Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 112 страниц)

Глава 64 «Разрушенная родина»

____

Несмотря на нормы морали, что множеством оков связывали его, разве могло столь искреннее проявление чувств не тронуть его каменное сердце?

____

Все вокруг утонуло в пыли, были слышны крики. Из-за цзылюцзиневого пожара в западном пригороде стояла невероятная жара и люди истекали потом. Высоко в небе с пронзительными криками летали уцелевшие Соколы: противовоздушная сеть пока действовала, но враг больше не мог ждать, поэтому посылал в небо побольше разведчиков, чтобы бросить ей вызов.

На протяжении нескольких месяцев армию Запада замедляли засады Гу Юня, а затем на их пути встали девять ворот городской стены и противовоздушная сеть. Каждый день иностранцы расходовали непомерное количество топлива, но поскольку все усилия не приносили результата, их терпение наконец иссякло. Ведь они прибыли сюда издалека и больше десяти лет потратили на подготовку к этой войне.

Чан Гэн схватил Ляо Жаня и быстро сказал:

– Послушай, шпион никак не может быть дворцовым слугой. Мы несколько раз проверили все окружение Ли Фэна. Если императоры из прошлых династий и могли благоволить к слугам, то наш правитель никогда бы не позволил подчиненным злоупотреблять властью. И тем более, не совершил бы такую глупость, как доверить тайну сада Цзинхуа старшему дворцовому евнуху.

Помолчав, Чан Гэн добавил:

– ... Известие о том, что Хань Ци покинул дворец, переполошило весь императорский двор. Все решили, что Император хочет сбежать, но Ли Фэн успокоил их тем, что Хань Ци скоро вернется. Только тогда правитель решился раскрыть мне тайну. Он даже подумывает отречься от престола в мою пользу.

Монах потрясенно на него уставился.

Чан Гэн пробормотал:

– В мирное время мой брат привык не доверять военным генералам, разве прислушается он к советам гражданских чиновников, когда идет война? Кто же шпион? Кто еще это может быть?

Руки Ляо Жаня невольно потянулись к буддийским четкам, но остановились на полпути и задрожали. Его глаза, подобные цветам лотоса [1], что прежде выдавали в нём мудрого монаха, сейчас совершенно переменились, а лицо исказилось и побледнело как у покойника.

Чан Гэн мрачно на него посмотрел и сказал, четко проговаривая каждое слово:

– На западном пригороде располагается храм Хуго.

Внезапно совсем близко прогремел взрыв, и их обоих отбросило ударной волной. Чан Гэн с трудом поднялся на ноги; его немного пошатывало. Буддистские четки на шее монаха порвались, и старые деревянные бусины рассыпались в багровой пыли, что закрыла весь мир.

Чан Гэн схватил Ляо Жаня за край одежд, помогая подняться, но тот с трудом держался на ногах и едва не упал снова.

– Поднимайся! Если мы сейчас же не разберемся с этим, все будет кончено!

Ляо Жань покачал головой. Он много лет практиковал учение Будды и полагал, что успел повидать всю скорбь и радость этого мира. Только сейчас он понял, что их великое учение [2] на самом деле лишь даровало иллюзию уверенности в собственной праведности.

Чан Гэн подтолкнул Ляо Жаня в спину и увидел страх на его бледном лице.

– Я не боюсь кармы. Справлюсь как-нибудь. Прошу мастера не пытаться встать на пути и не винить меня.

Возмездие настигло Чан Гэна ещё в детстве, и после этого его не пугали ни восьмая ступень ада [3], ни мир смертных.

Чан Гэн сообщил:

– Одолжу людей у моего ифу.

Стоявший неподвижно Ляо Жань заметил, что Его Высочество сделал особый жест в его сторону: оттопырил большой палец руки и слегка отпустил его. От этого движения широкий рукав парадных одежд взметнулся, и украшавшая его кайма блеснула, словно серебристый дракон на поверхности реки.

