Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 105 (всего у книги 112 страниц)

Гу Юнь закончил, вытерев губы, ушел с улыбкой:

–Хорошее вино, опьяняющее.

Его Величество новый император, закрученный различными поддразниваниями, на мгновение остановился, а затем, наконец, побежал за ним. Он чувствовал, что ему очень необходимо лично проверить, как заживают раны генерала Гу.

Экстра 4. Цинмин* после дождя

* Цинмин [清明]

1) – «праздник чистого света», – традиционный китайский праздник поминовения усопших, который отмечается на 104-й день после зимнего солнцестояния;

2) знач.: ясность; ясная погода

–

Чан Гэн заявил внешнему миру, что во избежание подозрений, даже если он иногда остается ночевать во дворце, он никогда не ступит в гарем. Все дела в гареме по-прежнему находились под контролем императрицы. К счастью, гарем Ли Фэна не процветал; даже болезненная императрица могла справиться с этим. Император, приехавший во дворец на работу и исчезнувший после увольнения двора, был чем-то неслыханным. Поначалу некоторые люди выходили и говорили, что такие вещи неэтичны, но их всех отгоняли на свои места. В начале вступления императора на престол он утверждал, что он всего лишь «исполняющий обязанности императора». Теперь, император действительно старательно держался в строю, не выходя за рамки должного порядка; как могли всегда быть такие льстецы, которые боялись, что мир не будет в хаосе, и пытались побудить его украсть страну?

Имперская цензура во главе с Сюй Лином стала котлом* для использования Императором. Он перевернул «разрушить старое и создать новое» с ног на голову. На него возлагалась особая ответственность за то, чтобы каждый день находить в суде различные теоретические основания для правительственных распоряжений, чтобы сделать ссоры более законными.

* сленг для тех, кто берет на себя вину за других

Император, который не жил во дворце, иногда делал вид, что возвращается в поместье Яньван. Позже он превратил поместье Яньван в «гостиную», чтобы время от времени встречаться с придворными наедине. Затем он в мгновение ока врывался в поместье Аньдинхоу, в конце концов, их разделяла всего короткая прогулка.

В этом году дожди выпали намного раньше, чем в предыдущие годы. А накануне Цинмина шел непрерывный дождь.

Гу Юнь еще не повесил свои доспехи и не ушел в отставку, но он, наконец, смог жить стабильной жизнью в столице. Редко когда было такое сильное чувство принадлежности к своему дому, он приказал людям привести в порядок заросшее поместье Аньдинхоу. Через несколько дней поместье Аньдинхоу, о котором ходили слухи, что в нем обитают призраки, наконец стало походить на то, в котором все еще кто-то живет.

Когда ремонтировали сад и дом, они обнаружили много старых вещей, так что для императора стало новым увлечением ходить вслед за командиром Хо и рыться в них.

–Это принадлежит старшей принцессы?– спросил Чан Гэн указав на квадратную коробку. В знак уважения он не стал ее трогать по своей воле.

Пожилая служанка, убиравшая комнату, посмотрела на нее и улыбнулась:

–Конечно, она сделана специально для маленького Аньдинхоу.

Сказав это, она открыла ее. В шкатулке, которая выглядела так, как будто она была сделана для хранения жемчуга и сокровищ, была «метелка из перьев».

Чан Гэн:

–...

Старуха сказала:

–Маленький Аньдинхоу был очень озорным, когда был молод и он не забывал заботиться о себе, после того, как ему делали выговор. Он взламывал замок и сам выходил из комнаты. Он также знал, что пойдет на кухню, чтобы украсть еду. Это не сработает, если его слегка побили. Старый Аньдинхоу вспыльчив, всегда хочет привести к семейным законам, чтобы научить ребенка. Ваше Величество тоже знал, каковы эти законы; старый Аньдинхоу был буйным, как ребенок мог это выносить? Принцесса боялась несчастного случая. Однажды она была в походе с армией, она увидела деревенскую женщину, несущую метлу, чтобы учить своего сына, поэтому она придумала таким способом обращаться с ним.

