Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 97 (всего у книги 112 страниц)

Глава 121 « Колебания»

____

Эта глава преимущественно об интригах и сражениях, если вам не интересно – не читайте

priest

____

Восьмого числа двенадцатого лунного месяца Гу Юнь тайно отправил послов на острова Дунъин и в страны Южных морей. Последние три месяца на линии фронта им удавалось только сдерживать противника. В результате непрекращающихся боев пламя войны из Цзянбэй перекинулось на тринадцать провинций Цзяннани и докатилось до Гуандун и Гуанси.

Многие из тех, кто попал в ловушку на оккупированных территориях, упорно отказывались пересекать реку и организовывали народное ополчение. Поскольку бедствующим простым механикам на чужбине негде было взять цзылюцзиня, они заменяли его углем или порохом и изготавливали различное оружие своими руками – пусть оно и было менее впечатляющим, как у действующей армии.

Поначалу их поделки выходили довольно примитивными – до тех пор, пока институт Линшу не объявил об открытии филиалов по всей стране, где желающих будут обучать технологиям, которые не являются засекреченными военными разработками.

Со временем дали о себе знать и другие долгосрочные последствия войны.

Фан Цинь не ожидал, что первыми нарушат установившееся при дворе затишье не сторонники Янь-вана, а благородные чиновники из двух палат...

В этом году в провинциях Великой Лян как раз состоялся Осенний экзамен, который проводился раз в три года. Война внесла коррективы: экзамен пришлось прервать посередине и результаты сильно задержались. Имена людей, успешно сдавших императорский экзамен, объявили только в двенадцатом лунном месяце. Их внесли в так называемый Сливовый Список, но студенты по всей стране в шутку прозвали его Гнилым Списком [1].

И трех дней не прошло с момента объявления результатов экзамена, как сюцай [2] в провинции Шаньси покончил с собой при необычных обстоятельствах. Чиновники не позволили печальному происшествию омрачить важное событие и не стали докладывать вышестоящим. Однако через несколько дней правда всплыла. После окончания императорской аудиенции кто-то подошел к воротам дворца, чтобы подать жалобу императору.

Разбирательство было долгим.

Янь-вану пришлось дважды съездить в Цзяннань, срубить много голов, а также издать самый суровый на данный момент указ, регламентирующий поведение чиновников [3]. Этого хватило, чтобы свести процветавшую со времен Юаньхэ коррупцию практически к нулю. В последние годы во дворце постоянно урезали расходы, а жалованье придворных чиновников сокращалось. Ассигнации Фэнхо, тесно связанные с новым указом, только ухудшили их положение... Источники их доходов то полностью перекрывали, то снова приоткрывали. За последние сотни лет жизнь придворных чиновников никогда не была настолько нелегкой.

Как говорится, пожив на широкую ногу, трудно привыкнуть к простой жизни. Когда речь заходила о собственном благосостоянии, люди забывали, что каждый в ответе за судьбу страны.

Но если чиновники и испытывали трудности, то ничего не могли с этим поделать. Они вежливо отказывались от подарков, ведь прекрасно знали, что за спиной у богатых купцов стоит Янь-ван – стоит неосмотрительно принять подарок, как тебя казнят за взятку. Из военного бюджета воровать тоже боялись. После реформы стало невозможно прикоснуться и к налогам, не говоря о средствах, выделенных на ликвидацию последствий стихийных бедствий. Головы Ян Жунгуя и его сторонников еще не истлели.

Так вышло, что в этом году за проведением осеннего экзамена строго не следили. Страну больше заботило, как выиграть войну и где бы заработать денег. Кому какое дело до бесполезных кабинетных ученых? В результате кто-то и придумал хитрую схему.

После того, как правда открылась, мошенническая схема потрясла всю страну. Замешаны в ней оказались целых девять провинций.

С большим трудом Фан Циню удалось сделать так, чтобы скандал не запятнал его репутацию. Он мог бы еще пару дней жить мирно, но ему словно снег на голову посыпались бумаги из двух палат.

