Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 100 (всего у книги 112 страниц)

Но у любого порядка есть свои преимущества и недостатки. Знатные семьи в Великой Лян делились на две категории: гражданские и военные. Бывало, что какой-нибудь полководец происходил из гражданских, но сыновья гражданских чиновников редко шли на военную службу. Иначе в годы правления Юаньхэ вряд ли возникла бы такая проблема, что некому возглавить армию. И в итоге пришлось передать командование ребёнку. Потомки прославленных полководцев обычно росли в тени своих предков. Если они были одинаково бездарны и в боевых искусствах, и в литературе, то их подобно Лю Чуншаню пристраивали в императорскую гвардию. Потом благодаря выслуге лет им удавалось собрать военные почести и продвинуться по службе.

Спустя несколько лет существования гвардии между молодыми господами и опытными солдатами в гвардии установился хрупкий баланс. Обе стороны позволяли друг другу сохранить лицо, что способствовало не только эффективности в бою, но и давало возможность поддерживать уважительные отношения.

К несчастью, после поднятого императорской гвардией восстания Ли Фэн нарушил этот хрупкий баланс.

По мнению самого государя, принятый им в сердцах закон был разумен и справедлив. Тогда никто не посмел намекнуть обезумевшему от гнева Ли Фэну, что своими действиями он разрушил мечты многих молодых господ о продвижении по службе.

Найдется ли среди молодых господ хоть один неизбалованный? Кто по доброй воле согласится всю жизнь прозябать на скромной должности?

Беда была не в том, что он обидел молодых господ. А в том, что на заре создания Великой Лян военные чиновники имели больше влияния, чем гражданские. Их предки оставили им одну поблажку... Генералы имели право завести личную стражу, хранить семейное оружие, а также обеспечивали достойное будущее своим потомкам. Чтобы, если вновь придет беда, они стали последней линией обороны для своей родины. Во время восстания Лю Чуншаня и Люй Чана именно этих людей Фан Цинь использовал, чтобы сдержать заговорщиков до прибытия северного гарнизона.

Великий советник Фан огляделся по сторонам и заметил:

– Гу Юнь усилил юго-западные гарнизоны и воюет в Восточном море. Поэтому пока мобилизовать ему особо некого – все заняты службой на границах в разных концах страны. Без приказа северный гарнизон не имеет права войти в столицу. Ли Минь всё мечтает прославиться, поэтому не любит, чтобы рядом ошивалось много народу. Обычно его сопровождает максимум несколько старых слуг. Ходят слухи, он прекрасно стреляет и ездит верхом, и во время осады пару раз поднялся на башню, чтобы покрасоваться. Но вряд ли он согнёт много гвоздей своим смертным телом. От него будет легко избавиться... Уж не знаю, что господам ближе – действовать втайне или открыто?

Кто-то спросил:

– Что господин Фан подразумевает под «действовать втайне или открыто»?

Великий советник, принимавший экзамены у многих талантливых придворных чиновников, невозмутимо пояснил:

– Если вы желаете провернуть все в тайне, то наймите двадцать-тридцать смертников, чтобы устроили ночью засаду. Когда Ли Минь будет возвращаться из дворца, они задержат и убьют его, а все доказательства уничтожат. Вам сойдет это с рук, и император не сумеет покарать виновников... Если же вы желаете выступить открыто, то дайте императору понять, где его верные генералы и преданные чиновники, радеющие о благе страны, а где – изменники и воры, захватившие власть... Пусть увидит, кому лучше доверить наследного принца.

– Это... Господин Фан, боюсь, это будет непросто.

Эти слова принадлежали Пиннин-хоу [4], одному из трёх старейших хоу столицы. После смерти отца его наследник до того заплыл жиром, что с трудом передвигался. Он редко выходил из дома и ни капли не походил на потомка прославленного генерала, но отличался неожиданно острым умом. Немного погодя он смело добавил:

– Не будем пока обсуждать, как провернуть наш план на глазах у императорской гвардии и дворцовой стражи. Давайте представим, что мы добились успеха. Характер нашего государя таков, что он предпочтёт умереть стоя, а не опустится на колени. Разве не настоит он на проведении тщательного расследования? Все старые упрямцы из северного гарнизона мертвы. Их давно приструнили, они не войдут в столицу без приказа. Что если в гневе император действительно отдаст им такой приказ? От гарнизона далеко до столицы, но что насчет дворцовой стражи и бойцов императорской гвардии, охраняющих дворец? Ещё свежи воспоминания о мятеже Лю Чуншаня и Люй Чана. Боюсь, это действительно будет непросто.

