Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 112 страниц)

Шэнь И ответил сухо:

– Ты желаешь ему мучительной смерти?

Гу Юнь раздраженно выдохнул, как будто Шэнь И своим ответным вопросом вмиг испортил ему прекрасное настроение.

– Что хорошего в Черном Железном Лагере? Клянусь тебе, Цзыси, и прости за то, что я говорю тебе эти неприятные слова, я знаю, как их трудно услышать, – поделился Шэнь И. – Когда Черный Железный Лагерь был в руках прежнего Аньдинхоу – он был "оружием во имя Империи". Однако же, когда он попал в твои руки – он стал "оружием против Империи". Оружие, созданное во имя Империи, – сияющее и благоcтное, чего не скажешь об оружии, которое идет против нее.

Как только маршал осознал смысл сказанных Цзыпином слов, ленивая улыбка сразу исчезла с его лица.

Примечания:

1. 白眼狼 – báiyǎnláng – «бесчувственный и неблагодарный человек».

2. 大尾巴狼 -dà wěiba láng, dà yǐba láng – букв. «волк с большим хвостом»; обр. «кто думает о себе невесть что», «кто считает себя пупом земли», «воображала», «показной», «показушный».

Глава 16 «Грозовые тучи»

***

Гу Юнь не чувствовал себя обиженным от слова совсем. Он разразился смехом, и сейчас вся его сущность начала источать высокомерную и дикую ауру «бушующего ветра и проливного дождя, не способного сбить его с ног» [2].

***

Если кто-то захочет обсудить тему сложных отношений с Императором, то, пожалуй, стоит начать с истории о покойном Императоре.

Предшествующий Император провел всю свою жизнь верхом на лошади, достиг невероятных высот как в политике, так и в военном деле. Он слыл настоящей легендой, встреча с которой являлась большой редкостью – не каждому поколению посчастливилось ее лицезреть. Этот человек сумел приблизить Великую Лян к апогею могущества, подобно раскаленному солнцу в ясный полдень – ни одна страна, граничащая с Великой Империей, не осмелилась бы совершить преступление у ее границ. Кроме того, Император был основателем Института "Лин Шу" и Черного Железного Лагеря.

К великому сожалению, такому мудрому и выдающемуся человеку было суждено прожить одинокую жизнь. За все время правления Император имел четырех супруг, но ни одна из них надолго не задержалась в мире живых. Всего у него родилось трое сыновей и две дочери. Ему пришлось стать свидетелем смерти четверых из них.

Когда же Император скончался, последним оставшимся у него ребенком была первая принцесса, судьба которой распорядилась о ее слишком раннем замужестве.

Говорят, принцессе было около шестнадцати-семнадцати лет, когда ее поразила тяжелая болезнь, едва не унесшая жизнь единственной наследницы. По счастливой случайности, у принцессы имелось брачное соглашение [3] с отцом Гу Юня. Монах храма Ху Го зажег свечу долголетия для молодой принцессы и посоветовал ей поскорее выйти замуж.

Ходят слухи, когда принцесса заключила брак с Аньдинхоу, ее болезнь начала заметно отступать.

Возможно ли, что причиной столь ранней смерти детей предшествующего Императора послужила сама судьба Сына Неба, учиняя расправу над их печальными судьбами.

Император, потерявший всех своих жен и наследников, пред смертью решил оставить Черный Железный Лагерь и передать бесценную военную мощь Империи своей любимой принцессе и ее мужу. Однако законы Великой Лян оставались беспрекословными, и будущего императора необходимо было избрать из побочной родословной ветви.

Нынешний император – Его Величество Император Юань Хэ – смог беспрепятственно взойти на престол в тот год во многом благодаря огромной поддержке первой принцессы.

Император Юань Хэ питал к ней сердечную привязанность. До ее кончины он с уважением называл принцессу "тетей" и провожал Гу Юня, ее единственного сына, во дворец, чтобы там о мальчике как следует позаботились. Именно он дал ему имя "Цзыси". А еще, он неоднократно повторял офицерам и чиновникам, что "Цзыси похож на моего младшего брата", и отдал приказ, обязующий при личной встрече обращаться к мальчику с тем же почтением, что и к "императорскому дяде".

