Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 112 страниц)

Глава 66 «Смутные времена»

____

К чему спешка. Сейчас при дворе тоска смертная. Давай лучше немного развлечемся, обсуждая твои злоключения.

____

Легко поддаться порыву, а вот разгребать его последствия не так-то просто.

Не осади Запад столицу, Чан Гэн никогда бы не дерзнул совершить столь смелый поступок. До того, как началась война, он не питал даже несбыточных надежд – иначе не сумел бы скрывать свои чувства к Гу Юню на протяжении четырех или пяти лет.

Сколько Чан Гэн себя помнил, Гу Юнь служил ему утешением и, не случись война, вполне возможно, что так и остался бы им до конца жизни. Кроме того, Чан Гэн уже признался, а Гу Юнь мягко объяснил свою позицию. Из чувства собственного достоинства Чан Гэн никогда не посмел бы просить о большем.

То, что он делал для своего ифу, и какой путь он выбирал, было его личным делом.

Разумеется, на ум приходило множество недостойных уловок, но использовать их на Гу Юне – низко.

Оба воспринимали давние чувства Чан Гэна как сокровенную тайну и ждали, что со временем они угаснут. И наступит день, когда сам Чан Гэн посмеется над этой историей, или же легкомысленный Гу Юнь рано или поздно позабудет обо всем.

С самого детства Чан Гэн был крайне сдержанным ребенком. Не помутись разум его тогда, он бы до самой смерти держал себя в руках.

Вот только и желание, особенно несбыточное, способно причинить боль. Жажда денег, власти или же чего-то иного подобна оковам: чем сильнее чувство, тем больше оно на тебя давит. Чан Гэн прекрасно все это понимал, но долгое время не смел даже на мгновение поддаться порыву.

К сожалению, Чан Гэну сейчас поздно было оправдываться.

Одной роковой ошибки у городской стены хватило, чтобы переступить черту, а учитывая отсутствие реакции со стороны Гу Юня...

Чан Гэн не знал сможет ли теперь благополучно забыть о случившемся и жить как прежде, ни на что особо не надеясь. Будет ли Гу Юнь вести себя, как ни в чем не бывало?

Из-за ранения маршал отвратительно себя чувствовал, вдобавок у него голова шла кругом от невозможности найти выход.

Гу Юнь полагал, что гораздо больше виноват в случившемся. При нормальных обстоятельствах Чан Гэну и в голову бы не пришло приставать к своему ифу. Да, Гу Юнь тогда растерялся среди развергнувшегося вокруг ада, но не мог же он теперь смотреть на это дело сквозь пальцы и никак не отреагировать.

Честно говоря, он и сам не знал, о чем думал. Кажется, и времени на раздумья-то и не оставалось. Стоило ему закрыть глаза, и воспоминания о войске противника под стенами города и грохоте орудий вытеснял глубокий и пристальный взгляд Чан Гэна. Он смотрел на Гу Юня так, словно на свете больше ничего не существовало.

Никто, особенно мужчина, не смог бы устоять.

Как у всех, у Гу Юня был один нос и пара глаз, то есть он ничем не отличался от других людей. Ему не чужды были семь чувств и шесть страстей [1].

Невозможно было по-прежнему воспринимать Чан Гэна как близкого родственника, но Гу Юнь много лет растил его как своего сына и ему трудно было так просто изменить своё отношение к нему.

Чан Гэн медленно наклонился и протянул руку, чтобы прикрыть его невидящие глаза и не позволить заметить свое состояние.

Собственное тело совершенно не подчинялось Гу Юню. Он ничего не слышал, не видел, не мог произнести ни звука. Впервые в жизни он ничего не мог противопоставить чужому бесстыдству. Он потрясенно подумал: «Неужели он посмеет надругаться над раненым? Где же тут справедливость?»

Лицо обдало теплым дыханием. Чужой запах так сильно ударил в нос, что невозможно стало его игнорировать.

У Гу Юня не нашлось слов.

А мальчишка-то совсем совесть потерял!

