Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 112 страниц)

Глава 33 «Путеводная нить»

***

Он продолжал говорить, медленно снимая с глаз тканевую ленту. Его глаза сияли, подобно ледяным искрам падающих звезд, и в них не было ни намека на слепоту.

***

– Подождите немного, – спокойно сказал Чан Гэн.

Затем он, с совершенно нейтральным выражением лица, закрыл деревянную дверь и прислонился к ней спиной. Глубоко вздохнув, юноша попытался успокоиться и написал на ладони маршала: "Ифу, глава мятежников спрашивал о тебе. Что делать?"

У Гэ Пансяо на душе стало тревожно, отчего он невольно задержал дыхание, пока его лицо не посинело и не начало походить на баклажан.

Реакция Гу Юня была слишком странной.

Когда Чан Гэн увидел реакцию маршала, он немного удивился, но не сдержал улыбку от нахлынувших на него чувств. Он будто схватил победу голыми руками и пришел с конкурентом к взаимопониманию.

– Это все равно что получить подушку, стоит тебе уже уснуть, – ответил Аньдинхоу – тот самый маршал, который больше всего в жизни опасался, что мир погрязнет в хаосе. – Давненько я не встречался с оставшимися в живых лидерами мятежников. Я благодарен ему за внимание [1].

Гэ Пансяо было слишком просто одурачить. Гу Юнь же ни на волос не насторожился. Пухлый мальчик расслабился, предположив, что он увидит не какого-то опасного лидера мятежников, а какое-то очень редкое драгоценное сокровище!

Вот только Чан Гэн решительно отказывался верить в столь явную ложь. Его лицо вытянулось от напряжения. Накопившиеся в сердце юноши сомнения, которые он все это время старательно подавлял, тут же выплыли наружу.

– Где сейчас военные корабли Цзяннань и Черный Железный Лагерь? – спросил Чан Гэн.

В такие моменты, даже последний слепец, как Гу Юнь, с легкостью смог бы заметить мертвенно-бледный оттенок кожи лица Чан Гэна.

Может Чан Гэн и не знал о том, что это было за место, "Линь Юань", но зато все прекрасно знали об отношении маршала Гу к храму Ху Го. Не говоря уже о других вещах. Если в распоряжении Гу Юня были свои люди, зачем ему брать с собой Ляо Жаня? Он же был сродни бельму на глазу маршала.

Во время визита в Яньхуэй, Гу Юнь держал на руках тайный императорский указ, позволяющий ему перемещать войска по его усмотрению. Но в этот раз только то, что Гу Юнь самовольно отправился в Цзяннань, уже ставило перед фактом, что маршал отказался от долга службы по личным мотивам. Позитивным моментом было то, что у него в распоряжении находилось несколько солдат Черных Орлов, но где ему отыскать целый отряд?

И... почему Гу Юнь выдерживает долгую паузу перед каждым сказанным предложением, и в то же время грубо перебивает Ляо Жаня?

Со стороны могло показаться, что маршал специально вел себя так, чтобы позлить Ляо Жаня. Но Чан Гэн прекрасно знал, на что способен Гу Юнь. Будучи наедине, он всегда с презрением относился к монаху, но когда дело доходило до серьезных вопросов, Гу Юнь не втягивал в них свои личные неприязни.

В этот короткий миг в сердце Чан Гэна вспыхнула пугающая догадка: возможно, что Гу Юнь и вовсе не строил из себя «ароматного мастера», возможно он... действительно ничего не слышал. Он мог только читать язык жестов Ляо Жаня и только на основе ответов монаха его ифу мог делать выводы о том, о чем же говорили другие.

Поначалу Чан Гэн думал, что эта мысль звучит слишком абсурдно, но в его голове тут же начали всплывать детали странного поведения Гу Юня за последние несколько дней.