"Дядя" и "тетя" были просто фальшивыми титулами, но это было неважно. Важнее казался тот факт, что маленькому мальчику по имени Гу Юнь, нынешнему Аньдинхоу, перешла вся власть над вооруженными силами Великой Лян.

При нем также сохранилось влияние, некогда принадлежавшее его отцу. Это означало, что в случае любых злоключений с Гу Юнем, произошедших во время правления Его Величества Императора Юань Хэ – независимо от того, будет Император на троне или нет – это могло вызвать массу споров.

Воспользовавшись тем, что Гу Юнь был еще молод, Император Юань Хэ за десять лет своего правления сумел постепенно ослабить власть старого Аньдинхоу – Черный Железный Лагерь опасно балансировал на краю пропасти под лезвием этого мягкого ножа [4].

Жаль, что людской расчет не поддается сравнению с расчетом Всевышнего.

Оборона западных границ продлилась куда дольше планируемого, что привело к возникновению в Империи столь критического положения. Чужеземцы вторглись на территорию Великой Лян, отправив на эту бойню трех молодых главнокомандующих. С ними легко можно было бы справиться, окажись они дряхлыми стариками, чтившими отжившие устои. В свою очередь Великая Лян, привыкшая к мирным песням и танцам, отдала предпочтение перу, а не мечу.

Как следствие, императорский двор не смог найти ни одного человека, способного взять в руки оружие.

Институт «Лин Шу», молчавший несколько лет, неожиданно обратился с просьбой восстановить Черный Железный Лагерь.

Военная мощь, обращенная в негодный ржавый металл за десять лет правления Его Величества, в руках Гу Юня вернула себе былой потенциал и боеспособность.

Смесь чувств Гу Юня к Императору описать было крайне непросто.

С одной стороны, после смерти старого Аньдинхоу и первой принцессы, именно Его Величество занимался его воспитанием.

Император Юань Хэ дал ему тепло, которое он никогда не получал от своих родителей.

Первая принцесса была не из тех, кто прятался в стенах дома – она была из тех, кто смело мог взяться за оружие. Ей всего лишь хотелось остаться в живых до своего замужества ради отца, ее светоча – этого было достаточно, чтобы считаться настоящим героем.

Гу Юня будто окружали два отца; ему не были знакомы ощущения радости, подаренные материнской любовью. Эта беспечная пара привела мальчика на поле битвы у Северной границы еще до того, как он научился твердо стоять на ногах. Он проводил детство и взрослел, питаясь песком и ветром. Можно было смело утверждать, что нежную заботу и каплю свободы, какой грешат родители по отношению к детям, Гу Юнь получал именно от Юань Хэ.

С другой стороны, Император показал себя довольно слабовольным человеком. Когда он был молод, его малодушие и нерешительность можно было списать на "доброжелательность и скромность". Когда же он начал стареть, это превратилось в "слабоволие и немощь".

Изо дня в день этот старик размышлял не о том, как укрепить страну и расширить территории, вовсе нет – его заботило лишь собственное право на престол. Если бы он не воспользовался своей властью, чтобы толком укрепиться на троне, он наверняка придушил бы Гу Юня – мальчика, которому военные присягнули на верность, чтобы одним махом вывести их из игры.

С одной стороны, Гу Юнь был под монаршей защитой, а с другой – оказался связан монаршей гегемонией по рукам и ногам. Будущий Аньдинхоу застрял где-то между этих двух типов "скрупулезности". Вместо этого он предпочел бы глотать песок у границы.

Шэнь И вложил в свои следующие слова более глубокий смысл и произнес:

– Луна, став полной, обязательно начнет убывать [5], все хорошо в меру. Так, Великий Маршал, говорили люди с незапамятных времен. Даже выдающиеся свершения не должны стать угрозой вышестоящему чину. Вы продолжите наносить удар по четырем границам снова и снова, но что ожидает вас в будущем? Восстание? Конечно же, вы не планируете подобного, однако мы не знаем доподлинно, о чем помышляет Император, что он скрывает от нас.

