Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 112 страниц)

– Поскольку он принимал экзамены у половины придворных, то имеет безукоризненную репутацию, – Чан Гэн легонько постучал по столу. – Летали ласточки возле дворцов знатных Вана и Се, а ныне влетают в простые дома обыкновенных людей [12].

Сердце Цзян Чуна пропустило удар, когда до него дошел убийственный смысл его слов.

Примечания:

1. 喝茶 – hēchá – буквально переводится как "пить чай". Но у этих иероглифов есть еще одно любопытное значение: угощать чаем – обр. жениться, свататься (один из свадебных обрядов)

2. 太岁 – tàisuì – она же Юпитер (у гадателей местонахождение Юпитера считалось местом несчастий). Принято считать, что многочисленные несчастья падут на голову того, кто пойдет против воли Тай-Суй, мифической звезды расположенной напротив Юпитера.

Есть еще божество – написание отличается на один иероглиф.

Тай-Суй (кит. 太歲, «великое божество времени», великий год, антиюпитер) – в китайской мифологии бог времени и покровитель Юпитера – планеты времени (Суй-син). Считалось, что противодействие божеству, как и поиск его покровительства, приводят к несчастью.

3. Залежные земли – сельскохозяйственные угодья, давно или вообще не использовавшиеся как пашня.

4. Цзинвэй – мифическая птица, в которую превратилась Нюйва, дочь императора Янь-ди, после смерти. Она собирает в клюве камни и маленькие веточки с гор, чтобы бросить их в Восточное море в попытке заполнить его.

5. 剑拔弩张 – jiàn bá nǔ zhāng – меч обнажён и натянута тетива самострела; обр. готов к бою, в состоянии боевой готовности; напряженное (состояние, обстановка)

6. Это место, проникнутое высокой культурой. Метафорически это благородное и идеальное место и чтобы туда войти нужно соответствовать наивысшим требованиям

7. Внутренний дворец – дворец наложниц и жен императора.

8. Историческая справка. 叔公 – shūgōng – внучатый дядя (младший брат деда по отцу). Устаревшее обращение к старшему родственнику, например деду, отцу.

9. Два 尺 – chǐ, – чи, китайский фут (мера длины, равная 0,33 см). Два чи – это 0,66 сантиметра.

10. 东宫 – dōnggōng – Восточный дворец – стар. дворец наследника престола.

11. Чжуанъюань (кит. трад. 狀元, упр. 状元, пиньинь zhuàngyuán), дословно: «образец для подражания во всём государстве», цзиньши – обладатель лучшего результата среди получивших первую степень. Есть более подробная информация на Википедии.

12. Лю Юй-си (772-842) – крупный танский поэт, писал как классические стихи, так и подражания народным песням юэфу.

Стихотворение полностью:

УЛИЦА ЧЕРНЫХ ОДЕЖД

К мосту Малиновых Воробьев

идешь по сплошной траве.

У входа на улицу Черных Одежд

заката косой свет.

Летали ласточки возле дворцов

знатных Вана и Се,

А ныне влетают в простые дома

обыкновенных людей.

(Перевод А. Сергеева)

Глава 81 «Женитьба»

____

Когда у тебя что-то не ладится, я всегда готов тебя поддержать, а стоило у меня случиться беде, как ты потешаешься над моими несчастьями...

____

Впрочем, охватившая Цзян Чуна тревога вскоре прошла. Не дав ему опомниться, Чан Гэн как ни в чем не бывало продолжил светскую беседу:

– Министр Фан действительно обладает выдающимися способностями – как благородный офицер, на которого можно положиться в мирное время [1].

Речь Янь-вана текла так плавно, а похвала звучала настолько искренне, что казалось, что убийственная интонация недавно Цзян Чуну почудилась. Правда слова «в мирное время» звучали крайне загадочно.

Донесение Фан Циня затрагивало именно те вопросы, что больше всего беспокоили сердце Императора Лунаня. Министр финансов не высказывался ни за, ни против устройства беженцев на предприятия, а лишь подчеркивал, насколько трудно будет обеспечить безопасное хранение цзылюцзиня, и умудрился втянуть в этот спор даже Черный Железный Лагерь.

– Несколько десятков тысяч солдат Черного Железного Лагеря проливали кровь на поле боя, чтобы добыть этот цзылюцзинь. Как можем мы теперь пустить его в свободный оборот? Разве наши верные солдаты и генералы не почувствуют себя обманутыми?

