Текст книги "Убить волка (СИ)"

Автор книги: Priest P大

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 112 страниц)

Глава 77 «Дурной сон»

____

Что ты делаешь в моей постели?

____

В начале лета на восьмой год правления Лунаня западные страны наконец признали поражение. Они собрали остатки войск, вернулись на родину и написали письмо, где сообщили, что готовы сдаться на милость победителю.

На границе Шёлкового пути представители всех западных стран второй раз встретились с делегацией Великой Лян и вступили в мирные переговоры.

Гу Юнь не захотел ехать лично, чтобы предстать перед побежденными вражескими генералами, так что в качестве своего временного заместителя отправил Шэнь И, который и возглавил делегацию.

Он зачитал жёсткие требования, что выставляла Великая Лян: проигравшие обязаны были выплатить огромную сумму серебром и золотом. Кроме того, победитель получал право учредить в западных странах новые гарнизоны, чтобы контролировать вассальные страны. Начиная с момента заключения этого мирного соглашения, все зависимые страны – кроме Лоулани как союзника – лишались права владеть любой боевой техникой и броней, включая легкую. Все имеющиеся запасы предписывалось уничтожить. Так же Великая Лян обложила вассальные государства ежегодной данью в размере семидесяти процентов от всего добытого цзылюцзиня.

Когда Шэнь И в первый раз прочитал про себя этот пункт, даже у него свело зубы. Требовать этого – все равно что выскабливать добела кость. Послы рыдали, взывая к своим предкам [1].

Когда первая попытка мирных переговоров провалилась, следующей ночью Гу Юнь с отрядом из трехсот воинов в тяжелой броне окружил и атаковал оставшиеся лагеря уже капитулировавших войск западных стран. Небо стало багряным от взрывов. Таким образом Аньдинхоу самовольно исполнил второй пункт мирного договора. После чего маршал публично объявил, что если западные страны не хотят, то могут вообще не подписывать этот договор – Черный Железный Лагерь вырежет всех до единого.

Массовые убийства нарушили гармонию между небом и землей [2]. До этого не опускался никто, кроме северных варваров. Армия Великой Лян обычно не падала так низко. Стоило учесть, что западные страны тогда ужасно боялись мести за неудавшееся покушение и полагали, что от Аньдинхоу всего можно ожидать. Поначалу они, конечно, сомневались. Но когда Гу Юнь приказал своим людям войти в город, где расположились люди противника, послы западных стран за столом переговоров запаниковали.

Так три дня спустя, после нескольких провальных попыток, было подписано Лоуланьское мирное соглашение. Напуганные грозным войском Гу Юня, западные страны приложили все силы, чтобы как можно скорее разоружиться, а также с болью в сердце распечатали склады и расстались c драгоценным топливом, что добыли всего год назад.

В конце пятого лунного месяца Гу Юнь и Шэнь И тайно с конвоем перевезли добытый цзылюцзинь в столицу.

Сильный ливень омыл улицы столицы и теперь повсюду были опавшие цветочные лепестки.

Хотя времена сейчас и были смутные, беспорядков из-за недовольства новой системой государственного управления, которых все так боялись, чудесным образом удалось избежать.

Представители знатных семей дураками не были. Хотя им не понравилось, что Янь-ван нашел очередной способ залезть в их карманы, они понимали, что кому-то этот закон еще менее выгоден. У сдавших императорский экзамен бедных студентов больше пары серебряных монет за душой не водилось – вот уж кто возненавидел нововведение всей душой. Поэтому знать не рискнула выступать от чужого имени и защищать интересы других людей. Они затаились и выжидали, как повернется дело, чтобы не выставить себя на посмешище.

Каким-то невероятным образом никто, кроме пары упрямых стариков-конфуцианцев, судачивших о том, какой новый закон «недостойный» и «неуважительный», не мутил воду. Все разрешилось настолько мирно, что ни капли недовольства не выплеснулось при дворе.

