Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 112 страниц)

Глава 37 «Барабанный бой»

***

Четыре года назад его «сопроводил» в столицу Черный Орел после большой ссоры с Гу Юнем.

***

И славное имя Императора в век его правления заняло свое место на страницах истории.

На протяжении веков множество династий претерпевали коренные изменения, ныне увековеченные на страницах истории. Великая империя с каждой эпохой неизбежно отличалась от предыдущей. В одну из династий Император мог принести мир и процветание на свои земли. В другой же век правитель пожелал стремиться к уничтожению империи и истреблению народа. Некоторых правителей заботили лишь вопросы просветления, пренебрегая вопросами политическими. А кому-то суждено было стать причиной безудержного ненастья.

Император Юань Хэ, несомненно, был из тех, кого интересовали учения школы самосовершенствования. Он был великодушным и снисходительным. Наследника же интриговали лишь собственные политические убеждения. Он как раз был из тех, кто способен поднять волны и ветер, затеяв необузданные житейские бури.

Император Лунань – Ли Фэн – никогда не верил, что "управление большим царством напоминает приготовление блюда из мелких рыб" [2]. Вступив на престол, он усердно занимался не только политическими вопросами, но стремился стать умнейшим и трудолюбивым человеком. Держа в руках бразды правления, он неустанно работал над кардинальной реформой политического режима отца. И в море начали подниматься волны...

В первый год правления он отправил Аньдинхоу императорский указ: сопроводить наследника княжеского дома Цзялай Инхо обратно на север. В этот же год он заключил несколько торговых соглашений с западными странами [3] и открыл торговые дороги вдоль Шелкового Пути.

Будь то восстановление дружеских отношений и союз с народом мань [4] или распоряжение маршалу осесть на западной границе, следуя указу Императора, из-за поспешного расширения Шелкового Пути – каждое подобное действие выражали его притязания к императорской казне, что пустела день ото дня у всех на глазах. Император как будто приказывал: "Гу Юнь, если ты не можешь заработать денег, иди и продай себя" [5].

Второй год правления Лунань. Брат Императора, Вэй-ван, в тайне вступил в сговор с народом островов Дунъин в тщетной попытке расширить свое влияние на море и устранить драконов Великой Лян, подстроив им засаду. Однако совершенно неожиданно его заговор оказался раскрытым. Цзяннаньский военно-морской флот немедленно захватил предводителя мятежников. Вэй-ван был пойман и брошен в тюрьму. В конце концов, он сдался и «покончил с собой», выпив яд.

Император Лунань воспользовался поводом и занялся чисткой среди цзяннаньских офицеров. В деле оказалось замешано восемьдесят шесть мелких и крупных чиновников. Более сорока из них были приговорены к обезглавливанию. К концу осени приказ привели в исполнение, хотя он затронул не всех виновных чиновников – оставшихся разделили на три группы. Одну группу приговорили к кастрации и отправили служить старикам, другую группу приговорили к ссылке и отправили в изгнание, третьи лишились титула – в будущем их никогда не смогут назначить на службу и принять на любую работу.

В тот же год, Император издал новый указ, который, начиная с Цзанняня, вскоре распространился и на другие районы Центральной Равнины. Указ был направлен на усиление контроля над землями деревенских шэньши и крестьян. Однако даже после того, как земли будут осмотрены и описаны, их не вернут простым людям – их передадут во власть императорского двора.

Вплоть до третьего года правления Лунань, когда полномочия местных властей были переданы столичным чиновникам, каждый кусочек земли подлежал новым правилам: все, что будет высажено или построено на такой земле, должно пройти через ряд одобрений. Степень централизации власти превзошла даже указы при правлении Императора У-ди. Не говоря уже об ограничениях на использование Цзылюцзиня, достигших небывалого ранее уровня.

Никто не смел не согласиться с действующим режимом нынешнего правителя. А если кто-то решится, то этот человек, несомненно, будет назван одним из сторонников Вэй-вана, и его немедленно прикажут казнить.

Шел четвертый год правления Лунань. В силу вступил указ Ли Фэна – "Чжан Лин": чтобы продолжить заниматься своей работой, механики обязаны зарегистрировать свои имена в местных населенных пунктах и получить жетоны "Чжан Лин".

