Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 92 (всего у книги 112 страниц)

В этот момент Чэнь Цинсюй внезапно поняла, что, возможно, Цзялай Инхо с самого начала знал, что если поджечь храм, он взорвется.

... Он давно готовился к этому дню, и ему потребовалось совсем немного времени, чтобы придумать способ умереть с достоинством.

Стены покачнулись, готовые в любой момент упасть.

Чэнь Цинсюй сжала зубы и решила рискнуть. Прямо у всех на виду она уверенно нырнула между стремительными языками пламени и бросилась к Цзялаю Инхо.

С грохотом внешняя стена храма рухнула.

Цао Чунхуа потерял след Чэнь Цинсюй, но ничего не мог сейчас с этим поделать. Ведь кто-то должен был дождаться и помочь Гу Юню. Только когда Черный Железный Лагерь вошел в город, ему удалось узнать у взятых в плен стражников, куда пошел Цзялай Инхо.

Цао Чунхуа прекрасно ориентировался в столице северных варваров. Узнав, что Цзялай Инхо направился к храму Богини, он бросился туда вместе с Шэнь И. Но они не подозревали, как все обернется.

Зрачки Цао Чунхуа сузились; ему хотелось кричать, но он не мог издать ни звука.

Шэнь И без колебаний снял с себя легкую броню, вырыл в траншею и накопал снега со льдом. Обсыпавшись им, он отважно бросился в бушующее пламя.

Славная кончина Лан-вана глубоко потрясла командира его стражи. Другие стражники тоже замерли и не оказали ни малейшего сопротивления, когда их взяли в плен.

Из-за большого количества примесей цзылюцзинь не мог растопить снег, зато все вокруг утонуло в непроглядном едком дыму. Когда Чэнь Цинсюй поднесла к глазам подзорную трубу, слой пепла залепил стекло.

Мельком она заметила Цзялая Инхо, к тому времени явно молившего о смерти. Когда человек столь отчаянно желает умереть, пытать его бесполезно – тем более, она и не разбиралась в пытках.

Чэнь Цинсюй столько лет пыталась разгадать секрет варварской шаманки. Неужели таинственный храм и есть ключ к разгадке?

Она перешагнула через обломки и заметила тень на пепелище – Цзялай Инхо с трудом полз вперед через пепел, все выше и выше. Чем выше поднимаешься во время пожара, тем труднее дышать. Гораздо безопасней прильнуть к земле. Но вряд ли Цзялай Инхо в ближайшее время умрет от удушья. Чэнь Цинсюй прикрыла рот и нос, прищурилась и обнаружила, что Цзялай Инхо совершенно не обращает внимания на грохот: его взгляд был сосредоточен на большой каменной платформе в центре храма.

Что там внутри?

Вдруг прямо над Чэнь Цинсюй обрушилась огромная потолочная балка. Пытаясь уклониться, она оттолкнулась от обломков и прыгнула прямо на каменную платформу.

Если по изначальной задумке храм должен был трансформироваться в гигантского змея, то там могла располагаться мачта, подобная волшебной игле, повелевающий морем [3]. Каменные плиты на платформе образовывали круг. На каждой из них выгравировали символы на языке восемнадцати племен. Они отличались от таинственных заклинаний, начерченных на входе. Когда Чэнь Цинсюй впервые приехала на северную границу в поисках тайных знаний о шаманских ритуалах, то освоила письменность варваров, поэтому сейчас она смогла разобрать, что здесь изложена история восемнадцати племен – от периода разобщенности до объединения.

Шаманские ритуалы не упоминались нигде. Чэнь Цинсюй наглоталась дыма и зашлась в тяжелом приступе кашля. Какое разочарование... Неужели это обычные руины и здесь нет того, что она ищет?

Земля снова затряслась и плиту перед ней разорвало на части.

Чэнь Цинсюй опешила...

Как говорится, не везёт, так не везёт.

Непроизвольно Чэнь Цинсюй отскочила в сторону, но из-за густого дыма ничего не видела и шагнула в пустоту, а потом скатилась прямо под платформу. Видимо, она умрет, раздавленная каменной глыбой!

