Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 88 (всего у книги 112 страниц)

Глава 109 «Десять лет»

____

Сегодня на влажной и холодной линии фронта в Цзянбэе десять лет сжались до одного цуня. Хватило одного шага, чтобы пересечь это расстояние.

____

От страха душа солдата ушла в пятки – он впал в ступор, и Чан Гэну пришлось оттолкнуть его в сторону. У него самого волосы встали дыбом, а руки и ноги похолодели сильнее, чем зимой в Цзянбэе.

Гу Юня мучила боль в груди. Поначалу ему стало лучше, когда он сплюнул кровь, но кашель никак не прекращался. Вскоре его одежды были в крови. Всё еще не понимая, кто рядом с ним, Гу Юнь махнул рукой:

– Не паникуйте... Кхе-кхе... Не... кхе-кхе...

Чан Гэн старался держать себя в руках и собирался подхватить Гу Юня, когда услышал, как тот едва слышно зовёт его:

– ... Чан Гэн ...

После глубокого вдоха тот наклонился к нему и слегка повернул голову, прислушиваясь:

– Да?

Всё заглушал острый запах крови. Хотя от обоняния не было проку, Гу Юнь сохранил ясность ума. В последний момент он, запинаясь, пробормотал:

– Чан Гэн... Янь-ван скоро приедет. Никому не говорите о моей болезни, особенно ему... Он не должен ничего об этом узнать...

Эти слова разбили Чан Гэну сердце, а глаза его покраснели. Он крикнул стражнику:

– Позовите лекаря!

Солдат побежал исполнять приказ.

Яо Чжэнь был измотан душой и телом. Ему хотелось плакать, но он не мог выдавить ни слезинки. Видимо, на Северобережном лагере лежало проклятие. Сначала они потеряли одного командира, потом другого – казавшегося незыблемой опорой старого солдата, генерала Чжуна. Поэтому увидев приехавшего с Чан Гэном мастера Ляо Жаня, он не удержался от вопроса:

– Вы приехали помолиться за душу старины Чжуна? Это дело не срочное. Может, лучше начать с чтения сутр для изгнания злых духов?

Мастер взглянул на него сочувственно, давая понять, что ничем не может помочь, и показал на языке жестов: «Немой не способен читать сутры».

Поскольку Чан Гэн часто сопровождал барышню Чэнь, желая перенять её ремесло, то считал себя её учеником. И вот в самый в ответственный момент выяснилось, что одному пациенту помочь он совершенно бессилен. При виде его крови разум Чан Гэна помутился, а все заученные медицинские трактаты разом вылетели из головы. И речи не шло о том, чтобы проводить лечение.

В прибранном маршальском шатре собрались лучшие военные лекари со всего Северобережного лагеря. Любой, кто входил или выходил отсюда, выглядел крайне встревоженным. Чан Гэн не выпускал руки Гу Юня. Хотя он тихонько сидел себе у постели раненного и не считал себя помехой, лекари явно его побаивались.

Обеспокоенный Ляо Жань замер на входе в шатер. Ему было известно, что в год нападения иностранцев на столицу Чан Гэна утыкали иголками как ежа. Поэтому он и переживал за него – вдруг прямо посреди Северобережного лагеря случится новый приступ Кости Нечистоты, и некому будет его сдержать.

Вопреки ожиданиям Чан Гэн оставался совершенно невозмутим. Не было видно ни малейших признаков того, что разум его помутился. Недавняя фраза Гу Юня – «Он не должен ничего об этом знать» – пригвоздила его душу к телу.

На Чан Гэна снизошло внезапное озарение: он требовал от Гу Юня слишком многого и с каждым разом становился всё более ненасытным в своих желаниях. Порой он не давал ему и дня покоя. Но откуда Чан Гэн мог знать о новых и старых ранах, если Гу Юнь ничего ему не рассказывал? Теперь у Чан Гэна не выходило из головы, как часто больной и раненый Гу Юнь, находясь вдали от него, приказывал подчиненным пресекать слухи, чтобы Чан Гэн ничего не узнал.

– Ваше Высочество, – осторожно обратился к нему один из лекарей, – на этот раз великому маршалу нездоровится не только из-за переутомления, но и поскольку... э-э-э... В последние два года его не раз ранили на поле боя. Пострадали лёгкие, внутренние органы и случился застой крови. Выглядит пугающе, но, возможно, всё не так страшно.

