Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 95 (всего у книги 112 страниц)

В рядах противника царила полная неразбериха. Гу Юнь, разумеется, не дал им опомниться. Батальон Орлов поспешил стремительно взмыть в небо с главного судна Великой Лян, чтобы обрушиться на пытавшиеся скрыться больших и маленьких морских драконов противника.

Невероятное морское сражение продлилось до самого рассвета. Хотя имевшиеся у Запада богатые запасы оружия и боеприпасов еще не иссякли, их строй по большей части был нарушен. Верховный понтифик усвоил урок – в бою Гу Юнь может быть коварен и любит менять тактику. Он умерил свой гнев и пришел к выводу, что им остается лишь временно отступить, и ждать подходящей возможности для новой атаки.

Тогда Гу Юнь вздохнул с облегчением и хриплым голосом приказал:

– Погоняйтесь за ними немного, но только для виду. Не ввязывайтесь в бой.

Не прими флот Запада решение отступить, у маленьких морских драконов Великой Лян вскоре закончилось бы топливо – они бы не успели вернуться на побережье, чтобы пополнить запасы. Тогда, несмотря на присутствие самого Гу Юня, они мало что смогли бы сделать. Господин Я оказался прав. Рано пока было говорить о том, что флот Великой Лян способен с легкостью сражаться в открытом море, так далеко от берега.

– Во главе армии противника стоит старик, проявляющий осторожность и осмотрительность. Его сложно обхитрить, но его чрезмерная осторожность – это недостаток. Если бы нам сегодня противостояло беспощадное животное вроде генерала Хэ Жунхуэя из Черного Железного Лагеря, все было бы совсем иначе. Даже если бы я подорвал его флагманское судно, он бы угнал лодку и приплыл сюда, желая меня прикончить. Тогда нам пришлось бы несладко, – пробормотал Гу Юнь и непроизвольно потер глаза. Зрение помутнело, но в горячке боя он этого не заметил. Сейчас до него дошло, что пришла пора выпить лекарство. Он улыбнулся Яо Чжэню, который еще не успел прийти в себя, и приказал: – Плывите назад!

Даже в маршальском шатре Гу Юнь не мог позволить себе расслабиться. Он собирался написать срочное военное донесение для императорского двора. Кроме того, нужно было лучше подготовиться к войне, чтобы избежать в дальнейшем проблем с нехваткой снабжения, но для начала он приказал приготовить ему миску лекарства. Дожидаясь, пока оно подействует, он развел чернила и стал думать, как в следующий раз подольше продержаться против флота Запада. При падении на корабле Гу Юнь сильно ударился спиной и затылком и образовался огромный синяк. Теперь это место обожгло острой болью. Руки задрожали, он выронил точильный камень.

Гу Юнь сжал зубы, схватился за стол и ждал, пока отпустит.

Но ему стало только хуже и это продолжалось целый час. Лишь когда спина от холодного пота промокла насквозь, боль притупилась и начала постепенно отступать.

Тогда Гу Юнь понял, что столкнулся с крайне серьезной проблемой.

Хотя лекарство должно было подействовать, ни зрение, ни слух так к нему и не вернулись.

Примечания:

1. Чжунцюцзе, или праздник середины осени в Китае (кит. упр. 中秋节, пиньинь: zhōngqiūjié) еще известен под названием праздника Лунной лепешки. Празднуется он 15 числа 8 месяца согласно Лунному календарю. Несмотря на то, что это событие уходит корнями в древность, Чжунцюцзе до сих пор является официальным выходным в Китае. В праздник середины осени китайские семьи собираются за семейным столом, обязательно накрытым на улице, любуются Луной, ведь в этот день она ярче и больше всего и радуются окончанию сельскохозяйственных работ.

2. 阿鼻 – ābí – (санскр. Avīci) будд. ад вечных мучений (последняя из 8 ступеней горячего ада, где грешник обречён на вечно повторяющиеся перерождения для тяжких мук)

Глава 119 «Любовная тоска»

____

«Давно не виделись, ужасно соскучился»

____

Сердце Гу Юня пропустило удар, когда на него снизошло внезапное озарение. Он опустил голову и бросил ошеломлённый взгляд на расплывающуюся перед глазами миску из-под лекарства.

