Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 112 страниц)

Глава 6 «Проклятый»

***

Никто не будет любить тебя.

Никто не будет с тобой искренен...

***

Сю Нян улыбнулась и одернула руку и стерла с губ купленную Шэнь Шилю помаду. Ее бледное и благородное лицо стало красивее, чем раньше, как будто почти мертвый цветок впитал в себя упавшие на его лепестки капли крови и ожил.

– Я знала, что ты задашь этот вопрос. Сегодня у нас появилась возможность поговорить. Поэтому давай поясню: ты действительно не мой родной сын, – сказала Сю Нян. – Тебе стало от этого легче?

Глаз Чан Гэна снова нервно дернулся. Он был еще совсем молод и не научился скрывать свои эмоции. В этом мире, независимо от того, насколько у тебя хороший друг или учитель – никто никогда не сможет заменить мать. Даже отец не смог бы заменить ее. Чан Гэн действительно тосковал по матери, пусть это и случалось в редкие моменты его жизни. Но теперь, когда он знал правду, когда все его сознание категорически отказывалось принять судьбу, он просто не мог признаться себе, что Сю Нян – не его родная мать. Осознание всего этого было слишком болезненным. У него не хватало сил даже пожалеть самого себя.

Чан Гэн задавался одним и тем же вопросом несчетное количество раз – был ли он родным сыном Сю Нян? И тут он вдруг узнал ответ. В его сердце образовалась пустота. Он сам не мог понять, что это за новое чувство, но и ничего другого он больше не чувствовал.

Предчувствие неотвратимой беды постепенно усиливалось в сердце Чан Гэна, и он насторожился.

– Почему вы говорите мне об этом только сейчас?

Сю Нян смотрела на свое отражение в зеркале. Ее лицо было мертвенно-бледным. Возможно это от того, что она наложила слишком много пудры. Она осторожно коснулась пальцами губной помады и медленно растерла ее по впалым щекам.

– Чан Гэн – имя, которое я дала тебе в детстве, – сказала Сю Нян. – Жители Центральных равнин говорят: «Цимин на востоке, Чан Гэн на западе» [1]. Угроза жизням, любитель наблюдать за кровавыми войнами, восставший в сумерках. Пусть в твоих жилах течет самая благородная кровь, но она же – самая грязная кровь в мире. Ты рожден, чтобы стать ужасным монстром, и тебе не дано носить другое имя.

Чан Гэн холодно ответил:

– Разве я – не результат вашего бродяжничества по западным горам и плена у бандитов? Даже по пальцам моих рук нельзя сосчитать, сколько у меня было «отцов»! Я – сын бандита и шлюхи! О какой еще благородной крови вы смеете говорить?!

Сю Нян была ошеломлена реакцией мальчика. Она не шелохнулась. В ее глазах промелькнула болезненная искра, но эта боль быстро утихла, и Сю Нян снова стала спокойной.

Самое раннее воспоминание о прошлом у Чан Гэна было про горное убежище бандитов. Сю Нян всегда запирала Чан Гэна в затхлом, провонявшим старым деревом шкафу. Сквозь трещины прогнившей дверцы шкафа совсем еще юный Чан Гэн видел, как к ней врывались вдрызг пьяные горные бандиты. Эти жестокие, дикие люди либо избивали Сю Нян, либо насиловали прямо на глазах маленького Чан Гэна.

Когда они попали в плен к этим диким горцам, те очень внимательно и строго следили за охраной Сю Нян – чтобы она не сбежала, конечно же. Постепенно они начали замечать, что хрупкая женщина не может постоять за себя, и дали ей больше свободы —даже позволили выходить за стены старого убежища, но только чтобы она прислуживала им, как другие старые слуги, по своей глупости попавшие в плен очень, очень давно.

Тогда Сю Нян и отравила все колодцы и сотни винных горшков. Даже небожители не знали, сколько она потратила яда. В тот день она принесла Чан Гэну небольшую миску с отравленной колодезной водой. И только когда он выпил эту воду, она пожалела о своем поступке, и отчаянно сдавила ему горло, вынуждая выплюнуть отраву.