В порыве отчаяния Чэнь Цинсюй закинула наверх спрятанную в рукаве белую шелковую ленту, но не заметила, что та зацепилась за что-то на каменной платформе. Пытаясь подтянуться, она закашлялась. К несчастью, опора оказалась ненадежной и рухнула вниз, стоило приложить немного усилий.

Чэнь Цинсюй с ужасом подумала: «Все кончено».

Неожиданно к ней кто-то подбежал, сжал ее в объятиях, и вместе они откатились в сторону. Рядом раздался сильный грохот. Подул ветер, и сверху упала большая каменная плита. Вся перепачканная в грязи, Чэнь Цинсюй лежала на земле. Она еще не оправилась от испуга, когда подняла голову и с удивлением обнаружила, что спас её генерал Шэнь. Вид у него был довольно жалкий.

Шэнь И сердито потянул ее за ворот.

– Ты смерти ищешь?!

Услышав его крик, Чэнь Цинсюй широко распахнула глаза.

Как только их взгляды встретились, Шэнь И смутился и перестал на нее сердиться. Он наклонился, чтобы вытянуть белую ленту, и, запинаясь, сказал:

– Давайте сначала взглянем на... Что это такое?

Принадлежавшая Чэнь Цинсюй лента вместе с крюком обмоталась вокруг причудливого предмета высотой со взрослого человека. С виду находка напоминала каменную статую, но весила всего ничего и могла оказаться полой внутри. Шэнь И осторожно потянул. Когда лента достаточно размоталась, показалась голова статуи.

Это была крайне правдоподобная скульптура женщины с закрытыми глазами. Черты ее лица излучали нежность и безмятежность.

Глядя на искусно вырезанную «каменную статую», Шэнь И сразу покрылся мурашками.

Увидев их находку, Чэнь Цинсюй сильно удивилась. На корточках она подползла поближе и смахнула пыль и пепел со статуи – светлой и мягкой на ощупь.

– Это человеческая кожа, – прошептала Чэнь Цинсюй.

Шэнь И словно заразился глухотой от Гу Юня.

– Что?

Чэнь Цинсюй присмотрелась и заметила, что на упавшем фрагменте каменной плиты, прямо посередине, имелась потайная выемка, а эта красавица... неизвестно, погребли ли ее заживо или похоронили уже после смерти.

Неужели Цзялай хотел забрать именно человеческую кожу?

Чэнь Цинсюй немного растерялась, но решила довериться интуиции и попыталась поднять статую при помощи белой шелковой ленты.

– Дайте я! – вмешался Шэнь И. – Скорее!

Он поднял статую, потянул за собой Чэнь Цинсюй и вместе они помчались прочь от храма.

То тут, то там гремели взрывы. Время от времени в бушующем пламени можно было с трудом разобрать хриплый голос:

– Как чиста ее душа... Даже ветер с Небес... целовать края ее юбок...

Вскоре огромные колонны повалились друг на друга. Когда Шэнь И и Чэнь Цинсюй почти выбрались наружу, послышался грохот. Яркий столп фиолетового пламени взмыл к небесам. Центральная колонна, которую поддерживали семь или восемь человек, упала на бок. Потеряв опору, широкая крыша здания начала обваливаться.

Лицо Шэнь И смертельно побледнело, у него перехватило дыхание, а сердце бешено застучало в груди. Казалось, вот и пришел его смертный час. Неожиданно он передал человекоподобную статую Чэнь Цинсюй, закинул за спину гэфэнжэнь и попытался своим телом закрыть девушку.

Ее настолько поразил его поступок, что она не знала, что и думать.

И тут раздался свист, похожий на Черных Орлов. Шэнь И радостно посмотрел на небо и заметил, что Орлы сбросили вниз стальные канаты толщиной с руку и с их помощью подцепили крышу, не давая ей обрушиться вниз.

Гу Юнь прибыл на помощь!

Шэнь И не смел больше медлить. Его не пугали обломки, падавшие сверху. Он схватил Чэнь Цинсюй и помчался с ней вперёд, готовый умереть, но любой ценой спасти ее.