...В мирное время мы спокойно наслаждаемся рыбалкой, земледелием, чтением и странствуем по цзянху.

Ляо Жань сложил вместе дрожащие ладони и низко поклонился Чан Гэну.

...Если же эпоха процветания близится к закату, и вот-вот разверзнется бездна, то мы храбро примем даже тысячу смертей.

Таково было учение Линьюань.

Чан Гэн тихо рассмеялся:

– Фальшивый монах.

После чего он развернулся и направился к воротам.

У Ляо Жаня неожиданно слезы хлынули из глаз.

Если бы в мире никто не страдал, то никто бы не верил в богов и Будду.

Уцелевшие Чёрные Орлы поднялись в небо. Всю оставшуюся в его распоряжении скудную огневую мощь Гу Юнь сосредоточил вдоль крепостной стены, ведя непрерывный обстрел. Отряды в тяжелой броне стояли у городских ворот, ожидая приказа.

Впервые Чан Гэн увидел Гу Юня в тяжелой броне вместо легкой. Его бескровное лицо казалось особенно бледным на фоне черной брони.

Когда стража доложила о прибытии Яньбэй-вана, Гу Юнь обернулся и на лице его отразилось невероятное страдание, какого он не испытывал, даже когда лекари доставали стрелу. Он быстрым шагом подошел к Чан Гэну и рукой в металлической перчатке сжал его предплечье.

– Зачем ты вернулся?

– А ты как думаешь? – спросил Чан Гэн. – Армия Запада теряет терпение. Что ты планируешь предпринять?

Гу Юнь промолчал, лишь потащил его прочь с городской стены. Его ответ был ясен без слов: «Что еще остается делать? Только защищать столицу до конца».

– Смерть командующего императорской гвардией Ханя не была случайностью. В окружение Ли Фэна затесался предатель, – сказал Чан Гэн. – Прошу ифу выделить мне отряд солдат, чтобы я избавил нас от скрытой угрозы. Иначе боюсь, что наши враги и их шпион в столице объединят усилия и скоро захватят город...

– Чан Гэн, – в голосе Гу Юня не осталось ни капли привычной игривости: – Ваше Высочество, я дам отряд солдат, чтобы они сопроводили вас. Вы должны позаботиться о себе. Только больше не возвращайтесь обратно.

Даже если шпион не сумеет связаться со своими хозяевами, то город вскоре неизбежно падет.

Чан Гэн приподнял брови; у него возникло предчувствие, что Гу Юнь не просто так усылает его прочь.

Позади них загрохотали орудия – тяжелая артиллерия иностранцев открыла огонь по крепостной стене. На протяжении нескольких сотен лет она оставалась неприступной. Городские ворота содрогнулись, и обшарпанная наружная стена осыпалась, и стал виден отлитый из чёрного чугуна внутренний каркас и соединяющие его шестеренки. Она напоминала лицо с содранной кожей, обнажившее жуткую алую плоть.

С неба упал сбитый Черный Орёл с оторванной головой. Облаченный в тяжелую броню Гу Юнь сгреб Чан Гэна в объятия, защищая его от удара. Стена рушилась, камни летели во все стороны. В ушах звенело от грохота щебенки, стучавшей по железной броне.

Они стояли настолько близко, что чувствовали дыхание друг друга. Поскольку Чан Гэн теперь намеренно старался избегать двусмысленных ситуаций, вряд ли этому моменту суждено будет повториться. Дыхание Гу Юня обжигало, как крутой кипяток. Чан Гэн забеспокоился, не началась ли у него лихорадка, но взгляд его ифу оставался острым и ясным.

– Помнишь, что тебе сказал император в вашу последнюю встречу? – прошептал ему на ухо Гу Юнь: – Исполни его волю – беги!

Во время визита Ли Фэна Гу Юнь все еще лежал без сознания. Они так и не переговорили лично.

Эти двое – правитель и его подданный – долгие годы притворялись, что ладят, а на самом деле постоянно терялись в интригах, подозрениях и сомнениях, но в критической ситуации хорошо друг друга понимали.

