Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 112 страниц)

Если бы он, маршал Гу, и Черный Железный Лагерь оказались такими же сентиментальными, как его дальний родственник, то на кого тогда оставалось рассчитывать невинным гражданам столь великой нации?

Или мы собираемся направлять умы ученых из императорского двора, чтобы "покорять людей красноречием"?

По правде говоря, Гу Юнь не просто жаждал войны, он хотел дать врагам Империи бой, чтобы они запомнили его раз и навсегда. Желая стереть с лица земли весь Западный регион, полностью разгромив их войско, он рассчитывал до смерти напугать тех, кто когда-либо осмелился бы помышлять о территориях Центральных равнин, принадлежащих другой нации.

Когда восстание на западе было подавлено, Гу Юнь обратился к Императору с этой просьбой. Вероятно, Император подумал, что маршал сошел с ума, и решительно отклонил его прошение. Более того, он не просто отказал Гу Юню, он еще отправил его к Северной границе с замысловатым приказом: "Отыскать четвертого принца".

Вот только Император оказался недальновидным и не мог ожидать, что в попытке удерживать Гу Юня на Северной границе, он предоставит ему столь прекрасную возможность захватить в плен принца варваров. Некоторым людям, над головами коих воссияла звезда кровавых битв – на тот случай, если им не повезло стать лояльными генералами, помогавшими расширять территорию, – было суждено вернуться, чтобы стать для собственной страны бедой цвета пролитой крови.

Мягкосердечный дряхлый Император и хладнокровный молодой генерал: один лежал на узкой кровати, второй стоял перед ней на коленях – болезненный укол в последний раз глубоко вонзился в сердце государя, но, в конце концов, ни один из них не смог переубедить другого.

Император Юань Хэ посмотрел в холодные глаза главнокомандующего Черного Железного Лагеря и внезапно почувствовал безмерную печаль. Старый Император подумал: если бы он сам не возжелал императорской власти с той болезненной одержимостью, то оказался бы он сейчас всего-навсего принцем, неторопливо выгуливающим собаку?

Тогда бы он не встретил женщину, судьба которой уже была предрешена. Возможно, он отдал бы свою любовь кому-нибудь другому, и ему не пришлось бы проводить годы своей жизни вдали от любимой.

Этот проклятый трон казался ему пронизанным жалящими шипами роз и сухими костями. Неужели право занять его имели лишь те, кто был полон решимости беспощадно убивать, подобно старому Аньдинхоу?

Император Юань Хэ прошептал: "Цзы... Си... Цзыси... ох..."

Лицо Гу Юня, казалось, вылитое из чугуна, внезапно дрогнуло; веки слегка опустились, прямые напряженные плечи стали немного мягче. Император спросил:

– Ты презираешь меня?..

– Ваш подданный не смеет, – ответил Гу Юнь.

– Тогда ты... будешь помнить обо мне?..

Гу Юнь ничего не сказал.

Престарелый Император уставился на него и продолжил давить:

– Почему ты молчишь?

Гу Юнь помолчал еще несколько секунд. Тень печали не коснулась его лица. Он все же ответил:

– Если Ваше Величество уйдет, у Цзыси больше не останется ни единого члена семьи.

Грудь Императора точно сдавило незримой рукой. Он никогда в жизни не слышал, чтобы этот подлый ублюдок по имени Гу Юнь мог изречь нечто столь благодушное. Одна единственная фраза едва ли разом не стерла накопившееся обиды и бережную привязанность между двумя поколениями, – о чем никогда не говорилось вслух, – растворяя в непрерывном потоке времени хрупкое и одинокое сожаление о необходимости расстаться друг с другом.

В этот момент слуга за дверью Императора осторожно напомнил: "Ваше Величество, пришло время принимать лекарства".

Гу Юнь встрепенулся. Когда он снова поднял глаза, он вновь обратился в столь совершенное и одновременно столь презираемое оружие, сокрытое под человеческой оболочкой.

– Ваше Величество, пожалуйста, позаботьтесь о себе. Ваш подданный должен идти.

Император Юань Хэ внезапно открыл рот и выкрикнул:

– Сяо Шилю!