Положив полумертвого мальчика в бамбуковую корзину, она закрепила ее на спине и взяла в руки стальной нож. Если кто-то смог выжить, то она без труда исправила и это.

Чан Гэн помнил ее длинное залитое кровью платье. Она нашла потайное хранилище главаря бандитов и забрала оттуда масло и цзылюцзинь, только чтобы сжечь это проклятое место дотла и уйти с мальчиком как можно дальше отсюда.

Чан Гэн помнил свои последние десять лет жизни. Сю Нян бесчисленное количество раз пыталась убить его. Она давала ему ядовитое вино, воду. Она нападала на него с ножом. Привязывала к лошади и пускала ее в бег. Он помнил бесчисленные долгие ночи, когда он просыпался от того, что не мог пошевелиться. Ночи, когда Сю Нян пыталась задушить его одеялом.

Но каждый раз она останавливалась в самый последний момент, сохраняя его маленькую хрупкую жизнь.

Оставив вместе с жизнью дикий страх и несбыточные мечты.

Чан Гэн сказал со всем возможным спокойствием, на которое он был способен:

– Вы слишком много напридумывали себе. Я никогда не думал о вас, как о своей матери. Но я всегда чувствовал, что причина, по которой вы так ненавидите меня в том, что я – грязное пятно, оставленное на вашей жизни бандитами.

Лицо Сю Нян становилось все бледнее и бледнее. Она продолжала смотреть на свое отражение в зеркале. После долгой минуты молчания она вздохнула и сказала:

– Дитя, мне так жаль...

Эти слова в одно мгновение стерли всю обиду из души Чан Гэна. Чан Гэн понял, что все обиды, что он таил с самого раннего детства, можно было решить таким коротким предложением.

Четырнадцатилетний мальчик всеми силами старался сдержать жгучие слезы.

– Чего вы хотите добиться этими словами? Это вам совесть нашептала – извиниться передо мной таким образом? Или вы намерены прямо сейчас убить меня?

Сю Нян посмотрела на него с блеском в глазах, будто перед ней была редкая драгоценность:

– Ты знаешь ответ...

– Я только знаю, что с того дня, как мы оказались в городе Яньхуэй, у меня не было ни единой ночи без кошмаров! Даже когда я мог позволить себе дневной сон – все равно просыпался от очередного жуткого сна!

Единственным исключением была последняя ночь. Мысли Чан Гэна на секунду сбились. Он вдруг пожалел о том, что рассердился на Шилю.

– Пусть в моей жизни не было никаких грандиозных достижений, но я никогда не совершал и безнравственных поступков! Откуда же столько призраков, каждую ночь стучащих в мою дверь?! Или я страдаю от странной болезни, которая каждую ночь вызывает кошмары?!

Ярко-красные губы Сю Нян исказились в злой улыбке, а ее взгляд медленно упал на железный браслет на запястье Чан Гэна. В ее глазах появился недобрый огонек, и взгляд стал ядовитым, презрительным и острым как наконечники отравленных стрел.

– Что же тебе еще известно, дитя?..

Чан Гэн тут же натянул рукав на браслет, как будто даже ее взгляд мог сломать его.

– Я также знаю, что тогда, два года назад, за пределами города, волки... Они не сами пришли туда. Их приманили! И я оказался в ловушке! Вы как-то предупредили, что я никогда не смогу сбежать от вас. Это потому, что у вас есть десятки способов прикончить меня, верно?

Он выдержал короткую паузу, затем тихо добавил:

– Только варвар знает, как управлять волками. Когда мы прибыли в Яньхуэй, вы общались с ними. Я полагаю, что вы тоже из варварских племен. Однажды, когда вы заперли меня в шкафу, я увидел человека. Он пришел и сорвал с вас одежду. Я видел символ волка на вашей груди!

Сю Нян тихо засмеялась.

– Варвары... Ты на самом деле зовешь нас варварами...

Ее смех становился все громче и громче, пока, в конце концов, ей перестало хватать воздуха. Она схватилась за грудь и резко закашлялась. Чан Гэн инстинктивно потянулся к ней, чтобы помочь, но тут же остановился. Пальцы судорожно сжались в кулаки от одного осознания – кому он хотел сейчас помочь.