Гу Юнь не поддался панике. Он знал, однажды удача изменит ему, но принять это было гораздо сложнее, чем он думал. Все понимают, что рано или поздно с ними может приключиться несчастье, но подавляющее большинство не готовы c этим смириться.

Внезапно напавший на Великую Лян противник отступил перед лянцзянским гарнизоном, но до сих пор на всю округу пронзительно выл сигнал тревоги. Пронзительный свист разносился по всей округе. Гу Юнь едва его различал – больше напоминало отдаленный плач.

Мир вокруг был нечеток и тих. Черная тушь и белый лист бумаги превратились в два размытых пятна.

Гу Юнь ненадолго замер за столом, после чего потянулся и крепко сжал четки, подаренные покойным императором. Гу Юнь постоянно мотался по стране и несколько лет проторчал на границе, где с ним неизбежно что-то случалось. Хотя нитка несколько раз рвалась, ему всегда удавалось собрать четки обратно. Он трижды нанизывал бусины на новую основу, ни одна не потерялась. Словно клубы прохладного водяного пара, они обвивали его запястье.

...Как будто человек, подаривший ему столько любви и горя, действительно присматривал за ним с небес.

Поперебирав немного деревянные бусины, Гу Юнь наконец пришел в себя.

Он не стал никого звать, а на ощупь надел на переносицу монокль, который носил при необходимости. Он сжал пальцы и легонько ударил по миске из-под лекарства – так, чтобы она треснула. Затем Гу Юнь собрал осколки и смел их в угол, поближе к стене. После чего он с невозмутимым видом сел писать донесение для императора, чтобы передать его гонцу.

Следом за гонцом вошел Яо Чжэнь. Увидев монокль на переносице Гу Юня, он вытаращил глаза и озадаченно спросил:

– А? Великий маршал еще не принял лекарство?

Гу Юнь великолепно читал по губам, поэтому как ни в чем не бывало ответил ему:

– По неосторожности я разбил миску. Забудь, новое можно не готовить. Не беспокойся. Если я вдруг совсем ослепну, все равно разберусь с иностранцами.

Яо Чжэнь заметил в углу осколки фарфора. Хотя он догадывался, что дело нечисто, при всем желании ему трудно было узнать правду.

– Боюсь, что после внезапной атаки врага в столице грядут перемены.

– М-м-м, – протянул Гу Юнь вместо ответа и распорядился: – Прошу брата Чжунцзэ отправить срочное сообщение в северный гарнизон. Пусть Шэнь Цзипин поскорее приедет в Лянцзян. Хочу перегруппировать все наши приграничные гарнизоны, а Чэнь...

Гу Юнь неожиданно осекся.

– Кто? – с любопытством переспросил его Яо Чжэнь.

– Никто. – Гу Юнь покачал головой. – Ступай.

Только Чэнь Цинсюй могла избавить Чан Гэна от Кости Нечистоты. Гу Юню не хотелось лишний раз ее беспокоить.

Вечером того же дня срочное военное донесение поступило в столицу. Ли Фэн сразу послал слуг за Чан Гэном в храм Хуго. В западной зимней комнате вновь было не протолкнуться от высокопоставленных чиновников.

У Чан Гэна постоянно дергался глаз. Еще по пути во дворец его охватило дурное предчувствие, а сердце сжалось от тревоги. Когда ему вручили военные сводки с передовой, Чан Гэн читал их, затаив дыхание. Несмотря на то, что донесение было довольно кратким, он внимательно просмотрел его семь или восемь раз, чтобы убедиться, что Гу Юнь собственноручно его написал. Но не оставалось никаких сомнений, чей это уверенный и четкий почерк. По крайней мере во время написания донесения с Гу Юнем все было в порядке.

Чан Гэн наконец смог вздохнуть с облегчением. Он попытался вернуть душевное равновесие, смежил веки и подумал: «Сам себя до смерти напугал».

Когда он успокоился, сердцебиение пришло в норму. На сей раз неожиданная вражеская атака в Лянцзяне сыграла ему на руку.

На фронте снова шли бои. Если Фан Цинь и его сообщники посмеют еще раз потребовать разогнать Военный совет, против будет не только Ли Фэн, но и военные гарнизоны по всей стране. Это давало пространство для манёвра.

