Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 75 (всего у книги 112 страниц)

Глава 92«Стремглав»

____

Беги к генералу Чжуну и попроси у него одолжить мне броню Черного Орла. Потом верну. Поспеши.

____

Ни Гу Юнь, ни Чжун Чань, да никто во всей армии Великой Лян не мог с уверенностью утверждать, что в море они одержат победу. Оставалось лишь собраться с духом и силами и усердно готовиться к бою. Для начала, под руководством юного гения Гэ Чэня из Линшу, они разобрали западного дракона. Они внимательно изучили, с какой скоростью двигаются западные суда, насколько крепка их оборона, какие на них установлены орудия и каковы емкость, нагрузка и пропускная способность топливных баков с цзылюцзинем, а также какой стратегии обычно придерживается вражеский флот и какие неожиданные маневры может предпринять.

Когда придет время и два флота сойдутся в схватке, в море выйдут несметное множество водяных драконов. Разумеется, подобное сражение будет отличаться от той мелкой прибрежной стычки, когда с двадцатью солдатами Аньдинхоу угнал вражеское судно. Исход может быть любым.

Стратегия в морских сражениях выбиралась по ситуации. Все зависело от опыта и стараний командующего флотом. Более того, важно было обсудить, как в дальнейшем должен развиваться флот Великой Лян, как готовиться к войне в море, какие военные корабли должен изготовить институт Линшу, чему учить моряков, как организовать поставки цзылюцзиня и тому подобное.

Поскольку в обязанности Гу Юня входило еще и руководство войсками на четырех концах страны, то помимо боевых действий в Цзяннани, ему приходилось учитывать и множество других факторов.

Каждый день он ездил на сторожевой пост в окрестностях Лянцзяна, чтобы узнать обстановку на фронте, а к ночи возвращался и вел беседы со старым генералом Чжуном или градоначальником Яо. После отъезда Чан Гэна он не сидел на месте и до того погряз в делах, что глоток воды было некогда выпить.

В один из подобных дней, когда Гу Юнь прощался с Яо Чжэнем, у него неожиданно подкосились ноги, тело пробрала дрожь, а сердце бешено застучало. Яо Чжэнь подхватил его:

– Великий маршал, что с вами?

– Да ничего страшного. Просто проголодался, – покаялся Гу Юнь и рассмеялся. – Скажу откровенно, если бы мне сейчас принесли огромную лепешку – размером с телегу с ослом – я бы целиком ее проглотил.

Яо Чжэнь нахмурился. Очевидно, Гу Юнь не подозревал, насколько болезненно выглядел. Про молодежь часто говорят, что их «кровь и жизненные силы достигли крепости» [1]. Именно по лицу можно судить о состоянии жизненных сил человека. Достаточно взглянуть на цвет его щек и губ, чтобы понять, здоров он или нет.

– Приглашаю великого маршала сегодня ко мне в гости, – предложил Яо Чжэнь. – В былые времена моя супруга любила с утра до ночи возиться у плиты. Позвольте ей приготовить для вас жидкую кашу и блюда из овощей. Наши кушанья не особо изысканы, но вкусная и горячая домашняя еда у нас точно найдется.

Раньше Гу Юнь бы уцепился за возможность поесть на халяву, но в последнее время с ним творилось что-то неладное – от усталости пропадал аппетит и постоянно клонило в сон.

– Благодарю, – ответил Гу Юнь. – Уже очень поздно. Давайте в другой раз. Будет неуместно беспокоить вашу супругу.

Поскольку настаивать было неудобно, Яо Чжэнь проводил Гу Юня до палатки. Правда, беспокойство все никак не проходило. На прощание он вымолвил:

– Были бы горы Циншань, а хворост найдётся [2]. Великий маршал, прошу, поберегите себя.

– Ну зиму-то протяну, не стоит переживать. – Гу Юнь махнул рукой, поднял голову, разминая затекшую шею. Он увидел разлитый в ночном небе росчерк Млечного Пути. – Помнится тогда, несмотря на все свои таланты, старший брат Чжунцзэ оказался человеком неамбициозным, – тяжело вздохнул Гу Юнь, – и не стал признавать подавление мятежа Вэй-вана своей заслугой [3]. Вместо славы ты выбрал спокойную жизнь на ничтожном клочке земли, но в итоге все равно оказался здесь – вот ведь ирония судьбы.

