Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 102 (всего у книги 112 страниц)

Глава 127 «Новый император»

____

– Ненавижу тебя, – сказал Чан Гэн. – Смертельно тебя ненавижу, Гу Цзыси.

____

– Когда Орел будет готов? – спросил Чан Гэн, стараясь не давать волю тревоге и гневу.

Сопровождавший его командующий северным гарнизоном тихо ответил:

– Ваше Величество, прошу, проявите терпение. Скоро.

– Не называй меня "Ваше Величество". Мне не по душе это неверное обращение.

Настроение у Чан Гэна было хуже некуда. После того, как он прервал поток льстивых речей, до него дошло, что командующий прав – он сам не свой был от беспокойства. Пытаясь восстановить душевное равновесие, Чан Гэн сделал глубокий вдох и легонько сжал рукав.

В кармашке его рукава лежал небольшой лоскут. До того, как Гу Юнь вложил этот обрывок в личное письмо, ткань то ли оторвали, то ли отрезали ножом, то ли погрызли собаки. Сходу не поймешь его истинное значение. В своём письме Гу Юнь утверждал, что кусочек старого ненужного пояса вмещал год любовной тоски, а сам он с нетерпением ждет встречи с Чан Гэном, чтобы попросить пришить его обратно. Кроме того у него есть одно маленькое эгоистичное желание, о котором лучше рассказать лично, чем доверять бумаге.

«Покойный император изъявил свою высочайшую волю, остальное формальности. С чего Вашему Величеству упрямиться?» – хотелось сказать командующему северным гарнизоном. Правда, он в корне отличался от Тань Хунфэя, поскольку не только умело вел дела гарнизона, но и знал, как вести себя в обществе.

– Маршалу Гу удалось перекрыть каналы поставок войскам Запада. Их контратака не более, чем предсмертный вздох. Сейчас великий маршал сидит в своём шатре и разрабатывает план сражения. Ваше Величество, к чему впустую тревожиться?

Чан Гэн промолчал. Хотя Лю Чжун и Линьюань распространили ложные слухи об «успехе» порученной дипломатам тайной миссии, всё это явно делалось по приказу Гу Юня, чтобы затем заблокировать въезды и выезды из гарнизона в Лянцзяне и тем самым спровоцировать врага. Чан Гэн немного успокоился, решив тщательно всё обдумать. Гу Юнь догадался, откуда дует ветер, и воспользовался мятежом знати в столице, чтобы избавиться от иностранцев. Столь блестяще проведённая военная компания достойна войти в историю. Не о чем беспокоиться.

Раз даже командующий северным гарнизоном все прекрасно понимал, почему Чан Гэн в это не верил?

Как назло, его сердце по-прежнему съедала тревога.

... Разумеется, это могла быть никакая не тревога, а горечь долгой разлуки.

Наконец с почтовой станции доложили, что Орлы готовы отправиться в путь. Как только Чан Гэн приготовился ехать, одно за другим пришли три письма из гарнизона в Лянцзяне, правда, адресованы они были не в столицу. Обычно, когда на передовой начинались боевые действия, в окрестные военные гарнизоны и на почтовые станции рассылали указания подготовить подкрепление или просто усилить бдительность.

Первое письмо гласило «вторжение врага», второе сообщало о «полномасштабной атаке», а третье предупреждало о наивысшей степени боевой готовности «враг атакует в полную силу, мобилизовать все наши силы». И это все за период горения курительной палочки.

Командующий запаниковал и не удержался от совета:

– На передовой сейчас слишком опасно. Ваше Величество, прошу, наберитесь терпения и оставайтесь на почтовой станции до тех пор, пока обстановка не стабилизируется и...

Не успел он договорить, как Чан Гэн его перебил:

– Ты прав. Оставайся-ка тут.

Командующий северным гарнизоном не нашелся, что сказать в ответ.

Тем временем, на передовой царила напряженная обстановка, но никто не догадывался о грядущем неожиданном визите нового императора.