Сначала Чан Гэн подготовил для Императора доклад, где описал, какими он видит будущие перспективы ассигнаций Фэнхо. Все было описано крайне подробно, недостатки умело скрыты, а достоинства – преувеличены. Кроме того, правителю выгодна была новая система. Со временем ассигнации Фэнхо получат широкое распространение, таким образом все серебро и золото в стране вернется в казну, купля-продажа будет вестись только за ассигнации, а их количество в обороте будет на свое усмотрение определять императорский двор. Таким образом больше не возникнет ситуация, когда золото и серебро пылится у народа в сундуках, а в казне нет средств, чтобы справиться с национальным бедствием.

Прежде Ли Фэн считал некоторые идеи Янь-вана слишком радикальными и непочтительными. Оказалось, что этот юноша не просто дерзок, а плевать хотел на приличия.

Много лет назад Император Цинь Ши-хуанди [3] повелел собрать все оружие в стране и выковать из него металлическую статую. Теперь вот Янь-ван решил сосредоточить все мировые богатства в одном месте.

Но все же идея была чересчур соблазнительной. Когда Ли Фэн лучше разобрался в том, как несколько кусков бумаги могут заменить в торговле серебро и золото, то, конечно, немного встревожился, но не смог в итоге противиться искушению. Только спустя три дня тяжелых дум государь вынес свой вердикт. Перед тем, как он дал Чан Гэну дозволение заняться этим проектом, Император особо подчеркнул, что новая реформа не может быть чересчур радикальной. С особым вниманием нужно отнестись к молодым талантам из бедных семей. Все изменения должны происходить постепенно.

Император Ли Фэн знать не знал о том, что Янь-ван только-только обратился к нему с предложением провести реформу системы государственного управления, как в небольшой таверне, где в прошлый раз избрали владельца жетона Линьюань, состоялась важная встреча. Богатейший купец из Цзяннани вместе с тринадцатью другими известными людьми приехал ради нее в столицу.

Таверна имела вид довольно жалкий и неприглядный. В прошлом она с легкостью пряталась в тени великолепной старой башни Циюань подобно светлячку в лунном свете – нужно присмотреться, чтобы его разглядеть на свету. Затем ей посчастливилось стать одним из немногих заведений, уцелевших в разрушенной столице. Поэтому в начале года после небольшого перерыва она наконец открыла свои двери для посетителей. К имевшимся двум этажам надстроили еще два. Хозяева убрали битый кирпич и поломанную черепицу и переименовали заведение в башню Ваннань [4], выразив тем самым сожаление о том, что половина страны захвачена врагом. Весьма подходящее название. Мало кто знал, что это непопулярное заведение принадлежит Ду Ваньцюаню.

Первый этап переговоров прошел довольно напряженно. Ученые мужи держались замкнуто и гордо. Они не первый год занимали свои посты и сюда пришли скорее поразвлечься – и оттого не горели желанием общаться с богатеями, от которых так и несло деньгами.

Вот только познакомившись с Ду Ваньцюанем поближе, учёные мужи поняли, что он не так-то прост.

Ду Ваньцюань переплыл Западный океан [5] и повидал свет. Его характер, мышление и речь отличали его от обычных торговцев, а язык был настолько хорошо подвешен, что он уговорил бы и мертвого вернуться к жизни. Благодаря этому и тому спокойствию, с каким Цзян Чун разрешал споры, их твёрдые убеждения против пошатнулись.

После того, как все немного свыклись с новой системой государственного управления, Ду Ваньцюань с другими купцами закатил еще один частный банкет в самом большом зале в башне Ваннань, куда пригласили восьмерых самых влиятельных придворных министров во главе с Цзян Чуном.

Все гости возвысились из низов без участия влиятельных покровителей, сдав императорский экзамен.

Встреча продлилась восемь часов. Луна только показалась из-за верхушек деревьев, когда Цзян Чун поднял свою чарку и объявил, что собрание окончено.

Он степенно встал из-за стола и оглянулся по сторонам. Многие к тому времени знатно перебрали.