Горло непроизвольно напряглось, но Чан Гэн не стал ничего предпринимать. Долгое время он сохранял неподвижность, затем легонько поцеловал уголок его губ.

Поскольку глаза Гу Юня были закрыты, одного нежного прикосновения хватило, чтобы разыгралось его богатое и сентиментальное воображение. Мальчишка напомнил ему несчастного зверька, который когда-то чудом выжил и теперь прыгает на руки хозяина, ластится и лижет лицо.

Сердце Гу Юня смягчилось. Он не мог прямо спросить Чан Гэна о том, насколько тяжелы потери, но примерно догадывался и горевал об этом. Но главное Чан Гэн выжил и сидел у его постели. Гу Юнь вновь обрел то, что уже считал безвозвратно утраченным. Ненадолго тревога отступила, и ему захотелось просто протянуть руку и обнять Чан Гэна. Вот только, к сожалению, руки пока не слушались.

Гу Юнь одновременно сочувствовал и беспокоился за Чан Гэна. Не мог же он сделать ему выговор... Вот бы вернуться в прошлое, на городскую стену, и отвесить себе затрещину. Смотри, что ты натворил!

– Цзыси, – прошептал ему на ухо Чан Гэн.

Ресницы Гу Юня дрогнули и задели чужую ладонь. В такой ситуации хорошо бы помогло громко плакать и смеяться, обнявшись, пока весь страх и злость не покинут их. Как жаль, что сейчас это было невозможно.

Барышня Чэнь ввела Чан Гэна в состояние лицевого паралича, чтобы пресечь все сильные чувства. При всем желании он не мог выдавить из себя улыбку. Его эмоции были подобны далеко текущему маленькому ручью [2].

Гу Юня тяжело ранили, и он лежал без сил, поэтому несмотря на все приложенные усилия и терзавшие его думы, вскоре снова потерял сознание.

Чан Гэн осторожно завернул его в ватное одеяло. C тревогой он следил за тем, как Гу Юнь спит. Закостеневшие суставы Чан Гэна захрустели. Наконец он медленно поднялся с постели, держась за изголовье, и пошёл к двери, напоминая скорее высохший труп, чем живого человека.

Стоило Чан Гэну выйти, как он наткнулся на барышню Чэнь Цинсюй, которая уже давно дожидалась его снаружи. Она бесцельно прогуливалась туда-сюда у порога. Зеленая трава вокруг была примята.

Чан Гэн сделал вид, что ничего не заметил, и сердечно ее поприветствовал. Из-за того, что его лицо не выражало никаких эмоций, Чан Гэн выглядел особенно серьёзно и оттого искренне:

– Я доставил барышне Чэнь столько неудобств. Не знаю, чтобы бы мы делали, если бы вы побоялись сюда ехать.

Чэнь Цинсюй рассеянно отмахнулась от его слов:

– Это мой долг. Ваше Высочество, погодите немного, я поставлю вам иглы... Вот, вот же...

Эта женщина из семьи Чэнь привыкла без стеснения обсуждать самые шокирующие темы, но сейчас она запиналась и на её обычно строгом, будто у статуи, лице читалось беспокойство.

Никто из посторонних не знал о том, что Чан Гэна беспокоит Кость Нечистоты. Всем остальным Чэнь Цинсюй соврала, что тот еще не оправился от тяжелого ранения. Что касается использования игл для ослабления воздействия яда, то барышня Чэнь никому больше не доверяла эту медицинскую процедуру. Поэтому она была вынуждена слушать всё, что Чан Гэн говорил во сне. Постепенно Чэнь Цинсюй догадалась об истинном скандальном положении дел и стала плохо спать по ночам. Глубокие морщины залегли в уголках её глаз.

Чан Гэн хотел кивнуть, но шея не гнулась – пришлось ограничиться вежливым полупоклоном.

– Не стоит, я сам справлюсь. Мне все равно потом придется идти во дворец, и я не хотел бы обременять барышню Чэнь.