Яо Чжэнь ответил ему горькой усмешкой:

– При дворе вечные распри. Я простой ученый, не наделенный ни властью, ни влиянием. Зачем подливать масла в огонь их постоянных конфликтов? Какая польза от заговоров и интриг? Гораздо лучше подыскать местечко подальше от Императора, переехать туда со всей семьей от мала до велика и не испытывать нужды в еде и воде. Здесь к моим словам прислушиваются. Это ли не счастье?

Яо Чжунцзэ отличался острым умом и великолепно умел просчитывать выгоду, избегая возможных неудач. В тот день, когда Вэй-ван замыслил измену и поднял восстание, этот чиновник быстро смекнул, что процветание Великой Лян – лишь видимость, и вскоре оно сменится упадком. Не желая жертвовать жизнью ради обреченной династии, Яо Чжунцзэ занял небольшой государственный пост – если умирать, то в достатке.

К сожалению, в перевернутом гнезде не бывает целых яиц – он больше не мог скрывать свои таланты [4].

Гу Юнь не дал ему уйти от темы:

– Чем займешься после окончания войны?

– Когда придет время, и во всей стране установится мир, отпадет надобность в моих услугах, – уверенно заявил Яо Чжунцзэ. – Если при императорском дворе все еще будет царить нездоровая атмосфера, с какой стати мне туда лезть? Маршал Гу обладает Жетоном Черного Тигра... Но неужели это принесло ему больше счастья, чем те дни, когда он с победой вернулся из южных земель и радостно распивал с нами, бездельниками, цветочное вино? [5]

Гу Юнь промолчал.

Вдруг Яо Чжэнь что-то вспомнил и засмеялся:

– Подчиненный по сей день помнит, как маршал Гу напился, одну ногу закинул на перила, пошатнулся, а потом так размахался своим великолепным мечом, будто разрубал на лету падавшие лепестки. Все приглашенные девушки раскраснелись. У нас до сих пор рассказывают эту забавную байку...

Гу Юнь настолько смутился, что язык проглотил.

– Тогда я был ничего не понимавшим в жизни зеленым юнцом. Больше никогда не смей упоминать об этом нелепом происшествии.

Губы Яо Чжэня растянулись в невольной улыбке, а затем, глядя на юг, он пообещал:

– Однажды мы устроим праздник в честь возвращения Цзяннани. Приглашу на него и великого маршала, чтобы выпить, наслаждаясь весенним ветерком [6]. Обязательно приходите.

«Ни за что не приду, – подумал Гу Юнь. – Мне и дома-то забот хватает [7]».

Поскольку подобные откровения обычно не предназначены для старых друзей, Гу Юнь лишь загадочно улыбнулся в ответ.

Пока они среди ночи в третью стражу непринужденно обсуждали пирушки, Гэ Чэнь внезапно получил письмо на зерненой морской бумаге и подбежал к ним, держа его в руках:

– Аньдинхоу, плохие новости – Ян Жунгуй собирается поднять восстание!

Автором послания являлся двойник Янь-вана. Опасаясь, что деревянная птица попадет не в те руки, он ни словом не обмолвился об идее с маскарадом и не упомянул в тексте послания, что его нужно доставить именно в Cеверобережный лагерь. Пока автору письма удалось ненадолго задержать предателей, но неизвестно, что Ян Жунгуй еще выкинет.

Гу Юнь и Яо Чжэнь замерли, как громом пораженные. После того, Ян Жунгуй не смог добиться своего при помощи взяток и подкупить императорского ревизора, он пошел на крайние меры. Из-за того, что Гу Юнь много лет возглавлял Черный Железный Лагерь, он не подумал, что местные вооруженные силы что-то из себя представляют. Ему казалось, что двадцати его личных телохранителей более чем достаточно, чтобы подавить беспорядки в Янчжоу. Чан Гэн был не из пугливых. Гу Юнь взял письмо из рук Гэ Чэня и, мельком взглянув, заметил, что написано оно незнакомым почерком, да еще и явно в спешке. Но содержимое пугало – заканчивалось письмо так: «На Императора совершено покушение. Неизвестно, жив ли он еще или мертв».