– Мы все уже напились и наелись вдосталь. Не хочу портить вам настроение. Давайте выпьем по еще одной чарке да разойдемся, – сказал Цзян Чун. – Война еще не закончилась, и рано или поздно придется выпускать еще партию ассигнаций Фэнхо. Вы, господа, преданно служите родине, так что...

Захмелевший Цзян Чун намеренно не стал договаривать – лишь ухмыльнулся про себя и залпом осушил чарку вина. Впрочем, все прекрасно понимали, что он имел в виду.

Можно преданно служить родине... Но не стоит забывать и о личной выгоде.

Долгие годы богатые купцы никоим образом не могли повлиять на императорский двор. Поэтому чтобы хоть кто-то представлял их интересы, они заключили союз с бедными и не имеющими ни власти, ни влияния гражданскими чиновниками.

Ду Ваньцюань по очереди распрощался со всеми чиновниками и купцами, а когда они разошлись, снова вернулся в башню Ваннань. Только не в большой зал, а в соседнюю комнату. Там было темно и безлюдно. Ее озарял лишь слабый свет подвешенной под потолком паровой лампы. На столе стояли две чарки рисового вина, миска жидкой каши и блюдечко с закусками. Сидевший там гость съел полмиски каши и выпил больше половины налитого вина. К закускам едва притронулись, но палочки для еды уже лежали на краю стола.

Ду Ваньцюань, изменившись в лице, вышел вперед и с почтением поприветствовал своего гостя:

– Ваше Высочество Янь-ван.

Чан Гэн вежливо кивнул.

– Господин Ду.

Глядя на выбранные принцем кушанья, купец засуетился:

– Я восхищен бережливостью Вашего Высочества, но башня Ваннань принадлежит нам. Почему бы не заказать более изысканных блюд? Наступило лето, пусть приготовят что-нибудь, что очистит сердце и поддержит здоровье...

– Не стоит беспокоиться. Эта еда мне вполне по вкусу, – Чан Гэн махнул рукой и добавил: – Прошу прощения за то, что переложил сегодняшнюю встречу на плечи господина Ду.

Ду Ваньцюань несколько раз заверил его, что это сущая безделица. Заметив, что Чан Гэн собирается уходить, тот учтиво придержал над ним зонтик.

– Экипаж ждет на заднем дворе. Прошу Ваше Высочество, сюда.

Когда Ляо Жань в первый раз собрал заседание Линьюань, чтобы решить судьбу жетона, самым непримиримым противником Янь-вана несомненно являлся Ду Ваньцюань. В молодости при поддержке Линьюань этот купец заработал свое состояние, поэтому прекрасно понимал, насколько влиятельна их организация. Тогда Ляо Жань предложил ему доверить дело всей своей жизни совершенно незнакомому человеку – неудивительно, что эта идея не пришлась ему по душе.

Спустя полгода совместной работы с Янь-ваном Ду Ваньцюань превратился в его самого преданного сторонника.

Много лет Ду Цайшэнь провел в странствиях – успел побывать и на юге, и на севере, и его опыт и знания намного превосходили обычных людей. Его терзало смутное предчувствие, что Чан Гэн не только спас страну в отчаянной ситуации, но и проложил дорогу в будущее. Ду Ваньцюань не мог скрыть своего волнения. Тернистый путь к процветанию Великой Лян начинался с Императора У-ди, затем достигал пика и падал в бездну во время правления Императора Юань Хэ, а во время Императора Лунаня этот путь подошел к концу. Сейчас определенно наступил переломный исторический момент.

И для того, чтобы запрыгнуть в эту лодку, принцу хватило обычного деревянного жетона.

Чан Гэн уже подошел к двери, когда пошарил рукой на поясе и остановился.

Ду Ваньцюань заметил его растерянность и заботливо спросил:

– Ваше Высочество что-то потеряли?

– Да ничего, – рассеянно ответил Чан Гэн. – Благовония закончились.

В последнее время у него было слишком много забот. Успокоительное быстро заканчивалось, а времени пополнить запасы все не было. Чан Гэн вздохнул и усмехнулся.

– Господин Ду, все в порядке. Вам не обязательно меня провожать, лучше передайте сообщение для господина Фэнханя. Его давние мечты однажды сбудутся.