Одна из городских стен рухнула. Хотя городу больше не угрожала вражеская осада, в столице царил хаос. Маршал Гу, как и многие его подчиненные, оказался прикован к постели. Те, кто пострадал меньше, работали не покладая рук.

Чэнь Цинсюй тоже была встревожена, но выслушала Чан Гэна и кивнула, оставив при себе то, что собиралась сказать.

Кто бы мог подумать, что Чан Гэн вдруг предложит:

– Но если вы хотели спросить у меня...

Он осекся и выразительно посмотрел на закрытую дверь, из которой только что вышел. От волнения у Чэнь Цинсюй перехватило дыхание.

Лицо принца было мертвенно бледным, когда он без малейшего стеснения открыл ей душу:

– Да, я питаю к ифу неподобающие чувства.

Чэнь Цинсюй промолчала.

Это признание... Чан Гэн говорил настолько спокойно и искренне, что это зачаровывало.

– И он об этом знает. Поэтому я прошу барышню Чэнь...

Чэнь Цинсюй тут же выпалила:

– Я никому не стану рассказывать!

Чан Гэн сложил в поклоне руки. Его одежды были легкими и невесомыми; когда юноша грациозно, точно святой, прошел мимо Чэнь Цинсюй, и представить было нельзя, что тело его утыкано иглами как у ежа.

Если Гу Юнь когда-либо в своей жизни был искренне благодарен Ли Фэну, то это произошло на следующий день, когда он узнал, что Император приказал Чан Гэну задержаться во дворце.

Он испытал невероятное облегчение и сожалел, что нельзя отправить Императору письмо с просьбой построить для принца небольшой павильон рядом с зимним павильоном и навсегда заточить его там.

Гу Юнь привык получать раны и травмы на поле боя. Раз он пришел в сознание, значит, самая опасная пора уже миновала. Проведя еще один день в постели, он набрался достаточно сил, чтобы разговаривать и принимать посетителей.

Первым его навестил Шэнь И.

Поскольку Чэнь Цинсюй пока не разрешала Гу Юню выпить лекарство, то он мог полагаться только на люлицзин, а общался с генералом Шэнем, преимущественно громко крича и жестикулируя.

Они не виделись большую часть года, и теперь, когда они вновь встретились, вещи остались прежними, а люди – нет [3]. Но Гу Юнь и Шэнь И расстались в хорошем настроении. Теперь же один из них лежал в кровати, замотанный в бинты, и мечтал набрать полную грудь воздуха и выплеснуть гнев. Другой же спустя несколько месяцев примчался стремительно, как всходит по весне старая репа на деревенском огороде где-то на южных окраинах Цзяннани.

Старая репа Шэнь И сетовал:

– А мы думали, что подберем только твое остывшее тело. Кто же знал, что наш Аньдинхоу еще дышит! Маршал, раз ты пережил эту страшную беду, то в будущем тебя обязательно ждет большая удача, а!

От радости Шэнь И заплевал ему все лицо, что разозлило Гу Юня. Он не чувствовал себя особо «удачливым». Зная, что будет сожалеть о своих словах, Гу Юнь все равно вспылил:

– Да как у тебя ума хватило заявить такое? Твою мать, эти проклятые иностранцы высадились в порте Дагу больше месяца назад и дотла сожгли резиденцию Императора в западном пригороде. А ты, никчемный вояка, где все это время шлялся? Даже дерьмо тут успело остыть!

Шэнь И несколько растерялся.

Гу Юнь продолжил:

– Отойди и вообще держись от меня подальше. Ты разучился закрывать рот? Все лицо мне оплевал!

– Я не хотел поднимать эту тему, чтобы не злить тебя, – раздосадованно вздохнул Шэнь И. Он закатал рукава и осторожно присел рядом с Гу Юнем. – До меня так и не добрался гонец из военного министерства, чтобы отменить указ «Цзигу». Возможно, его перехватили сразу после того, как он покинул столицу. Эти многочисленные мелкие государства в Южном приморье напоминают гору козьего помета. Готовы грабить во время пожара [4]. Не знаю, откуда им стали известны планы тайных ходов южных разбойников, но ночью нас внезапно атаковали через туннели. Иностранцы застали меня врасплох и подорвали хранилище топлива.