Гу Юнь равнодушно ответил:

– Мне вручили звание главнокомандующего лишь для того, чтобы я сражался во имя порядка в Великой Лян; другие вопросы не относятся к моим полномочиям.

Шэнь И открыл рот.

Гу Юнь перебил:

– Я знаю, что ты хочешь сказать, но лучше не стоит.

Эти двое стойко выдержали испытание временем, встречая невзгоды плечом к плечу, поэтому достаточно было единственного взгляда, чтобы догадаться, о чем каждый думает. Этот диалог мог показаться весьма запутанным. Шэнь И пытался не говорить о нынешнем Императоре с Гу Юнем. Император никак не мог оправиться от болезни, к тому же, имел весьма преклонный возраст. В этот раз он срочно отозвал Гу Юня обратно в столицу – это указывало на то, что Дракон совсем скоро отправится на Небеса.

Разумеется вопрос, который Шень И хотел обсудить, касался наследника императорского престола.

Не считая пропавшего Чан Гэна, у Императора было два сына. Наследный принц, Ли Фэн, был надежным и мирным человеком. С раннего детства его интересовали книги и древние писания. Его философия во многом казалась схожей со взглядом отца на жизнь: он так же отдавал предпочтение литературе, а не военному делу; он не одобрял увеличение численности армии и укрепление военной мощи – он верил, что это разгневает Небеса и поставит под угрозу безмятежную жизнь народа.

Второй принц, Вэй-ван, напротив, зарекомендовал себя личностью чрезвычайно амбициозной. Получив воинское звание, он страстно стремился расширить территорию Великой Лян.

Офицеров, подобно им с Шень И, не требовалось расспрашивать, кого и почему они считают более или менее приличествующим из наследников – выбор был очевиден.

Лицо Гу Юня омрачилось.

Шэнь И знал, что сейчас правильным было бы закрыть свой рот, но он не мог удержаться:

– Маршал, пока в вас зарождается слепое намерение, даже если это всего лишь молчаливое согласие...

Гу Юнь бросил на него уничтожающий взгляд – словно в его глазах затаилась пара клинков Гэфеджень, готовых разорвать на кусочки любого.

Сердце Шэнь И резко оборвалось, ухнув в пятки; слова непроизвольно застряли в горле плотным комком.

Гу Юнь заговорил, вкладывая угрожающую силу в каждую фразу, чеканя каждое слово:

– После прибытия в столицу трех фракций Черного Железного Лагеря, они будут ожидать за пределами Девяти Врат. Любой, кто осмелится воспользоваться ослабленным состоянием Его Величества, будет немедленно казнен на месте, независимо от своего статуса и положения в обществе. Шэнь Цзипин, я понятно выражаюсь?

Лицо Шэнь И побледнело и после долгой паузы он, наконец, выдохнул: "Да..."

Они замолчали на минуту. Гу Юнь постепенно расслабился и успокоился. Он сказал:

– Я не хотел задеть тебя.

Шэнь И неохотно улыбнулся.

– Тринадцатый год правления Юань Хэ... Это был самый мучительно долгий год в моей жизни. Когда первая принцесса и прежний Аньдинхоу уже были мертвы, а тебя забрали в дом Шэнь... Тогда я почти ослеп, а мои уши не могли слышать, – Гу Юнь произнес это практически шепотом. – В тот день шел сильный снег, было до смерти холодно. Я сжимал меч отца и прятался за дверью, не желая, чтобы хоть кто-то приближался ко мне.

В тот день к порогу моего дома тихо подошел Император. Он привел с собой Его Высочество третьего принца. Будучи верховным правителем Империи, он простоял под снегопадом добрую половину часа, прежде чем смог уговорить меня выйти из дома. Чтобы со мной общаться, он писал на моей ладони... Еще он велел стражникам слепить для нас пару снеговиков.

Третий принц... Янь... Он был всего на год младше меня. Он казался мне застенчивым, как маленькая девочка. Всегда улыбался. И он никогда не злился на меня, независимо от того, каким бы отвратительным человеком я не был...

Гу Юнь замолчал.

Третий принц скончался в возрасте девяти лет.

– Его Величество был весьма сострадательным человеком, еще попробуй найди такого же, – произнес Шэнь И.