С края алых губ Сю Нян прямо на ее пальцы упало несколько капель крови. Они стекли на ее мягкое желтое платье, раскрываясь на ткани пугающими пурпурно-черными цветами.

От увиденного Чан Гэн остолбенел и сделал короткий шаг вперед:

– Вы...

Сю Нян резко схватила его за руку и изо всех сил попыталась выпрямить спину, изогнутую в конвульсии от боли. Она дрожала, как сухой лист на ветру. Схватив половину нефритового кулона со дна коробки с косметикой, она сунула его в руку Чан Гэна, окропив ладонь мальчика своей пугающей, почти черной кровью.

Лицо Сю Нян было белым как снег. Кровь на губах была ярче губной помады. Она посмотрела на Чан Гэна налитыми кровью глазами:

– Меня зовут не Сю Нян. Это имя женщины Центральных Равнин. Меня зовут Ху Гээр, что означает – цзылюцзинь, протекающий в самом сердце земли...

Каждое слово давалось ей с трудом. С последними словами Сю Нян чуть не задохнулась, со свистом втягивая драгоценный воздух, вызвавший у нее волну мучительного кашля. С очередным приступом из ее рта хлынул поток крови, окрасив одежду Чан Гэна в пугающий, алый цвет.

– Неудачник... Цзылюцзинь...

Женщина издала какой-то странный вскрик, как будто снова захотела засмеяться, но вместо этого из ее горла вырывались болезненные стоны. Ее дыхание постепенно стало более прерывистым.

– Моя старшая сестра – Богиня Долголетия... Даже Король Волков поклонялся ей, ты... – Сю Нян резко ухмыльнулась. – Ты – маленькое чудовище, которое я взрастила собственными руками! – она мрачно рассмеялась. – Никто не будет любить тебя. Никто не будет с тобой искренен...

Она изо всех сил старалась удержать Чан Гэна, крепче сжимая его запястье своими тонкими окровавленными пальцами, впиваясь длинными ногтями в кожу мальчика.

– Это браслет Юнь Паня, часть Черной Брони, созданной специально для этих демонов Черного Железного Лагеря... Кто тебе дал его, а?..

Чан Гэн тут же оттолкнул ее от себя, словно обжегся.

Женщина упала на туалетный столик и вся сжалась от боли. Ее некогда красивые глаза феникса [2] расширились, а после закатились, став пугающе белыми, будто перед Чан Гэном сидела слепая женщина.

– Ты проклят... Я сама навела на тебя это проклятье... Дав тебе имя на китайском диалекте... «Чан Гэн»... Тебе нравится?..

Ее лицо исказила пугающая гримаса. Кровь и белая пена смешались на опухших губах. Ее голос становился все тише, но Чан Гэн все еще мог слышать речь Сю Нян.

– Это проклятье – единственное в своем роде. Никто не сможет узнать о нем... Никто не сможет избавить тебя от него... Однажды ты станешь самым могущественным воином во всем мире... Но ты никогда не сможешь отличить кошмарный сон от реальности... Ты станешь самым жестоким безумцем...

Чан Гэн не шелохнулся. Он чувствовал, что эти непонятные слова давят на него, дробят кости без камня.

Сю Нян продолжала медленно говорить затихающим голосом:

– Кровь Богини течет в моей груди. Я благословлю тебя бесконечной силой долголетия. Ты... До скончания дней в твоем сердце впредь будет только ненависть и недоверие... Жестокость и желание разрушать все на своем пути... Бедствия обрушатся на тебя, куда бы ты ни пошел... И все, кого ты встретишь на своем пути, никогда не встретят... хороший...

Слово «конец» выпорхнуло с ее губ, и тело женщины судорожно сжалось. Сю Нян как будто что-то поедало изнутри. Она медленно повернула голову и посмотрела на маленький ароматный мешочек, висевший возле ее кровати. Внутри него был оберег, хранящий дом в мире и покое. Однажды, возвращаясь домой, Сюй Байху помолился в пригородном храме и приобрел там этот оберег. Вернувшись, он подарил его своей супруге.