Гу Юню плевать хотел на его слова и не горел желанием с ним спорить, а вот Ли Фэна это задело за живое. Когда Чан Гэн посоветовал Чжан Фэнханю отказаться на время от идеи свободного оборота цзылюцзиня, то сравнил цзылюцзинь в глазах правителя с императорской печатью, которая восходит к мудрому и великому Императору У-ди. Хранившиеся во дворце в саду Цзинхуа сокровища императорская семья собирала на протяжении нескольких поколений, а сгорели они всего за один час. Понятно, что Ли Фэна беспокоила эта идея.

Позже Фан Цинь представил подробный список всех возможных последствий продажи цзылюцзиня частным лицам. Для начала, если снять запрет, то как тогда определить потом, купили ли купцы цзылюцзинь у частных торговцев или незаконно ввезли его в страну?

Если контрабандное топливо будет стоить дешевле обычного, то алчные купцы, естественно, предпочтут сэкономить. До сих пор государству не удалось полностью избавиться от контрабанды и нелегальной торговли цзылюцзинем. Если это все узаконить, не станет ли рынок еще более неконтролируемым?

Более того, очевидно, что при удачном стечении обстоятельств в Великой Лян успеет смениться несколько поколений. Сейчас двор выдал разрешение на строительство подобных предприятий всего тринадцати купцам. А как насчет их потомков?

Постепенно эти работающие на цзылюцзине производства будут разрастаться и требовать всё больше топлива. Что тогда делать? Следует ли императорскому двору передать потом предприятия детям и внукам тех тринадцати купцов? А что если дети захотят отделиться от родителей? Или решат продать семейное дело? Если допустить продажу, то вдруг предприятие попадет в недобрые руки изменников, решивших изготавливать там броню и оружие, чтобы потом поднять восстание?

В случае, если разрешение на работу подобного предприятия выдавать конкретному человеку, то когда тринадцать купцов отойдут в мир иной, предприятие закроется, и люди останутся без работы. Не закончится ли это все тем, что неприкаянные беженцы вновь начнут беспорядки?

Это поколение знает, что без крова их оставили иностранцы, разорившие их земли, и ценит доброту императорского двора, давшего им кров и пищу. Вот только вспомнят ли они об этом спустя несколько десятков лет, когда снова останутся без работы? Скорее всего, они решат, что императорский двор отобрал у них рабочие места, лишив способа добывать свой хлеб... Таким образом свободный оборот цзылюцзиня поможет преодолеть временные трудности, но разве не приведет в будущем к нескончаемым бедствиям?

Были и другие аргументы против. Фан Цинь в крайне изящной манере подвел свою аудиторию к следующему выводу: те, кто выступают сейчас за свободный оборот цзылюцзиня – простодушные идиоты. Они хотят решить насущные проблемы, не заботясь о том, как это повлияет на будущее страны. Пока они не видят дальше своего носа. Эти люди пытаются ловить рыбу в мутной воде [2] – но сами не понимают, чего хотят.

Министр Фан был очень умён и до того искусно излагал свои мысли, что каждое слово из его длинного донесения запало Императору Лунаню прямо в душу.

– Если бы он направил свое донесение в Военный совет в установленном порядке, то мы бы нашли способ его остановить, – со вздохом заключил Цзян Чун, – но увы... Ваше Высочество, влияние семьи Фан при дворе слишком велико.

Чан Гэн беззвучно рассмеялся.

Цзян Чуна озадачила подобная реакция.

Янь-ван неспешно отпил чай и затем небрежно бросил:

– Все претензии министра Фана к проекту вполне уместны. Это вам не пустые восхваления и пресмыкания. Он говорит вполне разумные вещи. Если бы он отправил свое обращение через Военный совет, на каком основании мы могли бы его придержать? Ханьши, сам подумай, уместны ли твои слова? Для чего нужен Военный совет? Разве для того, чтобы обманывать и унижать вышестоящих и нижестоящих? Или чтобы злоупотреблять властью и творить беззаконие?

Хотя говорил принц крайне мягко, слова его разили наповал. Цзян Чуна ужаснула такая острая реакция.

– Ваше Высочество...

Чан Гэн выглядел довольно строго. Он ненавязчиво перебил Цзян Чуна:

– Никто не должен узнать о том, что ты сегодня говорил и что слышал. Забудем об этом. Но я не желаю слышать подобных речей на заседаниях Военного совета.