Прошло больше месяца с тех пор, как Гу Юня тяжело ранили во время морского сражения. Во время битвы за столицу его выкопали из-под горы трупов, облачили в стальной корсет и уже спустя пару дней направили на северо-запад. С тех пор прошло два или три года, но он давно уже не был тем отважным героем.

На этот раз Гу Юнь больше полумесяца пролежал без сознания, сильно исхудал и теперь больше напоминал обтянутый кожей скелет. Как потом рассказывал Шэнь И, дыхание его было настолько слабым, что казалось, он вот-вот умрёт. До недавнего времени было непонятно, сумеет ли Гу Юнь выкарабкаться. Сейчас опасность для жизни миновала, но он по-прежнему с трудом стоял на ногах. Для того, чтобы лениво пройтись внутри шатра, ему приходилось полдня копить силы. Он боялся пока снимать стальной корсет, а если слишком долго сидел, начинало болеть сердце.

Гу Юнь никогда не боялся боли: он привык к ней и считал обычным защитным механизмом тела. В боли, по сути, нет ничего дурного. Впервые ему довелось почувствовать, насколько она выматывает.

Разумеется, имелись и хорошие новости. Его зрение постепенно восстанавливалось. Яо Чжэнь отправил своих людей за опытным ремесленником, изготовившим для маршала специальный монокль. С его помощью Гу Юнь с трудом, но мог различать предметы на расстоянии в один чжан и немного взаимодействовать с другими людьми. Неглубокая рана на горле почти зажила, но от долгих разговоров его голос быстро садился.

Жаль, что пока не получалось полноценно общаться.

Противник решил биться из последних сил. Во главе армии Запада стоял верховный понтифик – старик, закалённый в морских сражениях, способностями ничуть не уступал Гу Юню. Их конфликт осложняла нерешительность дунъинцев, которые только воду мутили, не давая однозначного ответа. С одной стороны, они робко заигрывали с Великой Лян, а с другой, чтобы переманить их окончательно на свою сторону, флоту Великой Лян требовалось одержать сокрушительную победу. В противном случае, кто знает, кому эти "союзники" решат воткнуть нож в спину.

С тех пор, как дунъинцы послали к Великой Лян гонца, чтобы сообщить о том, что Запад готовится к последней схватке, Гу Юнь не мог спокойно спать по ночам.

У него сердце болело от переживаний, да и раны... Ладно, раны беспокоили его гораздо сильнее. Он ложился спать и до рассвета не мог сомкнуть глаз. Пока Гу Юнь не выходил наружу, он устроил в своей голове сотни морских сражений, пытаясь просчитать любые возможные варианты.

Ради решающей битвы Гу Юнь перебросил три батальона Чёрных Орлов с северо-запада на юг. Хэ Жунхуэй и его товарищи должны были наставлять новобранцев. Кроме того, Гу Юнь перевёл сюда и недавно назначенных офицеров вроде генерала Цая, чтобы они набрались боевого опыта.

Шэнь И и Яо Чжэнь координировали боевые действия в море, Хэ Жунхуэй и его Чёрные Орлы контролировали поле боя с воздуха. Наконец элита вооружённых сил Великой Лян, набравшаяся опыта за счёт многолетних войн и подавления мятежей, прибыла на передовую в Цзяннань. Теперь в маршальском шатре можно было встретить не только Гу Юня, но и молодого генерала Цая и ветеранов Чёрного Железного Лагеря. Орлы постоянно сновали туда-сюда, и боевые сводки передавались очень быстро.

Сначала противник ударил по гавани тяжёлой артиллерией, рассчитывая воспользоваться беспорядками в Лянцзянском гарнизоне и застать их врасплох. В гарнизоне сделали вид, что понесли большие потери и, пытаясь любой ценой удержать гавань, в спешке выстроили корабли в оборонительную формацию.

Недавно Великая Лян укрепила прибрежный рубеж и прорваться через него стало непростой задачей, ведь теперь его прикрывали корабли авангарда. Когда они переставали вести огонь из пушек, давая им остыть, то использовали холодное оружие. Таким образом корабли Запада не могли подплыть достаточно близко, чтобы их уничтожить, и впустую тратили на них боеприпасы.