Без отмены указа «Цзигу» недавно назначенный командующий Шэнь никак не мог мобилизовать гарнизон на южной границе.

– Я был слишком занят. Стоило разобраться с одной проблемой, как тут же возникала новая. К счастью, сяо Гэ тогда приехал ко мне по делу и заодно привез письмо от Его Высочества. Как только я его прочел, то сразу понял, насколько плохи у вас дела, но, к сожалению, не мог находиться в двух местах одновременно.

Шэнь И покачал головой.

– Потом с деревянной птицей прислали Жетон Черного Тигра и указ «Фэнхо», подписанный твоим именем. Но я и не думал тогда, что столица настолько пострадает от осады. Мне удалось разделить имевшихся солдат и цзылюцзинь на складах пополам, чтобы лично возглавить подкрепление.

Дальше он мог ничего больше не говорить, Гу Юнь уже догадался, что главной проблемой был цзылюцзинь.

Пока на северо-западе лютовали тигры и волки, Черный Железный Лагерь и северный пограничный оборонительный гарнизон не решались выступить. Иначе существовал риск, что стоит им допустить ошибку, то будет уже неважно смогут ли они защитить страну или нет – они попросту будут окружены и уничтожены врагом, ведь тогда столицу атакует не только западный флот с юга, но и ланы в железной броне с севера.

С трудностями Шэнь И на юго-западе на самом деле было несложно разобраться, а вот цзылюцзинь стал настоящей проблемой. Гарнизоны на южной границе располагали довольно скудным запасом топлива – едва хватало для патрулей.

– Сначала пришлось отправиться на север к генералу Цай Биню, чтобы умолять его о помощи, – вздохнул Шэнь И. – Кто же знал, что по пути нас ждет столько засад неприятеля. Знаешь, кто задержал гарнизон с центральной равнины?

Гу Юнь помрачнел.

– Повстанческая армия беженцев, – сказал Шэнь И. – Основные силы старины Цая рассредоточены между Черным Железным Лагерем и северным пограничным оборонительным гарнизоном. В резерве на центральной равнине у него осталось совсем немного солдат, и то они вынуждены постоянно обороняться от повстанцев. Да, их противники всего лишь загнанные в угол простолюдины, но бедняга оказался в поистине тяжелом положении. Он не мог не убить их, ни проигнорировать. Старина Цай настолько распереживался, что наполовину поседел.

Гу Юнь откинулся на изголовье кровати и спросил:

– Откуда там такой беспредел?

– На территориях от центральной равнины до юга провинции Сычуань часто возникают проблемы с безработными беженцами, но в последние годы ситуация сильно ухудшилась, – заметил Шэнь И. – Кто-то явно воспользовался ей и подговорил беженцев объединиться в отряды. Видя, что дела в стране настолько плохи, что враг может за ночь вырезать половину Черного Железного Лагеря, повстанцы заметно осмелели... Честно говоря, Цзыси, с годами я начал думать, что слухи о славе и мощи Черного Железного Лагеря наносят больше вреда, чем пользы. Одно дело, что нас боятся. Совсем другое, что о нас в народе ходит множество баек. И за последние годы нечистые на руку люди не раз использовали их в своих целях. Стоило Черному Железному Лагерю немного пошатнуться, даже совсем чуть-чуть, как вся наша армия и жители страны потеряли самообладание.

Они помолчали, потом Гу Юнь сказал:

– Не напоминай мне об этих идиотах. Как сейчас обстановка в столице? Сколько наших братьев из северного гарнизона выжило?

Шэнь И изменился в лице и явно медлил с ответом.

Когда Гу Юнь это заметил, у него опустилось сердце:

– А где старина Тань?

