Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 60 (всего у книги 112 страниц)

Ночью человек склонен мечтать о том же, о чем думает днем. Хотя Чан Гэн занимался накануне крайне приятными вещами, сны его все равно ждали беспокойные. Он нахмурил брови, а лицо в белоснежном лунном свете выглядело особенно бледным. Пальцы непроизвольно сжались на крае одежд Гу Юня, как будто хватаясь за спасительную соломинку.

Яд вроде Кости Нечистоты мучительно терзает разум. Если бодрствующий человек мог сдерживать ее силой воли, то во сне она нападала с удвоенной силой. Гу Юнь обычно спал совсем мало, но даже он содрогнулся при виде его страданий.

Попытки высвободить свою одежду ни к чему не привели. Почувствовав сопротивление, Чан Гэн сжал руку еще крепче, а его лицо приобрело суровое, едва ли не жестокое выражение.

Военный лагерь был крайне важным стратегическим пунктом: Гу Юнь не мог так просто отрезать рукав и отправиться обсуждать положение на фронте со своими подчиненными. Поэтому он вздохнул и потянулся за мешочком, оставшимся в верхней одежде Чан Гэна. Гу Юнь перетер между пальцев немного успокоительного, положил в чашу, а затем поджог.

Острый запах успокоительного наполнил всю палатку. Гу Юнь оставил чашу рядом с подушкой и склонился, чтобы нежно поцеловать Чан Гэна в лоб. Тот вроде и проснулся, но не до конца. Хотя даже в полудреме Чан Гэн узнал Гу Юня – его лицо разгладилось, а пальцы разжались.

На прощание Гу Юнь еще раз с тревогой на него посмотрел и под покровом ночи вышел наружу.

Канун этого нового года выдался крайне безрадостным. Грохот фейерверков эхом отражался от стен крепости, ледяной ветер пронизывал насквозь, красные бумажные ленточки словно бабочки развевались на ветру, но нигде не видать было детей с хлопушками.

В этом году даже в столице из-за того, что башня Циюань наполовину обрушилась, в небе не летали красноглавые змеи, за прогулку на которых в своё время высокопоставленные сановники и благородные знатные господа боролись, не жалея никаких денег.

Чтобы попасть в столицу, беженцы переправились через реку Янцзы. По пути многие замерзли до смерти, а кто-то умер с голода. В этом путешествии дети нередко служили разменной монетой, когда дело заходило о еде, или сами ей становились [5].

Поначалу местные чиновники не горели желанием открыть склады и отправлять зерно в пострадавшие районы. Накануне нового года Чан Гэн занял пост императорского секретаря. Поэтому для начала он побегал между основными торговыми домами, чтобы убедить их купить ассигнации Фэнхо, а потом позаимствовал отряд у генерала Чжуна. Попутно он разобрался с нечистыми на руку купцами и продажными чиновниками, которые с целью спекуляции придерживали продовольствие вместо того, чтобы его распределять. Пришлось наказать их в назидание другим, чтобы наконец предоставить беженцам, заполнившим все перекрестки и переулки, место, где их могли накормить хотя бы жидкой кашей.

Что обеспеченные семьи, что бедные крестьяне на протяжении сотен лет и нескольких поколений отказывали себе в пище и материальных благах в надежде скопить состояние для потомков. И вот всего за полгода все обратилось в прах.

В мире произошло немало перемен, как говорится, где было синее море, там ныне тутовые рощи [6]. С рождения человек окружен множеством вещей, но ведь их нельзя забрать с собой на тот свет. Как бы сильно мы не старались, в конце концов все вынуждены полагаться на волю Небес.

По традиции Черный Железный Лагерь в крепости Цзяюй в честь наступающего восьмого года правления Лунаня приготовил три повозки фейерверков. В канун нового года по всему городу развесили фонарики, а стражники заметно повеселели.