Гу Юнь покрылся холодным потом. Заговорщики хотели задержать Янь-вана на юге, чтобы в это время убить Императора в столице... В принципе, если тщательно все спланировать – не такой уж сложный план. Тут главное, чтобы хватило смелости его осуществить.

Если предположить, что Линьюань не причастны к тайным интригам, то деревянные птицы по-прежнему оставались надежным способом связи. Учитывая, что Янчжоу сейчас находится в изоляции, все новости оттуда явно перехватывают. Этот предатель Ян Жунгуй может приказать своим прислужникам силой увезти Янь-вана на север, не привлекая внимания Северобережного лагеря.

Как только Ли Фэн отойдет в мир иной, трон освободится. Вопрос в том, кому он в итоге достанется и какой ценой.

– Маршал? – обратился к нему Яо Чжэнь.

– Беги к генералу Чжуну и попроси одолжить мне броню Черного Орла. Потом верну. Поспеши. – Гу Юнь резко позабыл о тяжести в голове и слабости в ногах и приказал: – Сяо Гэ, оставайся здесь и попытайся связаться со столицей, чтобы понять, что там творится. Я поведу людей в Янчжоу.

Ян Жунгуй «пригласил» фальшивых Янь-вана и Сюй Лина покататься на лодке. В сопровождении армии они покинули пределы Янчжоу и направились на север, чтобы вынудить Императора отречься от престола.

Путешествие их происходило под покровом тайны. Ян Жунгуй и другие предатели-заговорщики, занимавшие государственные посты вдоль Великого канала, были обличены огромной властью и прекрасно умели сдерживать слухи – в столице долгое время не подозревали о разразившейся в Цзяннани ужасной эпидемии.

Вечером, когда они остановились на ночлег на почтовой станции, «Янь-вана» и «Сюй Лина» несправедливо разместили в одной комнате. От их телохранителей уже избавились. Повсюду рыскали шпионы Ян Жунгуя – они не смогли бы отсюда сбежать, даже отрастив крылья.

Только посреди ночи «Янь-ван» рискнул выглянуть в окно. Заметив, что стражники на посту расслабились, он коснулся лица и прошептал «Сюй Лину»:

– Ох, если бы я знал, какая нелегкая предстоит работенка, остался бы с варварами. На этот раз Его Высочество крупно мне задолжал... Мы ведь не знаем, доберется ли деревянная птица до Гэ Пансяо, кроме того, втянули в маскарад сына известного купца. Если твой отец обо всем узнает, то сойдет с ума от беспокойства.

«Сюй Лин» собирался что-то ему ответить, но вдруг ощутимо напрягся. Несколько стражников, охранявших черный вход, вдруг попадали на землю. К ним беззвучно подлетела черная тень.

Поскольку все личное оружие у «Сюй Лина» отобрали при обыске, он схватил фарфоровую чашку и с размаху швырнул ее в сторону тени. Гость увернулся от летевшей в него чашки – она пролетела всего на расстоянии волоса, – а затем поймал это тайное оружие в полете, опустил в рукав и осторожно влез в комнату через заднее окно. Его движения были невероятно быстрыми и ловкими – несмотря на суматоху, висевший в комнате ветряной колокольчик не издал ни звука.

Гость поднял забрало и показал на языке жестов: «Это я».

Это был никто иной как Гу Юнь.

Прежде «Сюй Лин» с ним не встречался, поэтому опешил, зато лицо «Янь-вана» засияло от радости.

Честно говоря, Гу Юнь заподозрил неладное. Больно ловко Сюй Лин швырнул ту чашку, но сейчас гораздо больше его волновало другое. Оглядевшись по сторонам, Гу Юнь нахмурился и показал на языке жестов: «Что случилось? Куда делись телохранители?»

Не успел он закончить фразу, как «Янь-ван» своей прекрасной, вызывающей восхищение походкой ласточки бросился к нему.

Мало кто знал, что у Гу Юня нюх, как у собаки. Поэтому уже на расстоянии трех ли он догадался, что перед ним другой человек. От настоящего Янь-вана всегда пахло успокоительными травами, в то время как «Янь-вана» окружал аромат пудры и румян. Гу Юнь немного отошел и схватил притворщика за горло.

– Ты кто такой?

«Янь-ван» никак не ожидал, что при личной встрече его мгновенно раскроют. Раздосадованный сокрушительной неудачей, он затряс руками и ногами и одними губами прошептал:

– Дядя Шилю, это я.