Враг помог ему достичь своих целей.

От переживаний Фан Цинь потерял терпение. В последние полгода он плохо спал по ночам, старательно пытаясь объединить разобщённый императорский двор, состоявший из представителей благородных родов. Фан Цинь следовал своему тщательно продуманному плану. Наконец удалось одержать временную победу: призывы распустить Военный совет с каждым днем звучали все громче. Поскольку руки четвёртого принца Ли Миня были связаны бесконечной бумажной работой и он даже о себе толком позаботиться не мог, Фан Циню оставалось собраться с силами и добить лежачего... Но ни с того ни с сего на них напали иностранцы!

Если бы атаку инициировали войска Великой Лян, можно было обвинить Аньдинхоу в чрезмерной агрессии, но здесь вина целиком и полностью лежала на противнике.

– Распустить Военный совет, – Ли Фэн взял из рук евнуха и проглядел поданные прошения, – сократить военные расходы, провести тщательное расследование захвата земель недобросовестными купцами...

В западной зимней комнате повисла оглушительная тишина.

Ли Фэн швырнул толстую стопку прошений на землю:

– Не успели войска Запада отступить, а ваш сброд приготовился тайно вытаскивать дрова из-под котла [1]!

Фан Цинь сжал зубы и сглотнул. Он и слова не вымолвил, а Ли Фэн заткнул ему рот.

Если бы кто-то из присутствующих посмел неосторожно возразить Императору, его бы сразу обвинили в измене родине и сговоре с врагом.

Взгляд Ли Фэна упал на Чан Гэна:

– Думаешь, с тобой несправедливо поступили? Стоило кому-то тебя покритиковать, и ты сразу забросил свои обязанности, надулся и побежал к нам под крыло. Ты ведь уже взрослый! Других хитростей не знаешь? В Военном совете теперь никто не появляется, кроме двух уборщиков... Ли Минь, мы приказываем тебе немедленно, с завтрашнего дня, приступить к своим обязанностям в Военном совете! Или можешь больше не возвращаться!

Вслед за Янь-ваном важные чиновники из Военного совета покаянно упали на колени.

Ли Фэн проигнорировал это – пусть и дальше стоят на коленях – и с недовольным видом отвернулся к главе храма Дали:

– Цзян Ханьши посвятил свою жизнь храму Дали. Он был твоим предшественником и непосредственным начальником. Тебе поручили простую задачу – проверить одно его старое дело. Отчего же ты никак не можешь его завершить? Вы до нового года будете это откладывать?

После яростной отповеди новый глава храма Дали не посмел и рта открыть, а сразу упал на колени рядом с чиновниками из Военного совета.

Ли Фэн на чем свет стоит отругал большую часть присутствующих высокопоставленных чиновников. Фан Цинь оказался одним из немногих, кому было нечего предъявить – Император только слегка его покритиковал. По сравнению с Янь-ваном, которому даже подняться не позволили, с Фан Цинем Ли Фэн вел себя доброжелательно. Он ограничился замечанием:

– Дорогой сановник Фан, раз войска Запада пришли не с добрыми намерениями, мы не имеем права задерживать поставки в армию. Как глава министерства финансов вы должны лучше это контролировать.

Фан Циню ничего не оставалось кроме как склонить голову и ответить «слушаюсь»... Его будто окатили холодной водой – он вдруг осознал, что все его хитрые и тщательно продуманные схемы рухнули в одночасье.

В еще недавно заброшенном здании Военного совета теперь всю ночь до рассвета кипела работа.

После возвращения первым делом Янь-ван обратился к своим подчиненным с речью:

– В последнее время на границе сложилась напряженная обстановка. Господа, прошу вас в первую очередь думать о делах государственных. Порой в жизни приходится сносить обиды, но и это временно. Рано или поздно нас ждет награда за пережитую несправедливость. Помяните мое слово. Что касается брата Ханьши, господам не стоит за него беспокоиться. Император велел ускорить расследование, не пройдет и пары дней, как все разрешится и ничего брату Ханьши грозить больше не будет.

Все молча смотрели на него.

