широкими познаниями в медицине, не смогла отыскать лекарство. Единственное, чем она могла помочь, – прописать ему успокоительный эликсир сильнейшего действия, чтобы Чан Гэн мог сохранять контроль над собой, пока она занимается исследованием его недуга.

Тогда Чан Гэн решил поговорить с ней о делах Гу Юня и осторожно поинтересовался:

– Госпожа Чэнь, есть ли в этом мире человек, чьи глаза и уши иногда работают, а иногда – нет?

Чэнь Цинсюй, конечно же, догадалась, о ком говорил Чан Гэн. Однако она не имела права рассказывать ему всей правды. Она просто ответила:

– Да.

Но Чан Гэн задал еще один вопрос:

– Тогда при каких условиях можно облегчить страдания с помощью лекарства, а при каких – нет?

– Это невозможно, если человек родился с этой болезнью, – разъяснила Чэнь Цинсюй. – Что же касается повреждений, полученных при травме во время взросления, – такие необходимо оценивать уже в индивидуальном порядке. Возможно, лекарство может помочь тем, кто был отравлен.

Она предположила, что Чан Гэн осторожно заговорил с ней о болезни, чтобы потом спросить непосредственно про Гу Юня, однако он этого не сделал. И в тот момент она поняла, что, похоже, недооценила проницательность и остроту ума этого паренька.

Получив ответ, Чан Гэн сначала долго молчал, а после он начал умолять ее принять его в качестве своего ученика.

Несколько поколений семьи Чэнь были искусными врачевателями. Они уделяли много времени и внимания своим манерам, но, в то же время, внутри их семьи соблюдалось еще одно неукоснительное правило: "Практиковать медицину для спасения жизней". Их род не относился к тем эксцентричным "богоподобным" врачам, о которых судачили в народе или описывали в книгах – отбирающих себе пациентов с неизлечимыми заболеваниями в надежде спасти их, способных "видеть все болезни" – такая практика категорически не приветствовалась в семье Чэнь.

Госпожа Чэнь могла исцелять тяжелые травмы и заболевания, лечить отравления необычными ядами, или же помочь с детской простудой. Она с радостью принимала беременных женщин и помогала принять роды.

Она не относилась к своим знаниям, как к бесценному сокровищу, что держала бы при себе, скрывая от всех. К тому же не существовало правила: "знания семьи не могут быть переданы посторонним лицам". Если бы кто-то ее попросил – она бы его научила. Но госпожа Чэнь как-то упомянула, что сама еще не закончила школу и не посмела бы принять ученика, поэтому ее можно было считать лишь "полу-учителем".

Поместье семьи Чэнь находилось в Тайюань. Чэнь Цинсюй обычно не останавливалась на юге осенью и зимой. Чан Гэн мог только предположить: если она все еще в Чжунгуаньцунь, возможно, у нее еще остались какие-то незаконченные дела. Чан Гэн достал сумку и протянул молодому солдату деньги, чтобы тот вызвал повозку для женщины и ее свекра.

Как молодой солдат мог осмелиться взять деньги из рук бедного четвертого принца? Несколько раз отказавшись, он убежал в сторону прибывшей повозки.

Когда все ушли, Чэнь Цинсюй достала особый мешочек и произнесла:

– Очень хорошо, что мы встретились тут. Я приготовила для тебя новую порцию успокаивающего эликсира. Попробуй.

Чан Гэн поблагодарил ее, взял немного лекарства и осторожно убрал в сумку.

У Чэнь Циньсюй заблестели глаза, стоило ей обратить внимание на сумку Чан Гэна. Она отметила, что на ней не было головокружительно пестрых и сложных рисунков вроде "утка-мандаринка плещется в воде" или "летающие бабочки".

Внутри сумка была обшита чистым шелком, а снаружи покрывалась тонким, мягким слоем кожи. На самой коже виднелся незамысловатый узор, напоминавший резьбу на рукояти клинка. Такой же узор был выгравирован на железном браслете, внутри которого скрывались тонкие ножи, стремившиеся вырваться наружу. Сами ножи были сделаны очень искусно.

– Откуда у тебя эта сумка? – поинтересовалась госпожа. – Она необыкновенно прелестна...

– Я сам ее сделал, – улыбнулся Чан Гэн. – Хотите такою же?

Чэнь Цинсюй ничего не ответила.

Лекарь Чэнь, выражение лица которой оставалось непоколебимо спокойным даже перед взорами тысячного войска, в эту секунду почувствовала себя неловко.

– Она очень прочная, – заверил Чан Гэн. – Ах, да, я хотел спросить: фестиваль середины осени [1] уже закончился. Почему вы все еще здесь, в Чжунгуаньцунь?

– Аньдинхоу отправится на юг, пересекая Чжунгуаньцунь. Он попросил меня встретиться с ним, – объяснила Чэнь Цинсюй. – Ты разве не знал?