Любовь и сострадание... К сожалению, достойный Император не может позволить подобным качествам преобладать в своей душе.

Гу Юнь больше ничего не сказал. Он поднял глаза и издали наблюдал за Чан Гэном, невозмутимо ехавшим верхом. Чан Гэн наклонил голову, чтобы кое-что рассказать сидящему в телеге Гэ Пансяо. Круглая голова беззаботного мальчишки повернулась навстречу приятелю, и он с улыбкой на лице ему ответил, разразившись звонким смехом.

Чан Гэн почувствовал, как ему пристально глядят в спину. Он обернулся и поймал взор Гу Юня. Выражение лица мальчика внезапно изменилось, и он раздраженно отвернулся.

Гу Юнь заметил:

– Этот ребенок внешне очень похож на свою мать-чужеземку. Но характером он больше пошел в Его Величество. Если бы Янь дожил до его возраста, они были бы похожи.

Шэнь И продолжал отмалчиваться, прекрасно осознавая всю бессмысленность слов, поскольку сейчас его попросту не расслышали бы.

Чан Гэн не мог догадаться, о чем вели разговор Гу Юнь и Шэнь И. Он всегда относился к подобным кулуарным беседам так, будто они ухмыляясь смотрели на него сверху вниз, клюя острыми клювами взглядов его бедную спину. Он так не хотел видеть Гу Юня, и в то же время ощущал, как тот сокращает дистанцию. Украдкой обратив взор на маршала, Чан Гэн, к своему сожалению, оказался прав: тот подгонял лошадь все ближе и ближе.

Это когда-нибудь закончится?..

Чан Гэн вообще не желал с ним разговаривать. Он пришпорил лошадь, и та рванула вперед. Вот только неожиданно для Чан Гэна, она пробежала чересчур далеко, и мальчик случайно подобрался к конвою, везущему заключенного – принца варваров.

Взгляд принца Небесных Волков был переполнен нескрываемой обидой, высеченной на каждой его кости. Стоило Чан Гэну поймать на себе этот взгляд, пронизывающий душу, как он тотчас схватился за поводья, намереваясь убраться подальше от варвара.

Глаза принца скользнули мимо Чан Гэна и оказались направлены на кого-то далеко позади. Принц усмехнулся и произнес:

– Гу Юнь... Миллионы неупокоенных душ следят за тобой.

Его голос походил на скрежет куска ржавого железа, царапающего фарфоровую тарелку. Он был пропитан какой-то демонической силой, из-за чего у всех волосы стали дыбом. Лошадь Чан Гэна взволнованно заржала и в панике рванула вперед.

– Падшие души наших племен смотрят на тебя; обломки железной брони с их могил смотрят на тебя, ха-ха-ха-ха!!! Безграничная сила Небожителей будет слать тебе неисчислимые дурные предзнаменования. Острые кинжалы нашего племени порубят тебя по частям, а после смерти тебе уготованы жуткие страдания! Твою душу разорвут на тысячи кусков тысячи демонов, и через тысячу лет не сможешь ты вырваться из их лап на свободу...

Внезапно, в глазах Чан Гэна, подобно наваждению, наслоились друг на друга искаженное яростью лицо принца варваров и образ окровавленных губ Сю Нян. Мальчик почувствовал, что все его тело с ног до головы окунули в леденящую пустоту. Он гневно закричал и немедленно потянулся к висящему на талии мечу – он желал немедленно лишить гнусного варвара его головы.

Однако, прежде чем он успел полностью извлечь меч из ножен, он почувствовал, как его остановила чья-то рука, небрежно возвратившая меч обратно.

Рядом с мальчиком оказался Гу Юнь, поторопившийся на выручку. Он бросил раздраженный взгляд на одержимого дикаря, болтающего вздор.

– Почему бы Вашему Высочеству не сберечь "Безграничные силы Небожителей", дабы благословить родные племена и превратить их в господствующую нацию на десятки тысячелетий вперед?

Закончив говорить, Гу Юнь натянул поводья лошади Чан Гэна и повернул голову. Мужчина оглянулся на побледневшего мальчика, чтобы подарить ему улыбку.