Стоило им отойти подальше с храма, как стальной канат в руках у Черных Орлов, удерживавших крышу, оборвался, но черная кавалерия быстро вытащила их из обломков.

Увидев, что стальной канат лопнул, Гу Юнь едва сам не бросился в море огня. К счастью, он заметил силуэты двух человек, выбежавших из облака дыма. Тогда он натянул поводья, успокаивая перепуганного коня, и вздохнул с облегчением.

Гу Юнь протяжно засвистел и подал знак Орлам в небе и кавалерии на земле:

– Отступаем!

Едва слышное пение Цзялая Инхо стихло.

Древний храм восемнадцати племен простоял сотни лет, но теперь был разрушен. Лишь густой дым поднимался к бескрайнему светлеющему небу.

Порывистый ветер унес знамя Лан-вана прямо в огонь, где оно обратилось в пепел.

К сожалению, племена Небесных Волков прекратили своё существование, а их яркая история утонула в безбрежной реке времени [4].

Но цзылюцзинь продолжал гореть.

Примечания:

Кшитигарбха (санскр.) – один из четырёх наиболее почитаемых бодхисаттв в дальневосточном буддизме, воплощает собой силу обета спасения живых существ. Как все бодхисаттвы, Кшитигарбха стремится спасать живых существ от несчастья Сансары. При этом считается, что его особой миссией является спасение существ Ада. Также ему стали поклоняться как защитнику путников, детей, воинов.

Богомол хватает цикаду, а позади него чиж. Обр: на всякую силу есть управа, не подозревает о нависшей опасности.

Волшебная игла, повелевающая морем – одно из названий волшебного посоха Сунь Укуна из романа "Путешествие на Запад". Так говорят и про мощное оружие

Безбрежной рекой в Китае еще называют Млечный путь.

Глава 115 «Переломный момент»

____

Посылаю свою ладонь в Цзянбэй, чтобы измерить ширину твоего пояса.

___

– Её лицо выглядит смутно знакомым.

Прежде чем прийти к подобному заключению, Гу Юнь долго рассматривал эту «женщину». В руках он держал деревянную палку.

Солдаты Чёрного Железного Лагеря перевернули юрту Цзялая Инхо вверх дном, но не нашли ни редких жемчугов, ни диковинных драгоценностей. Несмотря на богатое внешнее убранство внутри юрты царила крайняя нищета. Очевидно, прежде, чем обобрать соплеменников до нитки, Лан-ван и сам отдал последнее. Совершенно бескорыстный безумец.

К огромному разочарованию Гу Юня среди сказаний северных варваров не удалось встретить ни одного упоминания шаманского ритуала их Богини.

Только в Великой Лян принято было записывать всё на бумаге и сшивать листы в книгу. Обычаи восемнадцати племён были более примитивны. Желая донести до потомков нечто важное, они вырезали это в камне, на черепашьем панцире, коже... или же передавали из уст в уста. Шаманский ритуал знал только Цзялай Инхо, чьё тело обратилось в прах.

В их распоряжении имелась одна странная статуя, привезенная в северный гарнизон по настоянию Чэнь Цинсюй.

– Не помнишь, как там барышня Чэнь её назвала? – спросил у солдата Гу Юнь. – Что за статуя-то такая?

– Заупокойная статуя, – ответил солдат. Когда он заметил, что Гу Юнь без малейшего трепета переворачивает статую палкой, то предостерёг его: – Великий маршал, подобные вещи ужасно опасны. Может, вам отойти подальше? Вдруг статуя нечиста.

Заупокойную статую выполнили в натуральную величину, но весила она всего двадцать-тридцать цзиней. Когда её лицо отмыли дочиста, она стала похожа на обычную девушку, из-за чего создавалось впечатление, что статуя вот-вот откроет глаза.

Поверхность статуи обтянули гладкой кожей множества молодых юношей или девушек. С помощью шаманского ритуала мелкие кусочки собрали воедино и обернули вокруг специальной деревянной заготовки. Благодаря тому, что человеческая кожа плотно прилегала к дереву, статуя вышла очень похожей на живого человека.