Великой Лян удалось быстро подготовить засаду для врага. Яо Чжэнь уже поднялся на борт военного корабля. После окончания последних приготовлении Шэнь И и Хэ Жунхуэй должны были к нему присоединиться. Вести о кончине императора пришли в гарнизон вместе с приказами и сводками с фронта.

Срочное письмо с белой и зелёной лентами ярко выделялось на фоне боевых донесений. В шатре его прочли далеко не сразу, решив, что оно посвящено делам императорского двора. Когда морской оборонительный рубеж выстоял и западная артиллерия временно прекратила обстрел, воодушевлённый молодой генерал Цай наконец обратил внимание на свиток с письмом.

Шэнь И в тот момент как раз вышел из шатра. Поэтому молодой генерал Цай помог Гу Юню открыть письмо и с любопытством спросил:

– Великий маршал, зеленая метка означает, что это важное послание от императорского двора. А что означает белая?

К тому времени Гу Юнь целых полдня провёл на ногах и совершенно выбился из сил. Он потер переносицу и невнятно пробормотал:

– ...Что?

Заметив его нездоровый цвет лица, генерал Цай больше не смел его беспокоить. Он поспешил закутать Гу Юня в шерстяное одеяло и помог ему прилечь.

– Лучше отдохните немного. Я сообщу, если там что-нибудь важное.

С этими словами молодой человек тихо отошел в сторонку и развернул письмо, собираясь положить его в стопку «обсудить позже», куда отправляли все, с чем можно разобраться после окончания сражения.

Но, быстро просмотрев письмо, он замер как громом поражённый. В конце концов генералу исполнилось всего лет двадцать. Сражаясь под руководством своего отца на фронте, он всегда первым рвался в бой. Ему прежде не доводилось становиться свидетелем столь стремительных и радикальных перемен при императорском дворе. Неудивительно, что он растерялся.

Хэ Жунхуэй умылся и отдал охраннику приказ подготовить для него броню. Увидев, что молодой генерал Цай замер на месте, он заметил:

– Не стой столбом. Пошли лучше со мной. Чего копаешься?

Генерал Цай моргнул и пробормотал:

– Брат Хэ, тут говорится, что... Его Величество скончался...

Из-за полученных ран Гу Юня знобило. Беспокоясь о его здоровье, в маршальском шатре топили пожарче. Хэ Жунхуэй быстро вспотел, и ему пришлось несколько раз умыть лицо холодной водой. Он склонился над миской, и вода потекла по его бороде. Услышав слова генерала Цая, он медленно выпрямился и переспросил:

– Что?!

– Император скончался...

Молодой генерал Цай растерянно облизал губы. Поначалу он колебался, но затем все же набрался смелости, преклонил колено у постели Гу Юня и осторожно потянул его за одежду.

– Великий маршал, великий маршал... – прошептал он.

– Так он тебя точно не услышит. – Хэ Жунхуэй подошел, схватил Гу Юня, потряс его за плечо и громким, как удар гонга, голосом крикнул:

– Великий маршал! Мой великий маршал! Просыпайтесь! Случилась беда! Этот негодник-император помер!

Молодой генерал Цай потерял дар речи.

Гу Юнь успел задремать, а когда проснулся от того, что его трясли за плечо, то растерялся.

Наконец до Хэ Жунхуэя дошло. Он обернулся к генералу Цаю и уточнил:

– Погоди, раз император помер, кому перешёл трон? Наследник-то ещё щенок совсем.

Он довольно неуважительно помахал своей огромной рукой на уровне талии, будто показывая юного принца.

– Перед смертью император успел передать трон четвёртому принцу Ли Миню, – ответил молодой генерал Цай.

Пусть Хэ Жунхуэй не блистал изысканными манерами и был резок на язык, но дураком его назвать было нельзя. Он удивлённо спросил:

– Передал престол брату, обойдя родного сына? Что за ерунда?! Он совсем из ума выжил?