Цзян Чун поспешно ответил:

– Вы правы, ваш ничтожный подчиненный перегнул палку.

Чан Гэн смягчился и, не моргнув глазом, соврал ему:

– Познания мои пока ограничены. Когда я сталкиваюсь с новой проблемой, мне недостает опыта и самодисциплины. Поскольку я отношусь к тебе как к другу, то не особо слежу за словами. И могу случайно обидеть. Брат Ханьши, не принимай мои слова близко к сердцу.

– И в мыслях не было, – заверил его Цзян Чун.

Ведь именно Янь-ван способствовал его повышению. Другие люди считали его доверенным слугой принца, вот только с каждым днем Цзян Чуну становилось все сложнее понимать человека, которому он был столь многим обязан.

Ясно было, что фракция придворных во главе с семейством Фан вряд ли будет сложа руки наблюдать за тем, как, пользуясь нехваткой средств в казне, к власти приходят новые чиновники. Всеми силами придворные попытаются воспрепятствовать переменам.

У остальных могли еще оставаться сомнения, но Цзян Чун точно знал, что Янь-ван поддерживает продвижение новых лиц при дворе, не прибегая ни к чьей помощи. Все началось с реформы системы государственного управления или даже раньше – с появления ассигнацией Фэнхо. Процесс уже был запущен.

Если принц столько времени потратил на постепенную подготовку, то какова была его конечная цель?

Был ли Его Высочество Янь-ван действительно бескорыстен и всего лишь пытался вытащить страну из постигшего ее кризиса? Так уж ли он был лишен амбиций, как пытался показать? Если внешние враги отступят, неужели он оставит должность и превратится в беспечного принца-бездельника, зря проедающего императорское жалование?

Если все действительно было так просто, то зачем же прилагать столько усилий и закладывать базу под реформы?

Если Янь-ван умудрился ввести всех в заблуждение, то что он на самом деле планировал... Что тут еще оставалось?

Единственный кровный родственник правящего Императора, единственный цинван Великой Лян. Если ему хотелось больше власти, то оставался только... один титул.

Но что-то не сходилось. Если Янь-ван действительно грезил о троне, то почему, когда Император Лунань решил отречься в его пользу, принц не подчинился императорскому указу?

Допустим, во время осады столицы он сказал «нет», а потом пожалел об этом, но зачем же тогда ругаться с самыми влиятельными придворными министрами? Разве не разумнее попытаться привлечь их на свою сторону?

Пребывая в растерянности, Цзян Чун осторожно произнес:

– Ваше Высочество, после того как ваш подчиненный прочел доклад министра, даже он преисполнился сомнений, стоит ли вообще учреждать эти предприятия. Не говоря о государе. Но если это проект провалится, как тогда императорский двор должен задобрить людей вроде господина Ду, которые внесли большой вклад в развитие страны? И что делать с беженцами?

– Ты неправильно понял, – усмехнулся Чан Гэн. – Когда Император увидит донесение, в первую очередь его будет беспокоить, что цзылюцзинь попадет в частные руки. Раз министр Фан столь усердно доказывал, что топливо нельзя доверять купцам, почему бы нам не найти другой выход. Так ведь будет лучше для всех?

Цзян Чун растерялся.

– Возвращайся и хорошо подготовься, – продолжил Чан Гэн. – Приезжай завтра пораньше. До начала утренней аудиенции во дворце все обсудим. Не разочаруй моего брата-императора.

Цзян Чун встал, чтобы попрощаться. Слова Янь-вана звучали невероятно спокойно и при этом уверенно, словно он услышал скрытое значение в словах Фан Циня. Похоже, принц был готов к его критике и заранее продумал, как на нее ответить.

Вот только... Если у него был уже заготовлен ответ, почему он сразу не выдал его? К чему ходить вокруг да около?

Зачем обострять противостояние между новыми чиновниками, купившими ассигнации Фэнхо, и знатными семьями?

– И, кстати, Ханьши, – окликнул его Чан Гэн.

На сердце у Цзян Чуна было неспокойно, но он собрался и приготовился узнать, что за важную задачу ему вверил принц. Слушал он крайне внимательно.

Чан Гэн приказал:

– Распорядись, чтобы на кухне мне приготовили два цзиня [3] соленых сушеных желтых горбылей. Возьму с собой. Заранее спасибо!