Всего двое величали его «дядей Шилю» – дети, что вслед за Чан Гэном перебрались в столицу из Яньхуэй, Гэ Чэнь и Цао Чунхуа. Правда с тех пор они выросли, никто давно не вспоминал об этом прозвище.

Гу Юнь ослабил хватку и удивленно уточнил:

– Сяо Цао?

Они незаметно кивнули друг другу, но никто не знал точно, где сейчас скрывается настоящий Янь-ван.

Тем временем в третий день седьмого месяца в столицу пришло тайное донесение из Янчжоу. Преодолев девять ворот городской стены, оно наконец оказалось в руках Люй Чана.

По прочтению Люй Чан не удержался – громко рассмеялся от счастья и приказал собрать доверенных лиц, чтобы обсудить тайные планы. Собирался он пригласить и министра Фан Циня.

Резиденции Фан и Люй располагались неподалеку. Вскоре посланный с приглашением слуга вернулся и доложил:

– Господин, семья Фан просила передать, что их господин неизлечимо болен. Его сильно лихорадит, а все тело покрылось сыпью. Вскоре его должны перевезти в загородный дом. Сейчас он не принимает гостей. Ваш покорный слуга своими глазами видел, как ему готовят экипаж, а одежду и постельное белье сжигают на заднем дворе.

– А господин Фан ничего случайно не просил мне передать? – спросил Люй Чан.

– Просил, – ответил слуга. – Господин Фан передает свои наилучшие пожелания и надеется, что вы достигнете успеха в своих начинаниях.

Люй Чан рассмеялся, жестом отослал слугу прочь и вернулся в свой кабинет.

– У этого хитрого старого лиса Фан Циня целая куча коварных замыслов. Он охотно раздает советы, но стоит чему-то пойти не по плану, он сразу идет на попятную. Фан Цинь всю жизнь был горе-советчиком. Да кому он вообще нужен! Тем более мы уже наполовину осуществили наш великий план. Всё подготовлено, не хватает лишь восточного ветра [8].

Так называемый горе-советчик тем временем сжег свою одежду и перины и направился в северный пригород столицы в маленьком неприметном паланкине. В то время в северном гарнизоне как раз находился Шэнь И, который, кстати, тоже не афишировал свое присутствие. Генерал был потрясен, узнав, что сам господин Фан собирается почтить их визитом. Всегда трудно было понять, какую из сторон ушлый министр поддерживает.

Сейчас северный гарнизон возглавлял один из заместителей Тань Хунфэя. Заподозрив, что дело нечисто, он шепотом посоветовал:

– Генерал Шэнь, вам лучше пока не показываться ему на глаза. Позвольте мне самому его встретить.

В тот день Фан Цинь больше часа провел в северном гарнизоне. Никто не знал, какова была цель его визита. Отбыл он лишь после наступления темноты во все том же скромном паланкине, не произнеся ни слова.

Заканчивался седьмой месяц года и близился день рождения Императора Лунаня.

С тех пор, как Ли Фэн взошел на престол, он не устраивал пышных гуляний в честь своего дня рождения. Его матушка-императрица умерла совсем молодой, после смерти покойного Императора некому стало организовывать празднования.

В этом году Ли Фэн отдал приказ произвести приготовления к своему дню рождения.

Разрушенную во время войны башню Циюань восстановили на прежнем месте. Ли Фэн верил, что великолепие башни Чжайсин и роскошь Смотровой площадки в Юньмэне прогневали Небеса. Поэтому он распорядился преобразить башню Циюань в храм Цимин [9]. Это место потеряло свое изначальное предназначение – теперь здесь располагался алтарь, где проводили ежегодное жертвоприношение Небу и просили благословения, а не развлекались, пьянствовали или вкушали пищу. Сюда же переехал приказ по астрономии и календарю.

Неизвестно, являлось ли намерение отметить день рождения, вознося молитвы Небесам и духам предков в храме Цимин, идеей самого Императора или же его надоумили заговорщики.

...Впрочем, окружали Ли Фэна тогда преимущественно продажные чиновники и угодливые сановники – их работа в основном заключалась в том, чтобы угнетать народ и обворовывать страну. На долю государя выпала незавидная участь. Никто его не любил, никто не приготовил ему праздничную тарелку лапши, зато все прекрасно видели совершенные им ошибки.