Зрачки Чан Гэна расширились. Он приобнял облаченного в тяжелую броню Гу Юня, вынуждая опустить шею, и отважно коснулся его сухих потрескавшихся губ.

Впервые они поцеловались, полностью осознавая свои действия... От поцелуя пробирала дрожь. Весь мир объяло пламя, в воздухе стоял тяжелый запах крови. Сердце Чан Гэна бешено колотилось и, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, но причиной тому была вовсе не та волнительная сладость, о которой любят рассказывать в любовных историях. Внутри разгорался свирепый пожар, способный поглотить землю и небеса, до времени запертый в обычном смертном теле. Еще немного – и плоть бы не выдержала, пламя поглотило бы не только разрушенную страну, но и стерло настоящее и будущее.

Этот миг длился будто сотню поколений предков, но пролетел в мгновение ока.

Гу Юнь через силу оттолкнул его. Ни один человек не способен противостоять мощи тяжелой брони.

Он не стал ни злиться на Чан Гэна, ни разбираться в его поступке.

Нежно расслабив руку в железной перчатке, Гу Юнь отодвинул его в сторону. Теперь их разделяло расстояние в два шага.

Несмотря на нормы морали, что множеством оков связывали его, разве могло столь искреннее проявление чувств не тронуть его каменное сердце?

Если маршал готов был расстаться с жизнью на этой стене, то разве недавний поцелуй не убедил его в том, что после смерти ждет не одна лишь сосущая пустота?

Стал ли этот поцелуй для него утешением?

Или же... вызвал в сердце лишь насмешку?

Прекрасное лицо Гу Юня оставалось совершенно непроницаемым.

Чан Гэн посмотрел на него и сказал:

– Цзыси, я все еще хочу прорваться в город и поймать шпиона. Я не смогу сражаться вместе с тобой. Если с тобой сегодня что-то случится...

Подумав об этом, он сдержанно рассмеялся и покачал головой, так как признания «Я не смогу жить без тебя» не хватило бы, чтобы выразить его чувства. Гу Юнь лишь посмеялся бы над его словами, но шли они от души. Не думал же Гу Юнь, что Чан Гэн хочет всю жизнь страдать в одиночестве с Костью Нечистоты?

Он не настолько себя ненавидел.

Гу Юнь сделал глубокий вдох и закричал:

– Генерал Тань!

С неба со свистом спустился Черный Орел. Это и был генерал Тань Хунфэй.

– Собери отряд легкой кавалерии, чтобы сопроводить принца, – приказал Гу Юнь.

После этого он развернулся и, не оглядываясь, сразу же направился на городскую стену.

Выпущенные из лука стрелы байхун стремительно взвились в небо и поразили вражеских Соколов. Это была последняя партия зажигательных стрел, отправленная институтом Линшу.

Противник использовал для обороны живой щит, а горы мертвых тел – в качестве переправы. Едва одни падали, на их место вставали другие.

Сокол использовал тела своих мертвых товарищей как щит, чтобы нахально прорваться через дождь из стрел байхун. Когда он врезался в башню Циюань, столица содрогнулась от взрыва. Сокола практически мгновенно сбил Черный Орел. Из поврежденного крыла валил густой дым. Черный Орел не имел при себе холодного оружия, поэтому поймал плечо врага в мертвый захват и вместе с ним рухнул с небес.

Не успели они удариться о землю, как золотой короб на броне взорвался от перегрузки, и яркая вспышка поглотила и Черного Орла, и Сокола. Оба погибли мгновенно.

Башня Циюань дважды содрогнулась и с грохотом обрушилась. Обломки и руины можно было увидеть аж со смотровой площадки в Юньмэне [4].

Оживленная и процветающая столица с ее красными стенами [5] и золочеными крышами рухнула вместе с башней, и мечта о том, что благоденствие продлится тысячу лет...

... обратилась в прах.