Ресницы Сю Нян мягко дрожали, а глаза начали наполняться слезами. Слезами, вымывшими из ее глаз всю злобу. В тот момент она казалась такой нежной, трепетной, доброй. Расширяющийся зрачок был похож на истекающую маслом тлеющую лампу. Изящная женщина с красивым макияжем сделала последний вздох, сохранив на алых губах слова сказанного проклятия, а затем ее жизнь угасла, как потухшая масляная лампа.

«Никто не будет любить тебя. Никто не будет с тобой искренен. Вся твоя жизнь будет наполнена только ненавистью и подозрениями. Как и твое сердце. Ты будешь жесток и хладнокровен. Везде, где ты ходишь, ты будешь приносить за собой только бедствия. И всех, кого ты знал, тебе суждено довести до их смерти».

В бушующем огне летнего вечера Чан Гэн, сжимая окровавленный железный браслет, безучастно смотрел на великолепное тело Сю Нян, лежавшее на туалетном столике.

Почему она убила себя?

За что она так обижена на него?

Почему она до сих пор растила его?

Что это за браслет, принадлежащий Черному Железному Лагерю?

И...

Кто же такой этот Шэнь Шилю?..

Проклятие Сю Нян, похоже, уже вступило в силу.

Доверие ребенка было основано на любви и заботе его родителей. Но Чан Гэн никогда не испытывал подобных чувств.

Даже если он был рожден великодушным и благочестивым – каждый раз, сталкиваясь с сомнениями и подозрением, он становился всего лишь трусливым, раненым псом, убегающим от проблем, поджав хвост.

Даже при всем своем желании ощутить хоть немного семейного тепла, он все равно бы в страхе отталкивал эту возможность.

У Чан Гэна появилось совершенно неожиданное, настойчивое желание – он должен найти Шэнь Шилю. Он должен задать вопрос прямо в лицо своему ифу – кто он такой? Что за значимая фигура он в этой истории? Что он скрывает? Какие преследует цели?

Чан Гэн еще не успел выйти из пропахшей кровью комнаты и застыл в тихом ужасе.

«Верно, – внезапно он подумал. – Из всего того, что рассказывал учитель Шэнь, как Шилю может быть простым, лишенным мотивации, учеником, никогда не сдававшим экзамены?..»

Несмотря на то, что Шэнь Шилю изо дня в день бездельничал, у него были манеры, свойственные благородным семьям. Даже если он поселится в самом скромном жилище – посмотрев на него, о какой нищете может идти речь? Как этот человек может быть обычным бездельником?

Чан Гэн должен был понять все это с самого начала! Закрывая глаза, он неизбежно видел лицо Шилю. Как он смотрел на него, подпирая голову одной рукой. Как присматривал за ним, когда мальчик был сильно болен.

Или это все притворная привязанность?..

Старая служанка, пытавшаяся подслушать их разговор, заметила открывшуюся дверь. Она тут же подлетела к мальчику и улыбнулась:

– Молодой господин, сегодня...

Чан Гэн тяжело посмотрел на нее покрасневшими глазами.

Старая дева испуганно отшатнулась. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Она похлопала себя по груди и спросила:

– Что же произо...

Служанка не успела закончить, увидев тело Сю Нян возле туалетного столика. Старушка застыла на месте, затем отступила на три шага назад и упала на землю. Из ее горла вырвался нечеловеческий визг.

В этот момент по всему городу разнесся пронзительный сигнал тревоги.

Никто не знал, кто включил сигнал из башни. Из свистка длиной в два чи [3] вылетали окрашенные цзылюцзинем клубы дыма и улетали в небо. Этот звук напоминал водную рябь, простирающуюся на тридцать, или даже сорок ли [4], прорываясь через тишину и спокойствие города Яньхуэй.

Спокойствие маленького городка длилось целых четырнадцать лет.

***

С головой погрузившись в работу с железной броней, Шэнь И услышал, как кто-то снаружи открыл большие ворота главного входа в поместье. Он поднял голову и тут же схватил меч, снятый со стальной брони.

– Это я, – прошептал Шэнь Шилю.

Шэнь И понизил голос и тихо спросил:

– Все пошло не так, как мы думали, и варвары решили начать раньше?

Несмотря на то, что Шэнь И говорил очень тихо, «полуглухой» Шилю прекрасно услышал каждое слово.