Замаскировавшись при помощи сухой травы, лазутчики западных стран подобрались поближе к крепости Цзяюй и через цяньлиянь целый день наблюдали за обстановкой. Казалось, что караульные из Черного Железного Лагеря совсем расслабились: обычно солдаты на посту стояли прямо будто воткнутые в землю копья, а в честь праздника вели себя куда более вольно. Кто-то почесывал то уши, то лицо, кто-то постоянно оглядывался, словно ждал атаки врага... правда, со временем становилось понятно, что они совершенно бесцельно таращатся по сторонам. Оказалось, что солдаты ждали писем из дома с ближайшей почтовой станции. Через цяньлиянь лазутчики западных стран заметили, что вражеские гонцы в тот день подъехали прямо к городским воротам. Многие стоявшие на посту солдаты, получив письмо, тут же его и вскрывали.

В ежедневный патруль выходил всего один солдат из легкой кавалерии, который чисто для вида обходил лагерь по кругу и сразу же возвращался.

Солдаты Черного Железного Лагеря тоже люди. С наступлением праздничных дней сердца их смягчались, а разум отвлекался.

После визита посла Великой Лян союзная армия западных стран не находила себе места от беспокойства и постоянно посылала разведывательные отряды, чтобы внимательно следить за гарнизоном Черного Железного Лагеря. Прямо с вершины крепости Цзяюй в честь праздника решили запустить фейерверки. Простой люд на центральной равнине думал, что их ждет тихий праздник, поэтому удивился, заслышав едва различимый грохот фейерверков вдалеке. Только тогда западные лазутчики подтвердили, что Черный Железный Лагерь в ближайшее время не планирует наступление. И союзники незаметно отозвали своих людей.

Стоило последнему вражескому лазутчику скрыться из вида, как «валун» на соседнем холме приподнялся и оказался Черным Орлом.

Заднюю часть крыльев в той части, где они крепились к спине, покрасили в серый цвет в тон валявшемуся повсюду известняку, и при помощи тонкой кисти тщательно нанесли линии и контуры, будто это и правда был камень. На первый взгляд фальшивый валун был неотличим от настоящего. Черный Орел дождался, когда лазутчики западных стран скроются из вида, после чего бесшумно взмыл в небо и подобно тонкой полосе тумана растворился в ночном небе.

Той же ночью, используя новогодние гулянья и фейерверки в качестве прикрытия, Черный Железный Лагерь тремя разными путями выступил из крепости Цзяюй и растворился в ночи.

Размещенные на видном месте настенные фонарики в городе освещали ночное небо, создавая иллюзию оживленного праздника. Длинные тени от огней падали на стены тысячелетнего города, но все равно он казался таким одиноким и пустым.

В столице Чан Гэна ждала гора дел. Он успел перемолвиться с Гу Юнем всего парой слов, а уже пора было возвращаться обратно. Впрочем, в канун нового года ему все же удалось посетить размещенный за стенами крепости госпиталь для раненых. Чэнь Цинсюй с деревянной птицей в руках заранее получила весточку о его прибытии и встретила его в дверях.

Прошло целых полгода, но между ними не было места недопониманию. Словно Чэнь Цинсюй никогда не возражала против того, чтобы вручить Чан Гэну жетон Линьюань, а тот не подменил втайне ее письмо. Ведь в итоге ему все равно тот ему передали. Поэтому, раз ее товарищи решили довериться принцу, то ей ничего не оставалось, кроме как остаться при своем мнении и подчиняться приказам владельца жетона.

– Вашему Высочеству дальше лучше не проходить, – прошептал стражник. – Многие раненые лишились рук и ног, так что смотреть на них не больно-то приятно.

– Если тебе воротит от одного их вида, то каково им сейчас без рук и ног? – спросил Чан Гэн, пристально на него посмотрев. Под этим суровым взглядом стражник смутился и покраснел.

– Цель моего визита сюда – передать новогодние поздравления моим братьям, храбро служившим своей стране и ее народу, – сказал Чан Гэн и повернулся к Чэнь Цинсюй: – Средства выделены императорским двором, считайте это новогодними подарками... Я ненадолго у вас задержусь, чтобы скоротать время.

– Чего же ждет Ваше Высочество? – спросила Чэнь Цинсюй.