В тронном зале царила крайняя неразбериха, Чжу-коротенькие-ножки неверной походкой бросился в ноги Ли Фэну и, рыдая, произнес:

– Ваше Величество, девять ворот городской стены скоро падут, бегите! Ваш покорный слуга поручил приемным сыновьям приготовить экипаж и повседневную одежду и ждать Ваше Величество у северных ворот. Отряд из ста тридцати стражников сопроводит Ваше Величество, все они будут готовы отдать жизни, чтобы прорваться через вражескую осаду.

Ли Фэн пнул его:

– Презренный раб, как ты смеешь решать за нас! Принеси нам императорский меч [6]!

Услышав его слова, Ван Го [7] преклонил колени и поддержал его:

– Прошу Ваше Величество трижды подумать. Пока ваша драгоценная жизнь в порядке, то народу есть на кого надеяться, а будущее...

Дворцовый стражник торжественно подал Ли Фэну императорский меч. Правитель выхватил его из ножен и срубил с головы Ван Го форменный головной убор.

Ли Фэн стремительно покинул тронный зал.

Чжу-коротенькие-ножки засеменил следом за Императором. Шесть министерств и девять высших придворных сановников напоминали стадо испуганных баранов, которые наконец нашли пастуха. Им ничего не оставалось, кроме как последовать за Ли Фэном. У северных ворот Чжу-коротенькие-ножки окликнули его ярко накрашенные приемные сыновья.

Евнух возмущенно закричал:

– Да как вы смеете!

В конце концов он был доверенным слугой самого Императора. Пока стражники решали, что делать, сыновья евнуха воспользовались их замешательством и подошли поближе. К тому времени как раз прибыл и настоятель храма Хуго, который вместе с отрядом боевых монахов поспешил к правителю.

Ли Фэн заметно расслабился, но не успел он поприветствовать настоятеля Ляо Чи, как один из сыновей Чжу-коротенькие-ножки неожиданно поднял голову. На его обычно покорном лице вдруг отразилась жажда крови. Он шел следом за Чжу-коротенькие-ножки, в пяти шагах от Императора Лунаня, когда внезапно открыл рот и выплюнул маленькую ядовитую стрелу.

Никто не ожидал подобного; все были ошеломлены его поступком.

Спустя краткое мгновение Чжу-коротенькие-ножки с криком оттолкнул Ли Фэна в сторону, закрывая его своим толстым телом, чтобы предотвратить смертельный удар. Ли Фэн запнулся и едва не сбил с ног Ляо Чи. Когда испуганный и разгневанный правитель обернулся, то увидел широко распахнутые глаза Чжу-коротенькие-ножки. Евнух не мог поверить, что его преданный и любящий приемный сын вдруг оказался подосланным убийцей. Тело несчастного слуги несколько раз дернулось в конвульсиях, подобно деревянной марионетке, но не успел он перед смертью вымолвить хоть слово, как дыхание его прервалось.

От шока Ли Фэн забыл, как дышать. Рядом звучала буддистская молитва, но прежде, чем Император закончил скорбеть по пожертвовавшему собой слуге, холодный металл коснулся его шеи. В рукаве настоятель Ляо Чи прятал руку в массивной железной перчатке. Ей с легкостью можно было дробить камни, не говоря уже о том, чтобы свернуть кому-нибудь шею. Императорский меч с грохотом упал на землю.

Все присутствовавшие при этом сановники и стражники были поражены. Цзян Чун был всего лишь гражданским чиновником со слабым телом и не подозревал, что в его сердце найдется однажды столько отваги. Он решительно сделал шаг вперед и резко спросил:

– Настоятель, вы, что, с ума сошли?

С лица Ляо Чи исчезло обычное скорбное выражение. Он усмехнулся:

– О, Амитабха! Этот бедный монах не безумец. Господин Цзян, в те времена, когда Император не давал своему мечу затупиться и устраивал всё новые и новые набеги на соседние страны, вы, наверное, еще не появились на свет.