Варвары верили, что заупокойные статуи способны призвать души их соплеменников, погибших на чужбине.

Кроме того, под пеплом и пылью статуя казалась обнаженной. Когда Шэнь И это увидал, то счёл ужасно неприличным и потребовал найти одежду, чтобы прикрыть наготу.

Гу Юнь внимательно рассматривал закрытые глаза статуи. Она немного напоминала Чан Гэна в детстве. Гу Юнь задумчиво почесал подбородок и наконец спросил:

– Говоришь, они использовали её, чтобы в прошлом призвать душу варварки императора?

Солдат был человеком суеверным, поэтому не смел подолгу пялиться на заупокойную статую. Он испуганно ответил:

– Великому маршалу лучше держаться от неё подальше, здесь явно замешаны злые духи...

– Да ладно, – небрежно бросил Гу Юнь, не отводя взгляда от лица заупокойной статуи. – Она по-прежнему ужасно хорошенькая.

Солдат промолчал.

В последнее время маршалу Гу приходилось разрываться между северным и южным фронтом. Наверное, от переутомления разум оставил его.

Неожиданно в их разговор вмешалась Чэнь Цинсюй, которая до сих пор не оправилась от того, как Шэнь И неожиданно пришел к ней на помощь.

– Теперь я вспомнила!

– А? – протянул Гу Юнь.

Чэнь Цинсюй достала нож и опустилась на одно колено. Под пристальными взглядами Гу Юня и его суеверного подчиненного она рассекла кожу заупокойной статуи, начиная с груди.

Гу Юнь оторопел.

Бедный солдат повернулся к ним спиной и, дрожа от страха, всё повторял имя Будды. Гу Юнь перевёл взгляд барышню Чэнь – орудовала ножом она не хуже, чем мясник, разделывающий коровью тушу. Он протянул руку и передал свою палку притихшему, как цикада зимой, солдату и сочувственно предложил:

– Вооружись ей, чтобы прогнать злых духов и защитить себя.

Чэнь Цинсюй не обращала ни на кого внимание, целиком сосредоточившись на своей задаче. Снаружи человеческая кожа выглядела гладкой и мягкой. Когда же барышня Чэнь её разрезала, то не увидела с изнанки ни крови, ни остатков плоти. С обеих сторон кожу тщательно выскоблили и теперь она напоминала дубленую коровью шкуру. Чэнь Цинсюй действовала осторожно, боясь повредить дерево.

Если поначалу Гу Юнь не принимал участия в её исследовании, то теперь прищурился, закатал рукава и присел на корточки. Он решительно и осторожно поднял срезанную кожу и провёл пальцами по деревянной поверхности статуи.

Лицо солдата позеленело. Бедняга явно покаялся во всех грехах. Наконец он схватил одолженную великим маршалом палку и сбежал нести дозор у входа.

Гу Юнь долго ощупывал статую, а потом спросил:

– Каким образом надписи на дереве сохранились?

Чэнь Цинсюй разрезала оболочку статуи с головы до пят, словно разбила яичную скорлупу. Затем она взяла нож поменьше и начала осторожно счищать остатки человеческой кожи, пока деревянная основа не показалась целиком. Только после этого она вздохнула с облегчением и наконец ответила на вопрос Гу Юня.

– Надписи мелкие, а резьба неглубокая. Нужно прекрасное осязание, чтобы хоть что-то разобрать. Обычным людям, боюсь, понадобятся специальные инструменты. Не поможет ли великий маршал понять, что здесь написано?

Чёрный Железный Лагерь и восемнадцать племен враждовали на протяжении поколений. Многие командиры Черного Железного Лагеря знали самые популярные слова на языке северных варваров. Гу Юнь ощупал деревянную шею статуи и, помедлив, немного неуверенно сказал:

– Слова довольно редкие. Рецепт приготовления... Не знаю. Тут число какое-то... О, а здесь что-то о солнечном свете... – Гу Юнь растерянно посмотрел на Чэнь Цинсюй: – Зачем кому-то вырезать загадочный кулинарный рецепт на заупокойной статуе? Эм... Барышня Чэнь, что такое?