– Известия о победе, – ответил Чан Гэн. – Как только мы одержим первую победу, я вернусь в столицу для того, чтобы доложить о ней и обсудить с Военным советом следующие шаги по сдерживанию западных стран.

Примечания:

1. Так в Китае называли крестьян, получавших начальные сведения по традиционной китайской медицине, и оказывающих первую необходимую помощь односельчанам.

2. Любопытное наблюдение. Когда Чан Гэн шутил про подсчеты с приданым, там было слово именно со стороны невесты к мужу. А тут слово: 聘礼 – pìnlǐ – подарок невесте со стороны мужа при помолвке.

3. Чан Гэн припоминает Гу Юню события 46 главы.

4. 四更 – sìgēng – четвёртая ночная стража (время от 1 до 3 часов ночи).

5. Историческая справка. Обратите внимание, что непосредственно к династии, во время которой происходят события новеллы, это не относится, но так как история в принципе в сюжете условна и заимствует событиях из различных династий, этот факт имеет место быть. В данном предложении используется выражение из комментария "Цзочжуань" к летописи "Чуньцю". Такими словами некий Хуа-юань из княжества Сун характеризовал бедственное положение своей столицы, осажденной войсками княжества Чу, т. е. детей обменивали, чтобы впоследствии действительно пустить их на еду. Обмен же происходил из-за того, что собственных детей рука не поднималась убивать.

6. 沧桑 – cāngsāng – где было синее море, там ныне тутовые рощи; обр. огромные перемены; житейские бури, невзгоды, превратности судьбы.

Эту строчку также можно услышать в песне Гу Юня.

Глава 74 «Первая победа»

____

Впервые с тех пор, как Запад осадил столицу полгода назад, Великой Лян удалось одержать настоящую победу.

____

Внимательно следя за выражением лица Чан Гэна, Чэнь Цинсюй произнесла:

– Слышала, что Ваше Высочество все время в разъездах. Сначала отправились на юг в Цзянбэй, чтобы разоблачить на берегах Великого канала [1] жестоких чиновников и нечистых на руку купцов, после чего вернулись в столицу и дали указания министерству финансов и институту Линшу, а затем решили любой ценой до нового года успеть добраться до северо-запада. Вы совсем не отдыхаете и при этом прекрасно себя чувствуете?

Как странно. Прошло полгода с тех пор, как Чэнь Цинсюй уехала из столицы, и тогда Чан Гэн с трудом мог контролировать Кость Нечистоты. Чэнь Цинсюй боялась, что вскоре тот будет истощен физически и морально. Увидев деревянную птицу Линьюань, она ощутила беспокойство, что в глазах ее подопечного при встрече мелькнут знакомые алые проблески.

Вопреки ее опасениям, Чан Гэн очевидно чувствовал себя лучше. Лицо Янь-вана снова приняло знакомое спокойное выражение, словно говорившее – даже если небеса рухнут на землю, я и бровью не поведу.

Его безмятежность невольно возвращала в те ранние годы, когда вместе со своим учителем, генералом Чжуном, этот молодой человек вел скромный образ жизни и странствовал по свету.

Правда существовало одно отличие: его спокойствие не было таким безбрежным, как раньше – теперь в нем проглядывали дым и пламя смертного мира.

– Ничего страшного, это всего-навсего несколько поездок, – равнодушно ответил Чан Гэн. – Говорят, что труднее всего начать дело, но, честно говоря, для меня это не всегда самое трудное. Упрямство нашего Императора едва не погубило династию. Даже если я не справлюсь с возложенной на меня ответственностью, то самое худшее, что может произойти – иностранцы снова осадят столицу. Придворные вскоре привыкнут к такому положению вещей и не станут сильно меня винить.