Чан Гэн обеими руками достал метелку из перьев, которой били маршала Гу. Он увидел, что внутри тряпки находится тонкий стержень, который может сломаться, если приложить слишком много силы, это никого не убьет. Снаружи был толстый слой «перьев», это были не настоящие перья фазана, сделанные из тонких бамбуковых нитей и какой-то жесткой шерсти неизвестного животного. Если хлестать по телу...

Чан Гэн вырос в поместье Аньдинхоу. Он больше походил на хозяина, чем на его настоящего хозяина, хотя старая служанка и изменила способ обращения к нему на «Ваше Величество», это все равно не звучало отдаленно. Она радостно сказала:

–Когда наш Аньдинхоу был ребенком, он действительно доставлял неприятности, взбираясь на крышу и открывая черепицу. Позже я боялась этого, что бы я ни делала, пока я упоминаю об этом, я буду честной какое-то время.

Гу Юнь всегда выглядел перед Чан Гэном шустрым старцем, обладающий знающим отношением ко всему, но его детство оставалось для Чан Гэна чистой страницей, поэтому он слушал с большим интересом.

–Было занятно, когда принцесса хотела его ударить. Он бегал по всему двору, плакал и выл, как будто что-то случилось.

Чан Гэн с любопытством спросил:

–Как будто? Значит, он притворялся?

– Конечно, он притворялся, – вздохнула на ходу старая служанка, – когда наш маленький Аньдинхоу был ребенком, если его серьезно не наказывали, то не ждите, что он прольет настоящие слезы. Вы же видите, как он плачет все время. Над двором, и после гроз не идет дождь, его рот невероятно гибок, часто ведет себя жалко, говоря такие вещи, как: «Мама, я тебе больше не нравлюсь?», «Ты больше не хочешь меня?», «Разве я не плоть, которая вышла из твоего тела?» Или: «Ты хочешь поменять меня на лучшего младшего брата? Я изменюсь, пожалуйста, не меняй меня на младшего брата. У меня есть только одна мать, если ты меня не любишь, я стану беспризорным ребенком, никому не нужным...» Те, кто слышал все это, чувствовали, как их сердце дрогнуло: принцесса не могла больше вынести его наказания.

Когда Чан Гэн представил себе эту сцену, он не мог дышать от смеха. Гу Юнь был великим стратегом. Он с раннего возраста знал, что такое «сосуществование правды и лжи» и «как атаковать сердце человека».

От улыбки в уголках глаз старой служанки появились морщины; а потом голос ее вдруг изменился:

–Потом он ушел на границу, и все было по-другому после того, как он вернулся.

Улыбка на лице Чан Гэна исчезла.

Старушка вспоминала:

–Каждый день он запирался в своей комнате, всех игнорировал и не плакал. Когда приносили еду, ее возвращали тем же путем, через дверь. Он совсем изменился: сначала он был маленькой обезьянкой, а после возвращения он был маленьким демоном. Старому Аньдинхоу понадобилось два-три месяца,чтобы уладить дела на севере и вернуться домой. Я хочу вам сказать: обращение старого Аньдинхоу с сыном было безжалостным. Может быть, поэтому старый Аньдинхоу боялся, что тот станет калекой.

Чан Гэн тихо спросил:

–Что?

–Старый Аньдинхоу пинком распахнул дверь и с силой вытащил его из комнаты. Подумай: у него сильно повреждены глаза, как они могли не болеть на солнце? Он поплелся за отцом со слезами, на этот раз это были настоящие слезы, но он не сказал ни слова,-старая служанка протянула руку и указала:-Это тот небольшой пруд. Старый Аньдинхоу обернул хлыст вокруг шеи маленького Аньдинхоу, прижал его голову и заставил его смотреть в воду, и крикнул ему в ухо: «Посмотри на свой нынешний вид. Ты заслуживаешь, называться фамилией Гу?»

Чан Гэн проследил за ее рукой, чтобы посмотреть, и увидел что пруд, который был сухим много лет, за последние два дня снова наполнился водой и появилось несколько новых рыб; они плавали и удовлетворенно махали хвостами из стороны в сторону.

–Горло маленького Аньдинхоу застряло в хлысте, он заревел в ответ: «Я не вижу!»