Новоявленные борцы с коррупцией вели себя иначе, чем сторонники Янь-вана. Люди принца всегда отличались прагматичностью и преследовали конкретную цель, а за власть боролись слаженно и организованно, поэтому многие их действия легко было предсказать. Эти же «чистюли» слишком много о себе возомнили и ни во что не ставили ни чужую репутацию, ни благосостояние. Им нравилось раскрывать чужие преступления без всякой личной выгоды. Слава их зависела от того, скольких чиновников им удалось поймать на мошенничестве.

Обычно молодые и знатные господа не появлялись в двух палатах. Чаще всего отъявленные борцы с коррупцией происходили из числа бедных студентов, поскольку именно их больше всего затронул скандал с императорским экзаменом.

Бешеные псы из двух палат, которые давно ни на кого не нападали, теперь подняли хвосты и остервенело лаяли. Они постоянно скандалили и поднимали шум, требуя у Ли Фэна провести строгое расследование. Создавалось впечатление, что если их не устроят результаты, они выстроятся в очередь и разобьют головы о дворцовую колонну прямо посреди императорской аудиенции.

Так недолгая видимость мира при дворе была нарушена.

Девять высокопоставленных провинциальных чиновников, да и не только они, оказались замешаны в этом сложном и запутанном деле. Включая никчемного родного младшего брата Фан Циня.

Для его пожилого отца младший сын и внук являлись смыслом жизни. Пускай великий советник Фан и отошел от государственных дел, его потряс новый скандал. Фан Цинь не знал, как поступить. Он мог отвернуться от кого угодно, но не от родного отца.

Не успел Фан Цинь придумать выход, как то ли нарочно, то ли нет, но Император решил передать дело сразу в Военный совет – в обход храма Дали и цензората. Расследование поручили возглавить лично Цзян Чуну, остальные могли лишь ему содействовать.

Бумага больше не могла сдерживать пламя.

Несмотря на то, что Фан Цинь родился в богатом семействе, он всегда надеялся прославиться, чтобы через тысячи лет потомки помнили его добрые дела, поэтому отказывался наступать на горло собственной совести и избегал совершать бесчестные поступки. Именно поэтому он сначала предал Люй Чана, который посмел ему угрожать, а затем старого дурака Ван Го. Вот только он никем больше не мог пожертвовать – его прикованная к постели матушка лежала в соседнем доме.

Пока господин Фан утешал ее и объяснял все отцу, на выходе из поместья сразу несколько человек дожидались, пока он примет решение. Фан Цинь не находил себе места от тревоги. Всего за одну ночь в уголках его рта появились сразу два кровавых волдыря. Фан Цинь только закончил успокаивать свою старую рыдающую мать, в поместье заявился новый гость. Он помрачнел, потер переносицу и холодно приказал:

– Скажите, что меня нет дома, и отошлите их прочь.

Слуга молча, как цикада зимой, удалился. Вскоре появился помощник и прошептал:

– Господина Фана что-то тревожит?

Фан Цинь сердито на него посмотрел. К счастью, он превосходно владел дыхательной гимнастикой и совершенствовал дух, поэтому легко убрал с лица мрачное выражение и протянул:

– Кабинетные ученые возмущаются уже года три, но все без толку. Сейчас слухи о происшествии слишком быстро долетели до столицы. Явно кто-то этому поспособствовал... Со стороны Ли Минь кажется прямодушным и открытым, но не преминет ударить исподтишка. Подобные люди с добрым лицом, но злым сердцем могут ввести императора в заблуждение.

– У господина созрел план? – спросил помощник.

Фан Цинь был в бешенстве. Узнай он о скандале на день раньше, все равно практически ничего не смог бы сделать. Все произошло слишком быстро. Поскольку император уже обо всем знал, положение у Фан Циня было крайне незавидное.

– Ситуация непростая, – вздохнул Фан Цинь. – Этот Янь-ван, как волк или тигр. Стоит ему зубами впиться кому-нибудь в шею, добыче уже не вырваться.

– Говорят, что реформы Его Высочества Янь-вана пока далеки от завершения, – усмехнулся помощник. – При дворе из-за них возникают многочисленные споры. По-моему, он чересчур торопит события. Наступил момент, когда он пострадает от собственной хитрости.