– ... Вижу, что сердце Вашего Высочества и правда... Не зря же говорят, кто близок к киновари – красен, кто близок к туши – чёрен [2]. Сразу бросается в глаза, что вы много лет провели рядом с Аньдинхоу. – Хотя Чэнь Цинсюй искренне не понимала, каким образом столь легкомысленный человек как Гу Юнь мог научить принца чему-то хорошему. Однако тщательно поразмыслив над его словами, она пришла к выводу, что доля в правды в них есть: – Порой, когда речь заходит о переменах в стране, трудно принять, что эпоха процветания сменилась упадком.

– Меня это не касается, – с невозмутимым видом ответил ей Чан Гэн. – Цзыси с молодости отличался слабым здоровьем. Ему необходимо как можно раньше завершить карьеру и уйти на покой. Когда период затяжных войн закончится, ему незачем будет оставаться в Черном Железном Лагере. Если он решит выйти в отставку, я последую за ним.

Чэнь Цинсюй промолчала.

Она далеко не сразу поняла, какого такого «Цзыси» Чан Гэн имел ввиду. Оказывается, причиной той безмятежности, что сродни тысяче ли пройденных дорог и всей пыли мирской жизни, отражалась на лице Его Высочества Янь-вана, был вовсе не его невозмутимый нрав, а яркие весенние краски! [3].

Чэнь Цинсюй никак не могла найти подходящих слов. Между прочим, сама она была весьма недурна собой. Раз уж в армии могли расцвести в том числе и запретные чувства, то почему за все время, проведенное в лагере, никто ни разу не осмелился выразить к ней хоть каплю участия?

Неужели ее холодное выражение лица настолько пугающее?

... Или несмотря на то, что Аньдинхоу немного сбился с правильного пути, тем не менее, он оставался великим главнокомандующим, опорой государства, и порядки в армии установил довольно строгие?

Хотя небрежное замечание Чан Гэна немного расстроило барышню Чэнь, ей несомненно стало легче. Это подействовало на нее как успокоительная пилюля.

Как говорится, небеса – высоко, император – далеко [4], однако, слухи о том, что Янь-ван при дворе сегодня выступает за одно, а завтра совсем за другое, до границы долетели мгновенно.

Как бы Чэнь Цинсюй не восхищалась поступкам Чан Гэна, она все равно боялась, что однажды жажда власти погубит его, поскольку прекрасно понимала, что Кость Нечистоты всегда будет висеть над ним подобно грозовой туче. Еще лет пять он продержится, но что насчет десяти? Не ускорят ли полученная власть и яд разрушение психики? Янь-вану вверили деревянный жетон Линьюань. Могущество его достигло небес – кто теперь сможет остановить его?

Только узнав последние новости, она вздохнула с облегчением. Пока Аньдинхоу жив и здоров, что бы не произошло, он способен удержать принца.

Чэнь Цинсюй в глубине души порадовалась, что ее голос "против" ни на что не повлиял и жетон Линьюань в итоге вручили Чан Гэну. Иначе у Великой Лян не было бы этого полгода, чтобы вдохнуть и набраться сил.

Этого вдоха хватило до нового года. В канун нового года выигранное небольшое преимущество обернулось волной, способной сдвинуть горы и повернуть реки вспять. Тремя разными путями Черный Железный Лагерь выступил, чтобы неожиданно напасть на вражеские гарнизоны.

Объединенное войско западных стран и солдаты Черного Железного Лагеря уже несколько месяцев сражались друг с другом у крепости Цзяюй. Вот только первые довольно давно не получали военных поставок, их собственная техника пришла в негодность, а починить её своими силами не удавалось. Было ясно, что к Западу примкнули одни напыщенные идиоты, чуть что готовые отступить.

Когда пришло донесение, что Черный Железный Лагерь пока не планирует атаковать, союзные войска шестнадцати варварских царств совсем расслабились.

Патрульные праздно шатались, а их командиры собирались вместе исключительно, чтобы побранить друг друга. В гарнизоне царила кромешная тьма, когда с неба будто снег на голову спикировали Черные Орлы.

Многие солдаты не успели хотя бы штаны натянуть, как оказались в гуще сражения. Черный Железный Лагерь разнес их, как сильный ветер – опавшие листья.