Чан Гэн не умел пить. К счастью, пока не нашлось на свете такого дурня, которому хватило бы дерзости попытаться напоить цинвана. Кроме того, будучи человеком сдержанным, Чан Гэн и сам никогда сильно не напивался. Но судя по тому, как всего от двух-трех чарок вина у него раскалывалась голова, он и правда не умел пить.

Обычно Чан Гэн ни капли вина не брал в рот, но сегодня, проведя большую часть дня в тайной комнате, вслушиваясь в чужие разговоры, он до того утомился, что не стал возражать, когда слуги принесли ему две маленькие чарки рисового вина, чтобы немного взбодриться. Знал бы тогда Чан Гэн, что алкоголь в его случае не только не облегчит сон, так еще и приведет к жесткой бессоннице.

Довольно долго он ворочался на простынях и заснул только к четвертой ночной страже [6]. В полудреме ему показалось, что кто-то вошел в комнату. Чан Гэн протянул руку и зажег маленькую паровую лампу, висевшую в изголовье кровати. То ли из-за стоявшей в последние дни в столице влажной и дождливой погоды, то ли из-за того, что в комнате давно никто не жил, паровая лампа мигнула и тут же погасла.

Гость привычно присел на краешек покрывала и со смешком спросил:

– Что ты делаешь в моей постели?

Эти слова ошарашили Чан Гэна. Он хорошо видел в темноте, так что и при скудном освещении смог разглядеть вернувшегося домой Гу Юня.

– Ты разве не писал, что вернешься в столицу только через два дня? Как тебе удалось так быстро добраться сюда?

Гу Юнь вальяжно потянулся и прилег на бок.

– Соскучился по тебе, поэтому подгонял коня, чтобы поскорее повидаться.

Они расстались под новый год. Зима сменилась весной, сейчас уже наступило лето – выходит, они не виделись целых полгода. Гу Юнь часто ему писал и вкладывал небольшие личные подарки в военные донесения, но разве могут слова, написанные на бумаге, сравниться с живым человеком?

Чан Гэн невероятно соскучился и бросился к нему, чтобы крепко обнять.

Дождь на улице прекратился, и комната утопала в печальном лунном сиянии. Гу Юнь отпрянул назад, ловко уходя от объятия, и встал у окна, заслонив свет, точно приставший к окну листок бумаги. Можно было предположить, что свою легкую броню тот не снимал целую вечность.

– Мы только встретились, а ты уже распускаешь руки? – сказал Гу Юнь. – Я приехал сюда для того, чтобы повидаться с тобой.

Чан Гэн не знал плакать ему или смеяться от этих обвинений. И как этому наглецу еще хватает совести жаловаться? Кто первым распустил руки? Но когда до него дошла вторая половина предложения, его улыбка побледнела. Заметив неладное, он спросил:

– Цзыси, что стряслось?

Гу Юнь сверлил его пристальным взглядом, но при этом не произносил ни слова.

Они долгое время не сводили друг с друга глаз. Повисло неловкое молчание. Один из них стоял, другой – сидел на постели. Казалось, будто они сейчас распрощаются навсегда.

Сердце застучало как бешеное, грудь сдавило, стало трудно дышать. Не в силах больше выносить эту муку, Чан Гэн выбрался из кровати. Гу Юнь подошел к окну, и Чан Гэн приблизился к нему. Разделявшее их расстояние в пять шагов казалось огромной пропастью.

Стоило ему сделать еще шаг вперед, как Гу Юнь попятился.

Чан Гэн протянул руку, схватил висевшую у кровати лампу и принялся яростно ее разжигать. Светильник затрещал и все вокруг залило белым сиянием. Несмотря на то, что яркий свет слепил глаза, Чан Гэн встревоженно повернулся к Гу Юню. Человек у окна выглядел бледнее бумаги, лицо его посерело, словно у покойника, из уголков губ и глаз с киноварной отметкой красоты стекали дорожки алой крови.

Лампа с хлопком потухла.