Гу Юнь ещё никогда не видел Чэнь Цинсюй настолько счастливой. Обычно она была довольно холодна, но сейчас едва не плакала от радости.

Она приподняла статую с таким видом, будто деревяшек ни разу в своей жизни не видела, достала шёлковый лоскут и аккуратно стёрла пыль, словно ей досталось редкое сокровище.

– Для того, чтобы заупокойная статуя призвала душу умершего на чужбине, необходимо установить связь между миром живых и мертвых. Обычно внутрь статуи клали личные вещи покойника. Но случалось, что умерший скончался за десять тысяч ли от дома и не представлялось возможным разыскать его могилу. Если я правильно помню, в таком случае шаман обычно вырезал на деревянной статуэтке последние слова умершего.

В прошлом сёстры-варварки бежали из Внутреннего дворца. Старшая сестра умерла на чужбине, а младшая вместе со своим племянником попала в логово разбойников. Перед смертью драгоценная императорская супруга передала Ху Гээр один чрезвычайно важный секрет. Затем уже от Ху Гээр его узнал Лан-ван, Цзялай...

Стоило Гу Юню это услышать, как его сердце бешено забилось.

– Это тайное искусство Богини. – Чэнь Цинсюй догадалась, о чем он думает, и добавила: – Я... Это пока просто моё предположение. Я не надеялась, что это правда...

Когда речь заходила о Богине варваров, все как правило представляли себе сумасшедшую Ху Гээр, а не драгоценную императорскую супругу. Ведь та умерла совсем молодой и из всемогущей Богини прерий давно превратилась в жену императора, надёжно запертую во дворце за девятью воротами городской стены. Затаила ли она обиду и ненависть или же в итоге приняла свою участь, доподлинно было неизвестно.

Но как императорская супруга относилась к своему ребенку?

Создавалось впечатление, что она должна была его ненавидеть. Раз Цзялай заметил сходство между Чан Гэном в детстве и божественными сёстерами и захотел убить его, что уж говорить про других?

Впрочем, шаманские ритуалы восемнадцати племён совершенно непостижимы. Семья Чэнь годами не могла их разгадать. Если унаследовавшая тайные знания императорская драгоценная супруга желала убить ещё не сформировавшийся зародыш в своей утробе, она могла устроить всё так, чтобы никто не узнал. Зачем она решила выносить этого ребёнка?

Догадывалась ли она, что безумная Ху Гээр превратит его в Кость Нечистоты?

Но души прошлых поколений покинули этот мир. Никто не знал, о чём думала Богиня варваров, решив оставить ребёнка – в ней заговорил материнский инстинкт или же она знала, что Ху Гээр тоже ждала дитя, поэтому, поглощённая лютой ненавистью, планировала создать бесподобное злое божество.

В любом случае, именно её заупокойная статуя подарила проблеск надежды на то, что Чан Гэна можно спасти.

Это было почти так же непостижимо, как и круговорот перерождений.

Правда Чэнь Цинсюй не собиралась вдаваться в рассуждения о воздаянии за грехи – её гораздо больше интересовала деревянная статуя. Не дожидаясь реакции Гу Юня, она схватила её и убежала прочь, не потрудившись подобрать упавший на землю шёлковый лоскут.

Гу Юнь ненадолго впал в ступор. Наконец он вдохнул полной грудью, а внутри зародилась смутная надежда. Когда он поднялся на ноги, перед глазами слегка потемнело. Ему далеко не сразу удалось прийти в себя. В ушах всё ещё звенело.

Он протянул руку и задумчиво почесал подбородок, пытаясь придать лицу обычное строгое выражение, но брови сами по себе поползли вверх, а уголки губ изогнулись в улыбке. На лице его серьёзная мина боролась с безумной радостью. Гу Юнь подумал, что его можно принять за безумца.