Пока Чан Гэн слушал слова лекаря, его рука оставалась на запястье Гу Юня, считая беспорядочный пульс. Постепенно к нему вернулось самообладание. Сам он при поверхностном осмотре ничего не понял, оставалось довериться лекарям.

– М-м-м, – протянул он, – а господа уже разобрались, какое лекарство тут лучше подойдет?

Армейский лекарь задумался и, помедлив, предложил:

– Ну... Великому маршалу не стоит злоупотреблять лекарствами. Лучше дать ему спокойно отдохнуть.

Закончив говорить, лекарь понял, что, похоже, сболтнул лишнего. Осторожно глянув на руку Чан Гэна на запястье Гу Юня, лекарь обратил внимание на вздувшиеся вены. Дрожа от страха, бедняга ждал, что Янь-ван на него сорвется, но опасения не оправдались: Чан Гэн продолжил молча в растерянности сидеть рядом с Гу Юнем.

– Благодарю, – произнес он наконец, сложив руки в знак уважения, – надеюсь вы сделали всё, что в ваших силах.

Лекари действительно сделали всё, что от них зависело, и, польщенные неожиданной честью, сбежали из шатра. Тем временем Ляо Жань как раз бесшумно вошел внутрь. Он нахмурил брови и с кислой миной немного постоял рядом с Чан Гэном. Не зная, чем еще помочь, он протянул руку, разгладил нахмуренные брови Гу Юня и беззвучно произнес имя Будды.

– Мастер, не стоит, – вздохнул Чан Гэн. – Он ненавидит учение Будды, а вы тут собрались сутры ему читать. Неужели хотите, чтобы проснувшись, он пришел в ярость? У вас есть деревянная птица? Отправьте-ка лучше послание Чэнь Цинсюй.

Ляо Жань поднял на него взгляд.

Чан Гэн безразличным тоном приказал:

– Спросите у неё, сколько раз она помогала Гу Цзыси скрыть от меня правду.

«Ваше Высочество в порядке?» – жестами спросил Ляо Жань.

Чан Гэн слегка дёрнул плечом. Ляо Жаню показалось, что принц с трудом стоит на ногах, но опасения были напрасны. Чан Гэн долго смотрел на Гу Юня сверху вниз. Следующий поступок тронул мастера до слез – продолжая сжимать руку Гу Юня, Чан Гэн нагнулся и поцеловал больного в лоб. Поцелуй напоминал священное таинство – до того искренним и благочестивым он был.

От изумления Ляо Жань вытаращил глаза и раскрыл рот, медленно втягивая холодный воздух.

Чан Гэн не сводил с Гу Юня глаз и, непонятно к кому конкретно обращаясь, прошептал:

– Всё хорошо. Не переживай.

Мастер встревоженно подумал про себя: «Чувственно воспринимаемое – это и есть пустота. Пустота – это и есть чувственно воспринимаемое» [1]. Ступая маленькими шажками, Ляо Жань удалился, оставив Чан Гэна присматривать за Гу Юнем.

Среди ночи состояние Гу Юня изменилось: беспамятство сменилось кошмарным сном. Он ворочался с боку на бок. Чан Гэн вспомнил, как мучимый лихорадкой Гу Юнь когда-то не мог спокойно лежать на постели, но стоило ему почувствовать чужое присутствие, как он успокаивался. Поэтому Чан Гэн наклонился и обнял его.

В траурном зале, где лежало тело генерала Чжуна, ещё горели огни. Интересно, если бы на том свете генерал мог это видеть и навестил Гу Юня во сне, что бы он ему сказал?

Чан Гэн крепче сжал руки вокруг Гу Юня, словно пытаясь уберечь. Впервые в жизни он не зависел от своего ифу и не желал его как возлюбленного, а заботился о нём как о маленьком и беспомощном ребёнке.

Когда Гу Юнь еще не ответил взаимностью на его чувства, Чан Гэн постоянно предавался мечтам о том, что могло произойти, родись он сам на десять или двадцать лет раньше. Какие бы тогда между ними сложились отношения?

Сегодня на линии фронта в Цзянбэе было холодно и промозгло, а десять лет сжались до одного цуня [2]. Хватило одного шага, чтобы пересечь это расстояние.