– Хитрость с выпуском ассигнаций Фэнхо второй раз не сработает, – продолжил Чан Гэн. – Подумайте, как лучше использовать ресурсы императорского банка. Я не раз говорил, что желаю получить от этих людей три вещи. Их наличные деньги, их земельные наделы и их влияние. Первого нам уже удалось добиться. Во втором случае их позиции пошатнулись, но они еще сопротивляются. Но как только нам будет на что опереться, то третье... Всему свое время.

– Ваше Высочество, что насчет коррупции среди крупных и мелких поставщиков императорского двора? – спросил один из чиновников. – Или махинациях и тайных сговорах местных чиновников с купцами, которые участились по всей стране? Вы не планируете с этим разобраться?

– Сосредоточьтесь пока на войне, национальной экономике и благосостоянии народа. Но если злодеи будут вставлять палки в колеса, не обязательно с этим мириться. Господа, делайте все, что в ваших силах. Что касается других проблем... Если небеса рухнут на землю, то я подставлю плечо, чтобы их удержать. – Чан Гэн махнул рукавом: – Возвращайтесь к работе. Жду завтра ваших докладов.

После этого и Военный совет, и институт Линшу, и Управление Великим каналом, а также все богатые купцы и составлявшие половину придворных новые государственные чиновники вернулись к своим обязанностям, тем самым помогая Чан Гэну воплотить его план в жизнь.

Пять дней спустя расследование в отношении Цзян Чуна было окончено, и его восстановили в прежней должности. В Лянцзяне объявили мобилизацию армии под девизом: «Поход против иностранных захватчиков, чтобы вернуть родные земли». За последние пять дней произошло три перестрелки с войсками Запада, но им не удалось продвинуться ни на шаг.

Тем временем Гу Юнь отдал приказ о перегруппировке войск на всей территории Великой Лян. За день он передал молодым солдатам семь жетонов в форме стрелы [2], которые нужно было срочно зарегистрировать в Военном совете. Можно сказать, что гонцы с ветерком проехались туда-сюда.

К четвертой ночной страже Чан Гэн положил голову на стол и ненадолго прикрыл глаза. Сон его был довольно поверхностным, так как из-за Кости Нечистоты ему теперь и кошмары толком не снились. Он редко запоминал их, чаще они сливались во что-то неразборчивое. В целом спал он беспокойно и мог проснуться от того, что в соседней комнате кто-то перелистывал книгу.

Терзавшее его злое божество носило имя Уэргу. Часто по утру сердце переполняли ярость и беспокойство. Сегодня его разбудили шаги за дверью. Он задремал, положив руки под голову, но, когда поднялся и выпрямился на стуле, на душе было муторно и странно. Вместо привычной ярости он чувствовал растерянность и печаль, а рукава одежд промокли от слез.

Голос из-за двери доложил:

– Ваше Высочество, пришло письмо из Цзяннани.

Чан Гэн сделал глубокий вдох и тихо приказал:

– Принесите.

Письмо касалось амбициозного плана Гу Юня. Не называя истинной причины, он планировал увеличить численность войск на юго-западе страны. В письме подробно описывалось, где конкретно должен располагаться новый гарнизон, кто его возглавит, какие виды вооруженных сил там будут представлены и по каким маршрутам будет поставляться провиант и фураж. Чан Гэн быстро его проглядел, но так и не понял до конца новую стратегию, а также, что послужило причиной подобной перемены. Как обычно, он отложил письмо в сторону, чтобы потом его зарегистрировать.

Под первым посланием лежало второе, уже более личное.

Написано оно было на небольшом клочке бумаги, а сама строчка будто вырвана из середины: «давно не виделись, скучаю по тебе».

Обычно личные письма Гу Юня носили романтический или непристойный характер. Иногда это был легкий флирт, а иногда очевидные двусмысленные намеки. Он редко на полном серьезе писал что-то вроде «скучаю по тебе». Его слова привели Чан Гэна в чувство, а сонливость как рукой сняло. Письмо стрелой поразило его прямо в сердце, и он не оказал ни малейшего сопротивления.

Ему хотелось тотчас отказаться от своих недавних геройских речей, все бросить – и Военный Совет, и дела государственные – и, наплевав на последствия, отправиться срочно повидаться с Гу Юнем.