Во-первых, Гу Юнь был не из молчаливых. Вот только в течении прошедшей пары суток, когда они оставались наедине, или с ними оставался кто-то еще – Гу Юнь вообще не "говорил" с Чан Гэном. Все их разговоры были только на языке жестов. Неужели дунъинцы действительно следили за ними день и ночь?

Во-вторых, почему Гу Юнь взял на себя роль "ароматного мастера"? Чтобы оказаться на этом корабле? В целом мире бесчисленное множество обычных мастеров по ароматам, почему он настоял на том, чтобы стать истинным "ароматным мастером"?

Тщательно обдумав все возникшие в голове варианты, Чан Гэн пришел к выводу, что положительного эффекта это не возымело, а наоборот – такой поворот событий с легкостью мог привести к непоправимым последствиям. Вероятность разоблачения была крайне высока. Чан Гэн не верил, что Гу Юнь принял на себя этот облик только ради оттачивания актерского мастерства.

В-третьих, была еще одна маленькая деталь. Когда Ляо Жань вошел в каюту Гу Юня, он не постучал в дверь – неужели монаху не знакомы правила приличия и он так возмужал? Или монах заранее знал, что стучать в дверь было бесполезно?

Чан Гэн должен был с самого начала обратить внимание на эти крохотные детали, но маршал Гу был главнокомандующим армией на протяжении многих лет и от этого от маршала веяло лживой аурой, от которой окружающие его люди верили, что у него всё всегда под контролем. А другим оставалось вести себя покорно и следовать его приказам. Именно из-за этого Чан Гэн и упустил из виду многие противоестественные поступки Гу Юня.

Гэ Пансяо заметил, что Чан Гэн изменился в лице. Мальчик медленно перевел взгляд от Чан Гэна до Гу Юня и обратно.

В дверь снова мягко постучался Ди Сун, настояв:

– Мой генерал ждет вас, мастер Чжан. Пожалуйста, поторопитесь.

Гу Юнь похлопал Чан Гэна по плечу и прошептал ему на ухо:

– Черный Железный Лагерь здесь, не бойся.

Затем он протянул Чан Гэну сложенную черную ткань, указав юноше, чтобы тот сам повязал ее на глаза маршала.

Приняв кусок ткани, Чан Гэн скрыл свои противоречивые эмоции и закрыл Гу Юню глаза повязкой.

Теперь Гу Юнь точно ничего не видел. Чан Гэн кивнул Гэ Пансяо.

Гэ Пансяо не сразу среагировал и не понял, что же старший брат имел в виду. Чан Гэн тихо сказал:

– Ифу, почему ты так себя ведешь? Я тебя не узнаю.

Глаза Гэ Пансяо широко раскрылись.

– А?.. – выдохнул мальчик.

Гу Юнь махнул рукой в их сторону и сказал:

– Ни слова больше. Когда мы доберемся до нужного места, не отходи от меня. Это будет для тебя хорошим уроком.

Гэ Пансяо был поражен до глубины души. Он даже не знал, что сказать.

Сердце Чан Гэна болезненно сжалось в груди – Гу Юнь действительно ничего не слышал. Но он как-то понял, что Чан Гэн говорит с Гэ Пансяо. Неужели его глаза тоже...

Но разве несколько дней назад он не мог ясно видеть?

Не успел юноша задуматься об этом, как Гу Юнь толкнул дверь и вышел на палубу.

Сердце Чан Гэна пропустило удар и юноша в легком смятении поспешил за Гу Юнем, чтобы помочь ему. Он уже не чувствовал смущения или давящего чувства напряжения от того, что они были рядом. Он нервно поддерживал Гу Юня за предплечье, а вторую руку нежно прижал к его спине, пока сердце раздирало от ужасных домыслов и они спокойно шли вперед.

Гу Юнь подумал, что Чан Гэн так переживает из-за внезапных перемен, поэтому осторожно похлопал юношу по руке.

Чан Гэн решил ничего не говорить и молча вел Гу Юня вперед.