В зависимости от квалификации и опыта каждого мастера, императорский двор разделил механиков на пять рангов. На второй стороне жетона ставилась печать с уникальным номером. Все, кто получил такой жетон, и все, что они починили или создали – обязательно должно быть зафиксировано и внесено в протокол.

Также отныне существовали жесткие рамки в отношении того, какую работу разрешалось выполнять в зависимости от ранга. Незарегистрированным механикам запрещалось браться за любую работу.

Что касалось военного снабжения и оборудования – механикам, не состоящим в списках личного состава на службе в армии, запрещалось вмешиваться в ремонт техники. В случае нарушения указа механику ломали пальцы и отправляли в изгнание.

Когда слухи про указы Императора добрались до сановников, в столице вспыхнуло множество споров. Однако, как бы упорно не спорили придворные министры, императорская канцелярия выгораживала себя, давая один и тот же ответ: если не ограничить механиков, как тогда «закрутить клапан» постоянной утечки Цзылюциня?

Не успел этот указ выйти в свет, как Ли Фэн бросил очередной, пугающий, словно гром средь ясного неба, указ. Император дал ему название "Цзигу Лин", направленный непосредственно на военную службу в армии.

В соответствии с различными функциями по всей территории Великой Лян, в каждом регионе было установлено семь основных военных подразделений, которыми руководило по одному командиру. Эти командиры были отправлены в Цзяннань, Чжунъюань, Сайбей, западные земли и Наньцзян. Военным министерством координировались назначения и увольнения военнослужащих, денежные довольствия, пайки, военная броня и снаряжение. Остальные вопросы решались главнокомандующими пяти военных округов.

Аньдинхоу, на руках которого был жетон Черного Тигра, в критической ситуации мог взять командование войсками любого региона по всей стране.

Ли Фэн влиял на работу пяти основных регионов, но не прикасался к жетону Черного тигра в руках Аньдинхоу. Он назначил нескольких инспекторов в дополнение к нынешним командирам по регионам. Командиры подчинялись непосредственно военному министерству. Один раз в три года на эту должность назначался новый человек. Работа действующего командования состояла лишь в том, чтобы запросить у военного министерства "Цзигу Лин".

Если при переброске войск по "Цзигу Лин" солдаты не прибыли по приказу, действия командира, развернувшего войска, рассматривались как восстание против императорского двора.

Все военные силы, размещенные в пяти основных регионах, должны были соблюдать этот закон. За исключением Черного Железного Лагеря.

Когда о "Цзигу Лин" узнали среди народа, по всей Центральной Равнине пронеслась волна громких возмущений. Кого в такой ситуации будет заботить судьба простых механиков? Неужели "Чжан Лин" выеденного яйца не стоит [6]?

Император и придворные министры шумно спорили в течение всего года: трое из пяти командиров подали в отставку. Ситуация выходила из под контроля, что вызывало тревогу Аньдинхоу, служащего на северо-западной границе.

Маршал еще не успел выразить свое мнение по поводу указа Его Величества, вероятно искавшего смерти подобными указами, как оказался вынужден, отвердив кожу головы [7], отправиться в путешествие через всю империю, дабы укрепить боевой дух в регионах. Не смотря на трудности, ему пришлось вооружиться терпением и начать успокаивать сердца военнослужащих, мирясь с криками старых генералов. Стоило решить один вопрос, как незамедлительно возникал другой, отчего маршалу пришлось метаться по всей Центральной Равнине.

На первое полнолуние в вечер празднования фонарей [7,5], Гу Юнь вернулся в столицу, чтобы предоставить Императору ежегодный доклад. На выходе из города по всей улице было разбросано более пятидесяти платков молодых барышень и невесток [8]. Даже представить было сложно, какое войско прошло через столицу. Через несколько дней главная дорога в столицу была убрана. Даже пеленки расходовали не так расточительно.

Помимо военных, этим законом были обеспокоены и мирные жители. Ученые каждой библиотеки по всей Центральной Равнине не могли говорить ни о чем другом – каждый день пересуживали его снова и снова. И снова – этот указ, этот указ, указ, указ! Все неустанно спорили только о нем.

В стенах императорского двора, погруженного в тяжелую и безмолвную атмосферу под властью Императора Юань Хэ, наконец-то нашли, о чем поспорить.