После ее слов Чан Гэн, казалось, вернулся на несколько лет назад, и рука, держащая «перьевую тряпку», слегка дернулась.

–Старый Аньдинхоу склонил голову к воде и сказал: «Если ты не можешь видеть, то окунись в воду и увидишь, либо ты научишься вставать сам, либо найдешь бревно, на котором можно повеситься, семья Гу предпочла бы, чтобы наследника не было, чем вырастить бесполезного ребенка.

Старая служанка сказала, качая головой:

–Это было действительно жестоко, даже после всех этих лет эта старуха все еще помнит каждое слово.

Какое-то время они не издавали ни звука. После долгой паузы Чан Гэн тихо спросил:

–У старого Аньдинхоу хватило духу сделать такое?

–Родители, естественно, огорчены, но что же им еще делать? Старый Аньдинхоу сказал, что если кость сломается, ее можно заклинить только стальными гвоздями. Чем более болезненна ситуация, тем больше он должен знать, что ему не на что опереться. Иначе он будет опираться на это и никогда не сможет встать на ноги до конца своей жизни.– Старая служанка сказала,-Если старый Аньдинхоу сопротивлялся, то кто мог по праву собрать разрозненный Черный Железный Лагерь около десяти лет назад?

Без Черного Железного Лагеря Великая Лян могла быть поглощена шаг за шагом, когда западные регионы впервые восстали; жителям Запада не нужно было проделывать весь этот путь, чтобы откусить кусочек. Как долго старые дворяне находящиеся посреди великолепной красоты, будут еще процветать и богаты?

–В холодные зимние месяцы старый Аньдинхоу запрещал слугам надевать ему ватный пуховик, чтобы защитить его от холода. Руки и ноги ребенка были синими от холода, и он не мог держать чашу, когда он возвращался назад домой. Более дюжины железных марионеток окружали его весь день. Старый Аньдинхоу только наблюдал со стороны, как будто не моргнул бы, даже если бы Аньдинхоу умер. Через два-три года супруги ушли из жизни один за другим, затем император Юань Хэ привел маленького Аньдинхоу во дворец.– Старая служанка перестала говорить, когда они услышали резкое чирикание птиц за углом. Подняв глаза, они увидели, что Гу Юнь небрежно приближается с птичьей клеткой. Это была несчастливая птица от человека Шэня. Он злобно тряхнул клетку: органы птицы переворачивались вверх ногами; птица была так зла, что не могла говорить, поэтому она могла только кричать во всю глотку.

С тех пор как Гу Юнь успел обучить птицу, он никогда не уступал в битве между человеком и птицей. В этот раз он вышел на прогулку с победой – он был так горд, что не увидел издалека, что держит Чан Гэн. Сначала он сузил глаза, потом его лицо вдруг потемнело.

Гу Юнь быстро подошел и схватил метелку из перьев.

–Почему ты вытаскиваешь эту сломанную вещь, чтобы играть!

Травмы многолетней давности, даже если бы их вылечили, был шанс, что они оставят остаточные следы. Например, Гу Юнь вряд ли сможет ясно слышать и видеть всю оставшуюся жизнь. И хотя Чан Гэн избавился от кошмаров, если он слишком много думал или слишком уставал в течение дня, ночью ему снилось много снов.

Той ночью никто не знал, было ли это потому, что он все еще помнил «перьевую тряпку», украденную Гу Юнем, но Чан Гэну приснился очень странный сон. Он видел, что идет в поместье Аньдинхоу, но это было не то поместье, с которым он был знаком. По крайней мере, это было не так удручающе, как он помнил. Вокруг суетились люди, и казалось, что здесь намного больше жилого.

Далеко Чан Гэн услышал звук удара металла. Он последовал за ним и увидел группу кровожадных железных марионеток, осаждающих маленького мальчика на заднем дворе. Глаза маленького мальчика были закрыты слоем черной ткани, половина его лица была скрыта, он изо всех сил пытался увернуться из стороны в сторону.