Гу Юнь вел себя слишком странно даже с близкими ему людьми. Чан Гэн не мог точно сказать, был ли его ифу действительно спокоен или он попросту притворялся, что ничего не боится?

Ди Сун ждал их. Увидев Чан Гэна и Гэ Пансяо рядом с Гу Юнем, он улыбнулся и поприветствовал дорогих гостей:

– Господин Чжан, прошу, проходите. О? Барышня и второй мастер сегодня не с нами?

– Барышня не очень хорошо себя чувствует из-за смены климата, а мастер остался, чтобы позаботиться о ней, – ответил Чан Гэн, сосредоточив все свое внимание на Гу Юне, но не забыл улыбнуться Ди Сун. – Генерал желает повидаться с почтенным господином, чтобы он осмотрел товар?

– Молодой господин, о чем вы говорите? – вежливо поинтересовался Ди Сун.

Среди просторов Восточного моря была разбросана горсть необитаемых островов. Чтобы обойти самый большой из них, понадобиться всего один день. А маленькие острова занимали не больше одного му [2] земли. Вдоль цепи островов, железными цепями между собой были соединены корабли, из труб которых клубился белый пар. На расстоянии они напоминали плавающий над морем огромный город.

Пока они шли, Чан Гэн описывал на ладони Гу Юня их окружение. Также Чан Гэн не мог не отметить, что расположение этого маленького острова было очень любопытным. После того, как сюда тайно привезли контрабандный Цзылюцзинь, этот остров действительно было бы не так то просто обнаружить. С такими темпами этот островок скоро превратится в легендарный Пэнлай [3], ведь весь цзяннаньский флот уже нашел свою смерть в его водах, не так ли?

Или, быть может флот Цзяннань уже втянул в эти черные дела и своих людей?..

Хаотичные мысли в голове Чан Гэна то и дело сбивались с логической цепочки.

Ди Сун внезапно остановился.

Прямо перед ними по канатной дороге легкими, быстрыми, грациозными шагами спустилось несколько человек. Они напоминали танцоров, ступающих не по длинной канатной дороге, а плывущих над землей по ступеням из солнечного света. На контрасте с окружающими их клубами белого пара они напоминали бессмертных небожителей.

Во главе шла простолюдинка в белоснежных одеждах, сжимавшая в руках цитру. Увидев Ди Сун, она остановилась и поприветствовала его сложением рукавов [4] с легким поклоном. Нельзя было сказать, что она была красива. У нее было равнодушное выражение лица, как будто она пряталась за тонкой вуалью. Окинув ее взглядом, сложно было отметить какую-либо особенность ее тела. Она выглядела приятно, однако, стоило только отвернуться, как ее образ тут же выпадал из памяти.

– Барышня Чэнь, прошу, не стойте, проходите. Генерал, должно быть, уже заждался!

От предложения девушка не отказалась. Она поздоровалась с присутствующими кивком головы, затем чуть поклонилась, прижала к себе цитру и вскоре незаметно удалилась в клубах белого пара. После нее воздух наполнился ароматом успокоительного и благовоний.

Чан Гэн заметил на губах Гу Юня легкую улыбку.

В это же время, переодетый в дунъинского мальчишку Цао Нянцзы добежал до неприметной лодки. Караульный спал. Цао Нянцзы сунул руки за спину и сжал железную палку, затем медленно приблизился к караульному.

Мальчик был маленьким с хрупкой, стройной фигурой, а его руки и ноги работали значительно быстрее, чем у дунъинцев. Он подошел к караульному еще ближе, но тот продолжил спать. Отражающийся от морской глади лунный свет падал на храпящего человека. Заметив, что слюна, стекающая с уголков его губ, уже почти дотянулась до шеи, Цао Нянцзы облегченно вздохнул и подумал: "Вот урод..."