Эта сумятица из-за нового указа продлилась до шестого года правления Лунань. Споры о "Цзигу Лин" до сих пор не прекращались. Император отказывался отзывать указ, в то же время, ему не хватало инспекторов на службу в регионы. Закон был подобен подвешенному в воздухе мечу, готовый в любую секунду перерубить одну из сторон. Никому не было известно, что ожидало после: победа Императора или его поражение.

В тот год стояла прохладная осень. С событий в Цзяннане прошло четыре года. Кости Вэй-вана давно остыли. Указ Императора исчерпал свой интерес, и никто о нем больше не говорил.

Возле казенного тракта Чжунгуаньцунь расположилась таверна, носившая название "Деревня Синхуа". Говорят, на территории всей Великой Лян "Деревня Синхуа" – самое распространенное название. Если где-то и стояла лавка по продаже алкоголя, восемь из десяти таких лавок носили название "Деревня Синхуа".

Осторожно приподняв дверную занавеску, порог таверны пересек молодой господин.

На вид ему было около двадцати лет. Он носил старый истрепанный халат и больше напоминал нищего ученого. Не смотря на это, молодой господин казался очень красивым и изящным – его высокую переносицу будто вырезал скульптор, а глаза излучали холод зимних звезд. Сторонний наблюдатель про себя не подумал бы, что молодой господин внушает страх, он скорее источал нежность яшмы.

Глаза любопытствующих начинали сиять с первого взгляда на молодого господина. Даже если долго разглядывать того с нескрываемым восхищением, наблюдатель не испытывал скуку, а скорее наоборот – чувствовал на душе нечто приятное, безмятежное.

Таверна была очень маленькой. Чтобы преодолеть ее порог, даже большой собаке пришлось бы пригнуться. Внутри таверны было всего два стола и сегодня они уже были заняты.

Хозяин таверны, выполнявший работу разносчика и полового, сидел и от нечего делать перебирал кости на счетах. Вошедший молодой господин неожиданно привлек его внимание. Хозяин молча выразил свой восторг, и немедленно сложил руки, чтобы поприветствовать гостя:

– Дорогой гость, господин, недостойный просит прощения! Так получилось, что все столы уже заняты, однако есть одно место, где вы могли бы остановиться и отдохнуть. Оно находится в пяти ли отсюда, может вы посетите его?

Бедный ученый не разозлился на слова хозяина таверны и ответил:

– Во время путешествия меня одолела жажда. Могу ли я побеспокоить хозяина и попросить наполнить мою флягу хорошим вином? Мне не нужно место.

Хозяин таверны принял протянутую флягу. Открыв крышку, он почувствовал, как в нос ударил сильный запах вина.

– Чжу Е Цин [9], очень хорошо...

Один из гостей выкрикнул с места:

– Молодой господин, прошу, присаживайтесь и отдохните! Вы можете сесть на мое место!

Молодой ученый не отказался и вежливо поблагодарил гостя таверны:

– Благодарю вас.

Не успев сесть на свободное место, молодой господин уловил нить разговора, что вели господа за соседним столом:

– Да что вы говорите? Я считаю, что наш Император очень хорош. Что плохого в том, что он решил взять все в свои руки? Позвольте мне высказать несколько неуважительных слов в отношении человека, которому ничего не удалось добиться. Тот, что целыми днями, если не вел беседы с постельничим, то читал священные писания Будды – разве это хороший Император?

Молодой господин не ожидал встретить людей, затрагивающих вопросы политики, особенно в этой таверне. Подняв глаза, он увидел перед собой пожилого мужчину в подвернутых штанах. У него были крепкие руки, а пальцы были запятнаны машинным маслом. Возможно, он работал механиком низшего ранга.

Рядом с ним сидел человек, больше похожий на пожилого фермера. Он немедленно возразил собеседнику:

– Да неужели? Взгляни на цену за рис! Неужели до появления этой династии ты видел рис дешевле?

Механик отметил, что у него появился достойный собеседник, и он продолжил с большим энтузиазмом:

– День назад я ездил в город и случайно подслушал в библиотеке разговор среди ученых. Когда они заговорили о "Цзигу Лин", какой-то желторотый студент начал нести чепуху о том, что своими действиями Император "ослабляет пограничные войска Великой Лян". Это же пустые разговоры, так смешно! Неужели вы все не застали восстание Вэй-вана? Небеса – высоко, император – далеко [10]. Если военные и питают какие-то коварные планы в отношении Его Величества, смело обсуждая всеобщую безопасность, разве в это все не будут втянуты несчастные, такие как мы, простые люди?