Внезапно сзади к нему подошла железная марионетка. Длинный меч в его руке, превращенный в железный прут, устремился к нему. Казалось, он чувствовал ветер нападавшего; маленький мальчик подсознательно хотел избежать этого.

Подождите, ты не можешь так прятаться!

В этот момент в голове Чан Гэна внезапно возникают слова, которым Гу Юнь научил его много лет назад: «Когда твое сердце в панике – твои ноги станут неустойчивыми, это было бы ни чем иным, как вода без источника, дерево без корней....Такова человеческая природа, но тебе будет трудно собрать силы для контратаки за короткий промежуток времени, и вместо этого ты в спешке попадешь в руки противника».

Конечно, скорость мальчика не могла быть быстрее скорости железной марионетки. После минутного колебания он был быстро пойман железной марионеткой. С громким звуком железный прут монстра ударил мальчика по спине, его одежда разорвалась на месте, обнажив внутреннюю броню. Его тело вылетело наружу.

Чан Гэн поспешил вперед и поднял маленького мальчика, наполовину покрытого пылью. В то же время тыльной стороной руки он вытащил меч вокруг своей талии и пригвоздил нескольких железных марионеток, которые преследовали его.

Он бросил меч и дрожащими руками попытался развязать ткань на лице мальчика. Однако он услышал приближающиеся шаги позади себя. Чан Гэн обернулся и увидел мужчину средних лет, медленно идущего вперед с руками за спиной. Человек был одет в повседневную одежду и имел красивое лицо, как у ученого с элегантной манерой поведения, но его глаза были окрашены воинственностью. Смотря прямо на него, Чан Гэн мог видеть иллюзию мечей и лезвий тысячи армий.

Чан Гэн никогда не видел этого человека. Хотя взрослый Гу Юнь был не очень похож на него, он все же узнал его личность, как только увидел его лицом к лицу – их черты лица не были похожи друг на друга, но в этой паре отца и сына было что-то особенное. Передающееся через поколения.

Мужчина остановился и сказал Чан Гэну:

–Даже если ты заберешь его отсюда, ты не сможешь его хорошо воспитать. Даже если бы ты это сделал, он не выдержит испытаний и лишений...

Чан Гэн осторожно держал худое тело мальчика:

–Он может положиться на меня.

Старый Аньдинхоу покачал головой. Чан Гэн вдруг услышал рев горящей золотой шкатулки позади себя. Он быстро обнял мальчика и увернулся. Группа железных марионеток, которых он выключил, выстроилась в упорядоченный строй, каждая из которых разделилась на две части. Через мгновение они превратились в отлитую из железа тяжелую бронированную армию, пристально глядящих на него. Вдалеке послышался невнятный звук. Вся группа железных марионеток двинулась вперед.

Чан Гэну пришлось подхватить маленького Гу Юня и бежать как сумасшедший. Ему хотелось закричать на старика, равнодушно наблюдавшего за происходящим, – я даже мог привести в порядок эту старую и потрепанную страну, как я мог не защитить одного Гу Юня?

Однако во сне он не мог издать ни звука. Бегая в спешке, он вдруг шагнул в разреженный воздух. Сердце Чан Гэна сильно подпрыгнуло. Он потянулся, желая удержаться, но ухватился за другую руку. Он вдруг открыл глаза и увидел, что паровая лампа в комнате зажжена, а снаружи не светло. Тем временем он крепко держал руку Гу Юня.

Гу Юнь коснулся его головы:

–Почему ты не смог проснуться сегодня? Тебе неудобно?

Чанг Гэн какое-то время безучастно смотрел на него:

–Мне приснился сон.

Гу Юнь был потрясен.

–Это не кошмар, это не Кость Нечистоты,– Чан Гэн перевернулся, прижав всю руку Гу Юня к своей груди, потерся лбом о локоть Гу Юня и прошептал,-Мне снилось, что я вырвал тебя из руки старого Аньдинхоу, и твой отец послал батальон железных марионеток, чтобы преследовать меня.