Морские волны мягко покачивали небольшую лодку. Караульный перевернулся на бок и чуть было не упал со своего деревянного стула. Он проснулся и иступлено уставился на стоящего подле него мальчишку. Караульный перевернулся и ровно сел, не отводя от дунъинского подростка взгляд. Цао Нянцзы поздоровался с ним на их родном языке.

Мужчина расслабился и потер глаза, собираясь рассмотреть мальчишку перед собой, как Цао Нянцзы уже замахнулся палкой по затылку сторожилы.

Караульный, не издав ни звука, рухнул на землю.

Виновник происшествия похлопал себя по груди и прошептал:

– Я чуть не умер от страха! Ты меня до смерти напугал!

Пусть Цао Нянцзы и испугался, но его руки оказались быстрее страха. Он быстро снял с пояса караульного связку ключей и побежал на корабль. Как человек, велевший ему отправиться сюда, и сказал – на корабле действительно располагалась тюремная камера. За решетками находилось около тридцати человек. Похоже, они были простыми ремесленниками. Увидев Цао Нянцзы, они начали перешептываться:

– Вокоу [5] пришел!

– Шшшш!.. – прошипел Цао Нянцзы, а затем грубовато-добродушно объяснил: – Я не дунъинец! Я прибыл сюда вместе с Аньдинху, чтобы ослабить восстание. Давайте я для начала освобожу вас всех.

Глубокой ночью над морскими волнами повисло покрывало легкого тумана.

Ляо Жань и одетый в черное мужчина быстро скрылись в каюте корабля. Внутри каюты были аккуратно разложены десятки единиц железной брони.

Ляо Жань достал из своей сумки бутылку, развернулся и бросил ее прямо в руки своему спутнику. Обменявшись взглядами, они начали заливать железную броню чернилами каракатицы.

Ди Сун отвел Гу Юня и остальных на самый простой, совершенно непримечательный корабль, на корме которого был изображен водяной, безрогий дракон.

До конца канатной дороги еще было далеко, но уже отсюда можно было услышать звонкий смех и мелодичную музыку. Стоило Ди Сун ступить на палубу, как произошло нечто неожиданное...

Чан Гэн прекрасно знал, как нападать исподтишка. С сильным хлопком повсюду разлетелись клубы густого, белого пара. Из темноты прямо на Гу Юня с диким ревом и размахивая мечом вылетела железная марионетка.

Даже Ди Сун был застигнул врасплох. Он тут же закричал и упал на землю.

Чан Гэн потянулся за мечом, но кто-то толкнул его руку назад, возвращая клинок в ножны.

В следующий момент Гу Юнь отпустил руку юноши и, незрячий, погруженный в кромешную тишину глухоты, маршал, скользнул вихрем мимо пронесшейся марионетки. Движения Гу Юня были легкими, почти расслабленными. Но в какой-то момент он развернулся на кончике носка и потерял ощущение присутствия железного монстра. Маршал только повернул голову в сторону плеча, как в следующий миг на его лице засияла тонкая линия света от острия смертоносного клинка марионетки.

Зрачки Чан Гэна сузились. Погодите!.. Разве Гу Юню не завязали глаза? Разве он не слышит?..

За долю секунды сияние исчезло. Гу Юнь скрылся за марионеткой и тишину ночи пронзил истошный вопль. Мгновением позже в воздухе повисла звенящая тишина.

Ди Сун сильно дрожал.

Марионетка показалась на протянутых в воздухе канатах. В это же мгновение, с борта вылетело тело дунъинца. Полы накидки Гу Юня всколыхнули порывы ветра, пронесшегося с поднявшимися по воде волнами. Маршал твердо стоял на ногах, сжимая в руке дунъинский клинок. Достав из внутреннего кармана платок, он с отвращением провел им по окровавленному лезвию. Затем он совершенно беззаботно чуть приподнял голову и протянул руку.

Чан Гэн сглотнул, его сердце бешено билось, подобно барабану. Юноша тут же сделал шаг вперед, чтобы взять Гу Юня за руку.