И тут в палатку сунул голову подчинённый генерала Шэня. Он огляделся по сторонам и спросил:

– Лекарка Чэнь уже ушла?

– Да. – Вместо Гу Юня ответил другой солдат. – А зачем тебе? Случилось что?

Солдат, который пришёл узнать о местонахождении талантливой лекарки, покачал головой и побежал докладывать своему командиру.

В следующее мгновение из палатки генерала Шэня донёсся жуткий вопль. Непонятно, как он столько времени сдерживался.

Шэнь И получил тяжелое ранение, вдобавок на спине до сих пор не зажил сильный ожог. Он страшно мучился, но категорически отказывался от осмотра и лечения барышни Чэнь. Она несколько раз пыталась его проведать, но её не пускали в палатку, чтобы она не увидела плачевное состояние генерала. Вместо этого Шэнь И упорно обращался к армейскому лекарю, который годился разве что резать свиней. Сегодня Шэнь И уже в четвёртый или пятый раз присылал своих подчинённых узнать, не ушла ли случайно Чэнь Цинсюй. И вот наконец он мог вволю поорать от боли.

Гу Юнь подумал, что даже роженицы не стенают столь жутко. Не в силах больше выносить крики, он подобрал с пола шёлковый лоскут, отряхнул его от пыли и вручил молодому солдату со словами:

– Передай это генералу Шэню. Глядишь ему полегчает.

Несмотря на то, что до этого лоскутом протирали заупокойную статую, «лекарство» мгновенно подействовало. После того, как Шэнь И увидел подарок, его завывания стали потише.

Когда бессовестному Гу Юню надоело потешаться над своим другом, он вернулся в маршальский шатёр, где его ждали многочисленные боевые сводки и стопка писем из разных гарнизонов. Только он взял кисть и провел первую черту иероглифа, как заметил, что не может сосредоточиться.

Вроде бы он понимал все слова в боевом донесении, но от него ускользал общий смысл предложения. Его мысли бесцельно блуждали: «А что, если там описан только сам ритуал, но нет ничего о противоядии?»

«Да какая разница, – чуть погодя, успокоил себя он. – Если описание ритуала поможет разобраться в том, что представляет собой Кость Нечистоты, то семья Чэнь обязательно придумает, как от неё избавиться».

Еще через некоторое время до него дошло: «Мне теперь придется идти к плешивым ослам в храм Хуго, чтобы возжечь благовония? Проклятье...»

...Самые разные мысли роились в голове, но это ни к чему не приводило.

Сердце скрутила невыразимая мука.

Капля туши упала с кончика кисти. Теперь Гу Юню всё стало ясно. Он отодвинул от себя стопку официальных писем и, улыбаясь, как дурак, тайком достал бумагу для писем и принялся во время службы писать любовное письмо.

Совсем скоро, на четвёртый месяц года, влага поднялась от реки и ароматы весенних цветов поблёкли, смытые затяжными весенними дождями.

Чан Гэн провёл в Цзянбэе больше месяца. Сначала он занимался организацией похорон генерала Чжуна, затем Фан Цинь подал прошение к императору, чтобы четвёртый принц задержался подольше: помог послам Великой Лян наладить дипломатические отношения и провёл переговоры с Западом.

Хотя сейчас четвёртый принц и отошёл от политики, когда он находился в столице, Фан Циню казалось, что он как кость в горле.

Змею следует сразу забить палкой, а вот политических противников лучше сразу уничтожить. Поскольку принц ушел в отставку добровольно, а не в результате интриг Фан Циня, то это вместе с дальнейшими планами Янь-вана сильно беспокоило министра. За исключением обвинений в попытке государственного переворота не существовало иных способов устранить принца.

Фан Цинь любыми способами пытался не допустить его возвращения в столицу.

Формулировка «помочь послам» была тщательно продумана. Она означала, что принц обязан содействовать делегации, но не возглавлял её и не получал реальной власти. Если мирные переговоры пройдут успешно, то все сочтут это заслугой послов. Если же что-то пойдет не так, то существует много способов свалить всё на принца.

