Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 112 страниц)

Глава 56 «Гром»

____

Никто больше никогда не назовет его своим сыном или наследником.

____

Чан Гэн побежал за ним следом:

– Ифу, постой!

Гу Юнь уже был в седле и смотрел на него сверху вниз. Боевой конь обладал таким же нетерпеливым нравом, как и его хозяин: даже с натянутыми поводьями животное беспокойно переминалось на месте.

Кровь отхлынула от лица Чан Гэна и, казалось, вся прилила к его ладони, пачкая рукав. Всем своим видом он напоминал оживший портрет в стиле Баймяо [1].

Будто он надел маску и скрыл под ней всю боль, что отражалась на его лице совсем недавно.

– В случае если господину Хо не удастся сдержать генерала Таня, то, приехав в столицу, ифу вызовет огонь на себя.

Гу Юнь приподнял тонкую длинную бровь и собирался высказаться, но Чан Гэн его перебил:

– Хотя я вижу, что, даже понимая, что тем самым он навлечет на себя беду, ифу отправится в столицу, поскольку императорская гвардия [2] не в состоянии остановить северный гарнизон. Сейчас никто, кроме ифу, не сможет ничего сделать с генералом Танем. Если в столице поднимется восстание, невозможно будет даже представить, какие будут последствия.

Чан Гэн сделал глубокий вдох и протянул к нему окровавленную руку.

– Если Император тебя арестует, то внесет разлад в ряды всего высшего военного командования Великой Лян. Боюсь, что это может привести к катастрофе. Прошу ифу оставить мне свой личный знак, чтобы успокоить людей.

На лице Гу Юня расцвело изумление. Ребенок, за благополучие которого он переживал всем сердцем, вдруг показался ему совсем незнакомым.

Люди – многогранные существа. Бывает, что на публике человек, сохраняя вид крайне величественный, способен во всеуслышание бросить вызов ветру и тучам [3]. Однако, стоит ему оказаться среди домочадцев, как он тут же превращается в невежественного ребенка, которому неведомо, что такое голод и холод.

Хотя Чан Гэн с каждым годом все меньше походил на непочтительного к старшим ребенка, постоянно звавшего его «Шилю», и несмотря на то, что они все больше отдалялись, юноша по-прежнему полагался на маленького ифу... И в глубине своего сердца благоговел перед ним. Просыпаясь посреди ночи, Чан Гэн страдал от прорастающих глубоко в душе страстных желаний, которые смешивались с привязанностью к Гу Юню, и был не в силах выразить свои чувства. Это походило на любовь к отцу или названному старшему брату и оттого казалось запретным.

Но со временем восточный ветер окончательно развеял последние остатки этой детской привязанности.

Чан Гэн понял, что отныне будет одинок. Никто не примет его, никто не последует за ним по выбранному пути.

Никто больше никогда не назовет его своим сыном или наследником.

Гу Юнь неторопливо достал из кармана свою личную именную печать и бросил ее Чан Гэну, строго наказав:

– Это, конечно, не Жетон Черного Тигра, но мои былые соратники должны ее узнать. Возможно, она тебе пригодится. В крайнем случае... ты можешь обратиться к командиру старой гвардии генералу Чжуну.

Даже не удостоив печать беглым взглядом, Чан Гэн сразу положил ее в рукав и, кивнув, равнодушно ответил:

– Понятно. Ифу может не беспокоиться.

Как только он договорил, Гу Юнь безжалостно пришпорил коня и помчался в столицу.

Чан Гэн долго смотрел ему вслед – до тех пор, пока фигура не скрылась за горизонтом. Тогда он прикрыл глаза и с нежностью прошептал:

– Цзыси...

Стоявший неподалеку стражник не расслышал его слов и переспросил:

– Ваше Высочество что-то сказали?

Чан Гэн повернулся к нему:

– Приготовь бумагу и кисть.

Стражники побежали за ним:

– Ваше Высочество, ваша рука...