Гу Юнь замер на пороге.

Превозмогая немощь и боль, Император засунул руку под подушку и достал оттуда цепочку старых браслетов из деревянных бусин.

– Подойди сюда, дай мне руку.

Гу Юнь смотрел на тяжело дышащего старика, трясущимися пальцами натягивающего буддийский браслет на его запястье. Побрякушка с виду не представляла особой ценности. Внутри него лихорадочно вскипели крайне противоречивые чувства.

– Старший двоюродный брат... Присмотрит за тобой, – неразборчиво пролепетал Император Юань Хэ, гладя тыльную сторону ладони Гу.

Сердце Гу Юня на части раздирало тоской, не в силах вынести это. Маршал больше не мог сохранять видимость спокойствия. Ему хватило сил только на то, чтобы быстро попросить прощения.

Три дня спустя Император Юань Хэ скончался.

Чиновники, военные и тысячи мирных жителей простились с минувшей эпохой.

Примечания:

Минь (旻) – «осень», «небо», «дождливое осеннее небо»; «милосердие», «сострадание».

2. Ян (雁) – «дикий гусь из "Яньхуэй"» («возвращающийся гусь»).

Бэй (北) – «север», «северный».

«Ян Бэй» означает «Северный Гусь» («Северная птица»).

Ван (кит. 王; пиньинь: wáng) – титул правителя в Древнем Китае.

Титул не входил в иерархию пяти степеней знатности (гун, хоу, бо, цзы, нань) и стоял над ними. Пожалование титулом Вана было исключительной прерогативой Императора.

3. 乌鸦嘴 – wūyāzuǐ – обр. человек, приносящий плохие новости (букв. клюв вороны), накаркать

4. «Дракон» – тип морского судна, путешествующего по морям.

Глава 18 «Поместье Аньдинхоу»

***

Маршал, неопытный маленький ребенок или тяжелобольной взрослый – все они учат вас, как стать лучше. Возможность встретиться с ними – уже большая удача.

***

После того, как столицу залило неистовыми дождями, холод, прятавшийся под землей, постепенно пробирался наружу, что вызывало чувство давящей грусти, рассеивавшейся морозным инеем вдоль дорог.

Чан Гэн бездумно следовал за толпой незнакомцев, чтобы подарить прощальный поклон усопшему Императору, желая проводить его в последний путь. Во время похоронного шествия верная конница Императора из восьми скакунов везла за собой гроб Девяти Драконов. На каждой из сторон широкой площади были установлены массивные звуковые колонки с паровым приводом, из которых по всей округе разносилась погребальная мелодия. Саму процессию сопровождали офицеры в тяжелой броне, не позволяя особо любопытным зевакам подобраться чересчур близко. Сквозь этот барьер за ритуалом следило огромное число людей – начиная с представителей народов Великой Лян, И, Байюэ, варваров и заканчивая иностранцами с Запада.

Бесчисленное множество пристальных и жадных взоров падало на Чан Гэна, ведь он оказался четвёртым сыном покойного Императора, носившим имя Ли Минь, – личностью, окруженную завесой тайны. Однако никто не осмеливался подойти к нему, чтобы завести разговор – юноша находился под пристальным наблюдением Аньдинхоу. Прикрывая его, Гу Юнь демонстрировал поддержку со своей стороны. За последние несколько дней, не считая наследного принца и господина Вэй-вана, крутившиеся вокруг Чан Гэна по несколько раз на дню, он больше не беседовал ни с кем из посторонних.

Когда вся пыль осела, Чан Гэна привели в поместье Аньдинхоу.

Снаружи поместье предстало воистину гигантским и устрашающим: массивные ворота раскрылись, и две пугающие звериные головы с зелёными мордами и обнажёнными золотыми клыками уставились на мальчишку. Тот замер – из их ртов и носов повалила струя обжигающего белого пара. Одновременно закрутились тридцать шесть шестерней, заведенные механизмом – поднимались тяжелые засовы. По бокам от ворот взору открывались две массивные железные марионетки [1]. Чуть в стороне висело два комплекта чёрной брони. Тусклый свет от паровой лампы падал на железных стражников, от которых веяло холодом смертоносной ауры.