Но это было невозможно.

Чан Гэн резко сжал записку в руке, а затем бережно свернул и положил в кошель. Он попытался успокоить нервы и внимательно прочесть черновой проект устава императорского банка, предложенный Военным советом. Но сколько бы он не смотрел на написанные аккуратным почерком строки, не мог сосредоточиться. Спустя период горения курительной палочки он все еще не находил себе места, сидя как на иголках.

Больше Чан Гэн не медлил. Он схватил накидку и распорядился:

– Слуги, седлать коня!

Увидев, что он куда-то сильно спешит, слуги решили, что дело срочное, поэтому быстро оседлали коня и расступились. Чан Гэн стремительно ускакал из Военного Совета.

Направился Чан Гэн в зал для погружения в созерцание в храме Хуго. В горах стояла полная тишина. Двери храма были затворены, и ветер гонял сухие осенние листья. Возле дверного проёма в тишине горел фонарь в форме чаши. Крохотный огонёк едва колыхался, и повсюду царила беззаботная атмосфера, в воздухе чувствовался едва уловимый аромат сандала.

Мастер Ляожань уже успел отойти ко сну, когда Чан Гэн стремительно ворвался в его обитель. Порывом холодного ветра свитки со священным писанием сбросило со стола. Монах испуганно на него вытаращился.

Глаза у Чан Гэна слегка покраснели. Он присел и попросил:

– Нальете мне чаю?

Ляо Жань набросил монашеское одеяние, спокойно извлек из ветхого деревянного шкафа пригоршню завернутых в бумажный пакет листьев чая кудин и поставил греться воду.

Несмотря на то, что в храме были сильные сквозняки, а чашки и чайник были треснутые, монах с легкостью вскипятил воду и заварил чай. Движения его поражали аккуратностью и беззвучием. Он не смотрел Чан Гэну в глаза. Комнату заволокло густым белым паром, напоминавшим о ревущих двигателях в железной броне. Когда пар достиг потолка, то конденсат превратился в капли воды. По змеевику и специальным трубочкам они стекли в небольшую чашу. Кап. Кап.

Чан Гэн внимательно наблюдал за происходящим. Пар превратился в воду. Из старого глиняного горшка жидкость попала в небольшую чашу из лакированной кожи под крышей скромного жилища монаха. Чан Гэн медленно выдохнул. Его встревоженное сердце, похожее на кипящую воду, наконец успокоилось.

Мастер Ляо Жань приготовил чарку горячего Кудин и поставил ее прямо перед Чан Гэном.

Тот уже по запаху вспомнил, насколько горек этот чай.

– Большое спасибо, – Чан Гэн принял чарку чая. Окоченевшие за время езды на холодном ночном ветру пальцы немного согрелись. Он сделал маленький глоток. Чай был настолько горьким и горячим, что язык онемел. Чан Гэн печально усмехнулся. – В последнее время я сильно устаю, легко теряю самообладание и не могу сдержать Кость Нечистоты. Какой позор.

Глядя на него, Ляо Жань показал на языке жестов: «Запад всегда умело использовал наши слабости для атаки, но сейчас они выбрали неподходящий момент. Это говорит о том, что насколько рьяно они бы не сражались, их силы на пределе. Главнокомандующий Гу умело вел боевые действия на четырех концах страны. Что уж говорить об одном фронте в Лянцзяне? Как только достроят железную дорогу, можно будет за один день легко перебросить огромное количество солдат и оружия из столицы в Цзянбэй и наоборот. С имеющимися у нас запасами цзылюцзиня, если повезет, через год-два мы полностью вернем оккупированные врагом земли. Что же беспокоит Ваше Высочество?»

Звучало вполне здраво. Чан Гэн сам прекрасно все понимал, но что-то его тревожило.

– А Цао Чуньхуа сейчас случайно не с господином Ду? – прошептал Чан Гэн. – Это совсем недалеко от Лянцзяна. Пусть проведает маршала вместо меня... Или я чуть позже напишу письмо и назначу Цао Чуньхуа на какую-нибудь должность в армии. Там его дар перевоплощения пригодится больше, чем господину Ду. Пусть отправляется на передовую.