Гу Юнь сначала был ошеломлен, а затем бездушно рассмеялся. С небольшим усилием он вытащил императора из вороха одеял и протянул ему руку:

–Ваше величество, а вы храбры, в руках у старика сто тысяч солдат преступного мира – ладно, твое могущество кончилось. Вставай скорее. Сегодня большое судебное заседание. Ну, как говорится, фестиваль Цинмин тоже близко, возможно, старик вернулся, чтобы напомнить, что у него нет там бумажных денег.

Чанг Гэн сидел у кровати и смотрел на него, используя свет, чтобы осмотреть его с головы до ног, пока Гу Юнь не оделся, он неохотно отвел взгляд:

–Если у твоего отца не хватает бумажных денег, почему он нашел меня вместо тебя?

–Возможно, он увидел, что тебя легко запугать,– Гу Юнь сказал с улыбкой, затем его улыбка постепенно изменилась,-Я ничего ему не должен, и я думаю, что он стесняется приходить ко мне.

В день фестиваля Цинмин Чан Гэн сознательно выделил большую часть дня, чтобы сопровождать Гу Юня на могилу его родителей.

Гу Юнь не произнес ни слова перед мемориальной табличкой, как будто он практиковал безмолвную медитацию монаха, только сжигая бумажные деньги, как выполняя долг. Закончив, он равнодушно отошел в сторону.

Ему не нужно говорить, что он делал на протяжении многих лет. Эти двое уже должны знать.

Тем не менее, Чан Гэн положил благовония и добросовестно предложил вино. Когда Гу Юнь был здесь, он не мог говорить вслух и мог только сказать про себя:

–Я позабочусь о нем в будущем. Вы оба можете быть уверены, не втыкайте в него больше стальные гвозди.

–Пошли,– Гу Юнь осторожно потянул его.

Чан Гэн пришел в себя и уже собирался пойти с ним, когда увидел, как Гу Юнь небрежно повернулся к мемориальной табличке принцессы:

–Внимательно присмотри за своим мужем, скажи ему, чтобы он послушно оставался здесь. Не приходи и не беспокой моего человека.

Чан Гэн:

–...

Выслушав эти предательские слова, сопровождавший его Хо Дань чуть не опустился на колени и низко поклонился перед старым Аньдинхоу. Гу Юнь слегка фыркнул и повернулся, и потащил Чан Гэна прочь.

Казалось, его слова действительно подействовали. С тех пор Чан Гэн никогда больше не думал о старом Аньдинхоу Гу и его армии железных марионеток.

Экстра 5. Мир фейерверков

–

После трудного года Великая Лян была стабильна. Военная реформа продвигалась плавно благодаря прозрачной позиции Гу Юня. Шэнь И, наконец, набрался смелости и пришел к императору, чтобы уйти в отставку. Услышав об этом, Чан Гэн не сделал никаких заявлений, а только оставил просьбу об отставке и не подписал ее, сказав Шэнь И пойти домой и хорошенько все обдумать.

Мольба генерала Шэня была полна грандиозной чепухи. На самом деле, у него была только одна причина уйти в отставку – он хотел жениться. Происхождение семьи его невестки было сложным; они не хотели связываться с правительством, поэтому он планировал повесить свою печать и пойти домой, собрать то, что у него есть, чтобы построить стабильный бизнес, а затем забрать имущество своей семьи в ее семью, чтобы жить как зять – в законе.

Чан Гэн пошел домой и спросил:

–Цзыси, как ты думаешь, старый мастер Шэнь знает об этом?

Гу Юнь:

–Я не могу сказать наверняка. Но даже если его отец знает, он не может его контролировать.

Шэнь Цзипин казался нежным, гибким, послушным, и его было легко запугать. Однако, когда они смотрели на его поведение, всякий раз, когда он на что-то решался, окружающие всегда ужасались его девиантному поведению, бросающему вызов нравственности человека на полжизни, а у них до сих пор сохраняется иллюзия, что он был «надежным человеком», подавая наглядный пример того, что «кусающая собака не лает».

Честолюбие этого человека становилось все более и более странным, проделав серию неподготовленных переходов от «ханьлиня»* к «механику», к «солдату», к «генералу», а затем к «сидящему дома зятю»!

*Ханьлинь (Ханьлинь-юань; Палата Лес кистей), придворное объединение учёных в Китае, вид академии(738-1911).