– Ты действительно веришь его словам? Послушай, эти люди – мастера запугивания детей. В этом плане они опередили Великую Лян самое меньшее лет на десять. Да и что интересного в пленниках? Иди, иди! Поиграй лучше там.

Чан Гэн тут же выпалил:

– Но он посмел сказать такое...

Гу Юнь не чувствовал себя обиженным от слова совсем. Он разразился смехом, и сейчас вся его сущность источала высокомерную и дикую ауру "бушующего ветра и проливного дождя, не способного сбить его с ног". Чан Гэн продолжал угрюмо смотреть на него. Поначалу он действительно был очень зол, но постепенно, когда эфемерные потоки ледяного тумана растаяли в беззаботном смехе Гу Юня, – слова варвара действительно приобретали совершенно иной, абсурдный оттенок.

И тут у мальчика впервые в голове вспыхнула любопытная мысль. Он подумал: "Почему я должен бояться? Я что, просто сойду с ума, потому что на меня влияет Кость Нечистоты?"

В этом затяжном походе, окруженный солдатами Черного Железного Лагеря, Чан Гэн ощутил, как страх и печаль на сердце начали постепенно утихать. Он казался себе похожим на крохотный, истощенный росток, упавший на холодную землю. Чтобы выпрямиться вновь, ему требовалось совсем немного солнечного света.

Вскоре они прибыли в столицу Великой Лян.

Массивные ворота главного города распахнулись, и Черные Орлы, летящие высоко над головами, опустились на землю и склонили колени, пропуская прибывших в город.

Гу Юнь положил руку на спину Чан Гэна и произнес: "Не стоит так много думать. Давай встретимся с твоим отцом Императором?"

Гу Юнь подтолкнул Чан Гэна вперед, и мальчик, наконец, разглядел на кровати старика. Эту увядшую и больную фигуру Чан Гэн едва мог назвать "Императором".

Тот был очень стар. Его седые волосы напоминали копну высохших серебряных нитей, кожа выглядела сморщенной, а сам он казался чрезвычайно хрупким с прозрачно-бледным лицом. Губы Императора слегка дрожали, он с трудом поднял на Гу Юня глаза.

Маршал безмолвно остановился позади мальчика. У напряженного Чан Гэна перехватило дыхание. Когда он оглянулся, то увидел лишь совершенно бесстрастное выражение лица Гу Юня.

– Ваше Величество, ваш подданный исполнил приказ, – доложил Гу Юнь. – Я привел к вам Его Высочество четвертого принца.

Император Юань Хэ медленно перевел взгляд на Чан Гэна. Мальчик буквально оторопел от испуга. На мгновение ему захотелось сделать шаг назад. Он чувствовал, что во взгляде старика затаился неописуемый крюк, пронизывающий течение самого времени. Этот человек смотрел вовсе не на него – он будто смотрел сквозь него на кого-то.

Гу Юнь снова подтолкнул Чан Гэна в спину, и мальчик был вынужден сделать еще два шага вперед. Маршал прошептал ему на ухо: "Опустись на колени".

Как и подсказали, Чан Гэн опустился на колени. Он заметил, как блеснули в глазах Императора Юань Хэ горькие слезы. Хрустальные капельки собирались в морщинках на уголках его потускневших очей и текли по дряхлым щекам.

Чан Гэн услышал, как Гу Юнь сзади пробормотал: "Назови его своим отцом".

Примечания:

1. 风云, fengyun – в названии главы – «грозовые тучи»; обр. «смута», «междоусобица».

2. 疾风骤雨 – jí fēng zhòu yǔ – «силой ветра и неистовством ливня»; «резкий», «неистовый», «стремительный»; обр. «напряженная борьба»; «преодолевать трудности».

3. В Древнем Китае женились только по указанию родителей или свахи.

Брак заключался семьями жениха и невесты или самим женихом и скреплялся частным соглашением, нарушение которого влекло за собой не только определенные материальные потери, но и наказание в уголовном порядке старших в семье.

Согласно древнекитайским свадебным обычаям, вступать в брак могли мужчины не моложе тридцати лет и женщины не моложе двадцати лет.