Ляо Жань кивнул и показал на языке жестов: «Ваше Высочество ведь не хотели, чтобы маршал Гу возвращался в столицу. Разве это не удачная возможность?»

Гу Юнь являлся слабостью Чан Гэна, но прежде этим не пытались воспользоваться. Пока шла война, никто и пальцем не смел тронуть Гу Юня. Правителем Ли Фэн был довольно посредственным, но не настолько глуп, чтобы дважды срубать сук, на котором сидит, и позволить врагу окружить столицу. Впрочем, на кровавом поле битвы Гу Юнь тоже не был в безопасности.

Чан Гэн нахмурился, выпил чай Кудин и пробормотал:

– Все так привыкли на него полагаться, но кто позаботиться о его израненном и больном теле? Когда я об этом задумываюсь, то правда...

Он осекся, нечаянно встретившись с взглядом немого монаха, полным скорби и сочувствия. Чан Гэн тотчас же низко опустил голову и сказал со смешком:

– Что-то я заболтался сегодня. Надо успокоиться и взять себя в руки.

Ляо Жань понял, что Чан Гэн хочет посидеть в тишине, поэтому решил его не беспокоить. Он достал из-под стола муюй [3], прикрыл глаза и периодически по ней постукивал. В маленькой монашеской келье воцарилась тишина – лишь стучала колотушка и капала вода. Под эти звуки Чан Гэн устроился на низкой скамье и прикрыл глаза.

Когда он уже собирался уходить, Ляо Жань вдруг постучал по деревянному столику, привлекая его внимание, и показал на языке жестов: «Мне посчастливилось присутствовать во время вашей встречи с господином Ду, но одну вещь я так и не понял».

Под глазами Чан Гэна от усталости залегли темные круги. Он приподнял бровь.

Ляо Жань продолжил: «Ваше Высочество тогда сказали, что весь мир – это большой пирог, от которого каждый пытается отломить. Нет разницы между добром и злом, просто некоторые хотят урвать побольше, плывя по течению. В их интересах, чтобы приготовленный пирог был побольше, чтобы они могли усилить свое влияние. Подобные люди способствуют мирному развитию страны и всеобщему благоденствию. Другие же плывут против течения. Видя, что их кусок пирога покрылся плесенью, они хотят, чтобы других постигла та же участь. Такие люди несут одни беды. Сейчас древние знатные семейства потеряли свои куски пирога. Если мы хотим спасти страну, то надо постепенно избавиться от гнили...»

– Что такое, мастер? – спросил Чан Гэн. – Я был не прав?

«Нет, – покачал головой Ляо Жань. Широкие рукава его монашеских одежд зашуршали от того, как активно он жестикулировал. – Я просто вспомнил, что под Небесами все подчиняется воле Императора. Старые указы «Цзигу» и «Жунцзинь» [4] до сих пор не отменили. Ваше Высочество столько сил вложили в реформы, но достаточно будет нового указа Императора, чтобы все ваши достижения стали несбыточной мечтой, как цветы в зеркале и луна в воде».

Лицо Чан Гэна совершенно ничего не выражало, а пальцы барабанили по маленькому столику. Похоже, он быстро сообразил, куда клонит Ляо Жань.

– Мастер прав.

Он опустил свои длинные ресницы и тихо рассмеялся.

В профиль он до дрожи напоминал злого духа, заключённого в тотеме.

Сердце Ляо Жаня забилось в два раза чаще. Во рту пересохло. До него вдруг дошла одна вещь... Хотя Янь-ван делал вид, что активно противостоит влиятельным домам, следуя воле Императора, чего он на самом деле добивался?

Примечание:

1. 19 стратагема. Означает, что лучше не открыто противодействовать врагу, а постепенно ослаблять его опору и источники силы.

2. 令箭 – lìngjiàn – линцзянь – жезл стрельчатой формы, вручавшийся лицу, получившему военный приказ, в знак его полномочий.

3. Муюй – 木鱼 – mùyú – будд. деревянная рыба (деревянное било в форме рыбы или безногого краба, на котором отбивается такт при чтении молитв)

4. Указ «Цзигу»: командующий военным округом не может мобилизовать войска без разрешения военного министерства. Указ «Жунцзинь» ограничивает свободный оборот цзылюцзиня.