Гу Юнь читал по губам. Когда до него дошел смысл их слов, он окончательно проснулся и потребовал:

– Покажите письмо!

Но внезапное происшествие прервало обсуждение вестей из столицы в маршальском шатре. Готовящемуся к бою Шэнь И и переодетому Гу Юнем Цао Чуньхуа показалось подозрительным, что им давно не поступали новые приказы, поэтому они отправили гонца разузнать, в чем дело.

Никто не ожидал, что новый император явится ещё до того, как на передовой успеют переварить последние новости!

Во время ведения боевых действий гарнизон усиленно охранялся. Поначалу караульные решили, что ослышались. Лишь когда командующий северным гарнизоном достал Жетон Чёрного Тигра, они поспешили доложить об их прибытии. Чан Гэн не стал дожидаться возвращения гонца, а сразу со своими людьми вошёл в гарнизон. Не успел он добраться до маршальского шатра, как наткнулся на Цао Чуньхуа, который как раз собирался отплыть на борту одного из боевых кораблей.

Цао Чуньхуа загримировался под Гу Юня. Они растерянно уставились друг на друга. Сердце обрадованного воссоединением Чан Гэн стучало как бешеное. Не успел он выровнять дыхание, когда заметил, что «Гу Юнь» страшно испуган – он резко отвёл взгляд, натянул поводья коня и явно собирался сбежать, не сказав ему ни слова.

Чан Гэн опешил.

Легко было догадаться, кто скрывался под маской. Он уже собирался окликнуть друга, но прикусил язык, поскольку боялся всё испортить – вдруг Гу Юнь дал Цао Чуньхуа секретное поручение. Вместо этого он догнал его, схватил коня за поводья и сквозь зубы процедил:

– Цао. Нянцзы.

Цао Чунхуа хотелось рыдать, но глаза оставались сухими. У Чан Гэна было такое выражение лица, будто он явился требовать возврата долгов, поэтому Цао Чунхуа опустил голову и спрыгнул с коня.

Ему еще не было известно о важных переменах в столице, поэтому с кислым выражением лица тихо прощебетал:

– Ваше Высочество...

Чан Гэн пристально на него посмотрел:

– Я поручил тебе позаботиться о нём, а вместо этого ты выполняешь любые его приказы? Как я мог рассчитывать на твою помощь?!

Цао Чуньхуа бессовестно воспользовался сходством с Гу Юнем и притворился уязвлённым его словами. От возмущения у Чан Гэна живот свело, и он отвернулся. Загадка, как этот придурок умудрялся несколько раз проникнуть в стан врага и не выдать себя.

– Вдали от дома... На войне бывает нельзя ослушаться приказа командира, – прошептал Цао Чуньхуа, указывая путь Чан Гэну. – Если бы великий маршал не позволил, то я... я... я... Я при всём желании не смог бы передавать известия...

Чан Гэн недовольно фыркнул, но, судя по всему, решил пока спустить это ему с рук и спросил:

– Так вот в какие игры ты играл все это время? Настоящий и фальшивый верховный главнокомандующий?

У Цао Чуньхуа похолодело внутри, он что-то неразборчиво пробормотал в ответ. Пока они разговаривали, он украдкой косился на Шэнь И. Ему удалось задержать Чан Гэна, а Шэнь И в свою очередь бросился к маршальскому шатру. Таким образом Шэнь И и Цао Чуньхуа решили применить тактику "сманить тигра с горы на равнину". Пока один в панике пытался отвлечь противника, другой сообщил бы маршалу новости.

Заметив, что Шэнь И скрылся из виду, Цао Чунхуа наконец вздохнул с облегчением. Не успел он порадоваться временной победе, как Чан Гэн спросил его:

– Куда это ты уставился?

Цао Чунхуа промолчал.

Чем дальше, тем сильнее Чан Гэн убеждался в том, что дело нечисто. Он оставил Цао Чуньхуа позади. Поскольку Чан Гэн когда-то больше месяца прожил в лянцзянском гарнизоне, то точно знал расположение маршальского шатра и сразу быстрым шагом направился туда.

