Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 90 (всего у книги 112 страниц)

Глава 112 «Нет времени»

____

«У меня мало времени», – подумал Чан Гэн.

____

Чан Гэн говорил тихо и невнятно. Гу Юнь не смог разобрать ни слова, даже прижавшись ухом к его губам. Озадаченный, он наклонился к Чан Гэну и переспросил:

– Что ты сказал?

Глаза Чан Гэна блестели, когда он посмотрел на Гу Юня в монокле. Несмотря на сильную усталость, кровь Чан Гэна вскипела, а во рту мгновенно пересохло. Ему захотелось сжать Гу Юня в объятиях и зацеловать, наплевав на то, что они не одни. На лице Ляо Жаня большими буквами было написано «всё пусто, всё суета». Чан Гэн внезапно рассмеялся и понял, что перешёл рамки приличий. Он еще раз обдумал своё поведение и отпустил талию Гу Юня. Вместо этого он взял его за руку и постепенно успокоился, слушая его слабый размеренный пульс.

– Ничего... Я видел, как гонец отбыл на север. Ты послал доклад в столицу?

– Да, – кивнул Гу Юнь. – Мне бы хотелось, чтобы императорский двор первым отправил послов к иностранцам. Мы всегда избегали проявлять инициативу. Настало время продемонстрировать уверенность.

– Планируешь начать мирные переговоры? – спросил Чан Гэн.

– Нет, – тихо произнес Гу Юнь. – Разве можно позволить врагу сладко спать на краю нашей постели? Кроме того, кровавая месть ещё не свершилась. Меня тошнит от одной мысли, что эти звери захватили плодородные земли Цзяннани.

– Думаешь потянуть время, чтобы медленно их уничтожить? – сразу предположил Чан Гэн.

С одной стороны, они заявят о желании начать мирные переговоры, что обнадежит измотанного противника, который рассчитывал на счастливый случай, и, возможно, приведет к раздору в его рядах. С другой же, будут выдвигать невыполнимые требования, провоцировать небольшие пограничные стычки и постепенно вытеснят врага с занимаемой территории. Таким образом они смогут поднатаскать своих солдат и, когда придет время, северный фронт будет в полной боевой готовности, а недавно основанный флот в Цзянбэе получит достаточно опыта, чтобы все вместе они могли нанести решающий удар на юге.

– М-м-м... – протянул Гу Юнь. Позволив Чан Гэну за руку увести его в маршальский шатер, он с улыбкой утер ему лицо: – Ваше Высочество, у вас грязь на лице.

Чан Гэн мгновенно растаял от проявления нежности, но не потерял бдительность. Ему показалось, что это не предвещает ничего хорошего.

Разумеется, он не ошибся. Они сели рядом. Гу Юнь крепко сжал ладонь Чан Гэна и, продолжая поглаживать его руку, признался:

– Есть кое-что еще.

Чан Гэн приподнял бровь и равнодушно на него посмотрел.

Продолжая сжимать его руку, Гу Юнь накрыл тыльную сторону второй ладонью, а затем наклонился и поцеловал кончик его порезанного пальца.

– Мне нужно потянуть время, чтобы зачистить северную границу.

– Хочешь вернуться обратно на северную границу?

Гу Юнь кивнул.

– Когда? – спросил Чан Гэн.

– ...В ближайшее время.

Это означало, что он может уехать в любой момент – все зависит от действий Запада на фронте и ущерба, нанесенного флоту Великой Лян в Цзянбэе. Если Гу Юню покажется, что ситуация на северном берегу стабильна, он уедет этим же вечером. Если поймет, что где-то лучше поменять тактику, а войска переместить, то ночью отдаст распоряжения, а рано утром отправится в путь.

– Что ты планируешь делать? – спросил Чан Гэн. – Будешь постоянно разрываться между двумя концами страны?

Гу Юнь молча посмотрел на него с виноватым видом. Похоже, он и сам прекрасно все понимал.

Вдруг его накрыло чувством вины из-за того, что он подвел Чан Гэна. Когда они ехали в Западный край Гу Юнь поклялся Чэнь Цинсюй, что даже если Чан Гэн вдруг лишится рассудка, он будет до последнего дня о нем заботиться. Но в последнее время он все чаще стал беспокоиться о том, что у него не хватит сил сдержать свое обещание. Гу Юнь не страшился ни болезней, ни старости, ни смерти. Траурный зал, где лежало тело генерала Чжуна, находился совсем неподалеку. До Гу Юня запоздало дошло, что все его учителя – и неважно, были ли они к нему добры или жестоки – теперь мертвы. И прославленных героев не минует эта участь. Гу Юнь не просто зря переживал, а понимал, что никто не вечен. Наступит день, когда он не сможет больше защищать маленького безумца. Кроме того, порой ему казалось, что вместо того, чтобы заботиться о Чан Гэне, он только добавлял ему новых поводов для переживаний.