– Я слышал, как люди говорили, что при таком контроле военного министерства, кто знает, на сколько можно сократить военных расходов. Людям не придется платить большие налоги, разве это плохо?

После этих слов люди в таверне согласно закивали. Даже тот старик, что предложил молодому ученому занять его место, открыл рот и сказал:

– Даже Аньдинхоу не пошел против него, хотя другой уже взбеленился бы на его месте.

Поначалу молодой господин не обращал внимание на их болтовню, пока не услышал единственное слово: "Аньдинхоу". Он поднял глаза и спросил:

– Как все это связано с Аньдинхоу?

Старик ответил с улыбкой:

– Молодой господин еще не понял, что со стороны может показаться, что Император не вовлекал Черный Железный Лагерь в вопросы военной реформы, но на самом деле, он уже разделил военную власть маршала, бывшую в его руках.

Задумайтесь, если в будущем с "Цзигу Лин" можно будет мобилизовать войска со всех четырех сторон, что тогда делать с жетоном Черного Тигра в руках маршала? Те, кто мобилизует войска без "Цзигу Лин", будут считаться мятежниками. Если военное министерство не прикажет, кого же послушаются пять командиров? Военное министерство или маршала?

Молодой ученый засмеялся:

– Вот оно что... Простите за причиненное беспокойство. Ученик получил наставления.

Сказав это, он заметил, что хозяин таверны уже подготовил вино, давно перестав слушать чепуху жителей деревушки. Поблагодарив пожилого господина, уступившего ему место, молодой человек положил деньги и покинул заведение.

Уже за стенами таверны молодой ученый понял, что его уже поджидали, но отчего-то преследователю было неловко пересекаться с бедным ученым. Незнакомец, стоявший неподалеку быстро выразил свое почтение согласно правилам приличия и приблизился.

Молодой человек беспомощно потер лоб, размышляя: "У них получается все быстрее находить меня".

Под маской ученого скрывался Чан Гэн. Четыре года назад его "сопроводил" в столицу Черный Орел после большой ссоры с Гу Юнем.

В течении полугода Чан Гэн избегал всяческой похвалы со стороны Императора. Постоянно пересекаясь со стражей, он старался как можно быстрее выбраться из поместья Аньдинхоу. В конце концов, ему все-таки удалось сбежать.

Гу Юнь несколько раз посылал за ним людей, чтобы они преследовали принца. Противоборствующие стороны мучительно боролись друг с другом на протяжение года, пока Гу Юнь не осознал, что этот ребенок похож на юного орла, которого невозможно удержать. Маршал был вынужден пойти на компромисс и отпустить Чан Гэна.

Тем не менее, куда бы Чан Гэн не отправился, он все равно натыкался на людей из Черного Железного Лагеря, по пятам следовавших за ним.

Позже, по совету Ляо Жаня, Чан Гэн решил стать студентом безымянного народного мастера. Следуя за своим наставником, он посвятил дни непрерывным странствиям, путешествуя по всей стране, пересекая реки и горы, посещая места, куда никогда не ступал человек. В какие-то редкие моменты ему все-таки удавалось скрыться от Черного Железного Лагеря, промелькнув, словно дух, исчезая, как призрак [11].

Однако, стоило ему оказаться у любой почтовой станции, его начинали преследовать вновь. Он только прибыл в Чжунгуаньцунь, а молодого принца уже поджидал рядовой солдат.

Чан Гэн был давно не тем упрямым ребенком, который не знал, за кем следовать, не знал, кого слушаться. Он пресытился такой жизнью за юные годы. Не говоря ни слова, он потянул лошадь за собой и, подойдя к рядовому солдату, доброжелательно поинтересовался:

– Брат, наверное, вы устали, но позвольте вашему верному слуге получить ответ на один вопрос: с ифу все хорошо?

Молодой солдат был не очень хорош в мирских разговорах. Он не ожидал, что Чан Гэн подойдет к нему и заговорит.