4. 软刀子 – ruǎn dāozi – «мягкий нож»; обр. «закулисные махинации для причинения вреда кому-либо»; «коварство»; «коварный человек».

5. 月满则亏 – yuèmǎnzékuī – «луна, став полной, обязательно начнет убывать» (обр. в знач.: «все, что достигает цветущего состояния, приходит затем в упадок»).

Глава 17 «Мертвец»

***

Старший двоюродный брат... Присмотрит за тобой.

***

Чан Гэн не мог произнести ни слова. По дороге к Императору юноша чувствовал на себе бессчетные взоры людей; он захлебывался в неумолимом потоке внимания. Теперь же, взирая на лежавшего в кровати человека, он все еще не видел никакого сходства между им и собой – ни единым волоском.

Гу Юнь склонился к уху Чан Гэна и еле слышно попросил: "Просто скажи одно слово, будь эта правда или ложь. Всего один раз".

Чан Гэн обернулся и встретился глазами со своим маленьким ифу. Взгляд маршала оставался холодным и ясным – не было ни единого намека на слезы или притворство. Он казался одновременно удивительно красивым и... чертовски жестоким.

И этот безжалостный человек неожиданно вздохнул, прошептав: "Умоляю тебя..."

В сердце Чан Гэна вспыхнуло несметное множество внутренних противоречий и новых вопросов, ответы на которые он не мог отыскать. Однако теперь, внимая мольбе, он осознавал: у него не оставалось иного выбора, кроме как пойти на уступку. Он думал: "Похоже, что мне придется идти навстречу, лишь бы эта нелепая ложь утешила его".

Мальчик опустил взгляд и произнес заветное: "Отец", – не вкладывая в сказанное ни капли чувства.

Глаза Императора Юань Хэ внезапно загорелись, будто в них сосредоточился остаток жизненных сил, коих хватило бы создать лучик света. Его взгляд походил на фейерверк, осветивший всю комнату. Тем не менее, как долго бы он ни смотрел на Чан Гэна, ему было недостаточно. Он тихо сказал:

– Я жалую тебе... Я дам тебе имя "Минь" [1] в надежде, что мой сын вырастет в мире без войн и останется добродетельным, жизнерадостным и справедливым... Что он проведет долгие годы своей жизни в покое и здравии... сотню лет... У тебя есть детское имя?

– Да, мое имя – Чан Гэн.

Губы Императора Юань Хэ слегка дрожали, а его дыхание перемежалось мучительной хрипотой, из-за чего он некоторое время не мог изречь ни слова.

Гу Юнь подошел к Императору и помог старику сесть в постели. Он мягко похлопал того по спине, помогая ему вдохнуть и откашляться. Жадно хватая губами воздух, Юань Хэ тяжело выдохнул и опустился обратно на кровать. Но тут его костлявая рука схватила запястье Гу Юня.

Маршал немедля отреагировал:

– Ваш подданный здесь.

Речь Императора Юань Хэ безотвязно преследовали дыхательные спазмы, точно воздух покидал его легкие, выдуваемый кузнечными мехами:

– Его братья... уже выросли... Только мой Чан Гэн... Я не мог видеть, как он взрослеет.

И тут Гу Юнь что-то почувствовал. Он смотрел прямо в глаза Императору. Старик и молодой человек: один – взволнованный с глазами, мокрыми от слез, второй – преисполненный невозмутимости. Они лишь молча обменялись взглядами, и в то же время казалось, что эти двое заключили друг с другом тайное соглашение.

– Ваш подданный понимает, – кивнул Гу Юнь.

– Я доверяю этого ребенка тебе, Цзыси. У меня больше никого нет, и я могу положиться на тебя одного. Позаботься о нем для меня... – голос Императора Юань Хэ постепенно стихал, а слова превращались в неразборчивые звуки. Гу Юнь с трудом различал, о чем говорил Император.

– Я хочу пожаловать ему императорский титул... Где ты нашел его?

– На северной границе, в Яньхуэй.

– Яньхуэй... – пробормотал Император себе под нос. – Я никогда там не был... Этот городок так далеко... Тогда... передай... передай мой указ... четвертому сыну Императора, Ли Минь, я жалую имя Ян Бэй-ван [2], но... не сейчас... мы должны дождаться церемонии совершеннолетия...