Войско одного мелкого государства на дальнем фланге быстро сообразило, что дела плохи. Они прикинули свои шансы, после чего их правитель вместе с главнокомандующим мгновенно решили начать отступление.

Это послужило сигналом для остальных – вся союзная армия обратилась в бегство, и воцарился полный хаос. Тогда Черные Орлы сбросили с неба стопку переписанных писем, которые разлетелись подобно ритуальным бумажным деньгам [5]. В недавнем прошлом несколько мелких западных стран вели тайную переписку с Гу Юнем в надежде заключить мир. Рассерженный Аньдинхоу приказал сделать с них побольше копий и разбросать по полю боя. С учетом того, что кто-то уже успел обратиться в бегство, доказательства предательства выглядели особенно впечатляюще.

Не успели эти двуличные предатели поклясться взбешенным западным странам в своей невиновности, как звуки горна Великой Лян обрушились на них подобно донесшемуся с небес грохоту гор и рёву морей.

Один из Черных Орлов, самый бойкий, обратился к восставшим западным странам на двух языках – сперва на языке Великой Лян, а после на общем диалекте западных стран, – и дерзко заговорил:

– Поскольку вы сдались, то вам следует сначала разоружиться. Если во время отступления вы сослепу напоритесь на свой же меч, то Черный Железный Лагерь не несет за это ответственности!

Армии союзных западных стран как ветром сдуло. Откуда у них время, чтобы вчитываться в какие-то там бумажки? Им хватило быстро проглядеть начало и конец письма, чтобы, заметив подобострастный тон, увериться в предательстве.

Началась полная неразбериха. После атаки внешнего врага и оказавшихся предателями союзников, непонятно было, кому стоит верить. Вскоре потеряло значение, где враг, а где друг – все дрались со всеми.

Так в первый день первого месяца на восьмой год правления императора Лунаня ситуация на фронте переломилась.

Спустя полгода зимней спячки и нескольких отступлений Черный Железный Лагерь под руководством вернувшегося Аньдинхоу наконец перестал сдерживаться и обнажил клыки. Железный меч устремился на запад, своим острым лезвием кроша гарнизоны западных стран точно овощи.

Вскоре союзные войска потерпели поражение, а выжившие солдаты разбежались во все стороны. Всего за одну ночь они на себе испытали, насколько хорош Черный Железный Лагерь в бою, и поняли, как ему удалось всего с тридцатью единицами тяжелой брони одолеть восемнадцать варварских племен.

На второй день первого месяца остатки войск западных стран были разгромлены и с боем отступили. Черному Орлу удалось взять в плен правителя королевства Цюцы, главу одного из шестнадцати государств, вступивших в союз с Западом.

Одновременно весть о победе дошла до места к западу от заставы Шаньхайгуань и к востоку от крепости Цзяюй, где располагался госпиталь для раненных солдат.

Впервые с тех пор, как Запад осадил столицу полгода назад, Великой Лян удалось одержать настоящую победу. В госпитале царило ликование. Радостное известие сплотило всех: люди там братались, обнимались и громко плакали от счастья – и покалеченные вояки с севера-запада без рук или со сломанными ногами, и степенные охранники Янь-вана.

Чан Гэн наконец вздохнул с облегчением. Он собирался приказать своим людям готовиться к отъезду в столицу, но вряд ли бы его кто-то услышал. Ему ничего не оставалось кроме как вместо этого беспомощно покачать головой и подать беззвучно ронявшей слезы Чэнь Цинсюй платок.

Все они так долго ждали этого дня. Во время бури и дворец может рухнуть, но если надежная опора в лице Черного Железного Лагеря сохранилась, то на руинах разрушенной страны всегда можно построить новую.

На четвертый день нового года союзные войска западных стран отступили к границе Шёлкового пути. Об их местонахождении донесли взятые ими в плен рабы-хани, а затем на отступавших напали лоуланьские солдаты. Вторгшись в Великую Лян, союзники заняли Лоулань, убили их старого правителя и вынудили молодого пьяницу-принца бежать. И вот наконец лоуланцам представился шанс отомстить своим захватчикам.