– На борту есть варварские шпионы. На вернувшемся корабле не было наших людей, – уверенно ответил Шэнь Шилю, без остановки двигаясь в сторону своей комнаты.

Подняв руку с мечом, он разрубил кровать пополам. На первый взгляд под ней ничего не было. Но под деревянными половицами была спрятана темная железная броня.

Руки Шэнь Шилю ловко раскрыли пластину на груди стальной брони, и он достал жетон Черного Железного Лагеря. Кусок холодного металла отбросил на его длинные пальцы синюю тень.

Он быстро обернулся. Узкая спина, обычно расслабленная, теперь выпрямилась и напоминала железное копье. Прорывающийся через открытые двери ночной ветер легко развевал его тонкие одежды, точно даже воздух был напуган желанием убивать, которое исходило от Шилю.

– Цзипин.

«Цзипин» – имя, которое никогда раньше не произносилось перед посторонними. Имя, принадлежавшее Шэнь И. В обычные дни эти братья постоянно ссорились из-за бытовых мелочей. Они действительно были очень близки, как настоящие кровные братья. Но когда Шилю назвал это имя, Шэнь И уверенно отступил на шаг назад и быстро встал на колено:

– Ваш подчиненный здесь!

– Они пришли слишком быстро. Мы воспользуемся этим. Я доверяю тебе защиту Его Высочества – четвертого принца. Для начала – выведи его из города.

– Принял!

Шэнь Шилю быстро схватил накидку, меч и, развернувшись, вышел из дома.

Примечания:

1. Люди называют Цимин – утренней звездой, а Чан Гэн – вечерней звездой. Цимин – как метафора восхода солнца, а Чан Гэн – как метафора заката. Слово Lucifer состоит из латинских корней lux «свет» и fero «несу». Люцифером называли планету Венера, видимую только во время утренней или вечерней зари. Чан Гэн также носит одно из значений своего имени – Венера. Люцифер.

В Древнем Китае люди следили за движением планеты Венера. Вечерняя Венера восходит в сумерках – это несчастливый знак. Несчастливая звезда. Цимин – утренняя Венера. Венера по своему влиянию и значению считалась близкой к Марсу, такой же агрессивной и несчастливой планетой, но имеющей более мощное воздействие, чем Марс. Совпадения звезд с Венерой почти всегда несчастливы, приносят войны, горе народу, плохую погоду, гибель посевов.

2. 凤眼 – fèngyǎn – глаза феникса (миндалевидные глаза с приподнятыми кверху наружными уголками), обр. о красивых глазах

3. 尺– chǐ, chě -I chǐ сущ. /счетное слово – чи, китайский фут (мера длины, равная 1/3 метра)

4. 里– lǐ, li – ли (кит. мера длины, равная 0,5 км)

Глава 7 «Нападение»

***

Чан Гэн впервые видел такие глаза. Они будто были насквозь пропитаны едкой ржавчиной.

***

В тот день за оборону города отвечал умудренный опытом солдат с фамилией Ван. Половину своей жизни он благополучно потратил впустую, решив отбывать службу в городе в провинции. Впрочем, он вел весьма неплохой для себя образ жизни. Во время затишья он любил как следует выпить молодого вина. Стоило ему пригубить несколько чарок, и старик Ван неизбежно начинал хвастаться и рассказывать небылицы, а историй у него было слишком много. Самая излюбленная – о том, как он когда-то служил старому Аньдинхоу и отправился вместе с ним в Северную экспедицию. Конечно же, никто не знал – правда это или ложь. Но и нельзя было отрицать, что подобный вариант невозможен. В конце концов, старый Аньдинхоу был человеком, которому хотелось есть и пить. Ему, конечно же, нужен был слуга, который позаботится об этом.

Но, каким бы он не был беспечным фантазером, старый Ван никогда не смел пить в день возвращения гигантского змея. В день, когда каждый офицер и солдат, вне зависимости от ранга и возраста, должен был занять положенный ему пост. Все боялись осрамиться.

К сожалению, в жизни так принято, что ты получаешь именно то, чего больше всего опасаешься.