Фан Цинь замер. Он прекрасно понимал, что его собеседник прощупывает почву, надеясь, что он заглотит наживку. Их поместье вырастило множество помощников, чаще всего они годились только на то, чтобы играть в шахматы с великим советником Фаном. Обычно они боялись открывать рот в присутствии Фан Циня. Раз этот человек рискнул проявить инициативу, то явно хотел, чтобы его заметили.

Фан Цинь протянул руку и огладил бороду:

– С чего ты это взял?

Помощник предвидел, что ему зададут этот вопрос, поэтому поспешил использовать явно заранее приготовленными аргументами:

– Раз дело зашло настолько далеко, боюсь, нам не удастся опровергнуть обвинения. Почему бы тогда не устранить корень проблемы и не попытаться сразу отменить предложенный Янь-ваном новый закон?

Поначалу Фан Цинь надеялся, что чиновник даст ему дельный совет. Теперь он был разочарован и холодно отрезал:

– Мошенничество на императорском экзамене в любую эпоху считалось тяжким преступлением, за которое отрубали голову или ссылали на каторгу. Разве есть разница между старым и новым законом?

Помощник одарил его спокойной улыбкой и ответил:

– Мой господин, алчный чиновник никогда не исправится, а человек, творящий беззаконие, не остановится, но ведь на сей раз в скандале замешаны сразу девять провинций и множество высокопоставленных чиновников. Разве это простое совпадение? Император заподозрит, что дело нечисто. С чего вдруг столько чиновников пошли на отчаянный шаг? Дело в том, что в последние два года они едва сводят концы с концами. Им нужно устраивать беженцев, платить непосильные налоги, обеспечивать армию и выполнять квоту на ассигнации Фэнхо.

– Ассигнации Фэнхо принимаются на рынке наравне с золотом и серебром, – у Фан Циня брови на лоб полезли. – После скандала в Цзяннани издали соответствующий указ. На что ты намекаешь?

– Да, ассигнации можно обменять на рынке на серебро и золото, но это не значит, что сам императорский двор готов обменять их на серебро и золото, – заявил помощник и покачал головой. – Кроме того, большинство богатых купцов переехали с юга в более-менее цивилизованный Цзянбэй. На Центральной равнение, особенно на северо-западе, дела обстоят совсем иначе. Если местные жители откажутся принимать ассигнации, никто их не переубедит. Если правительство попытается насильно ввести там ассигнации, то придется воевать с простыми людьми, которые будут рыдать и угрожать повеситься. Если что-то пойдет не так, то императорский двор начнет искать виноватого. Кого постоянно во всем винят? Кто ходит по тонкому льду? Прошу господина тщательно это обдумать. Если вы действительно готовы поставить все на карту, возможно, удастся и спасти ситуацию. Даже если вашего брата осудят и лишат должности, пока семья Фан находится у власти, всегда есть шанс, что однажды дуншанец вновь объявиться [4], не правда ли?

Фан Цинь молча его выслушал.

Помощник понизил голос и добавил:

– Мой господин, будущее сложно предугадать. Мы с нетерпением ждем окончания войны, чтобы свести старые счеты. Сторонники Янь-вана прекрасно это понимают. Только не говорите, что «бездействие – часть войны». Если вы сейчас не сделаете свой ход, они от вас избавятся. Ох, ваш ученик сегодня слишком много болтает. Прошу господина простить меня, я вынужден вас покинуть.

Шестнадцатого числа двенадцатого месяца императорский инспектор в Шэньси, один из идейных вдохновителей мошеннической схемы, на допросе во дворце разразился горестными слезами и принялся причитать, что полномочия его настолько ограничены, что не удалось внедрить ассигнации Фэнхо. В итоге местным чиновникам пришлось самим их все скупить. Императорский двор издал аж три указа подряд, касающихся квоты на ассигнации Фэнхо. Поскольку для провинциальных чиновников они были невыполнимы, они повсюду пытались изыскать средства. Но раз брать больше было неоткуда, то пришлось совершить столь низкий поступок.