Услышав оклик, Чан Гэн остановился и схватил забытую Гу Юнем флягу с вином, а затем с непроницаемым выражением лица вылил весь крепкий алкоголь на руку. У него снова пошла кровь. Тогда Чан Гэн спокойно достал платок и перевязал рану.

Тем временем в столице никто не мог представить себе, что смерть старшего дворцового евнуха поднимет такую большую волну.

Тань Хунфэй дал волю всей той горечи и негодованию, что снедали его двадцать лет, и похоже, совершенно потерял голову. Для начала он приказал солдатам окружить резиденцию дяди Императора. Когда выяснилось, что старый хрыч бросил там жену и детей, а сам укрылся от бури во дворце, то Тань Хунфэй сразу же выдвинулся туда, бесстрашно пойдя против прибывшей императорской гвардии.

До этого момента императорская гвардия и северный гарнизон были соратниками. Будучи последней линией обороны самой важной территории в стране, они часто сотрудничали. Императорская гвардия делилась на две части: благородные молодые господа, которых взяли из-за связей, и они теперь зря проедали императорское жалование; и элитные бойцы из северного гарнизона. Первые давно обмочились от страха и были совершенно бесполезны. Вторые, хотя и являлись способными бойцами, но из-за того, что нападавшие в прошлом были их товарищами, сейчас бедняги оказались перед сложным выбором. Как и предсказывал Чан Гэн, вскоре северный гарнизон наголову разбил императорскую гвардию.

Еще не успели растаять в воздухе последние песни и отзвуки музыки в башне Циюань, теплое цветочное вино – остыть и белый туман – развеяться, как в сердце столицы накалилась обстановка.

Тань Хунфэй разместил своих солдат у запретного дворца и снял шлем. Выглядело это так, будто он держит в руках свою собственную голову.

Пройдя к тронному залу, он совершил обряд коленопреклонения перед троном [4]. Затем закричал сквозь ряды преградивших ему путь императорских телохранителей и дворцовых чиновников, стоявших подле входа в опочивальню Императора:

– Ничтожный подданный Тань Хунфэй просит аудиенции у Его Величества. Я молю Ваше Величество выдать предателя, укрывшегося в стенах дворца, восстановить справедливость для миллионов моих друзей и братьев по оружию, защищающих нашу державу, и дать объяснение перед лицом империи! Ваш ничтожный подданный жизнью готов заплатить за то неуважение, что он выказал своему Императору!

Сквозь стены покоев Император Ли Фэн услышал его слова, но мгновенно пришел в ярость от непочтительных речей генерала и поэтому не успел потребовать у князя Го объяснений. Храбрый и решительный сын Неба был совсем не чета дяде Императора, который трусливо сбежал, поджав хвост. В гневе Ли Фэн едва не разбил большую яшмовую императорскую печать. Не обращая внимания на слуг, пытавшихся остановить его, он сменил одежды и лично спустился в тронный зал, чтобы лицом к лицу встретиться с Тань Хунфэем.

Тяжело вооруженных солдат северного гарнизона и дворцовую стражу разделяли всего лишь несколько чжан широких каменных ступеней, покрытых белым нефритом. Они молча смотрели друг на друга. Казалось, даже нарисованные на стенах дворца полевые воробьи напряженно замерли.

В тот самый момент, когда накалившаяся ситуация зашла в тупик, наконец прибыл Гу Юнь.

Его отряд насчитывал всего двадцать человек, но они пробили себе дорогу сквозь ряды окруживших дворец солдат северного гарнизона и вошли внутрь.

Когда Аньдинхоу увидел, что происходит, его едва не вырвало кровью от гнева. Он сделал шаг вперед, достал кнут и с такой силой ударил Тань Хунфэя по лицу, что кожа лопнула, обнажив мясо [5], а потом закричал:

– Ты смерти ищешь?!

Глаза Тань Хунфэя покраснели, стоило ему завидеть Гу Юня.

– Маршал...