Молчаливое извинение Гу Юня привело Чан Гэна в растерянность. Поначалу он не знал, что и думать. Впервые за долгое время ему показалось, что в сердце образовалась дыра и кровь фонтаном хлынула наружу.

У него было тяжело на душе, но приходилось изображать счастливую улыбку.

– Ладно, – легкомысленно бросил Чан Гэн. – Не переживай. Ты нашел мои чертежи в своих личных вещах? Уже скоро... Кто знает, может, даже после того, как ты разберешься с варварами, закончится строительство железной дороги для паровозов. Ты в это веришь?

Чан Гэн заставит весь мир склониться перед Великой Лян. Быть может, три батальона Черного Железного Лагеря к тому времени будут заняты только патрулированием Великого шелкового пути или отправятся возделывать залежные земли вдоль пограничных территорий. Тогда у верховного главнокомандующего появится много свободного времени – можно распивать виноградное вино на границе или вернуться в столицу и переругиваться с птицей. Больше никаких срочных поездок или переутомления.

– Всего одно небольшое сражение и ты выбился из сил? – вырвалось у Гу Юня. – Лучше придумай, как вернуть свой пост в Военном совете.

Чан Гэн склонился к нему и спросил:

– Если мне удастся это сделать, как ты меня вознаградишь?

– А что ты хочешь? – Гу Юнь решил проявить великодушие.

Обдумав его предложение, Чан Гэн наклонился и тихо что-то прошептал Гу Юню на ухо.

Неведомо, что за бесстыдное желание изъявил Его Высочество Янь-ван, раз даже полуглухой Гу Юнь возмутился.

– Да иди ты! – ругнулся со смешком.

Это было первое, что услышал господин Яо, когда пришел доложить об обстановке в гарнизоне после окончания сражения. Яо Чжэнь растерялся и переспросил:

– Куда великий маршал меня посылает?

Чан Гэн беззаботно скрестил руки за спиной, лицо его оставалось совершенно непроницаемым. После чего он выпрямился и замер – само воплощение благородства и сдержанности.

Но когда Гу Юнь заговорил с Яо Чжэнем, в поведении Чан Гэна произошла резкая перемена: любезная улыбка померкла, а лицо помрачнело.

«У меня мало времени», – подумал Чан Гэн.

В итоге Гу Юнь задержался еще на день: составил компанию Чан Гэну, когда тот отправился зажечь благовония в память о генерале Чжун Чане, и съел миску горячей каши, приготовленной Чан Гэном в маршальском шатре. Он привычно поворчал из-за того, что в кашу добавили овощи, заявив, что не желает превратиться в овцу. Правда, ворчание это проигнорировали. Если бы он был овцой, то съел бы все, не жуя.

На следующий день ранним утром Гу Юнь спешно отправился на северную границу.

Когда он прибыл на место, то обрадовался, узнав, что Шэнь И сумел выстоять против варваров и защитить северную границу.

Безумие Цзялая Инхо лишь приближало закат восемнадцати племени. Как и предсказывал Гу Юнь, после четырех-пяти дней ожесточенных сражений наступление варваров сильно замедлилось. Молодой и многообещающий генерал Цай до последнего преследовал разгромленного противника, и ему удалось сравнять с землей одну из его ключевых позиций. Внутри было пусто: они нашли лишь жалкие остатки догорающего цзылюцзиня.

Размахивая руками и ногами и брызжа слюной, Цао Чунхуа заявил:

– Раз Цзялай атаковал нас, то ему удалось вырезать или арестовать мятежников. Но для ведения боевых действий нужны люди. Он не стал бы убивать всех своих солдат. Скорее всего, наказали только зачинщиков мятежа в назидание остальным. Но кто знает, вдруг восстание вспыхнет вновь.

– Тогда нужна лишь удобная возможность, – сказал Шэнь И.

– Верно, – согласился с ним Цао Чунхуа, – генерал Цай как-то делился со мной, что до начала войны некоторые варвары обменивали цзылюцзинь на припасы. Он обратил на это внимание и тайно отслеживал подобные торговые операции, тщательно все записывал и даже составил портреты тех, кто часто промышлял контрабандой среди варваров. Я недавно проглядел их и встретил там знакомое лицо.