Цзян Чун удивился:

– Что...

Один из «боевых монахов» подошел к настоятелю и произнес что-то на незнакомом Цзян Чуну языке. Несколько воинов в тяжелой броне вышли вперед и встали рядом с отрядом монахов.

– Это дунъинцы! – воскликнул глава приказа придворного этикета [8].

Ляо Чи безумно засмеялся и продолжил:

– В тот год, когда Император У-ди издал указ «Жунцзинь», шестнадцать членов моей семьи погибли от рук черных ворон. Я остался совсем один и влачил жалкое существование. После, когда в честь свадьбы старого Аньдинхоу и старшей принцессы объявили амнистию, я ушел от мира, принял учение Будды и сорок шесть лет, не жалея сил, служил ему. И вот день расплаты наконец настал.

У Ли Фэна комок застыл в горле, его голос дрогнул:

– Ты... Так ты потомок тех проклятых воров, занимавшихся в тот год контрабандой цзылюцзиня. Да они заслуживают тысячи смертей!

– Воров? – Ляо Чи притворно улыбнулся. – Да неужели? Цзылюцзинь – причина всех бед... Речи и сердце Императора точно камень, вот только не знаю, насколько крепкие у него кости. Прошу Ваше Величество проследовать за бедным монахом на борт красноглавого змея.

Ли Фэн потерялся:

– Мы...

– Император следует пути Будды, – сказал Ляо Чи. – Почему бы ему не последовать тогда за этим монахом.

После этого он затолкал Ли Фэна в красноглавого змея и приказал своим людям вывесить знамя с драконом [9] в хвосте судна.

– Перерезайте веревку и запускайте, – приказал он. – Если кто спросит, то Император бежал из города на красноглавом змее!

Цзян Чун закричал ему вслед:

– Наглый вор!

Ляо Чи засмеялся:

– Если кто-то еще желает убить Императора, можете сделать шаг вперед!

Вдруг неподалеку раздался оглушительный рев.

Ляо Чи был выбит из колеи. Обернувшись, он заметил Ляо Жаня, который непонятно сколько времени уже стоял на развалинах башни Циюань.

С самого детства горло у немого монаха было слабым. Он с трудом мог произнести «а». Большинство людей в его окружении никогда не слышали, чтобы он издал хоть звук. Монах всегда подобен был свежему ветру, а лицо его – преисполнено сострадания.

Еще сиротой Ляо Жаня подобрал прошлый настоятель и с самого детства его растил брат-наставник Ляо Чи. Правда, для монаха мальчик был крайне амбициозен. В одиннадцать или двенадцать лет он сбежал из храма, чтобы бродить по свету в поисках заработка, а затем присоединился к Линьюань... Со временем детская привязанность почти прошла, но остатки ее он всегда хранил в своем сердце.

Ляо Жань сказал ему на языке жестов: «Брат, покайся и увидишь берег [10]».

Ляо Чи же смотрел на своего младшего брата, и на его лице отражались восхищение, сомнение и тень давней привязанности. Все еще немного растерянный, он пробормотал:

– Река давно пересохла. Где уж тут найти...

Не успел он произнести «берег», как кто-то воспользовался тем, что он отвлекся и под невероятно сложным углом выпустил короткую стрелу размером с ладонь, метко попав ему в горло.

Толпа потрясенно заголосила, когда заметила стремительно взлетевшего Черного Орла. На спине у Орла сидел Чан Гэн, и его сжимавшие арбалет руки все еще сильно дрожали. Тань Хунфэй в броне и с гэфэнжэнем отбивался от яростных атак двух дунъинских боевых монахов, которые неожиданно на него напали.

Цзян Чун закричал:

– Чего встали? Защитите Императора!

Дворцовые стражники тут же сорвались с места. Показался отряд черной кавалерии. Ли Фэн оттолкнул Ляо Чи, и труп монаха перевалился через борт красноглавого змея.

Замерший посреди руин Ляо Жань упал на колени.