Наверное, так и должно было оставаться, но впечатление от поместья изменилось, стоило юноше пересечь створки главных врат.

Несмотря на то, что внутренний двор был достаточно просторным, растительность в нём казалась немногочисленной. Где-то далеко просматривались кроны редких деревьев. Перед зловещим фасадом поместья Аньдинхоу появилось несколько пожилых слуг, не издавших ни звука. Они остановились лишь для того, чтобы с почтением поприветствовать Гу Юня.

Большую часть бытовой техники и железных марионеток простой народ заправлял обычным углем. Редко кто пользовался Цзылюцзинем для обслуживания этих машин. Его использовали, в основном, для различных масштабных конструкций, таких как дамба или гигантские марионетки, предназначение коих заключалось в ремонте различной сложности. Подобные агрегаты принадлежали местному управлению. Что касалось дорогих безделушек и предметов обихода, то ими могли пользоваться только высокопоставленные офицеры.

Конечно, правила есть правила, но будут их соблюдать или нет – это совсем другая история. Как например, имущество губернатора Го из небольшого городка Яньхуэй на Северной границе не соответствовало обязательным требованиям.

Губернатор использовал больше дозволенных механизмов, питаемых Цзылюцзинем, чем это было положено согласно правилам – не более одного.

Однако касательно Аньдинхоу, чей титул был значительно выше простого губернатора, так его поместье оказалось неожиданно скромным и бедным, если не считать нескольких железных марионеток. Что до остальных устройств, питаемых Цзылюцзинем, то их попросту не было видно.

Возможно, что в этом поместье самыми ценными были личные записи, созданные, пожалуй, самым известным ученым того времени – учителем Линь Мосэнь. Говорят, что господин Мосэнь являлся учителем Аньдинхоу, поэтому смело можно было предположить, что эти очерки достались ему задаром.

Гэ Пансяо и Цао Нянцзы также прибыли в поместье вместе с Чан Гэном. Трое детей из сельской местности, не успевшие посмотреть мир за свою короткую жизнь, непрерывно крутили головами, озираясь по сторонам.

Гэ Пансяо очень тихо позвал:

– Дядя Шилю...

Цао Нянцзы шикнул на него:

– Это Аньдинхоу!

– Хе-хе, господин Аньдинхоу, – произнес Гэ Пансяо. – А ваш дом не так хорош, как у мастера Го.

Гу Юнь не отрицал этого:

– Как я смею соревноваться с господином Го? Он так далеко от столицы и значительно богаче меня. Чтобы сэкономить деньги, по праздникам я посещаю дворец Императора, где могу, не тратясь, наесться до отвала.

Его слова должны были прозвучать в качестве шутки, но Чан Гэн ощутил в них нечто совсем иное.

Не дожидаясь, пока до Гэ Пансяо дойдет смысл слов Аньдинхоу, Цао Нянцзы, понизив голос, спросил:

– Разве в театральных постановках знатные дома не изображают с качелями посреди цветника со множеством прекрасным дам?

Гэ Пансяо ответил так, будто он прекрасно разбирался в подобных вещах:

– Цветочные сады обычно расположены на заднем дворе. А прекрасные дамы не могут так просто показать свои лица без дозволения хозяина дома. Думаешь, что они так и ждут момента, чтобы продемонстрировать тебе себя? Не задавай таких глупых вопросов!

Гу Юнь улыбнулся и сказал:

– В моем доме нет женщин, кроме пожилых домработниц. Также присутствует и парочка слуг. Признаюсь по секрету, кое-кто красивый в этом поместье все-таки есть, и это – я. Поэтому, если хочешь на меня посмотреть – можешь не стесняться.

После того, как он закончил свою вызывающую речь, маршал несколько раз моргнул и широко улыбнулся, обнажая белые зубы.

Цао Нянцзы незамедлительно отвел робкий взгляд. Гэ Пансяо также был ошеломлен – он не ожидал, что Великий Маршал будет таким же бесстыдником, как "Шэнь Шилю".