К несчастью, даже если Чан Гэну и удалось за одну ночь преодолеть десять лет, войска Запада на другом берегу не переставали плести интриги.

Той ночью конфликт между верховным понтификом и посланником из Святой Земли наконец увенчался победой последнего. Они единогласно решили произвести неожиданную атаку на флот Великой Лян.

Нападение было назначено на сегодня, но не успела армия Запада воплотить план в жизнь, как из дозорной башни пришло донесение, что Великая Лян усилила оборону. Объявлен был наивысший уровень опасности, как при чрезвычайном положении.

Господин Я поспешил подняться на борт флагманского судна, уже готового к бою и работающего на полную мощь.

– Ваше Святейшество! Гу Юнь приехал слишком быстро. Очевидно, что флот Великой Лян не настолько неопытен, как мы полагали. Противник усилил линию обороны. Нам не выгодно теперь их атаковать, если мы на это решимся, то...

Посланник не дал ему говорить и сразу возмущенно перебил:

– Никто не вправе отменить мой план!

Что касается отношений между Святой Землей и армией, то тут посланник представлял интересы влиятельных аристократов и своего короля. Кроме того, как крайне одаренный молодой господин он пользовался их полнейшим доверием. Он отличался высокомерием и безрассудством – ещё несколько дней назад этот гений хвалился, что сможет пересекать моря, ни во что не ставя ни армию, ни флот Великой Лян, ни главнокомандующего Чёрным Железным Лагерем. И вот сегодня он неожиданно получил плевок в лицо, так его ещё и вынуждали отказаться от своего плана!

Подобного удара гордость посланника не вынесла.

Верховного понтифика тоже это беспокоило:

– Прошу вас не принимать решения, исходя из личных обид. Война – это не шутка и, тем более, не способ выяснить, кто из нас лучше!

Посланник покраснел и яростно возразил:

– Никто не воспринимает войну как шутку, Ваше Святейшество! Если наш противник блефует, что это доказывает? Именно сейчас лучший момент для атаки!

– Что, если они не блефуют? – не преминул спросить господин Я.

– Да быть того не может, – с мрачным видом заявил посланник. – Их жалкий флот совершенно бесполезен. Вы боитесь рисковать...

– Что за нелепые оправдания! – возмутился господин Я.

– Следите за языком, – холодно отчитал его посланник. Он отвёл взгляд и вытащил из рукава свиток пергамента. – Я сюда не за советами пришел, господа. Полчаса назад я подписал высочайший указ от имени Святой Земли. Это копия. Прошу вас внимательно её прочитать.

От гнева лицо господина Я пошло красными пятнами. Не успел он возразить, как морское чудище, на борту которого они все находились, протяжно загудело. Похоже, посланник плевать хотел на их мнение и, никого не слушая, отдал приказ!

– Вы сошли с ума?! – взревел господин Я. В ярости он обнажил меч и закричал: – Немедленно остановитесь!

Посланник не дал слабину, а выхватил свою великолепную шпагу.

– Отдать жизнь за короля и покрыть себя вечной славой – это великая честь! Мы не для того ехали на передовую, чтобы прятаться в гавани и, стоя на коленях, молитвы читать!

– Да что ты...?! – воскликнул господин Я.

– Довольно! – закричал верховный понтифик.

Посланник холодно усмехнулся:

– У Вашего Святейшества будут иные указания?

У верховного понтифика дёрнулась щека. Ничего не оставалось, кроме как пойти на компромисс, ведь судно уже тронулось.

– Раз мы вынуждены следовать твоему идиотскому плану, пусть на поле боя командуют мои люди.

Посланник не имел ничего против того, чтобы в случае провала свалить вину на понтифика. Он торжествующе посмотрел на господина Я и холодно усмехнулся. После чего убрал шпагу в ножны и громко распорядился:

– Полный вперёд!

Той ночью флотилия морских драконов Запада рассредоточилась вдоль длинной линии фронта в Лянцзяне, незаметно обогнула Северобережный лагерь и во имя Господа приготовилась к высадке на берег.

Тем временем, за тысячи ли от них, на северной границе, восемнадцать племён отправили на переговоры с Великой Лян вторую дипломатическую делегацию.