Союзные войска понесли огромные потери и были полностью разгромлены.

На пятый день несокрушимый Черный Железный Лагерь отбил двадцать семь пограничных застав и проходов на Шёлковом пути и окончательно прогнал оттуда вражеских солдат. Все не успевшие сбежать иностранцы были взяты в плен.

Шэнь И забежал в маршальский шатер и доложил:

– Великий маршал, эти черепашьи отродья из западных стран снова повтягивали головы в панцири и прислали нам текст мирного соглашения. Это, конечно, вряд ли понравится их западным покровителям. Предлагают обменять рабов-ханей на захваченных нами в плен своих людей. По-твоему...

– Меняй! – без колебаний согласился Гу Юнь.

Стоило ему это сказать, как в шатре поднялся недовольный ропот. Чаще всего звучало: «Маршал, пожалуйста, обдумайте еще раз свое решение».

Шэнь И тоже был потрясен:

– Маршал, но ведь военное донесение еще даже не дошло до столицы. Среди пленников много высокопоставленных лиц иностранных государств. Разве можем мы так... своевольно распоряжаться их судьбой?

Гу Юнь поднял руку, чтобы перебить его:

– Не отступи тогда Черный Железный Лагерь, люди из племени хань остались бы под нашей защитой. Да, возможно, им пришлось бы стоять в очереди ради миски жидкой каши, но никто бы без всякой на то причины не увел их в плен и не обращался с ними унизительно, как со скотом... Я, конечно, не виню вас, господа. Ведь Янь... Я сам лично отдал приказ к отступлению, чтобы сохранить Черный Железный Лагерь, и в будущем мы смогли одержать эту победу. Плененные и униженные врагом мирные жители все еще надеются на мое покровительство. Можно дурно обойтись с кем угодно, но только не с теми, кто верно тебе служил.

Стоило ему произнести эти слова, как в шатре воцарилась тишина – не слышно было ни вороны, ни воробья. Возражений больше не поступало. Правда вскоре выяснилось, что Гу Юнь не собирался «своевольно» отдавать военнопленных.

Поначалу обе стороны действительно встретились в условленное время в условленном месте и обменялись пленными. Союзные войска западных стран уже готовились к отходу, когда кавалерист в легкой черной броне внезапно выхватил древко от стрелы и ткнул им в грудь своего соседа. На грудь «жертвы» заранее прикрепили мешочек с куриной кровью, который тут же лопнул от удара. Хлынула кровь – издалека могло показаться, что несчастного настигла вражеская стрела.

Игра «жертвы» была крайне убедительна: солдат мгновенно рухнул на землю, чтобы потом спокойно и дальше притворяться мертвым.

Гу Юнь от «изумления» вытаращил глаза, широко разинул рот и безжалостно приказал:

– Эти бесчестные люди хуже псов и свиней [6] – никак не могут обойтись без подлых предательских уловок. Под эгидой обмена пленными они тайком решили атаковать нас. Уничтожьте их!

Легкая кавалерия на переднем фланге расступилась, пропуская вперед десятки бойцов в тяжелой броне. Когда Гу Юнь закончил свою речь, по врагу ударила тяжелая артиллерия.

Когда в юности маршал впервые подавлял восстание в западных землях, то еще не умел действовать столь бесчестными методами. Потом, после открытия Шёлкового пути, когда стороны заверили друг друга в дружеских намерениях, Гу Юнь всегда старался поддерживать репутацию великой державы и одергивал своих соратников, создавая обманчивое впечатление милосердного, справедливого, почтительного, мудрого и искреннего человека [7].

Оказалось, что под шкурой овцы все это время скрывался волк, который к тому же врет, не стесняясь!

Союзники, первыми предложившие обменяться пленниками и заложниками, были потрясены, но не успели выразить свое недовольство – Черный Орел буквально упал на них с неба, отрезая пути к отступлению и осыпая градом стрел. Они уничтожили половину сигнальных снарядов, и союзники остались практически ни с чем. Вскоре они оказались разбиты.