– Ваше Высочество! Ваше Высочество!!! – в порыве отчаяния Цао Чунхуа схватил Чан Гэна за рукав и нервно сглотнул. – Ваше Высочество, вам лучше... Немного успокоиться.

Тем временем перепуганный Шэнь И влетел в шатёр и с таким видом бросился к Гу Юню, будто за ним следом гналось морское чудище с верховным понтификом во главе:

– Цзы... Цзы... Цзыси!

– Брат Цзипин, чего всполошился-то? – недоуменно спросил Хэ Жунхуэй.

Шэнь И не стал тратить на него время. Он подбежал к постели Гу Юня и, задыхаясь, выпалил:

– Его маленькое Высочество прибыли. Ты... ты... ты...

Присутствующие ещё не до конца отошли от потрясения, что Янь-ван стал их новым императором. Поэтому они не сразу поняли, кого Шэнь И подразумевал под «Его маленьким Высочеством». Хэ Жунхуэй и генерал Цай переглянулись. Гу Юнь прочитал по губам слова Шэнь И и удивленно спросил:

– Чан Гэн?..

Шэнь И кивнул с таким видом, будто горько оплакивал родителей.

Гу Юнь резко изменился в лице – если бы он не обессилел от усталости, то точно вскочил бы на ноги... Гу Юнь почувствовал, как язык заплетается, словно у неверного мужа, застуканного женой в публичном доме в объятиях любовницы:

– Под кроватью есть, где спрятаться? Старина Хэ, не мешайся, отойди, кхе-кхе...

Незажившая рана на горле дала о себе знать: Гу Юнь зашёлся в приступе кашля. Не успел он перевести дыхание, как лёгкий порыв ветра коснулся бледной руки этого полуслепого и глухого человека. При помощи нового монокля Гу Юнь слабо различил маячивший в проходе высокий силуэт.

Гу Юнь замер.

Всё кончено.

В шатре надолго установилась мёртвая тишина. Если Гу Юнь перепугался, то остальных поразило, что новый император, о котором они буквально только что прочитали в письме, заявился сюда.

Шэнь И нарушил тишину:

– ...Не вини меня за медлительность.

Хэ Жунхуэй уже встречался с Янь-ваном, когда тот сопровождал конвой с довольствием для армии на северо-западе, поэтому первым пришел в себя и произнес:

– Ваше Величество?

Это помогло остальным выйти из ступора и уважительно поприветствовать государя. Чан Гэн не сводил с Гу Юня глаз. Он рассеянно махнул рукой и явно с большим трудом сохранял невозмутимый вид.

– Когда мы последний раз встречались с вами, господа, то обращались друг к другу как братья. Незачем церемониться.

Шэнь И озадачило его поведение. Он заметил, как Чан Гэн подошел ближе, вежливо ему кивнул, а затем прошел мимо – прямо к кровати, где лежал Гу Юнь. Все это время он не сводил с него глаз, пока они не заслезились, словно в них воткнули иглы.

Тело Гу Юня сковывал стальной корсет, а бинты под одеждой были пропитаны кровью. Если, где и видна была нежная кожа, то разве что на ключицах и запястьях. В губах его не было ни кровинки. Специальный монокль состоял из нескольких толстых линз и закрывал половину лица. Второй его глаз был расфокусирован, словно по-прежнему мог видеть что-то неведомое.

У всех на виду Чан Гэн неспешно присел у постели Гу Юня, поправил покрывало, мельком взглянул на открытое письмо, а затем приказал командующему северным гарнизоном, который вошел за ним следом:

– Возьмите Жетон Чёрного Тигра и объявите всем батальонам морских драконов, тяжёлой и лёгкой брони, Орлам и кавалеристам, вне зависимости от занимаемого звания, что пока мы [1] здесь, господа, вы будете неуязвимы и не будете знать поражений в бою.

Поначалу повисла тишина, а затем кто-то трижды воскликнул «Да здравствует император!» и все остальные подхватили.