– Но ведь есть во дворце места, куда не может попасть ни дворцовая стража, ни императорская гвардия. Осталось полмесяца до дня рождения императора. В этом году пришли победные вести с передовой в Лянцзяне и с побережья Восточного моря. Льстецы из министерства церемоний хотят в честь этого устроить пышное празднество. Так что подходящая возможность точно представится и не одна, – с легкостью парировал великий советник Фан. – Что касается грозящего нам императорского гнева...

Он вдруг осекся. И тихо засмеялся и поднял свои слегка опущенные веки:

– Тогда надо убедиться, что император не сможет на нас разгневаться... Неужели вы думаете, что, если мы избавимся от Ли Миня, государь оставит нас в покое? Вы ведь слышали сегодня утром слова наследного принца. Что маленький ребенок смыслит в делах государственных? Кто его всему этому научил? Ему одиннадцать лет, но он рассуждает категориями вроде "закон суров, но это закон" и желает избавиться от тех, кто действует из личных побуждений. Сегодня он намекнул на это прямо посреди императорской аудиенции. С тем же успехом он мог ткнуть в нас пальцем, назвав подлецами. Вас одолевают сомнения, но неужели вы, господа, хотите, чтобы наследный принц пришел к власти и послал каждому из вас чжан белого шелка [5]?

Его немыслимое предложение явно противоречило принятым нормам морали. Великий советник Фан поступил дерзко, как подобает старому чиновнику, который когда-то привел к власти императора Юаньхэ. Его амбиции были велики, он сразу решил играть по-крупному, поэтому говорил, не таясь:

– Если император забудет свое место, избавимся от него. Если и наследный принц не станет нас слушать, то посадим на трон его оставшегося сиротой брата, сделав из него нашу марионетку.

Пиннин-хоу вытаращил глаза, пораженный его словами, и, запинаясь, задал еще один опасный вопрос:

– Неужели... Неужели Гу Юнь согласится заключить мир?

– Наши дипломаты уже отправились на фронт. Они обо всем позаботятся, – ухмыльнулся великий советник Фан. – Вспомните. Передовая. Враги бросают на нас алчные тигриные взоры. Дипломатическая делегация. Господа, неужели вы расслабились и забыли, что произошло двадцать лет назад?

Назревала буря, но Янь-ван, которому суждено было стать оком бури, об этом не подозревал. Он каждый день исправно приходил на службу и старательно продвигал новые реформы.

Новое письмо от Гу Юня его обрадовало.

На этот раз его отправили прямо в поместье, значит, оно точно было личным. Когда Хо Дань передавал конверт в руки Чан Гэну, глаза у того светились от счастья, а командующий Хо густо покраснел, как помидор.

«Он каким-то сверхъестественным чутьем обладает?». Чан Гэн поднял конверт, чтобы просветить его содержимое. После чего шутливо посетовал Хо Даню:

– Воюет против иностранцев на границе, а до сих пор находит время для подобных шалостей. Вот что с ним делать?

В поместье Аньдинхоу никогда не было «хозяйки» в привычном понимании этого слова. Будучи командующим стражи, он имел общее представление о том, что здесь творится. Однако пока ему неловко было обсуждать личное письмо великого маршала со «вторым хозяином». После разговора с Янь-ваном ему показалось, что из командующего стражей его низвели до роли жадной до сплетен нянюшки. Поэтому он, густо покраснев и сгорая от стыда, подпирал стенку.

Впервые после начала войны Гу Юнь написал Чан Гэну столь подробное личное письмо. Чан Гэн далеко не сразу решился его открыть. Он взял конверт в руки и несколько раз погладил его. Когда он поднес его к носу, словно в попытке почувствовать запах человека, находившегося за тысячи ли отсюда, его взгляд затуманился.