Неудивительно, что с таким сыном старик Шэнь рано ушел на пенсию, чтобы научиться самосовершенствованию.

Гу Юнь вздохнул:

–Забудь об этом. Через несколько дней я найду Шэнь Цзипина, чтобы поговорить.

Лицо Чан Гэна почернело, как только он это услышал – он снова хотел поговорить!

Как только эти два человека поболтают, они, возможно, снова будут говорить о старых вещах. В это время солдаты собирались вместе за большим столом, пили вино и ели. Хотя Чан Гэн знал, что Гу Юнь только хвастается ему в лицо и не позволит себе есть и пить безудержно, он был уверен, что Гу Юнь должен будет остаться в Северном лагере на всю ночь, не возвращаясь домой, что было очень неприятно раздражающе.

Хотя император ничего не сказал лично, он написал письмо Чэнь Цинсюй, чтобы немедленно сообщить ей об этом. В письме он искренне сказал ей: «Страна представляет собой беспорядок, ожидающий восстановления. Как раз в это время, когда у нас не хватает людей, такой способный министр, как мастер Шэнь, повесил печать, будь то по общественным или личным делам, жаль..." и тому подобное.

Шэнь И ни разу не упомянул Чэнь Цинсюй об уходе с должности, и это было полностью его собственное решение.

Получив письмо от Чан Гэна, госпожа Чэнь молча вернулась в свой дом в Шаньси в тот день, плавно уравняв семью Чэнь. Затем она воспользовалась «Большим орлом», запущенным в опытную эксплуатацию между северо-западом и столицей, чтобы вернуться в столицу. Она нашла Шэнь И и откровенно спросила его: «Я глава семьи Чэнь. Если у тебя проблемы с моей семьей, почему ты не пришел, чтобы найти меня, чтобы решить их?»

Шэнь И:

–...

После того, как Гу Юнь услышал об этом, он взял это домой и полгода смеялся над этим. Через полгода генералы гарнизонов со всей страны отправили генералу Шэню поздравительные письма о том, что он, наконец, нашел известную семью, на которой можно жениться. Они также настоятельно требовали, чтобы Аньдинхоу устроил большие неприятности в зале молодоженов от имени всех братьев, которые «не смогли прийти лично, но жаждали этого».

Гу Юнь, который боялся, что в мире недостаточно хаоса, с готовностью согласился. За несколько дней до этого, помогая в поместье Шэнь, он также придумал более десяти способов мучить Шэнь И.

Благодаря многолетнему опыту борьбы с остроумием и отвагой с этим Гу, Шэнь И достиг точки, когда ему достаточно было увидеть его злую улыбку, чтобы понять, какой плохой план он задумал. Чтобы обезопасить свою жизнь, он заранее нашел себе резервную копию – отправился к императору наедине.

Шэнь И по-деловому сказал Чан Гэну:

–Ваше Величество, я некоторое время разбирал старые вещи. Внезапно я вспомнил, что маршал Гу дал мне четыре письма на поле битвы в Цзяннане. Два из них были личные письма к вам. Одно из них было отправлено сейчас же по приказу; а другого не было случая передать вам, я не знаю,что в нем было написано. Потребуется ли вашему величеству, чтобы я представил его?

Чан Гэн мог догадаться, что происходит, как только он это услышал – Гу Юнь заготовил перед битвой стопку писем, чтобы стабилизировать сердца людей повсюду, а оставшееся еще не было выпущено, он мог догадаться, что это была прощальная записка Гу Юня.

Он на мгновение заколебался:

Тогда спасибо за беспокойство, Шэнь Цин.

–Я не смею, – Шэнь И потер руки,–Ваше Величество, я хочу вас еще кое о чем спросить…

С Гу Юнем очень просто иметь дело. Просто Шэнь И не понимал этого трюка столько лет, а Чан Гэн был с ним хорошо знаком.

Ему просто нужно было вернуться и сказать Гу Юню:

–Барышня Чэнь столько лет была в таком беспокойстве, теперь она хочет только спокойно выйти замуж.