Его признание точно брошенный в воду камень сразу породили тысячу волн. Все обвиненные в мошенничестве чиновники твердили одно и то же и поливали грязью сторонников Янь-вана, которые поначалу созерцали пожар с противоположного берега. Некоторые преступники и вовсе несли полный бред: мошенничество на императорском экзамене сродни продаже должностей при дворе. С учетом того, что новый указ, регламентирующий поведение чиновников, тесно связан с ассигнациями Фэнхо, чем он лучше взяточничества?

Жители Великой Лян обменялись новогодними поздравлениями, но скандал настолько отбил всем аппетит, что пельмешки в горло не лезли.

В конце концов Военный совет направил письмо с извинениями, где официально отменил требования владеть определенным количеством ассигнаций Фэнхо для занимания государственной должности и временно приостановил их продажу.

Поскольку война была в самом разгаре, деньги у императорского двора неизбежно заканчивались. Военный совет воспользовался этим, чтобы внести предложение: остановить чеканку серебряных монет, и по примеру Запада на оккупированных территориях ввести "расчётные ассигнации" [4]. То есть позволить Императорскому банку выпустить временную валюту, чтобы использовать её вместо серебра. После чего они предложили проекты нескольких указов и приложили их к письму с извинениями.

Поскольку императорский банк был тесно связан с Управлением Великим каналом, учрежденным Военным советом, пока новые правила касающиеся железных и бумажных денег не начали применять на практике, никто не особо возражал. Главное, чтобы эту валюту не контролировал Военный совет.

Тем временем, на будущей железной дороге возникли неожиданные трудности.

Северную и южную ветви практически почти завершили, оставался один небольшой участок посередине. После окончания строительства можно было пустить первые паровые повозки. Однако сроки сдачи последнего участка оттягивались больше месяца. Работы до сих пор не начались. Проблема заключалась в праве собственности на землю.

Большая часть земель под железную дорогу заранее выделил императорский двор, но не мог же столь огромный участок никому не принадлежать. Если земля находилась в частном владении, Управление Великим каналом выкупало ее по рыночной стоимости. Кроме того, продавцам полагались льготы вроде послабления с налогами и тому подобное. Если владельцы участка отказывались продавать земли своих предков, то императорский двор брал ее в аренду, заключал договор и каждый год платил ренту.

Со времен правления Юаньхэ власти Великой Лян привыкли заботиться о своих гражданах, они строго спрашивали с гражданских и военных чиновников, но были крайне учтивы с деревенскими шэньши [6]. Это и привело к чудовищной ошибке... Ведь в договоре прописали только условия аренды и забыли уточнить, что делать, если владелец земли решит расторгнуть договор.

Никто не ожидал, что найдется человек, который захочет разорвать соглашение с императорским двором.

Недостроенная часть железной дороги как раз должна была пройти по арендованной земле. Принадлежала она крупному землевладельцу, имевшему и иные способы получения дохода. Власти ранее пришли с ним к соглашению. Хотя строительство тогда не дошло до его земель, ему сразу выплатили ренту. Неожиданно мужчина передумал и решил вернуть обратно все полученные деньги. Хотя этот землевладелец сам не занимал государственной должности, у него имелись влиятельные связи с семьей Чжао-гогуна [7]. Когда деревенский чиновник отказался от сделки, никто не посмел пойти против него. Он старательно избегал пытавшихся с ним встретиться чиновников из Управления Великим каналом. Поскольку на данном этапе слишком поздно было менять схему железнодорожных путей, паровым повозкам пришлось бы делать огромный крюк.

Из-за задержки со строительством железной дороги Гу Юнь написал несколько писем в столицу, требуя назвать точную дату окончания работ. Последнее предназначалось лично Ли Фэну. Гу Юнь заявил, что, если перебои с поставками продолжатся, он будет вынужден сократить линию фронта.

Младший брат Фан Циня не сумел обелить свое имя. Великий советник Фан заявил, что его робкий и недостаточно хитрый сын разочаровал его, причинив слишком много тревог, и начал действовать сам.

Когда-то старик принимал императорский экзамен [8] у половины придворных чиновников.