Какой же бескрайней была его страна – от моря на востоке простиралась далеко на запад, широки были ее просторы на севере и юге...

А его не отпускали печали о святом храме, столь далеком от мира смертных.

Монахи-дунъинцы и императорские стражники яростно сражались. Тяжелая броня заговорщиков выстрелила, и ударной волной Тань Хунфэя швырнуло на землю, а Чан Гэн проворно приземлился на одно колено. Взрывом всех раскидало, во все стороны полетели камни и облицовочная плитка.

На мгновение взгляды Ли Фэна и Чан Гэна встретились. Чан Гэн приготовил лук байхун и, дугой выгнув спину, чтобы лучше прицелиться, с силой натянул железную тетиву. Его лук в этот момент напоминал полумесяц.

С резким свистом стрела угодила прямо в золотой короб на тяжелой броне.

Чан Гэн поспешно отступил. Золотой короб мгновенно воспламенился, а от последовавшей за взрывом тепловой волны змея сильно тряхнуло.

Ли Фэн схватился за борт красноглавого змея и закричал:

– Тань Хунфэй, возьми на себя управление змеем и отвези нас к городским воротам!

Тань Хунфэя испугал его приказ и после недолгого колебания он посмотрел на Чан Гэна. Тот опустил взгляд, выражая молчаливое согласие с отданным распоряжением.

Так красноглавый змей с Императором на борту в сопровождении более сотни солдат императорской стражи и множества придворных чиновников направился к городским воротам. По пути к ним постоянно присоединялись беженцы и местные жители – они вливались в процессию, подобно рекам, впадающим в бескрайнее море.

К тому времени городские ворота больше не могли сдержать врага. Противовоздушная сеть перестала работать, а запас зажигательных стрел иссяк.

Гу Юнь отдал приказ открыть городские ворота.

Когда отряд Черного Железного Лагеря в тяжелой броне уже выступил, Гу Юнь жестом приказал оставшимся на стене раненым солдатам закрыть за ними ворота.

Наконец он опустил забрало на шлеме и повел своих людей в бой.

Примечания:

1. Цветы лотоса (образно: цветы лотоса – глаза Будды)

2. 四大皆空 – sì dà jiē kōng – Учение о пустоте. "Всё суета сует" – "Люди не живут, люди неутомимо суетятся". Основное учение в буддизме.

末法 – mòfǎ – подробно изложенный закон, детально разработанное уложение. Буддийская терминология. Относится к упадку Дхармы. В течение этого периода Дхарма будет разрушена, оставляя только учения, которые никто не практиковал и не просвещал. Срок составляет около 10 000 лет после исчезновения Будды.

3. 阿鼻 – ābí – (санскр. Avīci) будд. ад вечных мучений (последняя из 8 ступеней горячего ада, где грешник обречён на вечно повторяющиеся перерождения для тяжких мук)

4. Юньмэн расположен в Хубэй

5. 红墙 – hóngqiáng – красные стены (обр. об императорских строениях)

6. 尚方宝剑 – shàngfāng bǎojiàn – императорский меч

букв. меч из императорской оружейной мастерской

7. Обратите на этот момент внимание, пожалуйста. В тексте происходят редакции, ранее Ван Го у нас был "князь Го". Далее по тексту и везде он будет – Ван Го. Благодарим за понимание :)

8. 鸿胪寺 – hónglúsì – ист. приказ придворного этикета (занимался вопросами приёма при дворе иностранных сановников, государственным трауром и прочими важными ритуалами)

9. 龙旗 – lóngqí – ист. знамя с драконом; императорский штандарт, флаг Китая с изображением 蟠龙 – pánlóng – свернувшийся дракон

10. 回头是岸

huí tóu shì àn

будд. оглянешься – а там берег (обр. в знач.: спасение приходит к тому, кто раскаялся); раскаяться, вернуться на правильный путь, исправиться. Одуматься никогда не поздно; не заходите слишком далеко, пока еще можно опомниться