Гу Юнь повернулся к Шэнь И и признался:

– Я использовал захваченных в бою пленных в качестве наживки. Как думаешь, никто ведь не обвинит меня в «своеволии»?

Шэнь И промолчал.

Большинство пленных, захваченных союзной армией западных стран на центральной равнине, составляли купцы, которые приехали сюда издалека, чтобы заработать денег. По собственной глупости они не последовали совету Ду Цайшэня и вовремя не покинули опасную территорию. И вот к чему это привело.

У кого-то было собственное небольшое дело, а кто-то скитался вместе с караваном и тем самым зарабатывал себе на хлеб. Среди них были мужчины, женщины, дети – их осталось всего чуть больше тридцати человек, остальные погибли от рук солдат западных стран.

Той ночью жители центральной равнины, с которыми в плену обращались не лучше, чем с домашней скотиной, наконец под охраной Черного Железного Лагеря смогли вернуться на родину. Оставалось около десяти чжанов [8] до границы Шёлкового пути, когда один из пленников упал на колени, головой в поклоне ударившись о землю, и разразился рыданиями. Горестный плач эхом разносился у границ Шёлкового пути, даже пролетавшие мимо птицы не могли слушать этот преисполненный скорби плач.

Гу Юнь махнул рукой, приказав сопровождавшим пленных солдатам не торопиться и дать беднягам выплакаться.

Лишь один из этих людей не проронил ни слезинки. Лет ему было около тридцати и обладал он мягкой наружностью ученого мужа. В сопровождении подростка лет шестнадцати он подошел к Гу Юню и остановился на почтительном расстоянии – их разделяла группа солдат.

Боец из личной охраны Гу Юня прошептал ему на ухо:

– Великий маршал, по пути сюда я слышал о том, что именно этот ученый муж собрал вместе попавших в плен к западным странам жителей Великой Лян, чем спас многим жизнь. Именно он нашел способ выдать нам местонахождение этих презренных вражеских псов, дав принцу Лоулани возможность подготовить тайную атаку.

Гу Юнь поначалу растерялся. Не успел он тщательно обдумать его слова, как вместе с подростком вышеупомянутый ученый муж преклонил перед ним колени.

Несмотря на что, что еще недавно Гу Юнь поступил крайне дерзко и повёл себя как настоящий разбойник, он не смел неуважительно отнестись к освобожденным пленникам:

– Господин, ни к чему такие церемонии. Прошу, поскорее поднимайтесь. Как ваше имя?

Ученый муж отказался от протянутой ему руки и пробормотал:

– Великий маршал, фамилия простолюдина – Бай, имя – Чу. Этот бедный ученый так и не смог сдать государственный экзамен и обеспечить себе достойное будущее. Этот никчемный простолюдин рано потерял отца и мать, а семья наша была бедна, вскоре пришлось оставить надежду сдать экзамен. Лишь в прошлом году мы с моим младшим братом отправились на Шёлковый путь, чтобы хотя бы как писец и счетовод я мог зарабатывать себе на жизнь. Но неожиданно случилась великая беда. Пусть боги не одарили ничтожного Бая умом, но учился он у мудрецов. Как говорится, не навлеки позор на себя и своих предков, держи себя достойно и не сходи с праведного пути, как и подобает ученому мужу [9], но мы вынуждены были сдаться врагу. Ради спасения собственной жизни я позволил этим шелудивым псам оскорблять и издеваться надо мной, даже подвергнуть меня кастрации...

Гу Юнь был потрясен его признанием и не знал, что сказать в ответ. Он подошел поближе к своим братьям и тихо произнес:

– Мы опоздали.

– Этот Бай боролся за жизнь до сегодняшнего дня лишь в надежде собственными глазами увидеть, как войско Великой Лян вернет захваченными врагами земли, – продолжил Бай Чу.

Гу Юнь благоговейно сложил руки в торжественном поклоне.

– Я прослежу за тем, чтобы при дворе узнали о великих заслугах господина.

– Как смеет этот калека кичиться заслугами? Беру на себя смелость обратиться к вам с просьбой.