Цао Чунхуа лично прибыл на северную границу. Вместе с Чэнь Цинсюй ему уже раньше доводилось проникать в северные степи, он прекрасно изучил племена Небесных Волков. Учитывая сложную обстановку на северной границе, он отправился на встречу с послом северных варваров вместе с Шэнь И, выехав за линию оборонительных укреплений Чёрного Железного Лагеря.

В подзорную трубу они увидели, что посол явился не с пустыми руками: за ним следовал конвой и, судя по производимому грохоту и внешнему виду телег, их нагрузили цзылюцзинем.

Во главе делегации стоял молодой человек примерно двадцати пяти или шести лет; его сопровождали ещё несколько человек. Правда, если приглядеться, выглядел посол необычно бледным – лицо его перекосилось от тревоги и беспокойства. Его окружили плотным кольцом и, похоже, заставили ехать сюда против воли.

Поскольку Шэнь И робел перед Чэнь Цинсюй, то понизив голос, спросил у Цао Чунхуа:

– Это ещё кто?

Цао Чунхуа поднёс к глазам подзорную трубу и доложил:

– Это второй сын Цзялая Инхо.

– Что? – Шэнь И нахмурился. – Ты точно уверен?

Цао Чунхуа кокетливо на него посмотрел и, сложив пальцы «орхидеей», легонько коснулся груди генерала Шэня [3].

– Ай-яй, учитель Шэнь, я никогда не забываю две вещи: первое – лицо человека, а второе – его голос. Уж поверьте мне.

В детстве именно Шэнь И научил его читать. Тогда этот ребенок считал себя обычной маленькой девочкой. Кто же знал, что во взрослом возрасте малец смирится, что родился мужчиной, но будет позволять себе подобные выходки. Поскольку Шэнь И являлся почтенным учёным и к тому же холостяком, то никак не мог стерпеть наглые заигрывания Цао Нянцзы. От ужаса Шэнь И покрылся мурашками и невольно придвинулся поближе к Чэнь Цинсюй, уходя от его фамильярного прикосновения.

– Сяо Цао, – барышня Чэнь строго посмотрела на Цао Нянцзы.

Между членами Линьюань нередко возникали разногласия, но никто не смел оскорблять талантливую лекарку Чэнь. Цао Чунхуа прикусил язык, пока обдумывал слова Шэнь И, и с благочестивым видом устроился верхом на коне.

– Генерал, похоже, восемнадцать племен нас не обманывают. Отдать в руки врага нового Лан-вана – это крайне унизительно. Возможно, они хотят заставить свою марионетку – второго принца – отвечать за поступок посла в столице и таким образом наладить с нами отношения.

Пальцы Шэнь И мягко постукивали по поводьям коня:

– Погоди, рано праздновать победу. Мне всегда казалось, что варвары легко не сдадутся.

Шэнь И не раз приходилось иметь дело с северными племенами, живущими в Западном краю, поэтому ему было прекрасно известно, что они из себя представляют.

Большая часть этих скотоводов готовы биться до последней капли крови. А тут Чёрный Железный Лагерь не успел добраться до линии фронта, лишь немного их попугал. Шэнь И заподозрил, что дело нечисто.

Глядя на предполагаемые внушительные запасы цзылюцзиня в повозках, Цао Чунхуа облизал губы и спросил:

– Что делать-то? Пропустим их или не стоит?

– Всем лучникам приготовить стрелы байхун и прицелиться, – проявил осторожность Шэнь И. – Не позволяйте варварам подойти близко. Пусть сначала наши люди по очереди проверят все повозки с топливом.

Когда Цао Чунхуа посмотрел на Шэнь И, выражение его лица резко переменилось. Они оба прекрасно помнили, как в Яньхуэй гигантский змей оказался совсем не тем, чем они думали.

Если бы речь зашла о ком-то другом, можно было надеяться, что свирепые тигры не едят своих тигрят. Но здравый смысл обычно не помогал разгадать планы Цзялая Инхо. Он действительно способен пойти на подобную низость – пожертвовать жизнью родного сына, чтобы открыть ворота вражеской крепости.

По приказу Шэнь И весь Черный Железный Лагерь обнажил мечи и натянул тетивы луков. Окружавшая варварских послов из северных земель аура убийства от этого лишь усилилась.