Хо Дань покраснел столь густо, что едва не лопнул от смущения. Заикаясь, он спросил:

– Ваше... Ваше Высочество, что... Что вы творите?

Чан Гэн так пристально его рассматривал, словно красный как рак Хо Дань представлял собой крайне забавное зрелище. Он намеренно решил его подразнить, заявив:

– Вчера увидел во сне моего ифу. Проснулся затемно и больше не мог глаз сомкнуть. Так и проворочился всю ночь. И вот сегодня вдруг пришло письмо. Забавное совпадение, не находишь?

Хо Дань потерял дар речи.

Уже от слов «моего ифу» его пробила холодная дрожь. Хо Дань сокрушался про себя: «Что молодой хозяин себе позволяет? С чего вдруг он отринул всякий стыд?! Того и гляди прежний Аньдинхоу и старшая принцесса настолько разгневаются, что восстанут из мертвых!»

Чан Гэн едва заметно улыбнулся и достал маленький ножик, чтобы открыть конверт. Неожиданно в комнату влетела деревянная птица Линьюань. Когда Лю Чжун попросил его о помощи, Чан Гэн так до конца и не поверил его словам. Он поручил двум людям из Линьюани проследовать за ним по пути в Лянцзян. Один не скрывался, другой – тайно шпионил. Тот, что действовал открыто, выдал себя за слугу семьи Лю. Его Лю Чжун раскрыл еще в столице. Зато второй шпион был опытным. Он ехал следом за дипломатической делегацией и обо всех их действиях докладывал в столицу.

Чан Гэн поспешил убрать личное письмо Гу Юня в рукав и решил сначала прочесть послание в деревянной птице.

Начав читать, он холодно усмехнулся. Некоторые люди до сих старательно строили коварные планы.

Примечания:

1. 清君侧 – Цинцзюньцэ – инструмент политической борьбы, в которой группа людей (возможно целая страна, семья, клан) идут в бой против императорского двора. Буквально означает "очистить приближенных монарха от «зла» в лице неверных чиновников.

2. Брат Юаньхэ, его соперник в борьбе за престол.

3. Используется часть выражения 成则为王，败则为寇 – chéng zé wéi wáng, bài zé wéi kòu – в случае удачи ― стану ваном, в случае неудачи ― стану разбойником; обр. победитель всегда прав, а проигравший – неправ. По одной из фанатских теорий именно к нему отсылало старое фанатское название дорамы Winner is king, которая пока не вышла.

4. Титул, немного похожий на титул Гу Юня (Андин-хоу). Первый иероглиф в Пиннин-хоу означает полная безмятежность, невероятное спокойствие, а вторая часть -хоу – это наследственный титул знати второго из пяти высших классов.

5. Белый цвет символизирует смерть. Когда человек совершает непростительный грех, если он занимает высокое положение, ему могут вручить три чжана белого шелка, чтобы он повесился.

Глава 125 «Финал» (часть 2)

____

Если бы главнокомандующий Великой Лян не получил столь тяжелые ранения, эта славная победа достойна была войти в историю.

____

Деревянная птица не успела влететь в маршальский шатер – её перехватил стражник. Он вертел её в руках и так, и эдак, но не сумел разгадать секрет. Когда он уже решил, что эта маленькая штучка может представлять угрозу, и стоит передать ее механику из Линшу, рядом раздался тихий голос:

– Отдай мне.

Подняв взгляд, стражник заметил Шэнь И и поспешил выполнить приказ.

Шэнь И взял птицу и погладил по голове. Стражнику показалось, что генерал Шэнь восторженно вздохнул.

Деревянную птицу притянул сюда принадлежавший генералу Чжун Чаню магнит. Легонько сжимая ее в руке, Шэнь И вошел в маршальский шатер. В полумраке слабо светила лампа. Туда-сюда сновали молчаливые армейские лекари. Внутри стоял удушливый запах лекарств и свежей крови. Сколько ни проветривай, он никак не выветривался.

Стоявший в сторонке Яо Чжэнь с мрачным видом повернулся к Шэнь И.