– Я не переношу света, – вздохнул Гу Юнь. – Чан Гэн, зачем ты ее зажег? Раз так, я пойду.

Что еще за «не переношу света»? Чан Гэн едва не обезумел, когда до него дошел смысл этих слов. Он подбежал к Гу Юню и в отчаянии попытался удержать, но пальцы ухватили лишь ледяной металл брони.

– Погоди, куда ты уходишь? Гу Цзыси! – хрипло закричал Чан Гэн.

– Я должен идти, – немного холодно ответил ему Гу Юнь. – Ты вырос и расправил крылья, обманул Линьюань и прибрал к рукам власть в стране. Все лучшие умы в мире в твоем распоряжении. Насколько коварны твои планы? Ли Фэн умрет у тебя на руках, не правда ли? Напрасно я тут задержался. Я ведь приходил лишь попрощаться.

Чан Гэн пришел в ужас:

– Нет, постой, я не...

Ему хотелось возразить, что все не так, но когда он попытался произнести это вслух, то онемел. В панике ему показалось, что он действительно сотворил то, в чем Гу Юнь его обвинил.

Гу Юнь холодно сказал:

– Прошлый Император вверил мне доставить тебя из Яньхуэй в столицу и заботиться до тех пор, пока ты не повзрослеешь. Я надеялся, что если ты не станешь надежной опорой государства, то хотя бы вырастешь достойным, благородным и честным человеком. Что ты наделал?

Летней ночью у Чан Гэна мороз пошел по коже.

– Я заботился о тебе, как завещали мои предки, но не подозревал, что взрастил не ребенка, а неблагодарного чжуншаньского волка [7], – Гу Юнь вздохнул. – Прошло всего две сотни лет с тех пор, как Император Тай-цзу основал Великую Лян. Я надеялся, что это государство простоит тысячелетие. Кто мог подумать, что уже мое поколение уничтожит большую императорскую печать.

Сердце Чан Гэна разрывалось от желания скорее прикоснуться к Гу Юню, припасть к его груди и разрыдаться. Вместо этого он как вкопанный замер на месте, глядя на то, как Гу Юнь развернулся и на прощание сказал ему:

– Этот Гу отправится во владения владыки подземного царства, чтобы умолять о прощении. Больше нам незачем встречаться.

Затем Гу Юнь прошел сквозь стену и растворился во мраке. У открытого окна больше никого не было. Чан Гэна бросило в жар. С криком он проснулся. Сердце оглушительно стучало в груди. Постепенно восстановив дыхание, он наконец пришел в себя достаточно, чтобы понять, что произошедшее было не более чем реалистичным кошмаром.

Возможно, виной всему был алкоголь или нечто иное. Головная боль накатывала волнами, от усталости сводило мышцы. Казалось, после ночного кошмара Чан Гэн чувствовал себя еще хуже, чем если бы вообще не спал.

Наконец он смог немного успокоиться и собирался встать выпить воды, а потом вернуться обратно и еще немного поспать. Неожиданно, уже поднявшись с постели, он вдруг заметил на деревянном стуле у окна темную фигуру. Гость дышал едва слышно и явно маскировал свое присутствие, поэтому проснувшийся с бешено стучащим сердцем Чан Гэн его поначалу и не заметил.

– Кто здесь? – закричал он.

Мужчина засмеялся и спросил:

– Что ты делаешь в моей постели?

Еще никогда в жизни ему не было так страшно. Чан Гэн не до конца очнулся от кошмара, поэтому от ужаса у него подогнулись колени, и он рухнул обратно. Старая кровать Гу Юня была очень жесткой – начиная с матраса и заканчивая подушкой. Упасть на нее со всего маху было ужасно больно. Всегда осторожный и сдержанный Янь-ван едва не потерял сознание, ударившись головой о подушку.

Потрясенный произошедшим Гу Юнь поспешил к постели, чтобы помочь Чан Гэну встать.