Услышав тревожный сигнал, старый Ван поднял глаза к небу и раздраженно зарычал:

– Это что еще такое?! Этот ублюдок опять все проссал и даже на дату не посмотрел?! Это не тот ли, который, нажравшись вина, любит поприставать к твоей жене? Кто посмел отдать сигнал?! Этот старик, что, решил тут представление устроить?!

В конце темной реки был большой бассейн, окруженный железной оградой. Из-за скорого прибытия гигантского змея проход в бассейн был наполовину открыт. Молодой солдат, ответственный за железные ворота, испугался внезапной тревоги. Не понимая, что происходит, ответственный юноша перепроверил рычаг от ворот.

Железные ворота оставались наполовину открыты, как огромная пасть дракона на носовой части корпуса гигантского змея.

На берегу, вокруг бассейна, собравшиеся для выгрузки с корабля цзылюцзиня солдаты и мужчины, в полном недоумении начали озираться по сторонам. Отвечавший за поступление военных товаров чиновник извлек маленький медный тунхоу, направил его в сторону засуетившихся солдат и в полный голос закричал:

– Вы там что – уснули?! Неужели не видите?! Гигантский змей застрял!!!

Но не успел чиновник закончить, как с палубы гигантского змея раздался мощный выстрел. В небо взмыли густые, искрящиеся клубы дыма, и вслед за ними воздух свирепо пронзила стальная, толщиной с руку, стрела. От удивления толпа зашумела. Стрела взмыла в небо и со свистом пронзила сигнальный горн. Мгновением позже на дозорной башне погасли огни, и в округе воцарилась тишина. После чего – БУМ! – и тишину нарушил оглушающий взрыв.

– Стрела байхун!!!

– Что происходит?! Кто выпустил стрелу?! Там на борту с ума все посходили что ли?!

– Бунт!!! Что они задумали?!

«Байхун» – механический гигантский лук. Его также называют «Белая Радуга». Когда тетива лука натянута, его будет более семи чжан. Лук такого размера можно установить только на очень большие корабли с широкой палубой. Как, например, на гигантском змее. Это смертоносное оружие, конечно же, приводилось в действие не только людьми. Под луком было механическое устройство, работающее на цзылюцзиня. Стрела, выпущенная из такого лука, могла пробить городские ворота толщиной в несколько чжан.

Говорят, когда гигантский змей плывет по небу сквозь густые облака, летящие с него стрелы Байхун подобны божественной каре, падающей на землю стальным дождем, мощь которого не выдерживает даже тяжелая броня.

Все произошло слишком быстро. Старый Ван схватил цяньлиянь [1] вытянул шею, как старая черепаха и пробормотал:

– О нет... Быть беде... Скорее! Доложи господину Лу Дуцзюнь и господину Го! Ну, пошел!

Потухшие крылья гигантского змея внезапно вспыхнули снова. Из-за нехватки цзылюцзиня корабль разразился грохочущим ревом, точно судно было огромным голодным зверем, которого посмели разбудить.

Старый Ван в ужасе наблюдал широко раскрытыми глазами за судном, которое начало медленно разворачиваться.

Облаченные в тяжелую броню солдаты выстроились в ряд. Их железное обмундирование блестело в лучах солнца, отражавшегося от поверхности черной реки. Они выглядели настолько устрашающе, что даже на расстоянии можно было почувствовать их мощь и силу.

Их лидер вышел вперед и поднял защитную маску, обнажив страшное, лицо покрытое шрамами.

Старый Ван пораженно выдохнул: «Какое странное лицо у этого человека... Как он попал на борт гигантского змея?»

Человек со страшным лицом остро улыбнулся, затем поднял лицо к небу и взвыл. Его волчий вой был настолько громким, что заглушил рев машин. Стоявшие позади него воины также подняли головы и завыли следом. Их вой напоминал стаю изголодавшихся волков, раскрывших смертоносные пасти с острыми клыками.

В паникующей толпе кто-то крикнул: «Варвары!»

Слово, ставшее дырой в осиновом улье.