Во время последнего морского сражения Гу Юнь пытался выиграть время. Его флагманское судно попало под вражеский обстрел, корабль сразу же разлетелся в щепки. Рядом с поверхностью воды взорвался золотой короб и ослепил Гу Юня. К счастью, несмотря на то что Гу Юнь ничего не видел и не слышал, рефлексы не подвели его. Когда он почуял неладное, то приказал своим людям покинуть корабль и сам прыгнул в море.

Благодаря этому Орёл выловил маршала из воды до того, как он поджарился заживо.

Западный флот оказался отрезан от снабжения морским путем, а низовья реки в Нэйцзяне теперь контролировали усиленные по приказу Гу Юня юго-западные гарнизоны. Поскольку Запад не мог больше получать припасы ни по морю, ни по суше, они оказались в безвыходном положении и вынуждены были отступить к Дунъинским островам.

Если бы главнокомандующий Великой Лян не получил столь тяжелые ранения, эта славная победа достойна была войти в историю.

Гу Юнь заранее подготовил боевые донесения, личные письма и другие бумаги, сумев скрыть свои тяжёлые увечья и от врагов, и от союзников. Новости блокировали и в самом лянцзянском гарнизоне. Кроме нескольких высокопоставленных военных, личной охраны, армейских лекарей и спасших Гу Юня Орлов никто не знал правды.

Трудно передать, насколько тяжёлым грузом это легло на плечи Шэнь И и Яо Чжэня.

– Как он? – поинтересовался Шэнь И.

– Ты как раз вовремя. Он очнулся, – прошептал Яо Чжэнь. – Маршал Гу верно рассудил, решив перевести тебя к нам. Брат Цзипин, боюсь, без тебя бы небо рухнуло на землю.

– Ничего, ко всему можно привыкнуть... – горько усмехнулся Шэнь И. – Ступай отдохни, хочу с ним переговорить.

Яо Чжэнь кивнул и ушел вместе с лекарями. Шэнь И осторожно подошел и поднял руки Гу Юня, беспомощно свисавшие с кровати, ненароком коснувшись его ладони.

Из-за опущенного полога Гу Юнь не понимал, кто входил и выходил из шатра. Лишь нащупав мозоли от гэфэнжэня, он догадался, что его пришёл навестить Шэнь И.

На теле Гу Юня не осталось живого места. Его заковали в металлический корсет. Каждый сустав столь тщательно зафиксировали, что голову трудно было повернуть. Гу Юнь то проваливался в небытие, то ненадолго приходил в себя от боли. Когда он открывал глаза, по вискам струился холодный пот. При всем желании Гу Юню не удавалось сосредоточить взгляд. Лекари утверждали, что, если оказаться на близком расстоянии от мощного взрыва, легко повредить глаза и уши. Беда не приходит одна. Теперь не то что монокль, даже подзорная труба стали бесполезны. Он видел лишь расплывчатое светлое пятно, когда открывал глаза.

«Не уверен, что мне станет лучше, – подумал Гу Юнь. – Неужели я так и останусь слеп?»

Как только Шэнь И увидел его пустой взгляд, то зашмыгал носом. «Пришло письмо из Линьюани», – вывел он на ладони Гу Юня.

Гу Юнь моргнул.

Шэнь И разобрал деревянную птицу, чтобы передать содержимое письма. Но прочитав его, он резко помрачнел.

Гу Юнь долго ждал, но продолжения так и не последовало. Его пальцы неуверенно постучали по тыльной стороне ладони Шэнь И.

Тот отличался добродушным нравом. Он редко выходил из себя: разве что когда они с Гу Юнем вступали в шутливые перепалки. Теперь же Шэнь И сидел на краю его постели, сжимая деревянную птицу в руках, и дрожал. Его трясло от гнева. Раздался громкий треск – он свернул шею деревянной птице.

«Как такое может быть? – подумал он. – Как такое может быть?! Ради кого мы готовы пожертвовать жизнью и кому преданно служим? Мать вашу, неужели наша верность не имеет значения?!»