Круг Фэн-шуй снова перевернулся, и теперь неловко себя чувствовал совсем другой человек.

Как говорить, Чан Гэн вспомнил лишь спустя минуту молчания, продлившуюся целую вечность. Он очнулся благодаря приятному аромату эликсира.

– Нет, я не знал, что мой ифу... Зачем ему отправляться на юг?

Чэнь Цинсюй удивилась:

– Аньдинхоу покинул северо-западную границу, потому что у него могут появиться военные дела и другие вопросы, касающиеся армии. Я могу судить лишь по нескольким брошенным мне словам, не более. Зачем ему рассказывать мне о своих планах?

– Но младший брат из Черного Железного Лагеря сказал мне, что он вернется на Новый Год...

Услышав слова Чан Гэна, Чэнь Цинсюй еще больше запуталась.

– Праздник хризантем еще не прошел [1]. Вернется ли Аньдинхоу на Новый Год или нет – разве это не зависит о того, где ему прикажут нести службу?

Чан Гэн был в замешательстве. И тут он рассмеялся, понимая, каким же глупцом он был. Достаточно было подумать о том, что только такие, как он – кто постоянно стремится к чему-то и, одновременно, это чего-то страшиться, – будут считать срок в три-четыре месяца пустяком.

– Я подумала, что ты пришел сюда, потому что знаешь об этом. Оказалось, что это просто совпадение, – вслух размышляла Чэнь Цинсюй. – В письме он указал, что прибудет через несколько дней. Если ты никуда не торопишься, то дождись его.

Чан Гэн от растерянности издал невнятный звук в знак согласия. Его мысли уже давно улетели за тысячи ли [2] прочь.

Чэнь Цинсюй подошла к Чан Гэну и закричала ему прямо в ухо:

– Чан Гэн! Чан Гэн!

Лишь тогда Чан Гэн наконец-то пришел в себя.

Чэнь Цинсюй вновь заговорила со всей строгостью в голосе:

– Я уже говорила тебе, что мой эликсир не является противоядием. Это всего-навсего простая формула, которая может помочь тебе немного успокоить нервы.

Чтобы Кость Нечистоты не тревожила, необходимо учиться не поддаваться тревогам. Все мысли, что беспокоят тебя, что забираются в твое сердце, – будут пищей для яда. Только сегодня за короткий промежуток времени твой разум уже дважды рассеивался. Что, в конце то концов, происходит с тобой?

– Мне жаль... – ответил Чан Гэн и опустил свой взгляд. Он больше не хотел возвращаться к этой теме и поспешил перевести разговор в иное русло: к вопросу о рецепте, который он только что выписал.

Он думал о том, как Чэнь Цинсюй путешествовала по стране, излечив множество тяжелых заболеваний, исцеляя бесчисленные раны на смертной плоти. Но знала ли она, как спасти человеческое сердце?

Вернув пациентов домой, молодой солдат Черного Железного Лагеря поспешил обратно. Увидев, что Чан Гэн остался на том же месте и не бросил солдата на произвол судьбы, он почувствовал облегчение.

Чан Гэн позаимствовал несколько книг из серии "Классика фармацевтики" и, попрощавшись с Чэнь Цинсюй, взял с собой молодого солдата. Так они вдвоем отправились в соседний город на поиски постоялого двора.

Осенние цикады и прочие насекомые с наступлением вечера стрекотали более зычно.

Чан Гэн положил успокаивающий эликсир рядом со своей подушкой, ощущая, что на этот раз лекарство госпожи Чэнь не очень ему помогало. Оно не только не успокаивало, но и заставляло чувствовать себя еще более взволнованным. Не успел он закрыть глаза, как проснулся среди ночи. В конце концов, от нечего делать молодой человек зажег свет и принялся читать.

Когда сгорела первая миска лампового масла, Чан Гэн прочитал две с половиной из трех книг "Классики фармацевтики". До самого рассвета он так и не смог заснуть.

В недра его груди, казалось, тайно разместили золотой короб, извергающий белый пар, что продолжал сжигать нескончаемые запасы Цзылюцзиня.

Чан Гэн неоднократно уговаривал себе сохранять спокойствие. Он повторял эти слова десятки тысяч раз, заставляя вторить их сердцем. Гу Юнь собирался вскоре приехать сюда – сможет ли Чан Гэн невозмутимо разговаривать с ним? Он не мог себе этого даже представить. Его безудержное влечение к нему и постоянные тревоги переплелись вокруг его костей. Каждую минуту – нет, каждую секунду – его сердце нещадно сжимала лоза, покрытая острыми шипами, и болезненно впивалась в плоть все глубже и глубже. Этот самообман оказался совершенно бесполезен...