Гу Юнь слушал Императора, не перебивая.

В Великой Лян всем братьям и сыновьям Императора жаловали титул «Цинь-ван». Второму принцу, например, присваивался титул «Вэнь-ван». Также существовал более низкий, в сравнении с первым титулом –"Цзюнь-ван". Последний обычно получали сыновья наследника престола.

– Я не хочу обидеть его, – сказал Император. – Но я не смогу его защищать. Поэтому я должен воспрепятствовать возможной неприязни его старших братьев в будущем. Цзыси, ты же понимаешь, почему нужно дождаться церемонии совершеннолетия, чтобы он мог унаследовать титул?

Гу Юнь выдержал паузу, затем кивнул.

Чан Гэн не понимал загадок, какими они перекидывались. Он невольно переживал бешенные удары собственного сердца, будто оно могло предчувствовать грядущую беду.

– Я хочу издать указ... Поэтому, пусть мой Чан Гэн станет твоим приемным сыном. У меня больше никого нет, кому бы я доверял. Я хочу, чтобы следующие несколько лет он полагался на тебя, пока останется без титула и положения в обществе... Цзыси, будь добр к нему. Даже если у тебя в будущем появятся свои дети, не обращайся с ним плохо. Он уже подрос и не будет тебя обременять... Когда придет его время принимать титул, он будет жить в личном поместье в качестве принца... Я уже выбрал для него подходящее место...

После этих слов Юань Хэ зашелся в сильнейшем приступе кашля. Гу Юнь протянул к нему руки, чтобы помочь, но тот лишь отмахнулся от него.

Старый Император узрел нездоровый цвет лица Чан Гэна – почти мертвенно-бледный. И чем дольше он смотрел на него, тем горестнее ему становилось на сердце.

Он думал о том, почему такой хороший ребенок, как Чан Гэн, не остался рядом с ним?

Почему после всех пережитых тревог, пока велись его поиски, сам он оказался не в силах оттянуть неизбежное, чтобы глядеть на мальчика чуть дольше?

Император отвел взгляд от Чан Гэна, точно слабый и трусливый ребенок. Вместо этого он обратился к Гу Юню:

– Он, должно быть, измучен долгой пыльной дорогой. Пускай мальчик отправляется отдыхать. Я бы хотел поговорить с тобой наедине.

Гу Юнь проводил Чан Гэна до двери и передал его на попечение гвардейцу. Перед уходом он шепнул юноше на ухо:

– Тебе следует отдохнуть. Дождись меня, я тебя найду.

Чан Гэн ничего не сказал и молча последовал за гвардейцем. Его сердце продолжало тревожно биться, однако мальчик не мог в точности описать, что именно он ощущал в этот момент.

На сей раз он становился приемным сыном Гу Юня официально. Это, должно быть, хорошим известием, вместе с тем он никак не мог заставить себя почувствовать радость от таких перемен.

Однако Император сказал свое слово, и Чан Гэн не мог отказаться. Пусть ему не позволили выбирать, он не смел противиться указу самого Императора.

Он мог только склонить голову и мелкими шагами семенить прочь из дворца, окруженного благоговейной и смертоносной аурой. Покидая царственные покои, Чан Гэн невольно оглянулся на Гу Юня и увидел, как тот развернулся к Императору вполоборота. Профиль молодого Аньдинхоу был прекрасен, подобно изысканному портрету.

Строгие и тяжелые одежды главнокомандующего, скрывавшие поджарую фигуру, создавали образ личности сдержанной. При одном взгляде на него в сердце зарождалось необычайно горькое чувство, какое нельзя было выразить несколькими словами.

«О чем ты думал? – усмехнулся Чан Гэн про себя. – Несколько дней назад ты считал себя ничем не примечательным сыном мэра захудалого городка; сыном матери, которая оскорбляла тебя и травила ядом. Сегодня ты – приемный сын молодого Аньдинхоу. Ты не осмеливался даже мечтать о таком подарке судьбы – настолько он удивителен».