Первым делом он провел тайную встречу с чиновником из министерства иностранных дел, который вел переговоры с западными послами. Он заявил, что экономика Великой Лян в данный момент не выдержит затяжной войны с Западом. Если все продолжится в том же духе, то они зря погубят людей и впустую потратят ресурсы. Это невыгодно обеим сторонам. Великая слава и почет достанутся не палачу на поле боя, а тому, кто способствует заключению перемирия.

Тогда чиновник из министерства иностранных дел, который когда-то был учеником великого советника Фана, крайне осторожно спросил:

– Учитель, но ведь наш Император твердо намерен сражаться. Разве смеем мы, его поданные, влиять на его решения?

– Зависит от того, насколько удачно пройдут наши переговоры с Западом. – Великий советник Фан производил впечатление человека незаурядного. Он глубокомысленно изрек: – Их интересует одна выгода. Думаешь им самим охота биться с Гу Юнем до последней капли крови? Или они предпочли бы немного уступить, чтобы вместе со сторонниками мира в Великой Лян добиться скорейшего прекращения боевых действий и установления дипломатических отношений? Императору и двору в первую очередь важна репутация. Если иностранцы на этот раз искренне захотят заключить мир и позволят двору и императору сохранить лицо, разве кто-то станет возражать? Я не верю, что после прекращения боевых действий наш государь даст Янь-вану творить все, что вздумается.

Когда великий советник Фан отослал прочь растерянного чиновника из министерства иностранных дел, то попросил жену пригласить гостью – кормилицу императора Лунаня. Его супруга заботилась о ней с тех пор, как женщину отправили на пенсию.

Ли Фэн души не чаял в своей кормилице. Они обсуждали с Чан Гэном государственные дела, но стоило Ли Фэну услышать, что его кормилица прибыла во дворец, чтобы проведать захворавшую императрицу, он быстро отдал распоряжения Чан Гэну и поспешил во Внутренний дворец.

Над дворцом заходило солнце, когда неспешным шагом Чан Гэн удалился. В золотых лучах узоры на плитке под ногами сливались в один. По краям образовалась тонкая наледь, но ее трудно было заметить. Чан Гэн выглядел равнодушным и отстраненным.

Несмотря на холода жизнь в столице кипела.

В последнее время в связи с тем, что обстановка на фронте накалилась, Гу Юнь стал гораздо реже ему писать. Ему явно было не до праздных бесед. Редкие личные письма отличались краткостью.

Чан Гэн выдохнул и еще немного порассматривал алые стены дворца, размышляя: «А ведь завтра уже шестнадцатое число первого месяца».

Окутавший страну туман не спешил рассеиваться

Хотя Чан Гэн тщательно все спланировал и каждый день постепенно приближался к достижению цели, его нередко одолевали сомнения.

В этот момент мимо прошел отряд стражников. Они поспешили поприветствовать принца:

– Ваше Высочество.

Чан Гэн растерянно уставился на них и словно зачарованный пошел прочь.

«Хочу увидеться с Гу Цзыси, – подумал Чан Гэн, – прямо сейчас».

Примечания:

1) В китайском слива (梅) и плесень (霉) – это омофоны. Написание иероглифов отличается, но оба произносятся как "méi".

2) Первая из трёх учёных степеней в системе государственных экзаменов кэцзюй (старая, до 1905 г., система государственных экзаменов в Китае для получения ученой степени и права поступления на должность).

3) Личжи (吏治) – указ, регулирующий поведение чиновников. Ключ к управлению страной лежит через управление чиновниками. Создание системы подотчетности, сокращение чиновников, регулирование их обязанностей, повышение контроля и качества работы, чтобы исполнительный чиновник строго следовал букве закона.

4) По легенде отшельник с горы Дун-шань ― бывший крупный чиновник государства Восточная Цзинь ― Се Ань (320–385 гг.) позднее вернулся к государственной деятельности. Выражение означает взять реванш, восстановиться в должности.

5) Выпускаемые правительством бумажные деньги.

6) Живущие в деревне чиновники в отставке.

7) Дети и внуки, наследующие владения сыванов и цзюньванов (братьев и сыновей императора, которые не наследовали престол).

8) Во время экзаменов кэцзюй старшего экзаменатора или главу экзаменационной комиссии называли "цзоши", что буквально переводится как "хозяин места". Это была очень уважаемая должность.