– Если это – искренние помыслы генерала, нам не стоит идти дальше, – сказал Гу Юнь.

Ди Сун нервно и очень старательно стирал стекающий с его лица пот. Но только он собрался открыть рот, чтобы ответить "ароматному мастеру", как Гу Юнь прервал его:

– Вам не стоит оправдываться, – вскользь сказал маршал. – Глухой человек ничего не слышал.

Закончив говорить, мужчина развернулся и направился в сторону каюты генерала. Деревянная дверь вдруг распахнулась и небо оглушили звуки чарующих мелодий, песен и танцев.

Из каюты выступили два ряда вооруженных наёмников, ступая чеканным шагом, плечом к плечу. Выстроившись в ровную линию, они освободили проход посередине. Чан Гэн повернул голову, чтобы взглянуть на того, кто же скрывался в каюте. Генералом оказался белокожий мужчина средних лет. Он пристально смотрел Гу Юню в спину и громко сказал:

– Господин Чжан, прошу, задержитесь!

Гу Юнь всё еще был глух. Маршал написал на ладони Чан Гэна: "Вот и глава мятежников".

И при этом маршал про себя отметил: "Сын мой, он не глава мятежников..."

Мужчина поднялся со своего места и покорно отдал "ароматному мастеру" поклон [6]:

– Ваш покорный слуга давно наслышан о доброй славе господина Чжан. У этого Императора-пса во власти такие таланты, но он не знает, как использовать эти таланты наилучшим образом. Действительно... часы его сочтены.

Чем больше Гэ Пансяо слушал, тем больше он чувствовал себя крайне неловко. Он подумал: "Разве "господин Чжан" – не обычное имя, которое Аньдинхоу случайно придумал? Что еще за "давно наслышан о доброй славе"? Эти льстивые присказки слишком завышены...

Гу Юнь не обратил на слова мятежника никакого внимания. Маршал склонил голову к Чан Гэну и спросил:

– Что он сказал?

"Он сказал, что давно ждал встречи с тобой. Что Император не умеет пользоваться тобой, что он играет со смертью", – вкратце написал Чан Гэн на ладони Гу Юня. В считанные секунды в голове юноши уже начала связываться цепь событий.

Правдой было то, что Гу Юнь сначала только притворялся "ароматным мастером", чтобы сесть на корабль.

Ароматный мастер, лодочник и сопровождение корабля в Дунъин были за одно. Вот только мятежникам нужно было перетянуть этих людей на свою сторону, ведь они были всего лишь второстепенными персонажами в этой игре. Почему глава мятежников желал встречи именно с этим "ароматным мастером"?

Либо его личность была раскрыта, либо монах как-то умудрился создать для Гу Юня полноценную фальшивую личность.

И тут Чан Гэн вспомнил улыбку, тронувшую губы Гу Юня в тот момент, когда все узнали, что лидер хочет встретиться с ним. Сердце замерло в груди юноши – неужели Гу Юнь знает что-то еще про этого главу мятежников?

Через год разлуки Чан Гэну больше не требовалось задирать голову, чтобы посмотреть на Гу Юня. А старый подарок, специально изготовленный под руку мальчика, железный браслет, уже был непригодным для носки. Юноша чувствовал, что если Гу Юнь снимет всю свою броню, то Чан Гэн сможет обнять его одной рукой.

Вот только в сердце юноши между ними снова образовалась пустота длинной в неизмеримое расстояние, которое ему никогда не удастся преодолеть.

Гу Юнь не спешил оглядываться. Он равнодушно кивнул головой.

Глава решил объясниться:

– Мы смогли встретиться только сейчас лишь потому, что этим южным варварам [7] не знакомы правила приличия, но и мы с вами, господин Чжан, ведь никогда раньше не встречались. Мне известно, что вы, достопочтенный господин, испытываете недостаточность в слухе и зрении. Не смотря на это, ваш покорный слуга заранее подготовил рекомендательное письмо, пусть мне и не были знакомы ваши исключительные навыки и то, какой господин выдающийся человек! Ха-ха, но теперь-то мои глаза открыты и я действительно поражен! Цисюй, скорее налей господину Чжан вина, чтобы мастер мог составить мне компанию!