Он смеялся над самим собой, будучи совершенно бессильным перед лицом обстоятельств, заставших его врасплох. Четырнадцатилетний мальчик прошел по тускло освещенной галерее императорского дворца. Девятьсот восемьдесят один шаг – прогулка, которую он запомнит на всю оставшуюся жизнь.

Створки дверей в императорские покои оказались плотно запертыми. Возле постели Юань Хэ испускала белый дым паровая курительница. Гу Юнь стоял на коленях перед Императором, а Юань Хэ беседовал с ним:

– Я помню, как в детстве ты был очень близок с принцем Янь. Вы двое были почти ровесниками, а когда вы стояли друг рядом с другом – походили на пару нефритовых кукол.

Когда Гу Юнь услышал о третьем принце, выражение его лица, наконец, немного смягчилось.

– Ваш подданный рос очень упрямым, и ему было не сравнится с характером утонченного третьего принца, имевшего понимание о хороших манерах в столь раннем возрасте.

– Ты не был упрям, – Юань Хэ сделал паузу, затем продолжил слабеющим голосом:

– Не был... Если бы Янь хоть немного походил на тебя, он бы не умер так рано. Драконы рождаются от драконов. Фениксы – от фениксов. Какое семя будет посажено – таким взрастет и побег. Цзыси, кровь, текущая по твоим жилам, достойна силы предшествующего Императора...

– Ваш подданный в смятении.

Император Юань Хэ отмахнулся и продолжил:

– Сегодня, пока нет посторонних, я хотел бы сказать тебе несколько искренних слов. Цзыси, ты рожден, чтобы расширить территории Великой Лян. Даже волкам суждено дрожать и падать ниц пред тобой. Но меня волнует то, что вокруг тебя витает слишком жестокая аура, а это может привести к пагубным последствиям для тебя.

Среди простых жителей ходили слухи о том, что дедушка Гу Юня по материнской линии – Император У – за всю свою жизнь убил бессчетное множество человек, в результате чего судьба сыграла с несчастным правителем злую шутку, и он начал терять своих детей одного за другим.

– Амбиции Вэй-вана могут привести страну к великому будущему. Зная, что ты будешь на страже границ, я спокоен за будущее страны, оставшейся во власти наследного принца. Но я беспокоюсь за тебя... Послушай же меня: все хорошее в этом мире может стать плохим. Если все зайдет слишком далеко, ты должен задуматься и о собственном будущем. Вспомни о том, что старый настоятель храма Ху Го наблюдал за тобой с самого раннего детства. Учения Будды безграничны. Если у тебя появится немного свободного времени, ты должен посетить его.

У старого лысого осла храма Ху Го был вороний клюв [3]: однажды он сказал, что Гу Юня ведет звезда бедствий, заставляя и его близких родственников: родителей, братьев, сестёр, супругов, детей – разделить с ним горькую судьбу. Поэтому до сего дня маршал отказывался наведываться в этот храм.

Заслышав, как Император упомянул это место, Гу Юнь напомнил сам себе: "Да, верно, я почти забыл об этом лысом старике. Нужно дождаться подходящего момента и за все как следует с ним расквитаться: поджечь его храм, прогнивший от лицемерия и порочности, где обманывают людей".

В тот год, после смерти прежнего Аньдинхоу, Император удачно воспользовался аргументом, гласившим: "чрезмерное кровопролитие принесет зловещие предзнаменования", чтобы ослабить влияние Черного Железного Лагеря.

Однако последние несколько лет в морях Великой Лян нередко встречались "драконы" [4] жителей западных земель. От Северной границы до Западной и дальше: за тысячи километров до Восточного моря – ни один кусочек территории Великой Лян не был свободен от алчных взоров иностранных врагов – тех, что притаились, наблюдая за своей добычей, подобно голодным тиграм.

«Чрезмерное кровопролитие принесет плохие предзнаменования» – значит ли это, что в случае отказа Черного Железного Лагеря от кровопролитий наша страна, павшая под гнетом врагов, опаленная пожарами, наглотавшись дыма беспрерывных войн; страна, истоптанная босыми ногами бездомных и отравленная гниющими потрохами искромсанных тел, плывущих по морям и рекам многими днями, – это и был тот процветающий мир, о котором говорил Император?