– Закрой рот! О чем ты думал?! Хотел заставить Императора отречься от престола? – Гу Юнь со всей силы пнул Тань Хунфэя. Тот повалился на пол, и Гу Юнь поставил ногу на его плечо. – В твоих глазах осталась хоть капля уважения?! Ты вообще помнишь, что такое чувство долга?! Неужели ты забыл, как подчиненный должен говорить со своим правителем?! Северному гарнизону запрещено появляться в столице без соответствующего приказа. Тебе, что, закон не писан? Да как ты посмел оскорбить Императора!

Тань Хунфэй сидел на полу и, казалось, чуть не плакал:

– Маршал, прошло двадцать лет, как мои братья безвинно погибли, их оклеветали, им не у кого было искать справедливости...

Гу Юнь посмотрел на него холодными точно лед глазами. Слова Тань Хунфэя совершенно его не тронули:

– Если через половину большого часа [6] весь северный гарнизон не покинет столицу через девять ворот, то я собственноручно лишу тебя твоей ничтожной жизни. Выполнять!

Тань Хунфэй воскликнул:

– Маршал!

– Выметайся отсюда!

У Гу Юня, не переставая, дрожали уголки глаз. Избавившись от Тань Хунфэя, он упал на колени прямо на каменных ступенях в главном зале.

– Ваше Величество, прошу, умерьте ваш гнев. В молодые годы генерал Тань получил тяжелое ранение, из-за этого разум его помутился. А в сочетании с происками злодеев, которые обвели его вокруг пальца, старый недуг снова дал о себе знать. Я умоляю Ваше Величество вспомнить о всех совершенных им подвигах и годах преданной службы и отправить его на лечение, пощадив жизнь безумца.

Евнух Чжу-коротенькие-ножки улучил удобный момент, чтобы прошептать на ухо Ли Фэну:

– Вот видите, Ваше Величество, маршал уже прибыл. Жизнь Вашего Величества слишком драгоценна, чтобы подвергать ее риску, давайте вернемся ненадолго в ваши покои.

Ли Фэн гневно рассмеялся. Затем повернул голову и, бросив на евнуха Чжу-кopотенькие-ножки печальный взгляд, холодно произнес:

– Что, даже ты зовешь его маршалом?

Евнух побледнел и – "шлеп!" – тотчас же упал на колени.

Ли Фэн заложил руки за спину и, стоя на каменных ступенях, покрытых белым нефритом, свысока посмотрел на Аньдинхоу, облаченного в легкую черную броню. Впервые в жизни он наконец понял одну важную истину. Прежде чем покинуть этот мир, Император Юань Хэ взял его за руку и без устали твердил, что Ли Фэну следует бояться всего одного человека. И это вовсе не невероятно амбициозный Вэй-ван, не подобные хищным тиграм иностранцы, а его верный помощник, Гу Юнь.

Прошла половина большого часа и северный гарнизон отступил через девять ворот. Вместе с Тань Хунфэем еще десяток генералов были разжалованы, а Аньдинхоу брошен в темницу.

Тем временем из северного предместья, где располагались горячие источники, стаями вылетали деревянные птицы. Солдаты легкой кавалерии устремились в двух направлениях, скача во весь опор, чтобы поскорее доставить письма с личной печатью Гу Юня. Кавалеристы были переодеты в гражданскую одежду и спешно направлялись к двум важным пограничным территориям – на северо-запад и в Цзяннань.

Если бы у Чан Гэна в распоряжении имелся Черный Орел – хватило бы одного или двух, – то, возможно, он сумел бы предотвратить катастрофу.

Однако, когда Император Лунань изъял маршальскую печать Гу Юня, всем солдатам Черного Железного Лагеря был отдан приказ возвращаться обратно на северо-запад.

И снова... Было слишком поздно.

Наступил четвертый месяц [7] года. Шелковый Путь больше не напоминал драгоценную яшму...

Несколько месяцев назад всё здесь процветало и утопало в роскоши. Сейчас же от них давно не осталось и следа. Все оборонительные посты закрылись, а Черный Железный Лагерь был наготове и выставил военные лагеря.