На площади небольшого городишки Яньхуэй собрались люди из десятка соседних городов и деревень. Мужчины и женщины. Молодые и старые. Все теперь напоминали стаю до смерти напуганных антилоп. Они толкались, сбивали друг друга с дороги, переступали через упавших, пытались убежать из этого хаоса и суматохи, не обращая ни на кого внимания, думая только о своих жалких жизнях. Даже офицерские лошади непрерывно фырчали и пятились, когда через них проталкивались люди.

Поднявшись на сторожевую башню, старый Ван схватил длинное острое копье и потянулся им к вершине башни – к «золотому ящику». В ящике был цзылюцзинь, который использовался для освещения сторожки. Старик Ван знал, что делает. Если ему повезет, и он сможет правильно поджечь топливо, то верх сторожевой башни взорвется и станет сигнальным огнем в небе.

Солдат, всю свою жизнь любивший рассказывать небылицы, со всей силы ударил ножом в угол «золотого ящика». Цзылюцзинь начал выливаться наружу. Старый Ван, дрожа от страха, неторопливо достал огниво. Когда вой волков пронесся по небу, вспыхнуло несколько искр, и он протянул свои немощные руки к «золотому ящику».

Часть цзылюцзиня успела вытечь через небольшую щель, но в ящике оставалась еще где-то половина. Хватило всего одной искры, чтобы топливо моментально вспыхнуло. Вентилятор, гоняющий тепло и отвечающий за механизм освещения сторожевой башни, моментально остановился. Из ящика вырвались клубы дыма. Все начало пугающе вибрировать и, казалось, что вся башня вот-вот взорвется.

С корабля послышался новый мощный выстрел. Байхун выпустил еще одну стрелу, и она пронзила грудь старого любителя историй, солдата Ван, мгновенно разорвав его крепкое тело на куски. Сторожевая башня взорвалась и рухнула на землю, подняв столб пыли. Обломки рассыпались повсюду, офицеры и простые люди поспешно кинулись во все стороны.

Горевший на вершине башни «золотой ящик» взлетел в воздух, оставляя за собой дымовой хвост пугающего пурпурного цвета. Ящик вспыхнул и разлетелся в воздухе ярким фейерверком, осветив половину города Яньхуэй. Сразу после взрыва главнокомандующий стражей схватился за тунхоу и изо всех сил закричал:

– Враг напал!!! Варвары пришли!!!

Захваченный варварами гигантский змей начал медленно отрываться от воды в воздух. На землю обрушился дождь из стрел байхун, унося десятки жизней. Люди разлетались во все стороны – без конечностей или голов. Городская кавалерия быстро проскакала по мостовой из зеленого камня, которую еще не успели перекрыть. На одной из башен городской стены артиллеристы одновременно подняли головы и навели оружие на гигантское судно, покачивающееся в воздухе. Трюм, возле которого хранился цзылюцзинь, оказался открыт. Десятки солдат северных племен варваров с волчьим воем спрыгивали с борта корабля.

Весь город был охвачен дымом и огнем. Улицы были залиты кровью. Стая волков ни на мгновение не прекращала свой устрашающий вой.

Человек со шрамами спрыгнул с гигантского змея с высоты более десяти метров. Из-под его железной брони вырывались густые клубы пара. Он приземлился на лошадь прямо за ее всадником. Лошадь не смогла выдержать вес тяжелой брони, и под тяжестью варвара ее передние ноги тут же сломались. Солдат даже не успел среагировать, а варвар уже сжал его шею ладонями, поднял голову и впился в шею солдата острыми зубами. Кровь потекла, подобно маслу из размозженной оливы, и жизнь солдата прервалась. Предводитель варваров громко рассмеялся и с наслаждением проглотил попавшую в его рот плоть молодого офицера.

Стоило варвару свистнуть, как за его спиной тут же появилось пятеро облаченных в тяжелую броню варваров. Сойдя с мертвой лошади и наступив на окровавленный труп офицера, он в сопровождении своих людей направился прямо к дому Сюй Байху.

Военная броня разделялась на два типа: «легкая» и «тяжелая».. По сравнению с тяжелой броней у легкой была лишь малая часть ее преимуществ. Легкой броней, например, пользовалась кавалерия. Воину в легкой броне приходилось полагаться на собственные силы, интуицию и надеяться на удачу. Единственным преимуществом такой брони являлся незначительный вес.