– Прошу, говорите.

– Моему младшему брату Чжэну уже шестнадцать лет, но он не успел овладеть всем тем, что положено знать юноше в его возрасте. К счастью, он с детства отличался крепким здоровьем. Хотя ему не удалось в совершенстве освоить все шесть искусств [10], которыми полагается овладеть благородному мужу, он неплохо стреляет и ездит верхом. Этому простолюдину известно, что Черный Железный Лагерь – национальное оружие и все его генералы – лучшие из лучших. Пусть скромных навыков моего младшего брата и недостаточно пока, чтобы влиться в ваши ряды, но он будет преданно служить великому маршалу. Этому простолюдину остается лишь молиться духам предков на небесах, чтобы в будущем Бай Чжэн вырос достойным мужем.

Взглянув на подростка, Гу Юнь заметил, что тот обладал крепким телосложением и вел себя почтительно – не перебивал их, а стоял в сторонке, утирая слезы, что бежали из покрасневших глаз.

– Господин, поднимитесь скорее, – тихо вздохнул Гу Юнь. – Это ведь сущая мелочь...

Бай Чу подтолкнул юношу немного вперед, вынуждая его упасть на колени перед Гу Юнем.

– Поклонись великому маршалу.

Бай Чжэн почтительно поклонился, как и ему и было сказано – так низко, что аж камни на земле задрожали. Смущенный Гу Юнь наклонился, собираясь помочь юноше подняться, когда с удивлением заметил, что плечи Бай Чжэня не перестают дрожать, словно не от волнения, а от... страха.

Сердце Гу Юня вдруг сжалось от тревоги...

Кто-то слил информацию о местонахождении союзных войск западных стран, в результате чего их атаковали и они понесли тяжелые потери. Почему же эта утечка совсем их не разгневала?

Захваченные на центральной равнине пленные должны были в первую очередь попасть под горячую руку. Почему западные страны ничего не заподозрили и не казнили их на месте? А если говорить об их лидере, то уже его-то точно должны были обвинить во всех грехах, неважно причастен он был или нет. Противник не отличался особой щепетильностью, когда дело касалось правосудия, и мог казнить без суда и следствия. Стоило возникнуть хоть малейшему подозрению, как они бы избавились от этого человека.

Во время обмена пленными достаточно было им предложить пожилых, больных, отощавших или покалеченных рабов. Зачем возвращать Бай Чу?

Гу Юнь сразу почуял подвох, но из-за того, что Бай Чу произнес столь прочувственную речь на фоне своих рыдающих и охваченных горем товарищей, сердце маршала дрогнуло, а следом накатило чувство вины, мешавшее рассуждать трезво!

Теперь же, учуяв неладное, Гу Юнь стремительно отошел назад. Следом раздался громкий рокот. Худощавое тело «Бай Чу» надулось, запавшее лицо округлилось, а его лицо, будто маска, сделанное из человеческой кожи, потрескались и упало.

– Маршал!

Солдат в тяжелой черной броне бросился вперед и, без всяких колебаний, обняв Гу Юня одной рукой, закрыл его своим телом и тремя слоями железной брони.

Раздался оглушительный грохот – «Бай Чу» взорвался и все вокруг смело мощной взрывной волной. Стоявший на коленях юноша погиб на месте – его разорвало на куски. В ушах у Гу Юня звенело, тело вдруг пронзило резкой болью: спиной его швырнуло о землю, и перед глазами потемнело.

Примечания:

1. Юньхэ – 运河 – yùnhé – великий канал.

Самый длинный в мире рукотворный водный путь.

Канал в Китае длиной 1930 км, проходит по восточной части страны в общем направлении с севера на юг между городами Пекин и Ханчжоу. Этот старейший и самый длинный в мире канал пересекает четыре провинции (Хэбэй, Шаньдун, Цзянсу и Чжэцзян) и две великие реки – Хуанхэ и Янцзы. Когда строительство этого искусственного водовода было завершено (на что ушло около 2000 лет), он стал важной транспортной артерией между севером и югом Китая.