Это, конечно, вгоняло в тоску и вызывало жалость, но кроме сборища белобородых продажных червей-придворных его действительно никто не ценил. Такая вот трагичная у Ли Фэна была судьба.

Разумеется, когда Император покидал дворец, придворным полагалось сопровождать его. В пути их охраняла императорская гвардия, промаршировавшая прямо до храма Цимин. Члены приказа по астрономии и календарю облачились в официальные, парадные одежды. Город утопал в колокольном звоне.

К самому алтарю вела каменная лестница длиной в восемьсот ступеней. Центральный пролет назывался Путем Императора и лишь Сын Неба имел право подниматься по этим ступеням. Боковые лестницы предназначались для чиновников и назывались Путем Добродетели – они состояли из четырехсот ступеней и обрывались на полпути к алтарю.

Когда Император Лунань поднялся выше, то сотни гражданских и военных чиновников поклонились ему. До четырехсотой ступени государя сопровождали только два министра – один военный, а другой – гражданский. Поскольку в данный момент и Гу Юнь, и Янь-ван отсутствовали, эта честь выпала Цзян Чуну из Военного совета и Северо-западному командующему Шэнь И. Потом они тоже отвесили поклоны и дальше Император поднимался в одиночестве.

Вечно занятый Ли Фэн пренебрегал конными прогулками и стрельбой, поэтому торжественное императорское облачение казалось ему невероятно тяжелым – будто он с трудом преодолел аж три тысячи ступеней. Во время подъема ему неожиданно вспомнился один случай из юности.

Гу Юнь тогда вместе с людьми своего отца отправился на юг, чтобы разобраться с разбойниками, и вернулся с победой. Уже будучи наследным принцем, Ли Фэн вместе со своим отцом встречал возвратившиеся из похода огромное войско.

И прекрасно помнил, что, когда молодой генерал покидал столицу, то был невеждой и зазнайкой. Зато вернулся с поля боя он постаревшим сразу лет на десять. Черты его лица еще не отточило время, но из-за плохого зрения Гу Юнь постоянно щурился, его суровый взгляд напоминал лезвие гэфэнжэня и внушал ужас.

Он спешился и вместе с другими солдатами и генералами прокричал: «Да здравствует Император!» Его броня сияла на солнце подобно тому, как солнечные блики играют на рыбьей чешуе. За пределами дворца Ли Фэну редко дозволялось сопровождать отца-императора. Тогда он с завистью взирал на облаченного в броню Гу Юня. Пользуясь тем, что старый Аньдинхоу отвлекся на разговор с Императором, Гу Юнь вдруг вскинул голову и подмигнул наследному принцу. Ли Фэн тогда еще не совершил обряда совершеннолетия [10]. Они с улыбкой переглянулись.

Стоя наверху, Ли Фэн вдруг вспомнил их давнюю встречу и невольно улыбнулся. Когда государь вернулся к текущим заботам, то оглянулся и его взору предстала огромная толпа подданных, упавших на колени у подножия каменной лестницы. Видны были одни склоненные головы. Его спутники тоже соблюдали этикет, и никто не решался поднять головы, боясь оскорбить государя...

Наверное, не существовало больше того юноши, что когда-то ему подмигнул. Сердце Ли Фэна сжалось от безграничного одиночества.

Приказ по астрономии и календарю завершил подготовку к ежегодному жертвоприношению Небу. Император откашлялся и уже собирался произнести речь, когда неожиданно народ у подножия лестницы заволновался.

Хотя Ли Фэн пришел покаяться в грехах, все же ему хотелось оставаться в глазах своих подданных внимательным и заботливым государем. Поэтому улицы не перекрывали, а лишь выставили стражников из императорской гвардии по обеим сторонам дороги. Многие пришли сюда, чтобы насладиться праздником.

Как только беспорядки чуть улеглись, из толпы зевак появился отряд в масках. Стремительные в бою как ветер, они в мгновение ока пробили брешь в обороне императорской гвардии и бросились в сторону Императора.

– Осторожно!

– Это дунъинцы!

Сотни чиновников запаниковали. Командующий императорской гвардией Лю Чуншань с криком «Защитите Императора!» прямо по Пути Императора побежал к алтарю. Упав перед Ли Фэном на колени, он сказал:

– Ваше Величество, здесь опасно находиться. Позвольте отвести вас в безопасное место.