Два дня назад Гу Юнь оставил Шэнь И и личную охрану позади, чтобы быстрее добраться до столицы. Он собирался отдохнуть ночь в своей спальне, чтобы утром сделать Чан Гэну сюрприз. Каково же было его удивление, когда оказалось, что место занято. Барышня Чэнь сообщала, что Чан Гэна часто мучает бессонница, а когда ему наконец удается заснуть, спит он крайне беспокойно. Поэтому у Гу Юня рука не поднялась его разбудить.

– Сильно ушибся? Ох, дай взглянуть, – вырвалось у Гу Юня. – Ты, конечно, поступил как голубок, занявшее сорочье гнездо, но я ведь и слова тебе за это не сказал? Почему же ты ведешь себя так, будто призрака увидал?.. Признавайся, что за грязные делишки ты проворачивал за моей спиной?

Дрожащей рукой Чан Гэн ухватил его за запястье. Когда он наконец почувствовал тепло человеческого тела, ему немного полегчало.

Заметив, что Чан Гэн чем-то встревожен, Гу Юнь решил немного разрядить атмосферу.

– Что же ты не спрашиваешь, почему я приехал в столицу на два дня раньше?

Чан Гэн помрачнел.

Гу Юнь продолжил разевать свой вороний клюв:

– Соскучился по тебе, поэтому подгонял коня...

– Замолчи! – пронзительно закричал Чан Гэн.

Прозвучало настолько жутко, что Гу Юнь замер, а потом осторожно спросил:

– Чан Гэн, в чем дело?

Во время разговора Чан Гэн пытался нащупать рукой висевшую в изголовье кровати паровую лампу.

Одного прикосновения к ней оказалось достаточно, чтобы светильник дважды мигнул и со хлопком погас навсегда.

Из-за того, каким невероятным образом в реальности повторился его кошмар, Чан Гэн пронзительно закричал. Страдания затмили его сердце, принеся с собой сто восемьдесят тысяч чудовищных видений. Боль накатила подобно приливной волне и разинула свою огромную пасть и разом поглотила его.

Примечания:

1. В китайском это очень забавная идиома 哭爹喊娘 – kū diē hǎn niáng – рыдать и звать на помощь маму с папой (от страха, обиды и т.д.)

2. В этом предложении есть интересный факт. В китайском говорится, что массовые убийства, это как не совсем удачный набор в игре в мацзян (выигрывающая комбинация фишек при игре в мацзян) (мацзян – это тот же маджонг, просто название китайское).

3. Цинь Ши-хуанди – первый император Цинь (shǐ huángdì – 始皇帝). Наступил 221 год до н.э. Окончилась эпоха Сражающихся царств. Ведь больше незачем и некому было воевать. Все они были объединены в одну могучую империю Цинь, во главе которой стоял 40-летний Ин Чжэн. Но это имя не несло серьезной смысловой нагрузки, чтобы запечатлеться в веках, поэтому было решено сменить его. Теперь он – Цинь Шихуанди, где Цинь – это имя новой династии, Ши-Хуан-Ди – Основатель и властительный император. Буквально: «великий император Основатель Цинь»), настоящее имя Ин Чжэн (кит. трад. 嬴政, пиньинь Yíng Zhèng; 259 до н. э. – 210 до н. э.) – правитель царства Цинь (с 245 года до н. э.), положивший конец двухсотлетней эпохе Воюющих Царств. К 221 году до н. э. он воцарился над единой державой на всей территории Внутреннего Китая и вошёл в историю как создатель и правитель первого централизованного китайского государства. Основанная им династия Цинь, которой он предназначал править Китаем на протяжении 10 тысяч поколений, лишь на несколько лет пережила императора.

4. 望南楼 – башня Ваннань. Глядя на югсмотря на югсмотреть на юг

5. Отсылка к Экспедиции Чжэн Хэ. Раньше про нее уточняли в прошлых главах когда появился господин Ду.

6. 四更 – sìgēng – четвёртая ночная стража (время от 1 до 3 часов ночи)

7. 中山狼 – zhōngshānláng – чжуншаньский волк (эпитет неблагодарного человека по притче о спасённом волке, напавшем потом на своего спасителя). Коварный человек, который за добро платит злом.