Сердце Гу Юня сжалось. Он боялся, что опять приключилась беда, поэтому перестал тревожиться о возможной слепоте и попытался открыть рот:

– Что... Кхе-кхе...

Осколок снаряда порезал ему шею, чудом не задев сонную артерию. Новая рана наложилась на старые. Хотя Гу Юнь не онемел подобно Ляо Жаню, ему трудно было говорить, а голос напоминал сломанные кузнечные меха.

– Императорский двор настаивает на мирных переговорах? – сипло спросил он.

Глаза Шэнь И налились кровью. Он вывел на ладони Гу Юня: «Линьюань послали шпиона, чтобы следить за дипломатами. Выяснилось, что кто-то из них все это время вел тайные переговоры с Западом. Неустановленные лица втерлись в доверие к дипломатам из нашей делегации».

Гу Юнь сразу вздохнул с облегчением и попытался повернуть голову.

– А, я боялся, что-то важное случилось... Разве они не сообщили нам заранее состав делегации? У них нет оснований требовать добавить туда ещё кого-то. Если это правда, просто не пускайте их в лагерь. Сущая мелочь.

Шэнь И добавил: «После нашей победы дипломатической делегации незачем ехать на передовую. Они остановятся в Пэнчэне [1] и будут ждать распоряжений императорского двора. Нет ничего страшного в том, что они вернутся с пустыми руками. Ли Фэн предложил им немного передохнуть в Пэнчэне. Когда императорский двор подготовит все необходимое, то отправит их на фронт в Лянцзяне, чтобы заодно передать...»

Гу Юнь слегка приподнял длинную бровь, когда Шэнь И замешкался, но написал на его ладони: «Вознаграждение для армии» [2].

Этих слов было достаточно, чтобы вызвать бурную реакцию у любого ветерана Черного Железного Лагеря. Гу Юнь не был исключением: он резко дёрнулся, но сковывающий его металлический корсет не дал ему толком пошевелиться. По вискам заструился холодный пот.

Шэнь И спохватился и крепко прижал его к кровати:

– Цзыси!

Повязки на груди Гу Юня пропитались кровью. Лицо его сильно побледнело. Теперь острый запах крови в шатре перебивал резкий запах лекарств.

Шэнь И казалось, что ещё немного и Гу Юнь лишится чувств, но тот упрямо оставался в сознании – ведь ему нужно было поддерживать видимость, что он вполне способен расправиться как с внешними, так и с внутренними врагами.

Если человек как на этом свете, так и во всех следующих перерождениях, не ценит собственную жизнь и попусту растрачивает все, чего достиг, что он получит в награду?

Будь ты хоть великим героем, чье имя прославилось в веках, в конечном счете от тебя останется одна мемориальная табличка.

Когда потомки знатных семей будут вспоминать о нем, то удостоят его пары туманных ремарок или же начнут критиковать его поступки, утверждая, что сами поступили бы гораздо умнее.

Что касается простолюдинов, то скорее всего, они сложат о нём красивую романтичную легенду, что соберёт все сплетни о личной жизни маршала Гу. Наверняка припишут ему любовь к таинственной красавице посередине жизненного пути. В этой истории влюблённая парочка много раз будет пытаться сбежать вместе, но счастье обретет лишь после смерти.

– Я сегодня же напишу барышне Чэнь. Я... Я... Я тебя провожу. Мы вместе уйдем в отставку и вернемся домой. Мы можем вместе выкрасть Его Высочество. Твои раны заживут, а болезни излечатся. Сможешь делать, что хочешь... И думать забудь об этих ублюдках из семьи Ли или Чжан! Я...

Со вздохом Гу Юнь легонько сжал его руку.

Из-за одышки Шэнь И не удавалось вымолвить больше ни слова. Гу Юнь не видел его выражения лица, но по его голосу казалось, что он вот-вот горько разрыдается. Правда Шэнь И избегал часто всхлипывать и вздрагивать, иначе Гу Юнь обо всем бы догадался. Оставалось беззвучно хватать ртом воздух. Его слёзы скатывались по железной броне.

Гу Юнь прекрасно все понял, но ничем этого не выдал. Он погладил его по руке и утешил:

– Да ерунда. Не переживай ты так... Есть вести от Чан Гэна?