Гу Юнь сложил руки за спиной; его длинные пальцы перебирали деревянные бусины браслета, подаренного ему Императором. Пройдя через заброшенный внутренний двор, Аньдинхоу рассказал:

– Моя мать давно умерла, а я до сих пор не женат. Холостяк – ни молод, ни стар. Зачем такому, как я, множество прекрасных дам? Их присутствие здесь будет несколько неуместным.

Это прозвучало так, будто он тут самый праведный человек из всех.

Цао Нянцзы не смел поднять на Гу Юня глаза – когда дело доходило до симпатичных мужчин, он никогда не решался на подобное. Он застенчиво задал вопрос:

– Господин... Аньдинхоу... в той пьесе были слова: "Ступив в поместье лишь раз, уйдешь вглубь навсегда..."

Гу Юнь не смог сдержать смех и решил подразнить мальчика:

– Неужели ты расстанешься со своим юным Сяо, чтобы стать моим благоверным супругом? [2]

Маленькое лицо Цао Нянцзы покраснело, как зад обезьяны.

Выражение лица Чан Гэна вмиг изменилось.

– Ифу! – возмутился он.

И только теперь Гу Юнь вспомнил, что он все-таки старший в этом доме. Он с трудом вернул себе достопочтенный вид:

– В моем поместье не так много правил. Если захотите поесть, то на кухне вам помогут найти продукты, из которых приготовят все, что пожелаете. На заднем дворе располагаются библиотека, оружейная и конюшня. Делайте что хотите: можете читать, практиковать боевые искусства или кататься на лошадях – все зависит исключительно от вашего желания.

Шэнь И обычно заезжает сюда в свободное время. Если же он будет занят, я попрошу найти для вас другого учителя. Нет необходимости уведомлять меня, если вы решили пойти поиграть. На улице постарайтесь не нарываться на неприятности... Хм... Дайте подумать, что же еще?..

Поразмыслив немного, Гу Юнь развернулся и продолжил:

– Ах, да, некоторые слуги уже преклонного возраста – они неизбежно медлительны. Пожалуйста, не сердитесь и простите их за это.

Маршал давал самые общие наставления, но сердце Чан Гэна беспричинно сжималось от диковинного тепла в словах маршала – пускай это тепло предназначалось совсем не ему.

Гу Юнь похлопал Чан Гэна по спине:

– Тут немного пустынно, но постарайся думать о моем доме, как о своем собственном.

Еще очень-очень долго после прибытия в поместье Аньдинхоу, у Чан Гэна не было возможности увидеть Гу Юня снова.

Новый Император должен был занять трон, а потому, господина Вэй-вана следовало запугать; также нужно было разобраться с захваченным в плен принцем варваров. Помимо этого, необходимо было расставить все точки над "и" в ситуации, когда варвары посмели вторгнуться на чужие земли без наглядного повода. А это влекло за собой череду непрерывных переговоров, тщательных расследований и тому подобное.

Чан Гэн считал себя прилежным учеником, но каждое утро он не успевал еще толком проснуться, как Гу Юнь уже уходил. Когда Чан Гэн просыпался среди ночи, Гу Юня все еще не было дома.

Сезон удушающей жары подошел к концу, также спешно минула хмурая осень. Начался сезон отопления печей.

К середине ночи каменная тропинка покрылась тонким слоем льда. Воздух наполнился облаками холодного серебристого тумана. С конца улицы донесся цокот копыт. Пара черных скакунов рассекли туманный покров и остановились у заднего входа в поместье Аньдинхоу. Тихо заскрипела повозка, и из трех нагревательных трубок повалил заклубившийся густой пар. Толкнув дверь наружу, первым вышел Шэнь И.

Из его рта шел теплый белый пар – он заговорил с человеком внутри повозки:

– Я думаю, что тебе не следует выходить. Пусть слуги откроют ворота и экипаж заедет во двор. Тут слишком холодно.

Другим человеком был Гу Юнь. Он согласно промычал. На его лице рябью мелькнула тень безмерной усталости, в то же время, боевой дух казался в порядке. Гу Юнь попросил конюха:

– Открой ворота.

Конюх тотчас же подчинился его приказу и, соскочив с повозки, бросился открывать.

Шэнь И спросил:

– Головная боль утихла?