Чан Гэн коротко пояснил Гу Юню о всей нелепой чепухе, о которой говорил этот человек. Но, прежде чем Чан Гэн закончил писать, из-за стола с роскошными яствами, предназначенными для грандиозного пиршества, поднялась девушка.

По пути сюда они столкнулись с женщиной в белоснежных одеждах.

С совершенно без эмоциональным выражением лица она налила для "ароматного мастера" не пиалку вина, а целую чашу.

Не проронив ни единого слова, она медленно подошла к нему и протянула чашу прямо в руки Гу Юню.

Смесь запаха успокоительного, в сочетании с солёным ароматами морской воды, ударила в нос. Девушка была простым музыкантом, ее работа заключалась в развлечении господина и ему подобных. В ее манере держаться не было ничего обаятельного и романтичного. Она была холодной и казалась отстраненной.

Гу Юнь потянулся и принял чашу с вином из рук девушки, незаметно едва наклонившись, чтобы уловить аромат напитка.

"Ароматный мастер" не смог сдержать улыбку и прошептал слова благодарности.

Чан Гэн не успел остановить его, ведь в ту же секунду Гу Юнь опустошил всю чашу.

Женщина опустила взгляд в пол, чуть склонилась в поклоне и отступила в сторону. Глава мятежников позади них громко засмеялся:

– Господин Чжан счастлив! Я всегда любил таких открытых людей!

Чан Гэн был вне себя от злости. Он схватил Гу Юня за руку и написал на ладони: "А если там был яд?"

Гу Юнь сначала предположил, что это вопрос от этого предателя. Поэтому он спокойно ответил: "Чтобы отравить "ароматного мастера", который не видит и не слышит, нужно работать старательнее, чтобы найти яд, у которого нет запаха и вкуса".

Чан Гэн промолчал.

К счастью, Гу Юнь всегда отличался заносчивостью характера. Пусть его слова прозвучали несколько бездарно, но он, похоже, озвучил очень правильные вещи.

В такие моменты Чан Гэн начинал чувствовать себя более уверенно, понимая, что Гу Юнь действительно ничего не слышит, и что это не актерская игра.

– Прошу, господа, присаживайтесь! – сказал мужчина средних лет.

Чан Гэн решил не возиться с долгими подробностями и они ступили в каюту. Хладнокровная госпожа начала игру на музыкальном инструменте.

– К великому счастью, – сказал глава мятежников, – со столь бесчестным императором, преступающим нормы морали, мы смогли собрать все таланты мира. Это счастье все моей жизни!

Гу Юнь усмехнулся:

– Я бы не сказал, что сидеть за одним столом с кучкой вокоу можно называть "счастьем".

Каждое его острое слово сопровождалось язвительной усмешкой. Подобное поведение еще больше усиливало его образ исключительного гения.

Глава "иностранных варваров" не принял слова "ароматного мастера" близко к сердцу. Похоже, что ради восстания он был готов перетянуть на свою сторону всех уродов мира.

– Чтобы совершить большое дело, не стоит ограничивать себя соблюдением мелких деталей [8]. Слова господина несправедливы. Когда Император У открыл морской путь, в Великую Лян полилось бесчисленное множество товаров, сделанных руками чужеземцев. Даже цзяннаньские марионетки-фермеры уже влекут за собой тень чужеземцев. Интересно только, чья это тень? Со стороны восточного или западного народа?

Мужчина продолжал разглагольствовать болезненным голосом, перечисляя все преступления власти, начиная со времен правления Юань Хэ и по сей день.