Они были точно «черные вороны», излучавшие убийственную ауру везде, где появлялись. Хэ Жунхуэя временно назначили командующим трех фракций Черного Железного Лагеря. Указ «Цзигу Лин», отправленный из столицы, пылился у него на столе.

Небо выглядело безрадостно. Тяжелые темные тучи нависли над городом, а в приграничных гарнизонах нескольких стран плотно закрыли ворота. Царила мертвая тишина, и лишь ветер разносил золотой песок. Казалось, что-то назревает.

Быть может, то была лишь видимость, но генерал Хэ предчувствовал, что скоро что-то должно произойти.

И вдруг с неба неожиданно рухнул Черный Орел.

После приземления он неуверенно встал на ноги. И пошатываясь, неверной походкой заковылял по песку и пыли западных земель. К счастью, его заметили дозорные в черной железной легкой броне и поспешили на помощь.

Едва они подошли к грозному покорителю небес, Черный Орел под весом брони вновь упал на землю и уже не нашёл сил подняться. Стоя на коленях, он потянулся и крепко схватил соратника за руку. Лицо юноши под маской Черного Орла было изможденным и выглядело пугающе.

Глава патруля быстрым шагом подошел к нему и спросил:

– Разве генерал Хэ не отправил тебя в столицу на разведку, чтобы ты узнал, когда маршалу вернут его печать? Как все прошло? Что произошло в конце-то концов?!

Черный Орел крепче сжал челюсть. Его рот был полон крови, а привлекательное лицо искажено гримасой. Стараясь держать себя в руках, он с шипением стянул броню, а затем севшим голосом попросил:

– Отведите меня к генералу Хэ...

У северного гарнизона были проблемы. Тань Хунфэя бросили в темницу. Командиры девяти ворот городской стены больше всего боялись, что новость об аресте Аньдинхоу усугубит волнения. Поэтому, как только гарнизон предусмотрительно был взят под контроль, первым делом людей направили на посты на въездах и выездах из столицы.

Не успел Черный Орел приблизиться к городской стене, как его встретил град стрел байхун. Ему удалось прорваться и с большим трудом приземлиться. Там он замаскировался и смешался с толпой. Подслушивая оживленные обсуждения ситуации на улицах столицы, он смог восстановить картину событий.

Возмущенный услышанным Черный Орел решил немедля вернуться на северо-запад и немного разминулся с отправленным в том же направлением отрядом Чан Гэна. Черный Орел перемещался гораздо быстрее, чем конный всадник, поэтому прибыл в Черный Железный Лагерь на пару дней раньше.

Хэ Жунхуэй, характером напоминавший пороховую бочку, тут же взорвался и с отрядом солдат направился в резиденцию северо-западного наместника. Но как на зло, именно тогда Песчаные Тигры стройными рядами неспешно выдвинулись из своего гарнизона в королевстве Цюцы и направили темные дула своих орудий в направлении восточного соседа.

Разные люди сделали все, что только было в их силах, на все остальное – воля Небес.

Но, на сей раз, небесные покровители оставили правящую династию и век ее клонился к закату.

Тем временем в диких холодных землях Сайбей [8]...

Холмистая гряда плавно изгибалась, а полевые цветы с нетерпением тянулись к солнцу, один за другим распуская нежные бутоны.

На вершинах холмов собирались стаи волков, высоко в небе со свистом кружились ловчие соколы. Промасленные запыленные знамена, сшитые из шкур диких зверей, развевались на ветру. Необъятный небосвод был ослепительно синим, а земля – цвета темного золота. По полю с высокой травой решительно ступало могучее войско.

И вдруг сквозь грохот холодных железных механизмов донеслась песня, напетая хриплым голосом:

– Как чиста ее душа! Даже ветер с Небес, целовать края ее юбок готов,

И все твари живые ей кланяются и охотно в песне ей вторят,

А на лугах и полях, где пела она и танцевала...

Там на будущий год соберутся быки и бараны, коровы и овцы,

Гуще прежнего разрастется трава и выше — деревья,

А поляны свежих цветов расцветут ярким ковром,

Что будет простираться до самых краев Небесных гор [9].