Шэнь И положил руку на грудь, чтобы отвязать взятый с собой гэфэнжэнь, и тихо положил его на подушку.

Гу Юнь замер, пораженный. Он случайно потревожил рану и сжал зубы, покачнувшись от боли.

Шэнь И потянулся, чтобы помочь ему.

– Нет, Цзыси... Цзыси!

Гу Юнь махнул рукой и хрипло спросил у него:

– Куда отступила армия Запада?

Шэнь И внимательно на него посмотрел.

– Потопив наш флот в Южном море, они рассредоточили войска на два фланга. Первый во главе с верховным понтификом из порта Дагу пошел на столицу. Второй же преимущественно состоял из смертников-дунъинцев. По каналу через провинцию Чжили и Шаньдун они переправили бронированную военную технику на север. Местные гарнизоны не имели боевого опыта и мгновенно оказались разгромлены. По пути в столицу мы несколько раз сталкивались с дунъинцами, и те действительно сильные противники. Потом генерал Чжун в Цзяннани помог Яо Чжунцзэ перегруппировать остатки флота, и вместе они направились на север, чтобы присоединиться к нам. После чего вернулись в провинцию Шаньдун.

Шэнь И продолжил:

– Сейчас Запад объединил два фланга и отступил к морю, разбив лагерь в районе дунъинских островов. Боюсь, война еще не окончена.

Гу Юнь слегка нахмурил брови и хмыкнул.

К тому времени у Шэнь И пересохло во рту от криков. Так что он налил себе чашку холодного травяного чая, выпил его залпом и вдохнул:

– Не утруждай себя. Лучше отдыхай и поправляйся. Без тебя мы не справимся.

Гу Юнь прикрыл глаза и промолчал.

Решив немного развеять мрачную атмосферу, Шэнь И сменил тему:

– Его Высочество словно переродился и сменил кости [5]. Раньше казался таким тихим, но перед лицом смертельной опасности мальчик возмужал и взвалил на себя огромную ответственность. Я с трудом его узнаю... Ты в курсе, что Император решил убрать «Бэй» из его титула?

Из Яньбэй-вана стать Янь-циньваном. Хотя разница была на первый взгляд почти незаметна, это было равносильно тому, чтобы из цзюньвана стать циньваном [6]

Гу Юнь пришел в себя и устало пробормотал:

– С чего вдруг его повысили в ранге...

Решив поднять ему настроение, Шэнь И случайно затронул болезненную тему:

– Я недавно видел, как он вместе с Чжунцзэ выходил из дворца. Думаю, он уже скоро вернется.

Гу Юнь не удостоил его ответом.

Заметив, что лицо его друга напоминает чёрный горшок [7], Шэнь И спросил:

– Опять что-то стряслось?

От долгого лежания в постели у Гу Юня ломило всё тело. Ему хотелось сменить позу, но он с трудом мог перевернуться. Эта старая дева по фамилии Шэнь обладала весьма острым умом. Не зная, чем помочь мучениям Гу Юня, он беспечно продолжил болтать:

– В первые дни, пока ты вместе со владыкой загробного мира расставлял игральные камешки по доске, Его Высочество, невзирая на собственные раны, целыми днями без сна и отдыха за тобой присматривал. Все его тело было утыкано иголками, он даже шею согнуть не мог. Страшно было на него взглянуть. Клянусь тебе, Цзыси, он любит тебя больше, чем кровная родня...

Тут Гу Юнь уже не выдержал и раздраженно перебил его:

– Слышь, бабуля, откуда у тебя в голове столько собачьего дерьма? Катись отсюда!

Шэнь И совершенно не испугали его крики. С невозмутимым видом он продолжил расспрашивать:

– А что такого? Из-за чего вы на этот раз поругались? Слушай, Цзыси, Его Высочество [8] ведь давно уже не ребенок, которого можно шпынять, когда тебе вздумается, ты ведь...

Гу Юнь прошептал:

– Брат Цзипин, умоляю тебя, из уважения к моей героической попытке отдать жизнь за родину, катись отсюда.