– Ваше Высо... – неуклюже начал он. – Молодой господин, с мастером все хорошо. Он сказал, что если до конца года ситуация на границе уладится, он вернется домой на празднование Нового Года.

– Хорошо, – кивнул Чан Гэн. – Я вернусь в столицу через два дня.

По выражению его лица тяжело было понять, счастлив ли он или отправится в столицу вопреки желаниям.

Протянув молодому офицеру флягу с вином, он произнес:

– Брат проделал долгий путь, согрейтесь глотком вина.

Пусть солдат старался не придавать этому большого значения, все же он знал, что его внезапное появление было крайне нежелательным. Однако, вопреки ожиданиям, Чан Гэн не только не рассердился, но даже предложил ему выпить вина. На мгновение рядовой оказался совершенно сбит с толку от подобного жеста.

Он не посмел прикоснуться губами к горлышку фляги, нервно удерживая ее на небольшом расстоянии. Когда сделал глоток, он не посмел пролить ни одной капли. Затем обеими руками вернул флягу Чан Гэну и последовал пешком за его лошадью.

– Этой весной я отправился на северо-запад, – поделился Чан Гэн. – Ифу был занят военными делами – я не показывался, чтобы не беспокоить его. Шелковый Путь вовсю процветает. Кто знал, что море золотого песка может так быть переполнено людьми. Во всей Великой Лян не найти таких богатых мест, как Шелковый Путь.

Молодой солдат оглянулся и, убедившись, что их не подслушают, шепнул:

– Благодаря службе маршала за последние годы практически исчезли пустынные бандиты. Чтобы заняться торговлей, многие люди поселились вблизи Шелкового Пути. Повсюду можно встретить самые разные механизмы и безделушки. Маршал сказал, что если вам что-нибудь приглянется, он подарит это вам на Новый Год.

Чан Гэн выдержал короткую паузу, а затем едва слышно произнес:

– Я только хочу, чтобы он вернулся...

Молодой солдат не смог уловить глубокий смысл во фразе Чан Гэна, решив, что это был лишь случайно брошенный комментарий. Те, кто долго служил в армии, не умели льстить, поэтому солдат промолчал.

Ступая по казенному тракту Чжунгуаньцунь с совершенно обычным лицом, Чан Гэн ощущал, как в груди становилось теплее.

Он думал о том, что разлука подобна разбрызгиванию воды: если зачерпнуть обоими руками воду, небольшая часть непременно прольется. Даже киноварь гарцинии или нежно-зеленый цвет вермикулита [12] рано или поздно окажутся смытыми. Но, вопреки ожиданиям, образ Гу Юня и его имя уже были вырезаны на его костях. Если попытаться стереть эту метку, она будет только глубже и глубже врезаться в плоть.

Услышав, что Гу Юнь вернется в столицу в конце года – а сейчас было лишь начало осени – Чан Гэн был потрясен тем фактом, что спустя столько лет многие чувства вновь дали о себе знать, достаточно было ему вернуться домой. Ведомый чувствами тоски по дому, он выпалил, что "готов отправиться в столицу". Теперь эти слова заставили его почувствовать себя таким ничтожным. В этот момент он пожелал забрать свои слова обратно и бежать... бежать как можно дальше – на край света.

Силуэт хрупкой женщины, попавшийся на глаза, перебил его мысли. На спине она несла еще одного человека. С трудом передвигая ногами, женщина оказалась вынуждена останавливаться через каждые несколько шагов, чтобы немного отдохнуть. Она очень тяжело дышала. И плакала. Сделав еще шаг, она споткнулась о камень и упала на землю вместе со своей ношей.

Чан Гэн немедленно поспешил навстречу, обратившись к женщине:

– Тетушка, вы в порядке?

Неизвестно, какой путь она проделала пешком, но было видно, что она слишком устала, даже чтобы ответить. Она не успела открыть рот – ее глаза вновь наполнились слезами.

Чан Гэн на секунду испугался за здоровье этих двоих. Он не стал расспрашивать, почему она плачет. Он осторожно снял пожилого мужчину со спины женщины и проверил пульс на его запястье. Через мгновение Чан Гэн заключил:

– Его болезнь вызвана тем, что он долгое время не мог двигаться. В сочетании с огромным количеством подавляемого гнева это вызвало воспаление сердца. Он поправится, если применить несколько игл. Его жизнь вне опасности. Если вы доверяете мне, следуйте за мной.