Цао Чунхуа достал из рукава простенький, свернутый в свиток рисунок, развернул его на небольшом столе и показал пальцем на изображенного там человека:

– Этот человек служит Цзялаю Инхо, в том числе присматривает за лошадьми. Я лично с ним знаком. Этот темник [1] часто злоупотреблял властью, прикрываясь именем Лан-вана... Народ восемнадцати племен устал от многолетних войн, не думаю, что вожди восемнадцати племен – единственные, кто недоволен политикой Цзялая Инхо. Мне кажется, этим можно воспользоваться.

– Насколько ты уверен в этом? – спросил у него Гу Юнь.

Цао Чунхуа кокетливо на него посмотрел и поцокал языком:

– Все зависит от того, насколько щедро великий маршал меня вознаградит.

Про себя Гу Юнь подумал: «Если бы его в детстве отдали мне на воспитание, я давно бы выбил из него эту дурь».

В итоге, он решил, что чего глаза не видят, того душа не ведает. Он лишь отмахнулся, чтобы этот обольститель Цао Чунхуа убрался восвояси.

Не успел Шэнь И спросить, в чем заключается его план, как солдаты доложили о прибытии Чэнь Цинсюй.

Теперь Гу Юнь пораженно щелкнул языком, когда заметил, как лениво развалившийся Шэнь И тут же оправил полы одежды, чинно уселся и напрягся, как при встрече с могучим противником. Во время императорской аудиенции Шэнь И и то делал лицо попроще.

Чэнь Цинсюй пришла сообщить о том, что планирует вместе с Цао Чунхуа отправиться в логово Цзялая Инхо, чтобы вызнать секрет варварского шаманства.

Шэнь И пришел в ужас и незаметно подмигнул Гу Юню. Тот посмотрел сначала на небо, затем под ноги и сделал вид, что ничего не заметил. Несмотря на давнее знакомство, он совсем не разбирался в характере членов семьи Чэнь. Барышня Чэнь не спрашивала его мнения или совета, а известила их о своем намерении лишь из вежливости.

Поняв, что на Гу Юня в такой ответственный момент рассчитывать нельзя, Шэнь И сумел совладать с заплетающимся от волнения языком и заявил:

– Такие искусные лекари как барышня Чэнь бесценны. Вам не следовало ехать на линию фронта, не говоря о том, чтобы в одиночку проникнуть во вражеское логово... Это ведь не какой-то пустяк, вдруг с вами что-то случится... Великий маршал согласен со мной?

Гу Юню ничего не оставалось, кроме как поддакивать:

– Цзипин прав.

– Я планирую отправиться на север, чтобы пробраться в палатку Цзялая Инхо и узнать их тайные шаманские ритуалы, – ответила Чэнь Цинсюй. – Может быть, я заодно могла вам с чем-нибудь помочь? Я прекрасно осознаю предел моих возможностей. Благодарю генералов за беспокойство.

Гу Юнь вздохнул.

– Прошу прощения за причиненное беспокойство.

И тут Чэнь Цинсюй вспомнила про написанное в довольно жестком тоне письмо Чан Гэна, оставшееся лежать у нее на столе, и побледнела.

– Великому маршалу не следует переживать. Достаточно будет при случае упомянуть перед Его Высочеством Янь-ваном о моих сложностях.

Шэнь И опешил.

Еще недавно казалось, что Гу Юнь внял голосу разума, каким образом это превратилось в «прошу прощения за причиненное беспокойство»?

Этот бесстыдник Гу Юнь никогда не умел до конца стоять на своем!

Шэнь И напряг мозги, пытаясь придумать причину, по которой Чэнь Цинсюй не следует ехать... Опасности, что подстерегают ее в тылу врага? Но барышня Чэнь так умело и решительно проникла в тюрьму прямо перед носом стражников из северного гарнизона, что этот аргумент никуда не годился.

Тогда... как насчет необходимости ухаживать за ранеными? Желание остаться и помочь раненым было продиктовано жалостью. Если Чэнь Цинсюй решила уехать, ее никак не переубедить. Кроме того, в гарнизоне имелись собственные лекари, а уход за ранеными в основном сводился сейчас к перевязкам ампутированных конечностей, и подобная простая работа не соответствовала выдающимся умениям лекарки из семьи Чэнь.

Чэнь Цинсюй была неразговорчива. Когда она заметила, что Шэнь И замолчал, то решила, что сказала все, что хотела. Она поклонилась, развернулась, собираясь уйти.

– Барышня Чэнь! – Шэнь И так резво вскочил на ноги, что едва стол не сломал.

Гу Юнь прикрыл лицо ладонью.