Второго принца затрясло – ещё немного и он свалился бы с лошади. Специальные инспектора, занимающиеся проверкой качества цзылюцзиня, подоспели к конвою и на глазах у послов северных варваров по очереди принялись осматривать ёмкости с цзылюцзинем.

Перед Шэнь И с его соратниками располагались несколько повозок с фиолетовым топливом.

Инспектора не имели права на ошибку. Они проверяли чистоту топлива, а затем погружали в ёмкость мерный шест, чтобы оценить объем.

Наконец Шэнь И предъявили несколько длинных шестов, измазанных в цзылюцзине. Судя по всему, ёмкости были практически полными.

– Генерал, чистота топлива не вызывает сомнений, – поспешил доложить ему инспектор. – А объем соответствует размеру оговорённой дани.

Шэнь И не мог избавиться от нехороших подозрений. Наконец он поднял голову и посмотрел на второго принца. На лбу у него темнел ярко-фиолетовый рубец, похожий на след от удара кнутом. Лицо принца было заплаканным. Он разевал рот, пытаясь завыть, но не мог издать ни звука.

– Генерал Шэнь, – прошептала Чэнь Цинсюй. – Видите фиолетовый рубец у него на лбу? Я узнала об этой технике от восемнадцати племен. Особый ритуал для избавления от свидетелей. Жертву обездвиживают, и со стороны кажется, будто человек привязан к лошади. Ему и покашлять-то не удастся. Скоро, когда рубец потемнеет, он свалится на землю и умрёт. Если осмотреть труп, то ничего не поймёшь, кроме того, что от страха остановилось сердце.

На щеках Шэнь И выступил румянец. Он решительно приказал:

– Погодите! Остановите их!

Паривший в небе Чёрный Орёл пронзительно закричал:

– Стоять!

Конь второго принца резко замер, а тело его наклонилось набок, словно потеряв точку опоры. Его тяжёлые сапоги ударились о стенку ближайшей бочки с топливом. Раздалось глухое эхо.

Похоже, внутри половина бочки была полой.

Зрачки Шэнь И сузились:

– Назад!

Услышав этот приказ, один варвар отделился от делегации и бросился к повозкам с топливом. Сообразительный Орёл ловко застрелил его на месте. Пока Чёрный Железный Лагерь молча и стремительно отступал, Шэнь И схватил лошадь барышни Чэнь за поводья, вынуждая её развернуться в обратном направлении.

В один миг к небу взвился сноп искр.

С самого начала под одной из бочек прятался худой невысокий юноша. Его лицо выглядело зловеще. С улыбкой он поджёг скрытый под повозкой фитиль, улыбнулся и посмотрел вверх.

В следующее мгновение первая повозка с цзылюцзинем взорвалась, и от юноши остался лишь пепел, что рассеялся высоко в небе.

Последовал еще один мощный взрыв. К облакам взвились фиолетовые языки пламени, воздух вскипел, превратившись в волну невидимого жара. Холодная броня солдат Чёрного Железного Лагеря, прикрывавших отступление, накалилась докрасна. Потом взорвались и их золотые коробы.

Примечания:

1) «Сутра сердца праджняпарамиты» (или просто «Сутра сердца») – одна из самых популярных в буддизме Махаяны. В сжатом виде в ней излагаются идеи совершенной мудрости.

2) Десять лет сжали земли до одного цуня (около 3,33 см). По легенде существует таинственное искусство, способное сжать землю. Владеющий этим искусством способен одним взглядом охватить тысячи ли дорог всей Земли.

3) Орхидея – изящный жест, свойственный китайской опере и танцам. На международном языке жестов это ещё и цифра 8. Жест появился в буддизме, также символизирует конфуцианство.

Глава 110 «Сияющий меч»

____

Чтобы наточить закалённый клинок, нужно омыть его кровью врагов.

____

Гу Юнь блуждал во мраке, погрузившись в бездну нескончаемых кошмаров. Мышцы сводило от напряжения, а тело била сильная дрожь. Наконец, уже глубокой ночью, в кромешной темноте, он очнулся.

К тому времени дух его вернулся в тело. Открыв глаза, Гу Юнь будто прошёл все десять ступеней восхождения бодхисаттвы [1] и вспомнил, где он и что ему ещё предстоит сделать.