Молодой солдат не ожидал, что Его Высочество так хорошо разбирается в медицине. Он подошел, чтобы помочь нести пожилого человека.

Чан Гэн позволил женщине сесть на коня, сам же ступал рядом и всю дорогу вел его под уздцы. Вскоре они прибыли в деревню. Он жил в небольшом изысканном доме, а за дверью, чуть в стороне, висела связка вяленого мяса.

Чан Гэн крепко привязал лошадь, затем толкнул дверь, и они дотащили больного старика до маленькой кровати. Вытащив из-под подушки коробку с серебряными иглами, Чан Гэн подвернул рукава и приступил к лечению иглами.

– Вы... живете здесь? – поинтересовался молодой солдат.

Быстро подняв взгляд, Чан Гэн коротко ответил с улыбкой на лице:

– Нет, это дом моего друга...

Не успел он договорить, как послышался чей-то голос:

– Вы снова явились без приглашения.

Приподняв дверную занавеску, в комнату вошла высокая и стройная женщина в белых одеждах. Солдат интуитивно напрягся – он вообще не заметил, как она появилась. Вместе с тем он почувствовал, что ее навыки значительно превышают его собственные.

Руки Чан Гэна умело продолжали работать с иглами. На его лице не было и тени смущения.

– Госпожа Чэнь, я думал, вас нет дома.

Это была Чэнь Цинсюй из Линь Юань, с которой они встретились в этом году посреди Восточного моря.

Примечания:

击鼓 (jī gǔ), из идиомы 击鼓鸣金 (jī gǔ míng jīn) – «бить в барабаны и слышать звуки гонга» – «исполнять приказ и напасть на противника или отступать».

2. Цитата из книги "Дао дэ Цзин" ("Книга о Пути и Добродетели") Лао-цзы.

Дословно фразу можно перевести как «приготовление этого блюда требует от повара соблюдения спокойствия и осторожности».

Это означает, что если в блюдо добавить слишком много мелкой рыбки, то она развалится. В контексте новеллы: если слишком сильно вмешиваться в дела простых людей при управлении страной, это вызовет народные беспорядки.

3. «Западные земли», «западные страны» (напр. Западный Китай, Средняя Азия, Центральная Азия, Индия)

4. 蛮 – mán – сущ.

1) ист.* мань (некитайские племена на юге Китая)

2) «инородец», «варвар», «дикарь»; бран.: «иностранец»; «инородческий», «некитайский».

5. 卖身 – màishēn

1) «торговать своим телом»; «заниматься проституцией»;

2) «продать себя [в рабство]».

6.鸡毛蒜皮 – jīmáo suànpí – «куриный пух и чесночная шелуха»; «выеденного яйца не стоит» (обр. о нестоящем человеке, дрянной вещи, мелком деле); «мелочь», «пустяк», «сущий пустяк».

7. 硬着头皮 – yìngzhe tóupí – «отвердив кожу головы»; обр.: «с упорством»; «скрепя сердце»; «через не хочу», «заставляя себя».

7.5 Канун Нового Года

8. Когда войска проходят через столицу, барышня бросает платок в сторону солдата, которого она находит красивым.

9. 竹叶青 – zhúyèqīng – «Зелень листьев бамбука» (травяная настойка на базе гаоляновой водки).

10. 天高皇帝远 – tiān gāohuángdìyuǎn – «небеса – высоко, император – далеко».

обр.:

1) медлительное (запоздалое) правосудие;

2) каждый может делать что хочет, ничего не опасаясь.

11. 神出鬼没 – shénchūguǐmò – «появляться как дух и исчезать как призрак» (обр. в знач.: «мгновенно», «как по волшебству»; «неуловимо»).

12. Вермикули́т – минерал из группы гидрослюд, имеющих слоистую структуру.

Представляет собой крупные пластинчатые кристаллы золотисто-жёлтого или бурого цвета. При нагревании из пластинок образуются червеобразные столбики или нити золотистого или серебристого цвета с поперечным делением на тончайшие чешуйки (вспученный вермикулит). Обожжённые массы вермикулита свободно плавают на поверхности воды.