Гу Юнь лениво отозвался, растягивая гласные:

– Ага, я бы запросто прикончил еще нескольких Цзя Лаев.

– Зачем Его Величество вызвал вас во дворец? – осведомился Шэнь И. – Я слышал, что Небесные Волки отправили посла.

– Этот старый калека осмелился просить за своего сынка, не забыв испачкать сопливой просьбой начищенный императорский пол. Обещая, что они увеличат ежегодную дань Цзылюцзиня на десять процентов, он умолял Императора простить его сына. Ведь он еще совсем "молодой и глупый", такой "невежественный". Даже заговорил о том, что готов поменяться местами и стать пленником Великой Лян вместо него.

Гу Юнь переживал явно не лучшее настроение, да и разговоры о всей этой ситуации не доставляли особого удовольствия.

– Вот старый ублюдок, его отпрыск был "молодым и глупым" лет в семь-восемь. Это что получается – за пределами страны нет хорошей почвы, и саженцы так лениво растут?

Шэнь И нахмурился и спросил:

– Ты же не сорвался прямо посреди судебного заседания, не так ли?

– Это с каких-таких пор у меня столь поганый характер? Если бы я просто стоял на месте, как господин чиновник из Министерства Доходов, с ума сходящий от нищеты, я бы сразу же на месте со всем согласился, – огрызнулся Гу Юнь. Вздохнув, он смягчил голос и продолжил:

– Императорский двор полон мудрейших ученых умов, но никто из них до сих пор не понял значение фразы: "выпустить тигра обратно на его гору".

У варваров, напавших на Яньхуэй, было нестандартное обмундирование: их тяжелая броня была снабжена взрывчатым веществом, расположенным на груди. Это было отличительным признаком доспехов, принадлежащих людям с Запада. [3]

Кости жителей центральной равнины были значительно тоньше, чем у жителей запада. Даже солдаты из армии оказались не столь крепкими. Их тяжелая броня также изготавливалась более легкой, отчего солдаты перемещались значительно быстрее. Такие воины отдавали предпочтение скорости и на поле битвы не играли в игру "разбей валун грудью".

Не оставалось никаких сомнений в том, что истинной неприятельской силой, поддерживающей Цзя Лай Ин Хо и скрывавшейся в их тени, был никто иной, как западные иностранцы, давно положившие глаз на территории Великой Лян.

Гу Юнь опустил взгляд на мерцающий снег, тонким слоем покрывший замерзшую почву, и прошептал:

– Родную страну окружают лишь тигры и волки.

Он мечтал о дне, когда сможет сесть на "дракона" и атаковать Западное море, направив судно на границу тамошних стран. Однако, после долгих лет непрекращающихся сражений, он благополучно опустошил казну Великой Лян. Гу Юнь поддержал первого принца, в то же время Вэй-ван также стремился заполучить власть всеми силами, воспользовавшись критическим состоянием бывшего правителя, отчего с каждым днем все более менялось к нему отношение наследника престола. Как долго возведенный на трон молодой Император будет терпеть его выходки, сохраняя видимость взаимного уважения и согласия?

Шэнь И покачал головой:

– Давай больше не будем обсуждать этот вопрос. Как поживает Его Высочество четвертый принц?

– Его Высочество? – Гу Юнь на мгновение поддался замешательству. – А... Очень хорошо.

– И чем он занимается изо дня в день? – поинтересовался Шэнь И.

Гу Юнь на секунду задумался, после неуверенно ответил:

– Играет, вроде как... Вот только дядя Ван сообщил, что он, похоже, очень редко выходит на улицу.

Шэнь И сразу понял, что маршал Гу занялся воспитанием Его Высочества, воспользовавшись теми правилами, что используются для выращивания мелкого рогатого скота. «Корми овцу травой каждый день – о другом можно не переживать». Для Гу Юня это было далеко не в новинку, ведь старый Аньдинхоу и первая принцесса занимались воспитанием единственного ребенка, используя тот же метод.

Шэнь И вздохнул:

– Ты уже успел забыть, как к тебе относился прежний Император?

На лице Гу Юня промелькнули краски смущения – он искренне не понимал, как поладить с приемным сыном.