Ранним утром следующего дня Чан Гэн обратился к молодому солдату:

– Младший брат, скажи, если ты захочешь отправиться на юг, пересекая Чжунгуаньцунь и направляясь в Синьцзян, какой путь ты выберешь?

– Если бы это был вопрос служебных дел, – быстро ответил солдат, – естественно, я пошел бы по казенному тракту. Если вопрос касается другого, я бы действовал по своему усмотрению – трудно сказать. Возможно, я мог бы пересечь горы или перемещаться вдоль прибрежной полосы.

Чан Гэн молча кивнул.

И тут рядовой остолбенел в крайнем изумлении. Он заметил, что Чан Гэн сменил поношенные одежды, которые он носил во время путешествия по Цзянху. Новый наряд пускай и не выглядел роскошно, однако он казался весьма изысканным, тонко намекавшим на принадлежность господина к благородному сану – представляя, если не знатный род, то, по крайней мере, богатый дом.

За одну ночь Чан Гэн превратился из бедного студента в настоящего молодого господина. Разумеется, обращение к нему хозяина постоялого двора не могло не стать более уважительным, чем раньше.

Надевая изящные одежды, он каждый день ездил верхом по казенному тракту. Никто не знал, ожидал ли он кого-то или просто показушничал.

Конечно же, как и любая одежда, эта не могла не испачкаться. Возвращаясь к концу дня, молодой человек с сожалением подмечал, что его одежды покрылись слоем пыли. Чан Гэн не хотел никого обременять, поэтому он тщательным образом отстирывал их сам. У него не было других вариантов, поэтому приходилось приводить одежду в порядок самостоятельно, ведь у Чан Гэна в запасе было всего два комплекта одежды "молодого господина". Если бы он не трудился так усердно, у него попросту не осталось бы другой одежды, в которую мог бы переодеться.

Каждый новый день, когда Чан Гэн садился на лошадь, его голову неизменно посещала горькая мысль: "Возможно, мне стоит уйти".

Он не видел Гу Юня больше четырех лет. Его тоска по нему и то, насколько сильно он скучал – эти чувства, копясь, превратились в огромную гору. И каждый раз смотря на нее, Чан Гэн не мог не испытывать страха, раздиравшего его грудь, что эта самая гора может рухнуть от малейшего порыва ветра.

Он так хотел сбежать, но не мог. Каждый день он неизменно сражался с самим собой. До сих пор не найдя решение, он вновь и вновь появлялся на официальном тракте. Тратя дни, Чан Гэн мог только плыть по течению. Он весь день питался ветром и песком, но дорогу не пробегал даже кролик. Возвращаясь поздним вечером обратно, он каждый раз обещал себе: "Я подожду еще завтра утром, а потом сбегу на всю жизнь".

На следующий день он забирал свои слова обратно и возвращался на казенную дорогу.

Ворох противоречивых мыслей и чувств захлестнули Чан Гэна – последние пять дней он пребывал в этом неотвратимом безумии. К вечеру пятого дня, когда молодой человек уже повернул своего коня, чтобы возвратиться на постоялый двор – он замедлил свой ход, чтобы полюбоваться заходящим на западе солнцем, окрасившим небо в кроваво-красные цвета. Это зрелище казалось ему невероятным. Он не мог сдержаться от такой красоты и остановился, позволяя лошади насладиться травой. И тут Чан Гэн вспомнил о том, чем он занимался последние несколько дней. Он не знал, смеяться или плакать. "Если Ляо Жань узнает об этом, он, наверное, будет смеяться, пока не выпадут зубы," – подумал Чан Гэн.

В этот момент молодой человек внезапно услышал позади себя звук конских копыт. Он развернул лошадь, чтобы отойти с дороги. Когда он инстинктивно оглянулся, то увидел множество больших и сильных коней, стремительно бегущих вперед. Они все быстрее и быстрее сокращали дистанцию между ними. Позади ряда скакунов промелькнул запряженный экипаж.

Издали кавалерия казалась одета в обычные наряды. Они выглядели так же, как и все остальные путешественники, какие очень спешили куда-то.

Никто не знал, почему, но сердце Чан Гэна внезапно начало биться быстрее.

Примечания:

1. Фестиваль середины осени...

重阳 – chóngyáng – 9-е число 9-го лунного месяца, праздник двойной девятки, праздник хризантем (народный праздник в Китае).

2. «Ли» – название двух китайских единиц измерения расстояния:

первая – кит. 市里 или кит. 里, Lǐ – для больших расстояний, в древности ли (里) составляла 300 или 360 шагов (步, бу), стандартизированное метрическое значение – 500 метров;

вторая – кит. 市厘, стандартизированное метрическое значение которой составляло ⅓ мм. В китайском языке эти слова пишутся разными иероглифами и произносятся разным тоном.