«Да, – дрожащей рукой написал Шэнь И, – он просит тебя ни о чем не беспокоится. Если злодеи будут строить козни, убей их. Даже если в столице небо рухнет на землю, он что-нибудь придумает».

Гу Юнь слабо улыбнулся.

Из-за кровопотери мысли путались. Далеко не сразу получилось собраться. Ему понадобилась вся сила воли, чтобы ответить:

– Ну, что я могу сказать... Не успела закончиться война, а все уже обо мне беспокоятся... Кхе-кхе... В столице действительно произошли перемены, раз они пошли на столь отчаянный шаг. Нам предстоит еще одно сражение с иностранцами. Пока я не могу ходить... И особо ничем не смогу ему помочь. Впусти дипломатов в гарнизон, после чего возьми их под стражу и не дай им связаться со столицей. Если среди них есть шпионы Запада, кхе-кхе... Что бы они там не придумали... Мы должны использовать это против них самих...

Шэнь И ничего на это не ответил.

– ... Цзипин? – позвал Гу Юнь.

Ни с того ни с сего Шэнь И спросил: «Думаешь, это того стоит?»

Гу Юня поразил его вопрос.

Шэнь И посмотрел на его окровавленные бинты на груди, наклонился к его уху и прошептал, четко выговаривая каждое слово:

– Ты беспокоишься, что нам предстоит еще одно сражение с иностранцами, в то время как других заботит только, как бы сместить тебя с места главнокомандующего. Думаешь, это того стоит?

Разумеется, порой в душе Гу Юня поднимались сомнения. К сожалению, его друг, Шэнь И, всегда отличался вспыльчивым нравом. Поэтому так уж было заведено, что один из них взрывался, а другой – оставался невозмутим. Раз Шэнь И первым вышел из себя, Гу Юню ничего не оставалось, кроме как сыграть роль миротворца.

– Ты потратил пять серебряных лянов на безвкусную заколку для барышни Чэнь. Думаешь, оно того стоило или это пустая трата денег?

– Если ради любимой женщины я позволил торговцу себя одурачить, это мое дело. Ты-то ради кого убиваешься? – ответил Шэнь И.

– Как говорится, сыновья почтительность отступает перед лицом затяжной болезни, – протянул Гу Юнь. – Вот неблагодарный, еще и огрызаешься.

Шэнь И не нашелся, что ответить.

Если Гу Юнь полжизни провел на полях сражений и ему не раз хотелось все бросить, то Шэнь И примерно столько же раз в сердцах думал: «Да плевать я хотел на этого ублюдка!» Он оттолкнул руку Гу Юня, отвернулся и собирался уйти, кляня его про себя: «Раз тебе так хочется сдохнуть, то дерзай».

– Цзипин! – окликнул его Гу Юнь.

Его рука беспомощно повисла в воздухе: из-за бинтов пальцы его были неестественно согнуты, и он не мог сжать их в кулак. Из-под повязок проглядывала покрытая свежими ранами бледная кожа. От подобного зрелища у Шэнь И заболело в груди, но он быстро взял себя в руки.

– Не шевелись! – закричал Шэнь И.

Гу Юнь мягко сказал:

– Через два дня наш посол, втайне отправившийся в Дунъин, должен выйти на связь. В конце концов Чжунцзэ всего лишь гражданский чиновник. Я полагаюсь на тебя...

– Да прекрати уже! – с болью в голосе произнес Шэнь И. – Хватить болтать. Я все понял.

Несмотря на то, что ему не дали договорить, Гу Юнь совсем не сердился на своего друга. Непонятно, что на него нашло, но вдруг он засмеялся. Правда вскоре воздуха стало не хватать и смех перешел в кашель.

– Защити нашу родину и стань прославленным генералом. Пройдут сотни лет и люди воздвигнут храм в твою честь. Будешь жить припеваючи, принимая их подношения.

Шэнь И иронично усмехнулся.

– Тогда кем будешь ты? Место бога-хранителя входа уже занято. Неужели богом-хранителем окон? Или может, богом кровати?