Господин Цзян поскользнулся от удивления и едва не скатился с лестницы.

Тем временем припозднившемуся по просьбе Императора Лунаня Гу Юню удалось покинуть дворец до того, как на ночь затворили ворота.

Во время подготовки к военным действиям все четыре пограничных гарнизона должны были согласовать распределение снабжения с Аньдинхоу, после чего в Военный Совет необходимо было направить доклад. И лишь тогда Военный Совет мог обратиться к Императору. Актуальный план снабжения армии цзылюцзинем предполагалось передать Гу Юню сразу после окончания аудиенции, но неожиданно Император задержал его допоздна. Так что Шэнь И пришлось ждать до наступления темноты. Гу Юнь наконец неспешно показался из дворца, когда он уже не находил себе места и зевать начал от скуки.

– Чего ты сегодня так долго? – подошел к нему Шэнь И. – Я уж было подумал, что вы с Императором снова что-то не поделили.

Гу Юнь взял в руки подготовленный для него доклад и лениво начал перелистывать страницы.

– Дома посмотрю... Да о чем нам спорить в таком почтенном возрасте.

Шэнь И оторопел. Он потрясенно уставился на Гу Юня и, запинаясь, переспросил:

– Ка... Каком возрасте? Великий маршал, с вами все в порядке? Что такого Император сказал-то?

С чего вдруг «северо-западный цветок», любивший целыми днями напролет красоваться перед всеми, вдруг вспомнил о своем «почтенном возрасте»!

Гу Юнь с тоской взглянул на свое плечо. Слюни маленького наследного принца, задремавшего у него на руках, не успели высохнуть.

Одинокому человеку гораздо проще убедить себя, что он еще молод. Теперь же Гу Юня неожиданно стали величать великим дядей. Это невольно напомнило ему о собственном возрасте. Что ж, если ему и вправду уготован короткий век, то половина жизни уже позади.

– Ничего, – отстранено бросил по дороге Гу Юнь. – Государя, видимо, до того достали громкие свары при дворе, что он решил немного со мной поболтать... С ранних лет Император всегда боролся за лидерство и ненавидел проигрывать. Он непременно должен был превосходить других во всем, за что брался. Когда он только унаследовал престол, то отправился на гору Тайшань, дабы совершить там обряд жертвоприношения небу и земле [4], но с годами он переменился, он... Скажем так, правление далось ему нелегко.

Скрестив руки за спиной, Шэнь И внимательно его слушал. Каждый раз, когда речь заходила об этой проклятой императорской семье, на него всегда находила тоска. Юань Хэ упокоился в Императорской усыпальнице, а его наследник оказался еще более непостоянным. Три счастливых дня – и вот государь активно осыпает своего подданного милостями и готов наделить его властью повелевать всем миром. Два неудачных дня – и государь немедля бросает своего подданного в темницу. Если подданный не справлялся с задачей, то невозможно было предсказать чей клинок оборвет его жизнь.

Будь Император Юань Хэ тогда немного решительнее, Гу Юнь уже успел бы переродиться и жениться. Но прошлый Император с одной стороны хотел извести род Гу на корню, а с другой никак не решался воплотить намерения в жизнь. Покойный государь напоминал хладнокровного охотника, что забрался в логово тигра и перебил там всех, но смягчился при виде маленького тигренка, чтобы потом забрать его домой и воспитать как домашнюю кошку. Намерения Юань Хэ убить своего воспитанника были не менее искренним, чем его любовь к нему. С этими глубокими и противоречивыми чувствами Император и взрастил корень всех бед – Гу Юня. Нельзя было точно сказать, стало ли это его успехом или ошибкой.

Шэнь И вздохнул и сказал:

– Пока мы сражались на границе, то не знали о разногласиях при дворе. Теперь понятно, что последние полгода дались Его Высочеству Янь-вану нелегко. Вчера отец напомнил мне, что нет худа без добра. Пусть наша семья не принадлежит к прославленному роду, на протяжении нескольких поколений мои предки принимали участие в императорских экзаменах и честно зарабатывали свое жалование. Когда-то я упрямо настоял на том, что хочу присоединиться к институту Линшу. Мой старик не возражал, а вот матушки и бабушки [5] были вне себя. После того, как из Линшу я сбежал с тобой в армию, это еще больше их рассердило... Ох, не хочу даже вспоминать. В общем в глазах матушек, теток и дядьев я главное семейное разочарование и совершенно пропащий.