Внезапно он почувствовал, что ко лбу прижалась ледяная щека. Гу Юнь замер. Никто во всем Черном Железном Лагере, не говоря уже о Северобережном лагере, не мог позволить себе подобную дерзость. Со временем его слабое зрение подстроилось к полумраку, и Гу Юнь различил тёмный силуэт. В нос ударил запах успокоительного.

Холодный пот не успел высохнуть. Когда Гу Юнь нахмурился, от напряжения на лбу выступило еще несколько капель.

«Что он здесь делает?» – подумал он.

Ни слова не сказав, Чан Гэн покрутил масляную лампу в изголовье походной кровати, вытащил из миски полотенце и утёр ему пот.

Тело Гу Юня обмякло, как будто душевная рана снова дала о себе знать, отзываясь тупой болью в груди. Он заметался на постели и, наконец найдя монокль, произнес:

– Я сам...

Чан Гэн низко опустил голову и, не обращая ни на что внимания, мягко и спокойно прижал его запястье к постели.

Гу Юня мучило необъяснимое чувство вины. Он нервно облизал губы и подумал: «Неужели кто-то сболтнул лишнего?»

Тем временем, Чан Гэн обтёр его, поправил одежду и укутал в одеяло. Лишь после этого он набрался смелости поднять голову и посмотреть ему в глаза.

Гу Юнь поймал его взгляд и улыбнулся.

Лицо Чан Гэна ничего не выражало.

С трудом подняв руку, Гу Юнь притянул Чан Гэна к себе за затылок, дважды коснулся и пальцами огладил его подбородок.

– Чего такой хмурый? Стоило красоте твоего ифу немного поблекнуть, и ты меня разлюбил?

Теперь Чан Гэну стало интересно, как этот умелый лжец станет выкручиваться и делать вид, что ничего не понял. Он холодно спросил:

– Что с тобой приключилось?

Гу Юнь прищурился и прочитал его слова по губам.

– Простыл, – невозмутимо ответил он.

Чан Гэн, конечно, догадывался, что Гу Юнь будет врать, но не ожидал, что настолько нагло.

Желая сгладить конфликт, Гу Юнь протянул руку и погладил Чан Гэна по щеке.

– Подойди поближе. Хочу поглядеть, не исхудал ли ты.

Чан Гэн ударил его по руке и сердито воскликнул:

– Гу Цзыси!

Пришлось поменять тактику. Гу Юнь нахмурился и с грозным видом решил ответить, как подобает военному:

– Что за чушь ты несёшь?! Генерал Чжун скончался совсем недавно, а солдаты Северобережного лагеря уже не признают ни закона, ни воли Небес?

Чан Гэн сделал глубокий вдох:

– Тогда, в траурном зале, ты...

Как известно, лучшая защита – это нападение. Гу Юнь резко его перебил:

– Как звали того сукиного сына, что стоял в карауле у траурного зала? Позови сюда Яо Чжунцзэ! Пусть накажет его согласно воинскому уставу!

Чан Гэн беззвучно заскрежетал зубами.

Гу Юнь закивал, словно не врал как не в себя:

– Это всё потому, что флот в Цзянбэй еще молод. Подобное недоразумение никогда бы не произошло в Черном Железном Лагере...

– Неужели? – притворно улыбнулся Чан Гэн. – Честно говоря, я и есть этот сукин сын. Как великий маршал планирует меня наказать?

Великий маршал Гу легко умел приспосабливаться к любым обстоятельствам и олицетворял сразу все тридцать шесть стратагем разом, но тут по-настоящему потерял дар речи [2].

Хотя у Чан Гэна имелось к нему множество вопросов, он прекрасно понимал, что не добьётся честного ответа. Ему больно было смотреть на то, как Гу Юнь продолжает выбиваться из сил, желая обвести его вокруг пальца, а каждое его слово будет иметь двойное дно. Вдруг снаружи донёсся резкий грохот.

Караульный в панике позвал:

– Ваше Высочество! Ваше Высочество Янь-ван!

Чан Гэн нахмурился, вышел из палатки и спросил:

– Что стряслось?

Как только он договорил, земля задрожала. Чан Гэн помрачнел – судя по всему неподалёку произошел мощный взрыв!