Гу Юнь не сказал ни слова; он немедленно выбросил просьбу своих братьев в небо. Он не только не создавал проблем, но и использовал свои связи, чтобы заказать партию недавно созданных фейерверков в гражданском филиале Института Линшу на свои деньги. Как только наступит подходящее время, поместье Шэнь в столице и северный лагерь в дальнем пригороде зажгутся одновременно, яркий фейерверк заставит ночное небо казаться дневным.

Хотя никто не создавал проблем, Шэнь И очень плохо переносил алкоголь. Круг гостей поклонился, но жених все равно выпил слишком много. Он принес Гу Юню две чашки с высунутым языком и полным желудком того, что хотел сказать. После икоты он вдруг вспомнил, что находится у всех на виду. Многие слова было трудно произносить вслух; он стоял там с широко раскрытыми глазами, ошарашенно глядя в пустоту.

Гу Юнь вздохнул:

–Будущих благословений, брат Цзипин.

Он взял обе чаши с вином, чокнулся ими друг с другом, затем выпил свою порцию и порцию Шэнь И.

С тех пор, как он начал помогать Шэнь И готовиться к свадьбе, Гу Юнь почувствовал себя необъяснимо счастливым. Это не было внезапным существенным счастьем «заслужить звание Чжан Юань*» или «победить в битве». У него не было особой радости, когда он тщательно обдумывал это; просто ему было приятно, куда бы он ни посмотрел.

*чемпион

Шэнь И схватил его за плечо и крепко обнял, желая смеяться и плакать одновременно, как будто он не знал, что сказать.

Гу Юнь сказал тихим голосом:

–На этот раз ты счастлив?

Шэнь И не знал, что сказать, поэтому энергично кивнул.

Кто бы мог подумать, что они будут живы сегодня, когда в первые дни они отправились на поле битвы?

Гу Юнь:

–Хорошей жизни в будущем, не говори столько ерунды своей жене.

Шэнь И не знал, плакать ему или смеяться; он сжал кулак и дважды похлопал Гу Юня по спине.

– Лвдно, не вытирай об меня свои сопли, и не заставляй свою невесту долго ждать, – подтолкнул его Гу Юнь,– Я задерживаю тебя здесь, иди.

Шэнь И сделал два шага вперед, затем оглянулся. Это правда, что Гу Юнь стоял там, как столб, и никто больше не осмеливался приставать к нему. Внезапно он снова почувствовал себя сентиментальным. Генерал Гу охранял ворота страны, ворота города и ворота дворца всю свою жизнь. На этот раз он использовал свои великие способности для скудной задачи по охране свадебного зала для него – но, похоже, он был очень доволен этим.

Шэнь И почувствовал, как у него пересохло в носу, с тысячами сожалений в сердце, он поспешил назад и быстро признался на ухо Гу Юню:

–Цзыси, письмо, которое ты написал в Цзяннани, которое еще не было открыто, я отдал его Его Величеству, ты... кхе-кхе... В любом случае... я пойду первым.

Гу Юнь:

–...

Он издевался над Шэнь И с тех пор, как они были маленькими, пока они не выросли. Поскольку он, наконец, с большим трудом хорошо отнесся к этому человеку, неожиданно столкнулся с такого рода предательством, проглотив слово «карма» целиком.

По окончании оживленного свадебного банкета Гу Юнь чопорно вернулся в поместье Аньдинхоу – Чан Гэн только выпил чашу свадебного вина и ушел, вручив свой подарок. Императора, пришедшего лично, было достаточно, чтобы показать честь и благословение, слишком долгое пребывание заставит окружающих чувствовать себя некомфортно. Таким образом, он уже давно ждал Гу Юня дома, свет в комнате все еще горел.

По пути Гу Юню пришла в голову плохая идея. Он попросил людей взять горшок с крепким вином, побрызгать им на передние рукава и заставить себя пахнуть, как винный горшок в форме человека. Затем он сделал вид, что «шатается», и с силой толкнул дверь.

Чан Гэн смотрел на что-то под светом. Он был потрясен ветром за дверью и сильным запахом вина. Он слегка нахмурился. Подняв глаза, он увидел, как Гу Юнь споткнулся о порог и упал прямо внутрь. Чан Гэн поспешно оттолкнул вещь в своей руке и быстро подошел, чтобы поймать его, дрожа от прикосновения ледяных рук Гу Юня.