Этот лозунг скоро разнесся за пределы маршальского шатра, точно на крыльях, и вскоре его скандировал весь лагерь. Впервые за сотни лет две части Жетона Чёрного Тигра появились в одном месте, точно к развевающемся на ветру воинскому знамени добавили волшебную иглу, повелевающую морем, и теперь войскам Великой Лян не страшен был артиллерийский огонь. Так несмотря на то, что официальная коронация ещё не состоялась, нового императора признали командующие всех четырёх границ страны.

Когда вражеские пушки вновь дали залп по оборонительному рубежу, Гу Юнь не стал больше медлить. Генералы стремительно ринулись в бой, выполняя свой долг. Они получили указания и ушли один за другим. Даже гонец покинул ненадолго шатёр. Наконец Гу Юнь и Чан Гэн остались наедине.

Теперь, без посторонних, Гу Юнь просто не знал, что ему сказать. Чан Гэну вдруг показалось, что у него вынули позвоночник: его тело задрожало, и он едва не рухнул без сознания. Его грудь сдавило, словно от невыносимой боли, а дыхание сперло. Он рукой схватился за сердце, с силой сжал зубы, а спина его так напряглась, что, казалось, вот-вот сломается.

Гу Юнь перепугался. Он протянул руку и осторожно погладил его по спине:

– Чан Гэн, что стряслось?

Тот сбросил его руку и тут же в панике за неё схватился. Он отчаянно сжимал ладонь Гу Юня, словно это была спасительная соломинка, и судорожно глотал воздух, будучи не в силах издать ни звука. На его висках вздулись вены.

Много лет «воспитывавший» его Гу Юнь не подозревал, что у Чан Гэна могут быть одышка или проблемы с сердцем. Он сразу же закричал:

– Лекаря сюда, срочно!

Караульный, стоявший на посту, заглянул в шатер.

Чан Гэн сумел выдавить:

– Пошел вон! Никому сюда не заходить!

Караульный не понял, что происходит, но не посмел ослушаться приказа императора и мгновенно исчез.

Гу Юнь растерянно посмотрел на Чан Гэна. Зрачки в налитых кровью глазах Чан Гэна почти разделились надвое, но вдруг они снова стали прежними, словно пронзённые тонкой иглой. Он медленно повернулся к Гу Юню. Великий маршал приготовился выслушивать его упрёки.

Но вместо этого после долгого молчания Чан Гэн протянул:

– Если бы я чуть-чуть опоздал, то мы бы больше никогда не увиделись?

Гу Юнь промолчал.

– Пока в столице люди приветствовали и чествовали меня, я желал лишь твоего благополучного возвращения домой. Мне хотелось показать тебе железную дорогу, строительство которой скоро закончат. Хотелось о стольком с тобой переговорить, вернуть и пришить обратно тот лоскуток. И что дальше? – мягко спросил Чан Гэн, всё крепче сжимая его руку. Он опустил взгляд на его бледную кисть. – Могу ли я еще надеяться, что дождусь нашей встречи?

Гу Юнь не знал, что на это сказать, его словно пронзили стальные иглы.

– Ненавижу тебя, – сказал Чан Гэн. – Смертельно тебя ненавижу, Гу Цзыси.

Он подавлял эту мысль в своем сердце с тех пор, как Гу Юнь бросил его в поместье Аньдинхоу и тайком сбежал на северо-запад. После этих слов его обычно мучили приступы Кости Нечистоты.

Теперь же после продолжительного и болезненного лечения ему удалось практически полностью избавиться от Кости Нечистоты. Поскольку ему не нужно было подавлять свои чувства, он мог открыть свое сердце.

Внезапно Чан Гэн сдался, впервые сойдя с выбранного еще в детстве пути «скорее проливать кровь, чем лить слезы» [2].

В маршальском шатре император, что ещё недавно хвалился генералам, что будет сражаться с ними наравне, горько рыдал.

Примечание:

1) Чан Гэн впервые говорит о себе, как императоре, используя традиционное обращение "мы".

2) Отсылка к моменту в 26 главе, где Чан Гэн решает не плакать, а пустить себе кровь