Если присмотреться повнимательнее, можно было заметить, как в Северобережном лагере ярко загорелись огни. Отовсюду доносился цокот копыт и скрежет железной брони, громко трубили сигнальные медные горны. В лагере стоял густой туман. Казалось, жуткий грохот слышали на севере страны. Готовые к бою морские драконы на побережье постепенно оживали, а их холодные огни загорались в тумане. Столб света на дозорной башне озарил сразу весь Цзянбэй.

Вражеская атака!

Хотя Гу Юнь сейчас плохо слышал, он заметил вдалеке огни и почувствовал, как задрожала земля под ногами. Его первым распоряжением после прибытия в Северобережный лагерь стало усилить линию обороны. По правде говоря, изначально он хотел просто успокоить своих людей. Гу Юнь тогда и предположить не мог, что подозрительно затихший в последнее время флот Запада на самом деле выжидал подходящего момента, чтобы напасть на них.

Порой как бы ты не старался, рано или поздно приходится покориться воле судьбы. Пока они на своем берегу тщательно просчитывали каждый шаг, то не заметили, как в стане врага произошли перестановки. Неожиданно во главе армии Запада встал главнокомандующий с совершенно иной манерой ведения боя.

Сейчас не время было об этом думать. Гу Юнь быстро накинул верхние одежды. Попытавшись подняться, он покачнулся и едва не упал на колени, как будто за раз съел десять цзиней жаренных в масле булочек.

Тёмный силуэт Чёрного Орла мелькнул высоко в небе и вскоре приземлился прямо у шатра маршала. Не успел гонец и рта раскрыть, как выронил письмо с красной лентой прямо перед Гу Юнем.

С большим трудом Гу Юнь опёрся об изголовье кровати и прочел письмо при тусклом свете паровой лампы. Чёрный Орел поспешил доложить:

– Великий маршал, под видом переговоров о капитуляции восемнадцать племён привели к нашей границе смертников, а шесть телег с цзылюцзинем использовали в качестве приманки. После того, как взрыв расчистил им путь, они бросили в атаку десятки тысяч своих лучших солдат, намереваясь прорвать нашу линию обороны.

Гу Юнь наконец оторвал взгляд от письма с красной биркой и спросил:

– Какова обстановка на фронте? Насколько велики наши потери?

– Ваш подчиненный отбыл в спешке, – ответил Чёрный Орел. – Ему ничего об этом не известно!

Гу Юнь попытался успокоиться и сжал зубы. Из последних сил он потянулся за висевшим у кровати гэфэнжэнем и приказал:

– Принесите мне тяжелую броню.

Он был слаб и немощен и передвигаться мог только с помощью тяжёлой брони.

Чан Гэн поднял руку, приказывая солдату остановиться. Он повернулся к Гу Юню и строго сказал:

– Цзыси, ты примешь личное командование войском. Я пойду.

Гу Юнь пристально посмотрел на него и недовольно скривил губы. Чан Гэн прекрасно знал это его выражение лица – оно означало отказ.

Не дав Гу Юню вставить и слова, Чан Гэн быстро спросил:

– Ты мне не доверяешь?

Гу Юнь вздохнул:

– Я...

Чан Гэн протянул руку и попросил:

– Отдай мне свой гэфэнжэнь, я пойду вместо тебя. Если ты все ещё веришь мне, не выходи из своего шатра.

В глазах Чан Гэна отражались огни разгорающейся вдалеке битвы. Казалось, что его зрачки пылали, как вся Великая Лян перед тем, как любой ценой одержать победу или погибнуть.

Чан Гэн решительно взялся за рукоять гэфэнжэня и медленно выхватил оружие из рук Гу Юня. В этом не было ничего сложного – от слабости у маршала дрожали руки.

В распоряжении Чан Гэна теперь было смертоносное оружие. Он закинул его за плечо и слегка поклонился.

– Подданный будет сражаться во имя великого маршала.

Гу Юнь внимательно на него посмотрел, затем резко обернулся и приказал Орлу:

– Подготовьте макет местности, будешь моим посыльным.

Чан Гэн ушёл, прихватив с собой его гэфэнжень.

Как только морские чудища Запада пересекли море, они медленно начали подниматься по объятой туманом реке. В их огромной тени бесчисленные морские драконы Запада, стремительные как тигровые акулы, медленно подкрадывались к противнику. Усиленная Гу Юнем линия обороны поднялась по сигналу тревоги. Три подразделения лёгкой кавалерии одновременно разными путями вышли из Северобережного лагеря, чтобы занять ключевые порты на побережье и сойтись в бою с флотом Запада, который рассчитывал высадиться незамеченным.