Жаль, что расчеты Неба не совпадали с желаниями Фан Циня. К тому времени четвёртый принц ориентировался в Северобережном лагере как рыба в воде. Он успел завоевать народную любовь и бок о бок сражался с командирами и рядовыми. Кроме того, ему доверяли и генерал Чжун, и великий маршал Гу.

Прибывшие из столицы послы были довольно наблюдательны. Поэтому в Цзянбэе они беспрекословно следовали всем указаниям четвёртого принца. Кроме того, Гу Юнь каждый день писал ему письма, а раз в десять дней приезжал с визитом. План по вытеснению иностранцев с берегов Лянцзяна шел без сучка, без задоринки. Великой Лян хватило всего трех-четырех небольших стычек, чтобы извлечь из ситуации выгоду и заодно потренировать свой флот. Ли Фэн немного сочувствовал Янь-вану. Разделявшее их расстояние помогло пробудить братские чувства.

Тем временем, произошло другое неожиданное событие, из-за которого Фан Цинь не мог сосредоточиться на внедрении своих людей в Лянцзян...

Наступил срок выплат покупателям первой партии ассигнаций Фэнхо.

Эта партия имела особое значение для страны. Можно сказать, что именно она воскресила императорскую династию Великой Лян. Если бы они тогда не смогли найти средства на оружие и провизию для победоносной армии Гу Юня, то вскоре войска иностранцев вновь осадили бы столицу. И всё это на фоне ожесточенных боев на северном фронте и дефицита цзылюцзиня.

Поэтому страна серьёзно задолжала тем, кто купил первую партию ассигнаций Фэнхо и с точки зрения как экономики, как и банальной порядочности обязана была возвратить этот долг. Если бы императорский двор отказался платить, то не просто потерял бы лицо – никто больше не купил бы ассигнации. С таким трудом внедрённый четвёртым принцем императорский указ, гласивший, что ассигнации Фэнхо находятся в обороте наравне с золотом и серебром, а купцы не в праве отказаться их принимать, так бы и остался чистой формальностью.

Тут даже тем чиновникам, которые ещё в первые дни реформы накупили кучу ассигнаций, желая сохранить должности, не удастся остаться в стороне.

Фан Цинь вынужден был признать, что несмотря на то, насколько жестоко четвёртый принц расправлялся со своими политическими противниками, агрессивно проводил реформы и умудрился настроить против себя многих... всё же посеянные им семена дали плоды. Теперь весь двор, как его соратники, так и недруги, оказался в лодке этого мошенника.

Согласно первоначальному плану Военного совета, продажа третьей партии ассигнаций Фэнхо должна была начаться где-то за месяц до того, как наступит пора платить вкладчикам, купившим первую партию. Если судить по прошлому опыту, то в месяц продавалось примерно семьдесят или восемьдесят ассигнаций. Часть собранных средств должна была пойти на выплаты первым вкладчикам. Времени и денег у них было предостаточно.

Никто не ожидал, что после отъезда принца все купцы поголовно, как влиятельные дельцы, так и мелкие лавочники, откажутся с ними сотрудничать!

Фан Цинь знал, что тринадцать крупных торговых домов втайне поддерживали Янь-вана, но Великая Лян была огромной страной. Неужели никто кроме алчных и тщеславных чиновников, пытавшихся через ассигнации пролезть в политику, не хотел заниматься торговлей? Некоторые готовы были рисковать жизнями, чтобы занять более высокую должность. Если бы каждая провинция вложилась в ассигнации, они легко собрали бы нужную сумму.

Выяснилось, что он недооценивал торговый союз.

Эту инициативу сразу после окончания войны продавил Ду Цайшэнь, явно по указке Янь-вана. В каждой отрасли существовали свои предприятия, а все вместе они образовывали большой торговый союз. Хотя членство в торговом союзе накладывало определенные обязательства, но это имело свои преимущества, не говоря уж о возможности напрямую торговать друг с другом. Времена стояли неспокойные, повсюду кишели разбойники. Если у купцов имелась бумага, удостоверяющая, что они члены торгового союза, они могли обратиться за защитой в местный военный гарнизон. Императорский двор сделал послабления для тринадцати крупных торговых домов, купивших первую партию ассигнаций Фэнхо, а Ду Ваньцюань щедрою рукою делился благами со своими соратниками.