Тысячи невысказанных слов сдавили Шэнь И грудь в ожидании подходящего момента. Неожиданно, когда признание буквально вертелось на языке, он не сумел совладать с волнением, и слова комом встали в горле. В итоге ему удалось выдавить лишь одну горькую фразу:

– Барышня Чэнь старается ради Янь-вана?

Гу Юнь оторопел.

Что он там о себе возомнил – что я уже помер или как?

Стоило Шэнь И это ляпнуть, как ему захотелось отвесить себе затрещину. Приличные люди такого не спрашивают.

К счастью, Чэнь Цинсюй не предала особого значения его словам. Она сразу же со всей серьезностью ответила:

– Поскольку Янь-ван владеет деревянным жетоном Линьюань, занимает высокий пост и облечен властью, то долг семьи Чэнь – излечить его от Кости Нечистоты. Более того, шаманские ритуалы восемнадцати племен практически неизвестны на Центральной равнине. Многие их яды не имеют противоядий, а древние методы врачевания и спасения жизней потеряны для нас. Поэтому, пока есть возможность, я должна приложить все силы, чтобы преуспеть в моем начинании. Если удастся передать потомках хотя бы крупицы этих знаний, все будет не зря.

По мере того, как она говорила, у Шэнь И холодело в груди. Он понял, что разница между ним, целыми днями мечтавшим лишь о тихом семейном счастье, и барышней Чэнь, беспокоившейся о судьбах грядущих поколений, столь велика, как расстояние от северной границы до столицы.

А уж разница между его отцом, который только и знал, что развлекаться, и рано ушел в отставку, передав свои убеждения сыну, и семьей Чэнь, на протяжении веков скрывавшей от мира и хранившей деревянный жетон Линьюань, куда больше, чем от Великой Лян до территории Запада.

Даже Черные Орлы не летают так далеко!

Шэнь И смотрел на ее прекрасное лицо и не знал, что еще добавить. Он спокойно достал из внутреннего кармана маленький шарик, служивший сигнальным снарядом [2], и передал его Чэнь Цинсюй:

– Это последняя разработка института Линшу. Его не нужно поджигать, достаточно подбросить в воздух. Когда он достигнет определенной высоты, то сам загорится. Сигнал будет виден с расстояния в сотни ли. Если с вами что-нибудь случится... Я... Вы...

У Гу Юня аж зубы свело от его возвышенной бессвязной болтовни.

Сигнальный снаряд, что Чэнь Цинсюй держала в руках, хранил тепло тела Шэнь И. Временами она бывала особой бесчувственной, но этот подарок тронул ее до глубины души. Когда она посмотрела на Шэнь И, глаза ее блестели.

Этого Шэнь И уже не вынес – от смущения ему хотелось провалиться под землю. Под выдуманным предлогом он попрощался с Гу Юнем и сбежал со скоростью ветра.

Чэнь Цинсюй опешила.

Гу Юнь медленно поднялся на ноги и серьезным тоном обратился к Чэнь Цинсюй:

– Если заметите, что варвары странно себя ведут, не геройствуйте. Сразу пошлите сигнал. Мы тут же отправим кого-нибудь к вам на выручку. Внимательно отнеситесь к собственной безопасности... Когда вернетесь с победой, попросите Шэнь Цзипина спеть вам песню.

Если поначалу Чэнь Цинсюй согласно кивала, то последняя фраза как-то ее смутила:

– Какую песню?

Маршал Гу, этот невероятный бесстыдник, которого и могила не исправит, улыбнулся:

– Песню о лодочнике Юэ [3].

Той ночью Чэнь Цинсюй и Цао Чунхуа перешли северный оборонительный рубеж и незаметно проникли в столицу северных варваров.

«Столица» представляла собой обыкновенное оживленное варварское поселение. За исключением кровожадных воинов, периодически мелькавших то тут, то там, большая часть встреченных ими мирных жителей ходили в лохмотьях.

Бродячий пес у дороги терзал труп умершего от голода ребенка. Стоявшая неподалеку женщина с безжизненным выражением лица нерешительно топталась на месте. Смирившись со своей участью, она пошла прочь походкой живого мертвеца.

Величественные юрты знати строго охранялись воинами-шаманами в тяжелой броне. В небе кружили стервятники. Отовсюду доносилось трупное зловоние и резкий запах крови... К ним примешивалось легкое, едва уловимое благоухание цзылюцзиня.

В центре поселения, под знаменами Лан-вана, мужчина среднего роста с миской с лекарством в руках вошел в юрту правителя. Стражники уважительно поприветствовали его:

– Темник.

В ответ темник что-то промычал, но не удостоил их взглядом, а сразу отправился с лекарством в юрту Лан-вана.

Внутри юрты с ним поздоровался изможденный молодой человек и принял миску с лекарством.