Люди, с которыми Чан Гэн и Гэ Пансяо регулярно общались, если это не были монахи из храма Ху Го, на деле оказыались великими учеными, которых приглашали в поместье Аньдинхоу за кучку золота. Такие же разговоры они слышали впервые. Для мальчиков это было в новинку – весь этот набор слов не содержал никакой логики, потому как этот мужчина нес какую-то чепуху.

Гу Юнь ничего не говорил и продолжал усмехаться.

Когда прогорела палочка благовоний, терпение Гу Юня лопнуло. Он прервал этот поток слов и сказал:

– Некто Чжан со всей искренностью прибыл в поисках покровительства влиятельного человека, но господин видит перед собой марионетку, едва способную говорить, которая в действительности может только развлекать. Какое разочарование.

Выражение лица главы шайки варваров мгновенно изменилось.

Гу Юню не нужно было повторять дважды. Он заставил Чан Гэна встать:

– Раз так, мы уходим, – сказал юноша.

– Стойте! – воскликнул мужчина средних лет. – Господин Чжан, прошу, остановитесь!

Но Гу Юнь его не слышал.

В этот момент, стоящая у входа стража разошлась в сторону, открывая между ними проход. В каюту вошел высокий худой мужчина в длинной накидке.

– Господин Чжан, может ли подчиненный Хуан просить аудиенции с вами?

Мужчина быстро подошел к высокому человеку и представил его Гу Юню:

– Этот господин, член нашей семьи – Хуан Цяо. Господин желает убедиться в положении "ароматного мастера". Мы горячо надеемся, что господин поймет и простит нас.

Чан Гэн нахмурился. Имя "Хуан Цяо" показалось ему до боли знакомым. Только он собирался написать его на ладони Гу Юня, как маршал остановил юношу, сжав в ладони его палец.

Тот, кто всё это время был глухим, теперь мог прекрасно расслышать это имя.

– Господин Хуан, – прошептал Гу Юнь. – Тиду [9] воды и суши в Цзяннань... Господин удивил меня.

Он продолжал говорить, медленно снимая с глаз тканевую ленту. Его глаза сияли, подобно ледяным искрам падающих звезд, и в них не было ни намека на слепоту.

С встревоженным выражением лица Чан Гэн потянулся, чтобы придержать Гу Юня за предплечье, но маршал отмахнулся и с усмешкой на лице обратился к вошедшему господину:

– Ай-я, господин Хуан, в тот год, когда я верой и правдой служил под командованием генерала Ду, вы, вроде как, были полковником, не так ли? Столько лет прошло, вы еще помните меня?

Примечания:

领了 – Я благодарю его – вежливая форма отказа в деловой форме общения;

2. 亩 – mǔ; mǒu – сущ. му (мера земельной площади, равная 60 квадратным чжан 丈, что соответствует приблизительно 0,07 га (667 кв. метров, 7 соток));

3. 蓬莱 – pénglái – миф. Пэнлай (сказочный остров бессмертных якобы в заливе Бохай);

4. 敛衽 – liǎnrèn – стар. приветствовать сложением рукавов (о женщинах), женское приветствие (поклон) со сложенными и спрятанными в рукава кистями рук;

5. 倭寇 – wōkòu – вако, вокоу (японские пираты, ронины и контрабандисты, которые разоряли берега Китая и Кореи с XIII по XVI века);

6. 拱手 – gǒngshǒu – складывать руки (в знак приветствия, просьбы, почтения) (левая кисть охватывает правый кулак перед грудью) ; приветствовать (кланяться со) сложенными у груди руками; кланяться; с поклоном;

7. 蛮子 – mánzi – стар., ирон. южный варвар (северяне о южанах);

8. 不拘小节 – bùjū xiǎojié – не ограничивать себя соблюдением мелких; деталей (обр. в знач.: не быть мелочным, не обращать внимания на мелочи, не заниматься пустяками);

9. 提督 – tídū, tídu – тиду (командующий войсками провинции в старом Китае);