Многие купцы сочли, что готовы немного поступиться свободой. Кроме того, если на товарах стоял знак торгового союза, они пользовались большим доверием у покупателей. Не нужно было занижать цены, чтобы конкурировать с низкими торговцами, продающими дешевые подделки.

Вскоре купцы по всей стране вступили в торговый союз. Возможно, через несколько десятков лет ещё возникнут проблемы, но прямо сейчас, сразу после его основания, участники доверяли торговому союзу, что тяжким грузом давил на Фан Циня.

С самого начала с третьей партией ассигнаций Фэнхо возникли проблемы. За исключением чиновников, мечтавших о лёгких деньгах и быстром продвижении по службе, их практически никто не покупал. Прохладная реакция торгового союза смутила людей. Хитрые лисы придворные, привыкшие держать нос по ветру, старательно сваливали вину друг на друга.

Не работали ни угрозы, ни посулы. Продвинутые тринадцатью крупными торговыми домами выскочки-чиновники уже успели освоиться при дворе, и от них нельзя было так просто избавиться.

Ассигнациями Фэнхо занимался Военный совет, но они лишь организовывали выпуск и продажу. Распределением собранных средств и выплатами по вкладам занималось министерство финансов. Фан Цинь мечтал вывернуть их карманы, но понимал, что это было все равно что пытаться потушить пожар чашкой воды. Не говоря о том, что мнение знатных придворных семейств не имело никакого значения. Готовы ли они были без колебаний выплатить вкладчикам огромную сумму или, наоборот, жадничали. Как бы не ругали иногда четвёртого принца представители более бедных родов, если выплаты отменят, они объединят силы и поднимут восстание.

По мере того, как близился срок выплат, даже Ли Фэн занервничал и начал задавать вопросы. За последние три-четыре дня Фан Циня и членов Военного совета вызывали во дворец и отчитывали семь-восемь, если не по десять раз на дню. В итоге давление стало настолько невыносимым, что шесть министерств вместе с Военным советом умоляли четвёртого принца Ли Миня вернуться в столицу.

Когда в Цзянбэе доставили указ императора, Чан Гэн сохранил спокойствие, сделав вид, что ему неважно выиграет он или проиграет, и постепенно начал передавать военное командование. Казалось, он совершенно не торопится возвращаться. Лишь когда прибыл второй срочный императорский указ, он не торопясь упаковал свои вещи и приготовился отправиться на север.

Прямо перед его отъездом пришли вести о великой победе на северной границе.

Весь Цзянбэй загудел. Под радостные крики и плач толпы Чан Гэн забрал у гонца письма.

Некоторые из писем Гу Юня предназначались Янь-вану и содержали деловые советы, другие же предназначались Чан Гэну и имели интимный характер. Чан Гэн прекрасно научился их различать. Он мог определить, стоит ли читать письмо в людном месте, прощупав конверт. Деловые письма Гу Юня были написаны на тонком листке бумаги и, как правило, отличались краткостью. Получив доставленное Чёрным Орлом письмо, Чан Гэн, честно признаться, был несколько разочарован. Внутри лежал тонкий листок бумаги, а значит, вряд ли это было личное письмо.

Чан Гэн приказал Чёрному Орлу:

– Возможно, последние вести ещё не дошли до маршала Гу. Сегодня я уезжаю в столицу. Я закончил передавать дела в Цзянбэе. Позволь потревожить братьев – как вернетесь, сообщите ему об этом.

Закончив свою речь, Чан Гэн решил прочесть новое письмо у всех на виду.

В конверте лежал всего один листок с рисунком – обведенной чернилами рукой. Внизу имелась подпись Гу Юня: «Посылаю свою ладонь в Цзянбэй, чтобы измерить ширину твоего пояса»

Все присутствующие озадаченно уставились на Янь-вана, не зная, куда девать глаза, а потом покраснели.