Хотя Гу Юнь обычно резвился с бьющей через край энергией, его руки и ноги всегда были холодными, независимо от лета или зимы. Будь то прием лекарств или иглоукалывание, все они нанесли вред его телу. Но сам этот человек никогда не высказывал своих жалоб, а Чан Гэн не осмеливался проявлять слишком много беспокойства в обычные дни; таким образом, он мог только тщательно заботиться о нем. В то же время Гу Юнь больше не настаивал на привычке носить только слой одежды, чтобы дрейфовать в холодную зиму в свои поздние годы. Каждый из них немного приспосабливается к себе, чтобы соответствовать друг другу, между двумя людьми возникло тихое взаимопонимание, без необходимости выражать его словами.

Чан Гэн хотел сжать руки в объятиях, но пьяница не стал сотрудничать, его боевые искусства были выдающимися, оставив его беспомощным.

Чан Гэн:

–Цзыси! Боже… Сколько ты выпил? Ты снял свой запрет сегодня?

Гу Юнь фыркнул, весь вес его тела лег на Чан Гэна, а руки беспорядочно сплелись вокруг его талии. Пока Чан Гэн занимался с ним, он подтолкнул его к столу. В то же время он тайком открыл глаза и окинул взглядом плечо Чан Гэна – письмо, о котором он забыл, было там и до сих пор не вскрыто!

Сердце Гу Юня наполнилось огромной радостью удачи. Он притворился пьяным, споткнулся и ударился о стол боком, опрокинув его. Бумага и ручка с грохотом упали на стол. Чан Гэн был чуть не повален им на землю, он поспешно поддержал его. Он даже наполовину затащил, наполовину обнял беспокойного мужчину до постели. Он ворочался, пока на его лбу не выступил пот.

Пьяница по-прежнему отказывался послушно ложиться, дергая его в оцепенении и крича:

–Красавица... не уходи.

Чан Гэн резко спросил:

–Кому ты говоришь?

Гу Юнь:

–…Дорогой Чан Гэн.

Его голос был низким и хриплым, с некоторой двусмысленностью, отчего у Чан Гэна покалывало по коже головы.

Гу Юнь развел руками:

–Приляг на минутку с ифу… Ифу любит тебя до смерти…

Чан Гэн:

–...

Он привык к порядку. На самом деле, он хотел повернуться и собрать рухнувший стол и упавшие предметы. Однако, когда Гу Юнь так крепко цеплялся за него, он оказался перед дилеммой между чистотой и похотью, в конце концов, Его Величество все же поддался последнему, он повернулся, чтобы выключить свет, и опустил занавески на кровати.

Когда на следующий день Чан Гэн пришел в себя, чтобы попытаться навести порядок, он обнаружил, что письмо, которое он так и не решился открыть, пропало из кучи важных и неважных вещей на столе. Только тогда он понял, что позволил красоте ослабить его разум и снова был одурачен кем-то.

Способность Гу Юня притворяться глупым и отклонять тему не имела себе равных в мире. Его губы были сжаты даже сильнее, чем щель на золотой коробке Черной брони. Он отказывается признать, что в этом мире было такое «письмо». Шэнь И, единственный человек, который знал об этом, чувствовал себя виноватым из-за своего самосознания; он каждый день притворяется мертвым и отказывается явиться для дачи показаний.

Чан Гэн держал это в уме в течение полугода, но так и не узнал местонахождение и содержание письма. Постепенно его это перестало волновать.

Подумав об этом, у него не хватило смелости открыть его в первый раз, и, наконец, он дал Гу Юню шанс воспользоваться этим в последнюю секунду. Возможно, ему не суждено было прочитать прощальную записку.

Настоящий человек во плоти все еще был здесь и спорил с ним в остроумии, зачем ему узнавать об этих болезненных словах?

Только на этот раз Чан Гэн почувствовал, что может поверить в ерунду Гу Юня – что в мире никогда не было такого письма.