Гу Юню не понравились его слова, и он резко возразил:

– С какой это стати ты – семейное разочарование, если ты покрыл свое имя заслуженной воинской славой?

– Между прочим, сейчас мой старик рад, что я присоединился к армии, – сказал Шэнь И. – В нынешние времена при дворе вечно творятся какие-то тайные дела, а интриги становятся все запутаннее. Гораздо безопаснее следовать за тобой на поле боя, чем участвовать в них. По крайней мере на войне дула орудий всегда направлены прямо на врага.

Вместо того, чтобы успокоить, слова Шэнь И еще больше озадачили Гу Юня. Он не знал, что за игру ведет Чан Гэн при этом разобщенном императорском дворе. Военный совет по сути являлся временной мерой и помогал управлять ресурсами и министрами во время войны. Структура этой организации повторяла вертикаль императорской власти – в Военном совете рассматривали поданные Императору прошения и отдавали распоряжения шести министерствами. Однако все чиновники сохранили свои прежние должности – так что Военный совет можно будет легко упразднить после того, как война закончится.

Пока главой Военного совета был Янь-ван, основными задачами организации являлось удовлетворять запросы императора и нужды ключевых военных лагерей. А вот какие намерения преследовали сами члены Военного совета, оставалось загадкой.

– Давай лучше поговорим о чем-нибудь более приятном, – сказал Шэнь И, вырвав Гу Юня из раздумий. – Как там Его Высочество Янь-ван? По-прежнему живет в поместье Аньдинхоу? Что вообще между вами происходит?

Гу Юнь промолчал.

Шэнь И не заметил, что лицо Гу Юня буквально выражало собой фразу «да в двух словах и не расскажешь», так что он беспечно продолжил болтать:

– Я слышал, что Его Высочество Янь-ван буквально поселился в здании Военного совета и безвылазно провел там аж десять с лишним дней. Но недавно он снова начал вовремя уходить со службы домой. Похоже, это началось после твоего возвращения в столицу... Так что даже если Янь-ван не питает к тебе глубоких чувств, вряд ли для него ты – мимолетное увлечение.

Шэнь И напоминал ученого, покупавшего осла – болтал вроде много, но не по делу [6]. Гу Юнь никак не мог понять: его друг намекал на то, что сочувствует Янь-вану и Аньдинхоу следует поскорее ответить на его чувства, или наоборот, пытался предупредить, что их связь возмутительна и лучше как можно скорее ее оборвать. Так и не сумев ухватить суть, Гу Юнь нахмурился и спросил:

– Не понял. Что ты хотел сказать-то?

– Я имел в виду, что тоже не знаю, как тут лучше поступить, – в растерянности признался Шэнь И. – Я беспокоюсь за тебя.

Гу Юнь осекся. Ему показалось, что Шэнь И не переживал о нем, а причинял этим еще большее беспокойство.

Поскольку они с Чан Гэном уже перешли границы дозволенного, советы Шэнь И опоздали примерно на восемь поколений [7]. Несмотря на то, что маршал Гу был довольно бесстыжим, не орать же о прошлой ночи на весь белый свет.

Видя, что Шэнь И никак от него не отвяжется и не собирается возвращаться к себе домой, Гу Юнь недовольно приподнял бровь и сердито спросил:

– Чего это ты за мной идешь? Неужели собираешься со мной в поместье, чтобы своими глазами увидеть мои страдания?

Шэнь И издал нервный смешок и, запинаясь, спросил:

– Цзыси, мы столько лет с тобою дружим. Не угостишь ли меня чашкой риса?

– Твоя семья вконец обнищала? – удивился Гу Юнь.

Обычно Шэнь И болтал без умолку, а тут долго медлил с ответом:

– Мой отец... решил недавно меня женить и, эм... До того загорелся этой идеей, что я боюсь с ним встречаться лишний раз и приходится прятаться... Эй, хватит надо мной ржать! Вот предатель, а я-то к тебе со всей душой, что ты за друг такой? Когда у тебя что-то не ладится, я всегда готов тебя поддержать, а стоило у меня случиться беде, как ты потешаешься над моими несчастьями...

У Гу Юня от смеха аж дыхание сперло.

– Ох... Ты открыл мне глаза. Впервые вижу, как генерал превратился в попрошайку из-за того, что семья принуждает его к браку.