Задыхаясь от гнева, Ли Фэн ногой ударил Лю Чуншаня в плечо.

– Ничтожество!

Лю Чуншань резко вскинул голову и злобно на него уставился. Пришедшие с ним вместе императорские гвардейцы тут же выхватили оружие. Ли Фэн наконец с ужасом догадался, что произошло – на самом деле не было никакого покушения, они решили поднять мятеж. Похожую тактику применил его покойный отец, когда позволил своей супруге-варварке подослать переодетых солдатами Черного Железного Лагеря убийц в лагерь старого Аньдинхоу [11].

Это вызывало удивление и глухую ярость. Ли Фэн указал пальцем на Лю Чуншаня и воскликнул:

– Вот наглец! Да как ты смеешь!

Лю Чуншань с тихим смешком поднялся на ноги, отряхнул плечи и подошел к Ли Фэну.

– Ваше Величество, ради вашего же блага, вам лучше пойти со мной – подальше от этого опасного места.

Примечания:

1. 论语 – lún yǔ – «Лунь Юй», «Беседы и суждения», «Изречения (аналекты) Конфуция» (главная книга конфуцианства, составленная учениками Конфуция; входит в конфуцианское «Четверокнижие»). Глава XVI, 7 «Лунь Юй».

Полностью выражение в переводе А.А. Маслова звучит так:

Учитель сказал:

– Благородный муж должен остерегаться трех вещей. В юности, когда кровь и жизненная энергия еще не окрепли – избегать любовных утех. В зрелом возрасте, когда кровь и жизненные силы достигли крепости, – избегать драк. В старости, когда и кровь и жизненная энергия ослабели – избегать жадности.

2. Интересно, что эту же идиому сам Гу Юнь говорил Чан Гэну в 72-й главе. 留得青山在，不怕没柴烧 – liúdé qīngshān zài, bùpà méi chái shāo – был бы лес, дрова найдутся; еще не все потеряно; пока жив человек, жива и надежда; были бы кости, а мясо нарастет.

3. Напоминалка. Вэй-ван – второй принц. Брат Ли Фэна, Чан Гэна и а-Яня. В диалоге говорится о событиях 30-х глав.

4. 覆巢之下无完卵 – в перевёрнутом гнезде не бывает целых яиц (обр. в знач.: в большой катастрофе ничто не может уцелеть; не уцелеть, не избежать беды).

5. 花酒 – huājiǔ – вино из цветов или же: пить вино в обществе проститутки. Проституток, которые уговаривают выпить вино, называют «цветочным вином». Это относится больше к специальным заведениям.

Второй вариант написания: 吃花酒 – кутить, устраивать попойки (оргии) с проститутками.

6. Это метафора благодати. Например: Сидеть на весеннем ветру – внимать речам превосходного учителя. Дует весенний ветер – это перемены к лучшему. Весенний бриз коснулся лица – сияющее от улыбки лицо.

7. Интересное наблюдение. Несколько двусмысленное предложение. Дословно это предложение можно перевести так: да мне с одним то дома забот хватает... Иероглиф 家里 еще можно перевести как – [моя] жена. И, как следствие, можно предложение прочесть как: мне с женой забот хватает.

8. 万事俱备，只欠东风 – wàn shì jù bèi, zhǐ qiàn dōngfēng – всё подготовлено, не хватает лишь восточного ветра (Чжоу Юйю, чтобы сжечь флот Цао Цао; по роману «Троецарствие»; обр. в знач.: отсутствие одного из важнейших условий для выполнения плана) лучший фильм на эту идиому – "Битва у красной скалы".

9. 祈明坛 – qí míng tán – Циминтань. Аналог этому храму можно найти и в наше время. Достаточно обратить внимание на храм Неба в Пекине.

10. Юноше, по достижению 20 лет, надевали "корону" (заколка). После церемонии считалось, что юноша стал взрослым мужчиной.

11. Об этом событии идет речь в конце 3 тома. Супруга-варварка настроила императора против старого Аньдинхоу и его сына и внедрила своих людей в ЧЖЛ, чтобы имитировать нападение и убить маленького Гу Юня. В результате этого инцидента Гу Юнь и получил проблемы со слухом и зрением.