Там на будущий год трава потянется к небесной синеве.

Дикий заяц не сможет усидеть больше в уютной норе,

И вернется в родное стойло необузданный конь.

Прошло пять или шесть лет с тех пор, как наследник северного маньского княжеского дома Цзялай Инхо, ведомый ненавистью, легкомысленно присоединился к нападению на Яньхуэй. Теперь же он унаследовал власть над восемнадцатью племенами и стал самым настоящим Лан-ваном. Северо-западный ветер с границы оставил на его лице глубокие шрамы: словно на протяжении тысячи дней и ночей в его плоть снова и снова вонзался нож – до тех пор, как злоба и обида не впились в кости.

Теперь, когда его виски засеребрились, он так хорошо научился контролировать свою ярость и оставался скромным в выражении чувств. Прежний глубокий и звонкий певческий голос давно охрип. Он мурлыкал себе под нос всего пару строк. Хотя он помнил наизусть слова старой песни, но вскоре голос сорвался [10].

Цзялай поднес к губам висевшую на поясе флягу с вином и сделал глоток. Алкоголь имел ржавый привкус железа. Его лицо напряглось, глаза сосредоточились на далекой фигуре в небе. Летевшая наравне с соколом тень в мгновение ока приблизилась. Броня Ястреба была массивнее, чем у Черного Орла, а шлем выглядел более свирепо. Тот приземлился с громким, режущим уши звуком прямо перед Лан-ваном, крепко сжимая в руках короткий клинок, изготовленный из неизвестного материала.

Цзялай Инхо протянул руку, коснулся крохотного золотого клинка ладонью и вылил на него немного вина. Вскоре на гладком лезвии проступили символы, написанные на языке восемнадцати племен. Почерк был аккуратным и извилистым. Надпись гласила: «Лан-ван, просим вас сделать первый шаг».

Цзялай сделал глубокий вдох. Он всегда думал, что, когда час настанет, он будет вне себя от счастья.

Но оказалось, что ненависть, которую он испытывал все эти годы, совершенно опустошила его. К тому времени, как момент расплаты наконец наступил, он забыл, как смеяться и улыбаться. И теперь нынешний Лан-ван поднял взгляд к необъятному небосводу. Солнечный свет заворожил его: казалось, глаза многочисленных усопших пристально взирают на него с небес.

– Время пришло, – мягко прошептал он и перед лицом тысяч замерших в молчании воинов поднял вверх руку.

И резко опустил ее.

Серые волки среди солдат вытянули шеи, завыли и бросились вперед, направляясь на юг.

Вечнозеленые острова Южного Приморья обдувал теплый бриз.

Ночью огромный черный корабль неспешно вошел в тихую неприметную гавань, но этим дело не ограничилось. Отряд вооруженных мужчин в доспехах открыл люк и высадился на берег. Необитаемый остров утонул в ярких огнях.

Бесконечные ряды боевого обмундирования были разложены на скалах и теперь сверкали в свете костров, напоминая солдат грозной зловещей армии.

Кроме тяжелой брони там можно было найти подробную карту, где были отмечены все глубокие подземные ходы в горах на южной границе. То, что удалось выяснить людям Гу Юня, было только верхушкой айсберга [11].

И наконец в некогда мирных и спокойных водах Восточного моря...

Дунъинские воины с длинными мечами и похожие на змей ниндзя, переодетые вокоу [12], тайно с большой осторожностью пересекали море на маленьких лодках, общаясь при помощи странных жестов.

Как муравьи они медленно со всех сторон стекались в одно место. Обычно загруженные торговые суда один за другим покидали гавань Великой Лян, чтобы по восточному морю направиться к островам Дунъин [13].

Над бескрайними просторами океана разнесся протяжный свист.

«Торговые судна» сразу же выстроились в ряд, четко образуя боевую формацию. Стоило им покинуть Цзяннань, как на смену флагам купцов пришли тяжелые боевые знамена западных стран и Папы Римского, которые развевались на ветру и бросали огромную тень на синие морские воды.