По его лицу Шэнь И догадался, что друг что-то скрывает.

Годами Гу Юнь подначивал Шэнь И, но еще ни разу тому не удавалось ни противостоять ему, ни достойно ответить. Так что он затаил обиду. Поэтому, когда ему наконец выпал шанс отыграться, он ни за что не собирался его упускать – особенно учитывая то, что Шэнь И умирал от любопытства.

– К чему спешка. Сейчас при дворе тоска смертная. Давай лучше немного развлечемся, обсуждая твои злоключения.

Гу Юнь промолчал.

В комнате стояла полнейшая тишина. Двое приятелей, прежде кричавших друг на друга, теперь бурно продолжали делать это при помощи языка жестов.

Когда сгорела одна курительная палочка, Шэнь И, словно громом пораженный, выбежал из покоев Гу Юня.

К тому времени в поместье как раз вернулся Его Высочество. Легок на помине.

Чан Гэн поприветствовал его:

– Генерал Шэнь, как там поживает мой ифу?

При виде Чан Гэна генерал Шэнь, командующий юго-западом, несколько раз переменился в лице и потерял дар речи. В итоге ему так и не удалось издать ни звука – словно увидев привидение, он прижался к стеночке и стремительно исчез.

Примечания:

1. 七情六欲 – qī qíng liù yù – семь чувств и шесть страстей (общее название человеческих эмоций)

2. 细水长流 – xì shuǐ cháng liú – маленький ручей далеко течёт мал ручеек, да постоянно течет (обр. в знач.: a) соблюдать бережливость; копейка рубль бережет; б) настойчивость ведёт к успеху; в) терпеливо, шаг за шагом

3. 物是人非 – wù shì rén fēi – вещи остались прежними, а люди – нет (зачастую указывает на тоску по минувшим дням и старым друзьям или умершим)

4. Пятая стратегема из "тридцати шести военных стратегем". «Тридцать шесть стратагем» (кит. трад. 三十六計, упр. 三十六计, пиньинь: sān-shí-liù jì) – древнекитайский военный трактат. В более широком смысле, собрание неявных стратегических приёмов и система непрямых тактических ходов, используемая для достижения скрытой цели, получения преимущества и перехвата инициативы.

Грабить во время пожара (趁火打劫 пиньинь: chèn huǒ dǎ jié). Если враг понёс большой урон,

Воспользуйся случаем – извлеки пользу для себя.

5. 脱胎换骨 – tuōtāi huàngǔ – родиться вновь и сменить кости (обр. в знач.: измениться, переродиться; исправиться, встать на правильный путь)

6. Обратите внимание, пожалуйста, на титулы. В новелле встречается отсылка на Янь-вана, он – бог загробного мира.

Но Чан Гэн – наш Янь-ван – его имя пишется по другому.

Янь-ван – это буддийский термин. Один из 32 телесных признака. Будды. Титул Чан Гэна теперь переводится как: Глава диких гусей (雁王).

Немного о смене титула.

Яньбэй-ван – князь Яньбэй. Янь-циньван – великий князь Янь – его новый титул после того, как у него забрали предыдущий титул.

郡王 – jùnwáng – цзюньван (князь из пожалованных), пожалованный князь. Европейское: князь. Это старый титул Чан Гэна. С этим титулом его звали Яньбэй-ван.

亲王 – qīnwáng – ист. великий князь, князь крови, принц крови, член императорской фамилии; (один из высших официальных титулов)

европейское: принцвеликий князь. Новый титул Чан Гэна. С ним Чан Гэна зовут Янь-ван или Янь-циньван.

7. 黑锅 – hēiguō – чёрный горшок (обр. в знач.: несмытая обида; клевета, ложные обвинения)

8. Обращаем внимание, что теперь к Чан Гэну обращаются "Его Высочество циньван", но мы будем писать просто "Его Высочество", чтобы у нас не вышло громоздкого "Его Высочество Четвертый Принц Янь-цинван".