– Да без разницы, – тихо засмеялся Гу Юнь. – Неважно, кому люди молятся... Они всегда просят одного и того же... Кх... Благосостояния, продвижения по службе, брака... и детей.

Послушав его, Шэнь И подумал: «Мало того, что он мошенник и сводник, так еще и богиня Гуань-инь, дарящая сыновей [3]?»

Шэнь И еще сильнее распалили его слова. Ему резко расхотелось дружить с этим невозможным человеком.

– О небожитель Шэнь, – едва слышно прошептал Гу Юнь, – даруй мне флейту, что лежит в изголовье кровати.

Со вздохом Шэнь И достал драгоценную маленькую коробочку, что Гу Юнь бережно хранил под подушкой. Внутри лежала прекрасная белая нефритовая флейта, пачка писем, написанных на тонкой морской зернистой бумаге и рукояти нескольких гэфэнжэней, на которых были вырезаны разные имена.

В этой небольшой коробочке находилось все, что было Гу Юню дорого.

«Я выживу, – пальцы Гу Юня сжали холодную нефритовую флейту, и он твердо решил: – Раз взрывом меня не разорвало на куски, я выживу. Ведь Чан Гэна до сих пор не вылечили от Кости Нечистоты. Многие в столице желают ему зла. Разве вправе я...»

Но чем он мог помочь ему? Не успел Гу Юнь ничего придумать, как в изнеможении снова провалился в сон.

Полночь. За тысячи ли от границы, в поместье семьи Фан.

Лицо Фан Циня помрачнело. Наконец к нему вернулся дар речи, он медленно поднял голову и спросил:

– Так это правда? Ты своими ушами это слышал?

Молодого слугу, стоявшего перед ним на коленях, заметно потряхивало. Он поспешно кивнул.

Глава семьи Фан в своем поколении неожиданно рассмеялся. Его плечи все еще подрагивали, когда он прикрыл лицо одной рукой. Он пребывал в замешательстве. Когда-то Фан Цинь посоветовал Люй Чану пойти именно этим путем. Он допускал, что такой жадный до власти человек как Янь-ван рано или поздно совершит предательство. Но Фан Цинь не ожидал, что первым это сделает его родной отец.

Каждый образованный человек с детства наизусть знает четыре главных принципа Чжан Цзая: "Совершенствуй свой дух ради Неба и Земли, живи и направляй свою судьбу ради других людей, продолжай прервавшееся учение ушедших мудрецов и обеспечь великое спокойствие для всех будущих поколений" [3]. Кто не мечтает однажды стать тем выдающимся учёным мужем, который настолько возвысит родную страну, что она будет процветать ещё тысячи лет? Однако и без того скромный энтузиазм постепенно стирается: где из-за богатства и положения в обществе, где из-за потраченного времени, где непредсказуемым ходом истории, что в итоге обрекает учёного на пожизненное звание "посредственности"...

Фан Цинь всю ночь провел в своем кабинете, ошарашенный произошедшим. Следующим утром он втайне отослал прочь жену и детей.

С первым криком петуха Фан Циню хотелось поскорее бежать к Янь-вану, чтобы доложить ему о готовящейся государственной измене.

К сожалению, это желание не сбылось. Сколько бы Фан Цинь не прокручивал этот план в своей голове, он так и не решился его осуществить.

Трудно соблюсти и сыновью почтительность, и верность государю. Фан Цинь понимал, что ему не суждено стать выдающимся ученым и оставалось дальше следовать по выбранному пути.

Через пять дней до столицы дошли крайне загадочные известия, привлёкшие внимание предприимчивых дельцов. Не так давно делегация дипломатов прибыла в Северобережный лагерь с наградами для солдат, но вскоре по неизвестной причине все въезды и выезды из него перекрыли.

Семья Фан знала об этом происшествии больше всех. Великий советник Фан получил записку от бывшего ученика, состоящую из одного единственного слова: «Успех».

Наконец великий советник Фан вздохнул с облегчением. Разумеется, он не ожидал, что все пройдет настолько гладко. В итоге алчность Запада сыграла ему на руку. Сердце его переполнял восторг: «полстраны» уже находилось в его власти, а цель была так близка.