Чан Гэн был уже личностью достаточно зрелой; он благополучно пропустил тот период жизни, когда взрослые обычно балуют своих детей. Когда мальчик прибыл в Яньхуэй, именно он больше всего заботился о своем нерадивом ифу – никак не наоборот.

Что касалось Гу Юня – тот не мог позволить себе проводить весь день с кучкой детишек, хотя, играя роль старшего, ему оказалось так же трудно заниматься обучением Чан Гэна.

Теперь это стало официальной обязанностью и своеобразным бременем, павшим на плечи Аньдинхоу. К тому же он был еще не в том возрасте, чтобы оказаться отцом, и поэтому его смутные представления о том, как следует себя вести в таком случае, едва ли соответствовали действительности.

Шэнь И спросил:

– И какие у тебя планы касательно Его Высочества?

Гу Юнь как-то сказал, что в будущем он хотел бы передать управление Черным Железным Лагерем Чан Гэну, но тогда, по правде говоря, это была всего лишь шутка. В душе Гу Юнь отлично понимал, что это невозможно.

Кроме того, чтобы добиться действительно значимых успехов в воинском деле, мальчишке пришлось бы преодолеть немало опасностей. Кто как не Гу Юнь мог поведать об этом. И пока он жив, то будет служить своей Родине – Великой Лян. И больше всего он желал, чтобы Чан Гэн не испытал той же горечи, что и он. Гу надеялся, что маленького принца ждет светлое будущее... и он сможет постоять за себя.

Однако, может ли человек, не познавший страданий, рассчитывать на достойное будущее?

Родители со всех уголков мира всеми силами пытались найти ответ на этот вопрос, поэтому Гу Юню как названному отцу оставалось не переживать слишком по этому поводу. У него не было иного выбора, кроме как позволить Чан Гэну повзрослеть самостоятельно.

Кучер открыл ворота в поместье, зажег огни и отошел в сторону, ожидая следующих приказов.

– Я понимаю, что тебя бесполезно просить о том, чтобы ты как следует присматривал за ним, – произнес Шэнь И. – Но ему пришлось пережить немало лишений в этой жизни. Ты – единственный родственник, который у него остался. Ты должен быть с ним более искренним и откровенным. Если не знаешь, что делать – подбодри и напиши для него несколько каллиграфических заметок – этого будет достаточно.

Похоже, что смысл этих слов, наконец, дошел до Гу Юня, и он ответил более терпеливо:

– Хорошо.

Шэнь И выпряг лошадь из повозки, оседлал ее и натянул поводья.

Сделав несколько шагов вперед, он не мог не развернуться и не добавить:

– Маршал! Неопытный маленький ребенок или тяжелобольной взрослый – все они учат вас, как стать лучше. Возможность встретиться с ними – уже большая удача.

Гу Юнь потер лоб, страдая от головной боли:

– Боже мой! Ты, паршивец с длинным языком, умоляю тебя, езжай уже отсюда!

Шэнь И в насмешку ругнулся на него, затем натянул поводья и поскакал вперед.

Примечания:

Железные марионетки приводятся в движение с помощью Цзылюцзиня. Они могут автоматически перемещаться. Внешне они представляют собой подобие тяжелой железной брони, способной самостоятельно двигаться.

2. Цао Нянцзы и Гу Юнь ссылаются на стихотворение Цуй Чжао "To The Maiden Who Has Been Sold" династии Тан. Оригинальные строки можно примерно перевести как: "Ступив в поместье лишь раз, уйдешь вглубь навсегда ее юный Сяо теперь всего лишь чужак...»

Речь идет о доме богача. Дом богача не только хорошо охраняется, но еще он и очень большой. В поместье богатого хоу может быть 10 построек и между ними может быть по 3 моста, и в каждом доме может быть по 3-4 просторные комнаты.

Оригинал еще говорит о том, что там смысл в том, что в такой дом трудно попасть и из него трудно выйти (можно заблудиться).

Это своеобразная метафора о том, что богатые люди неприступны.

Или еще говорится: дом хоу такой же большой как море.

3. В этой новелле "люди с Запада" – это аналогия европейской цивилизации.