– ... Гу Цзыси, так ты друг мне или нет? – спросил Шэнь И. – Если все еще друг, то закрой рот и угости меня ужином. Тогда я, может, тебя и прощу.

Теперь он жалел, что не воспользовался ситуацией и не отыгрался на Гу Юне в тот раз, когда тот не мог встать с постели [8]. Правду говорят – хорошего и порядочного человека всяк норовит обидеть.

После того как Гу Юнь не мог уже больше смеяться, он решил немного поддержать своего друга.

– Да ладно тебе, считай это родительским благословением. Радуйся, что родители твои пребывают в добром здравии, а меня вот уже некому благословить, если я когда-нибудь пожелаю жениться.

Слушавший его с тоской во взгляде Шэнь И ответил:

– Думаю, мой отец просто боится, что я погибну на поле боя, не оставив наследника, и род Шэнь прервется. За все эти годы я и правда ничего не сделал для того, чтобы унять его тревоги... Просто я хорошо себя знаю. Когда у меня будут жена и дети, мне недосуг будет думать о защите границ. А ты и так довольно одинок. Если еще и я тебя оставлю...

Гу Юнь перестал смеяться, замер на расстоянии двух шагов от Шэнь И и пристально на него смотрел.

Шэнь И продолжал:

– Хотя в последнее время мне кажется, что ты действительно собираешься уйти на покой после того, как выиграешь войну. Если иностранцы уберутся с наших земель, то Император больше не сможет тебе докучать. Кроме того, Его Высочество Янь-ван с детства крайне внимательно и благородно к тебе относился, так что он... Уверен, что он сможет о тебе позаботиться. Много лет я следовал за тобой. Но пришло и мне время остепениться и обзавестись семьей.

– Цзипин, – начал Гу Юнь, – неужели ты...

Шэнь И ждал, пока он продолжит мысль.

– ... Неужели ты тоже тайно влюблен в меня?

Шэнь И пнул попавший под ноги камень.

Гу Юнь встряхнул головой и вздохнул:

– Красота – страшная сила. Разве не преступление быть таким красавцем, как я?

Терпение Шэнь И иссякло, он прорычал:

– У тебя, что, совсем стыда нет?!

В мгновение ока все печали и заботы генерала Шэня превратились в глухую ярость! Они переругивались с Гу Юнем всю дорогу до поместья. Неожиданно у ворот им встретился Янь-ван, как раз вернувшийся из башни Ваннань.

Перед генералом Шэнем Чан Гэн учтиво поприветствовал Гу Юня и передал ему сверток с желтым сушеным горбылем.

– С пылу с жару. В прошлый раз ифу хвалил вкус этого блюда, так что я по пути сегодня купил еще порцию.

Шэнь И напряженно рассмеялся.

Гу Юнь закашлялся.

По тем взглядам, что бросал на него Чан Гэн, Шэнь И понял, что, польстившись на бесплатный ужин в поместье Аньдинхоу, он совершил огромную ошибку. У Гу Юня аж поясницу свело, когда он услышал обращение «ифу», но он стерпел и не подал вида.

Таким образом Его Высочество Янь-ван сумел одним своим видом сразить сразу двух генералов, и с улыбкой на лице проводил их к входной двери.

Примечания:

1. Старая поговорка: если на благородного офицера можно положиться в мирное время, то во время войны он точно окажется предателем

2. 浑水摸鱼 – húnshuǐ mōyú – обр. ловить рыбу в мутной воде (в знач. воспользоваться всеобщей суматохой ради получения выгоды)

3. 斤 – jīn – цзинь – китайский фунт, равен 0,5 кг. Два цзиня – килограмм.

4. Благодарение – жертвоприношение. Обычно ритуал для установления новой династии. В начале новеллы говорилось об этом, когда на трон взошел Ли Фэн. Император совершил жертвоприношение и началась новая династия.

5. 三姑六婆 – sāngūliùpó – матушки и бабки (монахини буддийские, даосские и гадалки; сводницы, свахи, колдуньи, знахарки и повивальные бабки). Вы могли обратить внимание на бабулек-сват в "Мулан".

6. sān zhǐ wú lǘ – учёный покупал осла (составил купчую в три листа, а про осла ни слова); обр. многословный, бессодержательный, не по существу

7. 八辈子 – bābèizi – обр. надолго, навсегда, на всю жизнь; длительный период времени (букв. "восемь поколений")

8. Шэнь И намекает на 66 главу