Вскоре воды реки покраснели от крови, а артиллерийский огонь обратился ярким фейерверком еще до того, как ударил по окутанной дымом и огнём водной глади.

– Не прекращать артиллерийский огонь! – подстёгивая лошадь, приказал Чан Гэн. – В перерывах стреляйте стрелами байхун. Пусть все наши Чёрные Орлы приготовятся к атаке. У вас будет немного времени, чтобы вылететь за пределы досягаемости стрел байхун и ударить по ним с воздуха. Мы ни в коем случае не должны позволить их Ястребам подняться с борта морского чудища! Не дайте им сдвинуться с места!

– Правый фланг, сплотить ряды!

– Всем драконам вдоль побережья приготовиться к атаке и выступаем!

Гонцу показалось, что он ослышался.

– Ваше Высочество имели в виду всё побережье? Речь идет о полномасштабном сражении?

Сидевший верхом Чан Гэн перевёл на него взгляд.

– Всё побережье. Пусть иностранцы увидят, что у Великой Лян тоже есть флот.

Когда-то флот Великой Лян был крайне уязвим к вражеским атакам, а его командир отдал жизнь в бою. Потом им управлял гражданский чиновник, который и верхом-то ездить толком не умел и в конце концов в панике бежал на север.

Год назад жалкие остатки старого флота смешали с солдатами из других концов страны и перебросили туда, где они потерпели поражение. Трудно было представить себе более разрозненное войско. Кто-то раньше служил в сухопутных войсках и страдал от морской болезни, кто-то плохо ориентировался, а кто-то не сумел разобраться с крайне сложной и отсталой технологией управления морскими драконами, которую использовали в Великой Лян...

Сейчас эти проблемы были давно решены.

Со дня своего основания флот в Цзянбэе дважды был серьезно реформирован. Институт Линшу трижды совершенствовал устройство военных кораблей и даже прислал им невероятно быструю «тигровую акулу», похожую на стремительные суда Запада.

Вдруг на реке поднялся редкий северо-западный ветер. Когда яркий свет негасимой лампады осветил траурный зал, белый шатёр на фоне оживленного Северобережном лагеря больше напоминал траурную хоругвь в похоронной процессии. Как будто душа старого генерала Чжуна до сих пор не покинула этот мир.

Чтобы наточить закалённый клинок, нужно омыть его кровью врагов.

Гу Юнь плохо видел и слышал, поэтому мог судить о расстоянии, откуда вёлся обстрел, лишь по дрожи земли под ногами. Сегодня он не сражался на передовой. Тем не менее, он сохранял спокойствие. Чёрный Орел был потрясён, когда понял, что Аньдинхоу помнил наизусть линию обороны Северобережного лагеря – где их сильные и слабые места, где, вероятно, попытаются прорваться враги... Все его прогнозы сбывались в точности.

Передав право командования на передовой Чан Гэну, Гу Юнь тем самым выразил ему абсолютное доверие и не отдал сам ни единого приказа. Чан Гэн свободно распоряжался всеми тремя военными подразделениями в Цзянбэе.

Гу Юнь следил за ходом сражения и отвечал за распределение цзылюцзиня, брони и оружия. Кроме того, рядом лежало письмо с красной биркой, отправленное с северной границы. Внимание маршала было рассредоточено между двумя фронтами, ведь сегодня сражения велись на всей территории Великой Лян.

На этот раз причиной неожиданной атаки армии Запада послужило их желание помочь варварам. В конечном счете, они рассчитывали выбить себе выгодные условия во время мирных переговоров. Если Великой Лян удастся одержать победу на северном фронте, то войска Запада превратятся в нелепых шутов...

Стоял густой туман. Пока Цзянбэй пылал под непрерывным артиллерийским обстрелом, на северной границе, в заснеженных степях, шли ожесточенные бои.

Цзялай Инхо использовал смертников, пожертвовал родным сыном и поджег большую партию цзылюцзиня ради того, чтобы проложить путь для армии. Огромные орды северных варваров яростно бросились в атаку, готовые перебить всех до единого.