Похоже, это было своего рода жутким знаком. Обшивка огромного «торгового судна» начала распадаться на части, куски фальшивого корпуса падали прямо в море, обнажая спрятанные в кромешной темноте пугающие пушки. Никто прежде не видывал подобной модели морского дракона. Эти диковинные маленькие корабли могли быть замаскированы под обычные торговые суда, двигались с быстротой молнии, а когда скользили по водной глади, то были неотличимы от морских чудовищ, противостоящих ветру.

Семь странных кораблей по сигналу разошлись по сторонам и на поверхность из-под воды начала подниматься огромная тень.

Спокойная водная гладь вздыбилась. Огромное чудовище разорвало поверхность моря и всплыло на поверхность, обнажив зловещую «голову». В ожидании приказа к выступлению тысячи морских драконов и боевых кораблей при помощи многочисленных тросов крепились к «голове». Тянущиеся к облакам трубы главного судна были доверху заправлены цзылюцзинем. В результате слаженной работы множества шестеренок тяжелые железные пластины на корпусе раскрылись, ощетинились рядами орудийных стволов, тем самым напоминая множество неморгающих зловещих глаз.

На палубе этого гигантского морского чудовища могло поместиться не меньше десятка морских драконов Великой Лян.

Медленно приоткрылась дверца люка. Темная лестница свесилась вниз, точно вываленный язык. По ней спустились две шеренги западных морских пехотинцев в причудливых головных уборах. Следом в темном проеме возник черный зонт, прикрывший своего владельца от брызгов волн. Седовласый посол, которому Гу Юнь когда-то вежливо поклонился во дворце, спокойно шагал под зонтом.

Державший над ним зонт мужчина отставал на полшага. Это был никто иной, как «Господин Я», манипулировавший разбойниками на южной границе год назад.

От автора: это начало 3 тома, всего томов будет 4, 3 том – немного больше остальных.

Примечания:

1. Баймяо – 白描 – báimiáo – контурный рисунок (жанр традиционной живописи гохуа)

Баймяо – «написание линий», характеризующийся тем, что с помощью черной туши тщательно вырисовываются только контуры изображений

2. 御林军 – yùlínjūn – ист. императорская гвардия, лейб-гвардия, войска императорской охраны

3. 叱咤风云 – chìzhà fēngyún – диал. криком вызывать ветер и тучи (обр. в знач.: обладать огромной властью, могуществом, вершить судьбы; могучий, грозный)

4. 三跪九叩 – sānguì jiǔkòu – ист. коленопреклонение перед троном (обряд включал троекратное коленопреклонение с троекратным же прикосновкнием лба к полу, а также девятикратное челобитье)

5. 皮开肉绽 – pí kāi ròu zhàn – кожа лопнула, и мясо обнажилось (обр. о жестоких побоях)

6. половину большого часа – 时辰 – shíchen – стар. большой час (одна двенадцатая часть суток, был равен 2 часам)

7. Четвертый месяц по лунному календарю – апрель.

8. Сайбей – 塞北 – sàiběi – Сайбей, земли к северу от Великой китайской стены (обр. в знач.: Монголия)

9. "Небесные горы", легендарный Тянь-Ша́нь – горная система, расположенная в Центральной Азии на территории пяти стран. Протяжённость Тянь-Шаня с запада на восток составляет 2500 км.

10. Цзялай Инхо поет эту же песню в Главе 10 "Гу Юнь". В 1-11 главах романа можно освежить в памяти события, связанные с нападением на Яньхуэй.

11. Речь идет об истории с разбойниками и их тайными ходами в Южном приморье. В 39 главе персонажи подошли к южным горам.

В 43-45 конец конфликта на южной границе, карты, и выкуривание разбойников из тайных ходов. Там же появляется господин Я.

12. 倭寇 – wōkòu – вако, вокоу (японские пираты, ронины и контрабандисты, которые разоряли берега Китая и Кореи с XIII по XVI века)

13. Конфликт в Цзаннани и восточном море можно освежить в памяти с 30-х глав новеллы. Там же появляются и первые дунъинцы.