Тяжелая броня обладала совершенно другими качествами. Ее «размер» равнялся росту двух взрослых мужчин. На ее спине был «золотой ящик», в котором содержался цзылюцзинь – он протекал через все суставы, изгибы и конечности тяжелой брони. Ноги владельца такого обмундирования могли без устали преодолевать тысячи ли, а силы в руках было столько, что он спокойно мог бы размахивать сто футовым мечом одной рукой. На талии крепилась взрывчатка. Один солдат в тяжелой броне с легкостью смог бы уничтожить целую армию.

Если в армии была тяжелая броня, войну можно было провести без участия кавалерии, пехоты и флота... Но, к сожалению для многих, такая роскошь была не всем по карману. Тяжелая броня была очень дорогостоящим удовольствием. За несколько часов броня сжигала один ящик цзылюцзиня. Один такой ящик мог поддерживать свет на сторожевой башне в течении двух лет.

Цзылюцзинь был кровью, текущей в жилах нации. За пару золотых на черном рынке не каждый может себе позволить даже партию цзылюцзиня, разбавленного семью или восемью частями примесей.

Даже великая и могущественная нация могла полностью вооружить тяжелой броней только солдат пограничных войск – Черный Железный Лагерь Аньдинхоу Гу Юня.

Возникал вопрос – откуда же у диких варваров столько тяжелой брони?

Только мертвые солдаты знают ответ.

Старая служанка поспешила покинуть поместье Сюй, но не успела даже выйти за порог, как ее тут же поймали варвары и размозжили об стену.

Предводитель варваров ворвался во внутренние комнаты и закричал:

– Ху Гээр! Ху Гээр!!!

Варвары не знали, что «Ху Гээр» – Сю Нян – уже ничего не сможет им ответить.

Предводитель варваров со всей силы выбил резную дверь, ведущую в комнату Сю Нян. Дверь с грохотом разлетелась на несколько частей и рухнула на пол. Непобедимый варвар остановился прямо перед входом в комнату женщины.

В полутемной комнате витали полупрозрачные облачка дыма. От висевшей над кроватью кисточки вдоль пола растянулись длинные тени. На столике для макияжа все было убрано, а на краю стояла открытая коробочка с губной помадой.

Возле кровати, повернувшись к ней спиной, на коленях сидел мальчик. За ним, прикрытое одеялом, лежало тело Сю Нян. Этим мальчиком был Чан Гэн. Услышав треск выбиваемой двери, он инстинктивно оглянулся. Чан Гэн видел, как дикие варвары бесцеремонно ворвались в его дом средь бела дня, но на его сердце не было ни малейших признаков страха. Только теперь он, внезапно сам для себя, понял, почему Сю Нян хотела умереть.

Если эти варвары смогли войти в город, то они несомненно сговорились с Сю Нян. Сюй Байху должен был находиться на гигантском змее, но так как она поддерживала тайную связь с варварами, те наверняка сразу же убили и его. Пусть Сю Нян успешно отомстила за свою страну, но платой за это стало то, что она позволила напрасно погибнуть человеку, который относился к ней с искренней добротой.

Равнодушно посмотрев на появившегося на пороге варвара, Чан Гэн развернулся и медленно поклонился лежавшей на кровати женщине, пока его лоб не коснулся пола. Поблагодарив ее за то, что за все эти годы она не убила его, он окончательно разорвал с умершей все связывающие их нити. Встав с пола, Чан Гэн обернулся к стоявшему у двери предводителю варваров.

Варвар был похож на мощную гору. Чан Гэн же был всего лишь ребенком из плоти и крови. Он казался муравьем, решившим встряхнуть большое дерево [2].

Возможно, мальчик должен был испугаться этого ужасного человека в тяжелой броне, но этого не произошло. Чан Гэн не был самоуверенным мальчишкой, решившим, что сможет противостоять предводителю варваров. Он понимал, что и убежать от мужчины не получится. Почему же Чан Гэн не испытывал чувство страха?

Может, все его страхи появились в тот день, когда он узнал, что в мире есть еще один очень важный человек? Значимый для него человек, носивший имя Шэнь Шилю.