Между тем организовать праздник в честь дня рождения Ли Фэна поручили министерству церемоний. Фан Цинь проявил инициативу и вызвался помочь им. Сторонники Янь-вана не стали возражать, решив не напрашиваться на неприятности.

Покойный император Юаньхэ часто устраивал торжественные приемы. Во время правления Лунаня власти стали экономить. Для того, чтобы не раздражать императора своим подхалимством, министерство церемоний заранее продумало детали церемонии. После получения одобрения императора они приступили к активной подготовке. В день рождения Императора послы с северо-запада один за другим дарили подарки, комендантский час отменили, а над девятью воротами городской стены гремели фейерверки. Барабаны и колокола звенели в унисон – на празднике царило веселое оживление.

Настало время и императору покинуть дворец ради обряда жертвоприношения Небу. Ли Фэн собирался поведать предкам о том, что минувший год он не терял впустую время и ему есть, чем им похвастаться. Недавний печальный опыт многому его научил. Теперь императора сопровождали тринадцать дворцовых стражников. Он не брал с собой непредсказуемых гражданских и военных чиновников – только наследного принца. У храма Цимин его ждал Военный совет: Янь-ван и несколько высокопоставленных лиц.

Все прошло как по маслу. Сначала Император совершил ежегодное жертвоприношение Небу, затем благополучно отдал поклоны предкам. Поскольку никто не помешал ему свершить обряд, Ли Фэн наконец вздохнул с облегчением. Его давние страхи развеялись, и он сел в паланкин, чтобы вернуться домой.

Но как только гвардия передала у стен Запретного города охрану императора дворцовой страже, случилось одно неожиданное происшествие.

Откуда-то раздался резкий крик:

– Убийцы!

Несколько сюрикенов дунъинцев засвистели в воздухе и попали в толпу чиновников, укоротив рукава учёных мужей из академии Ханлинь. Один старый академик упал замертво, не успев издать ни звука. Телохранители императора и солдаты отреагировали одновременно. Одни кричали «Защитить императора!», другие – «Поймайте убийц!»

Один из солдат императорской гвардии вдруг обезумел и замахнулся мечом на наследного принца. Ближе всех к мальчику стоял Чан Гэн. Он быстро схватил его за пояс и оттолкнул в сторону.

В суматохе кто-то закричал:

– Императорская гвардия подняла восстание!

Командующий императорской гвардией растерялся и пробормотал:

– Что за чушь!

Тем временем переодетый в дворцового стражника человек достал небольшой арбалет и навёл его на паланкин Ли Фэна. От удивления император едва не вывалился из паланкина. Командующий императорской гвардией решил: «Мало того, что дворцовая стража подняла восстание, так они ещё на нас клевещут! Где это видано!»

– Схватить изменников из дворцовой стражи, покушающихся на императора!

В ходе реформы императорской гвардии её разделили на два независимых подразделения. Предполагалось, что таким образом они будут сдерживать друг друга. Вышло только хуже: новые подразделения перестали поддерживать связь и постоянно соперничали. Сегодня одним поручили охранять императора, а другим – помогать им и контролировать их действия. Разумеется, те, кто был на вторых ролях, были разочарованы. На них всех лежала одинаковая ответственность, но кому-то не дали даже показаться на глаза императору. Как тут не затаить обиду?

Глава императорской гвардии решил, что убийцы затаились в рядах дворцовой стражи, а телохранители императора заподозрили его в том, он сам замыслил недоброе. Дворцовая стража решила, что императорская гвардия снова подняла восстание. Поскольку невозможно было понять, кому верить, а кому нет, воцарился полный хаос.

Практически всех стоящих придворных генералов Гу Юнь перебросил в армейские гарнизоны на границах. В данный момент из военных в столице остались одни трусы. Фан Цинь и его сообщники увидели в этом прекрасную возможность броситься к Ли Фэну с криком:

– Ваше Величество, как можно скорее покиньте это опасное место!

Вместе с ним подоспел отряд незнакомых солдат. Фан Цинь сказал:

– Ваше Величество, спускайтесь к нам! Ваш подданный клянется, что готов защищать вас ценой собственной жизни!