– Я сам.

Темник посмотрел на него и спросил:

– Ваше Высочество, как здоровье Лан-вана?

– Без изменений.

Принц встряхнул головой и вместе они вошли во внутренние покои.

Полог из толстой кошмы [4] разошелся, впуская солнечный свет. Внутри юрты располагалось механическое кресло с золотым коробом, в котором сидел высокий и мощный «скелет». Услышав шум, «скелет» медленно повернул кресло, чтобы увидеть гостей, и открыл глаза.

Взгляд его не помутнел, а оставался ясен. Казалось, что весь дух степей сосредоточился в его яростных жестоких глазах.

Это был никто иной как Цзялай Инхо.

В прошлом году Лан-вана, Цзялая Инхо, сразила тяжелая болезнь. Его хватил удар, и он впал в кому. Очнувшись, он не мог разговаривать и надолго оказался прикован к постели. Некоторые вожди восемнадцати племен решили, что дни его сочтены, и объединились, чтобы устроить переворот. Они бросили в темницу наследного принца, предпочтя привести к власти слабовольного второго принца, а затем попытались задобрить Великую Лян, отправив послов на мирные переговоры.

Никто не ожидал, что Лан-ван, «преданный» собственным командиром личной стражи, еще способен спутать им карты. Сначала он отдал командиру личной стражи тайное поручение присоединиться к посольской делегации, чтобы спровоцировать конфликт на северной границе Великой Лян. Никто не знал, что у него в руках есть еще один козырь – тяжелая броня на целый отряд, подаренная Западом в прошлом году. Пока другие вожди восемнадцати племен воевали с Великой Лян, Лан-ван плел тайные интриги. Ему удалось одним ударом избавиться от мятежников и кровью омыть свои знамена, а также достать сотни тысяч цзиней цзылюцзиня, чтобы обрушить на Великую Лян все свое войско.

Темник опустил голову, не смея поднять на него взгляд. С крайним почтением он внимал беседе Цзялая Инхо и наследного принца. От их внушавшего глубокий ужас правителя разило кровью.

Внезапно Цзялай Инхо швырнул в наследного принца миской с лекарством.

– Ничтожество!

Темник вздрогнул.

– Отец, у нас недостаточно запасов, – осторожно произнес наследный принц. – В этом году больше половины наших детей и стариков умерли от голода. Все усеяно трупами – мы не успеваем их убирать...

– Ничтожество! – взревел Цзялай Инхо. – Если цзылюцзинь кончился, добудьте еще! Если не хватает еды, награбьте на Центральной равнине! А если и этого недостаточно, пусть наша никчемная знать раскошелится!

Говорил он все еще с трудом, а когда повышал голос, речь его становилась неразборчивой. Глаза наследного принца покраснели, когда он сказал:

– Отец, нам не одолеть Черный Железный Лагерь на Центральной равнине. Знатным родам больше нечего жертвовать. Они...

Цзялай Инхо снова не дал ему договорить, осыпав ожесточенной бранью. До него дошли слухи о том, что флот Запада сражается против Великой Лян на юге. Однако, всегда существовали способы задержать передачу информации. Поэтому варвары не знали о неожиданной атаке Запада с моря, закончившейся поражением. Цзялай Инхо был твердо уверен в том, что окружить Великую Лян с севера и юга – это лишь вопрос времени.

Как и в былые времена, Лан-ван жаждал крови. Вот только, похоже, жажда крови свела его с ума.

Глядя на то, как Лан-ван бранит и колотит наследного принца, темник поднял валявшуюся на земле разбитую миску из-под лекарства. После чего он отправился прямиком в свою юрту, где несколько представителей знатных семей и гости из Центральной равнины ждали последних известий.

Примечания:

1) Темник – военачальник, подчиняющийся правителю, у кочевых племен

2) Подобный сигнальный снаряд в виде взрывающегося шарика уже фигурировал в арке про восстание в Восточном море в 1 томе.

3) 越人歌 Песня о лодочнике Юэ.

Короткая песня на неизвестном языке южного Китая. Написана около 528 года до н.э.. транскрипция с использованием китайских иероглифов вместе с китайской версией хранится в Саду историй, составленном Лю Сяном пятью веками позже.

Песня лодочника Юэ, восхваляющая сельскую жизнь, выражающая тайное удовольствие лодочника от знакомства с принцем. Услышав это, принц Цзыси, владыка царства Е, обнял лодочника и накрыл своим вышитым покрывалом.

4) Кошма – войлочная ткань из овечьей или верблюжьей шерсти. Кошмы широко применяются в быту у народов, занимающихся скотоводством.