Текст книги "Приходите за счастьем вчера (СИ)"

Автор книги: Darena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 96 (всего у книги 118 страниц)

– Ну, так будь по-твоему. Посмотрим, что ты там себе позволишь и как быстро раздвинешь ноги, – со злостью прошептала Кет, взглянула в тёмное окно и вышла из кабинета.

Великобритания. Йоркшир.

И снова переезд, снова чемоданы одежды, коробки обуви, косметики, кипы бумаги… Оставив одежду и прочий не самый ценный хлам до прихода горничной, как только Златка заснула, Кет принялась за личные бумаги. Макулатура забивала ящики – давно нужно было сжечь, распечатывала она лишь потому что проще воспринимала печатный текст и лучше запоминала, но сейчас снова молча перебирала листки. Сколько раз это происходило, с тех пор как они объединили свои усилия с Колом? Десятки или счёт пошел на сотни? Катерина пролистнула огромный отчёт – он был посвящён ей самой: в своё время вычищенная из всех источников Элайджей информация осталась только у Кола в распечатанном виде, и Кет отсканировала, надеясь найти что-то между строк. Усмехнулась – десятки пометок, оставленных на полях, говорили о том, что младший Майклсон был крайне внимателен относительно её персоны. Особенно внимателен к её любовникам – Кет стало неприятно: что такого было, чтобы изучать пристрастия? Внушительно. В конце лишь одна приписка от руки – Френк Ситри и знак вопроса рядом.

Впрочем, нет, на обратной стороне листа была ещё надпись прямо перед именем Ситри. Длинная. Видимо, сделана тоже после, карандашом, поэтому и оказалась такой блёклой на скане. Раньше Кет не придала ей значения, внимание занимал вопрос по Толосу, а не собственная личность. Брюнетка прищурилась разглядывая, а когда поняла, что за четыре фамилии видит, кровь бросилась ей в голову. Сев за столик, Кет обвела «Кардис» чернилами. Здесь тоже напротив был знак вопроса и ещё перечёркнутое множество. Зачем Элайджа всё рассказал брату? Или не рассказывал? Знак вопроса, видимо, означал, что Кол не знал наверняка. А перечёркнутое множество… Вспомнив, что где-то уже видела такую пометку, с почему-то быстро забившимся от волнения сердцем Кетрин начала судорожно листать страницы. Но знакомого значка не было. Поставив коробку на стол, она принялась просматривать всё подряд, просмотрела каждый листик, и ничего не находила. Спросить Элайджу… Он не дурак, начнёт выяснять откуда у неё вообще возник этот вопрос, а пояснять Кет ему не стремилась – бывший муж хоть и продиктовал правила жизни, не предусматривавшие расспросов ни с одной стороны, был слишком могущественней её. Спросить у Кола сейчас, пока он исчез с горизонта, было невозможно, оставалось только поискать ответы самостоятельно. Неприятно, но… Убрав лист в ящик стола до лучших времён, она вновь принялась за уборку.

Кетрин вспомнила об этом эпизоде лишь спустя пару недель, задумавшись над круто изменившимся поведением бывшего мужа. Она не ожидала, что отношения с Элайджей станут такими же как раньше, но и того, что перед ней очутится чужой человек, которого она не знала и начинала бояться – тоже. Все её любовники, включая обличённых властью, и вполовину не бывали так холодно-вежливы с ней в общении, даже Рейнолдс так или иначе отыгрывал своё настроение при встречах и можно было сказать, как у него сложился день (а зачем ещё нужна любовница, если не расслабиться?), Элайджа же уходил рано утром, приходил домой вечером и, если не считать часов с дочерью и секса, то не желал не то, что что-то обсуждать – просто разговаривать. Точнее он идеально изображал дружелюбие, если удосуживался появиться к ужину, что было всего трижды за две недели, но эти диалоги ни о чём распаляли в Кет неуместный гнев, и она, чтобы не сорваться и не выставить себя истеричкой, сама сводила начинания на нет. Ночи они проводили вместе, и существование Кет превратилось в безуспешные попытки отоспаться и успокоиться днем, прежде чем вернется бывший муж. Она знала, что ей нужно отдыхать – в общей постели Элайджа занимался с ней любовью, пока она от усталости не становилась бесчувственной ко всему, – но она не хотела. Этими ночами Кетрин получала то, чего ей не хватало много времени – ощущение себя красивой, желанной и окруженной заботой. И в то же время в ней просыпался протест перед попыткой свести всю их жизнь, такую чувственную и полную раньше, лишь к половому акту.

Этим вечером Катерина сидела на какой-то тумбе, на которую её усадил Элайджа, и, привалившись спиной к стене, рассматривала пошлые пятна на юбке, даже и не слишком злая скорее на свою женскую натуру, ответившую на вопрос «Здесь?» утвердительно и позволявший её организму испытывать всё, о чём пишут в бульварных романах, без особых заморочек в виде долгих ласк на романтичной постели со стороны мужчины, уже застёгивавшего брюки.

– Завтра улетаю, – Элайджа протянул ещё отходившей от экстаза брюнетке пачку салфеток и аккуратно потянул с её ноги испорченный чулок. – Не будет около недели.

Кет ничего не ответила на этот счёт, – с его стороны сообщение о командировке было явное уведомление, не рассчитывавшее найти аханий и расспросов, – и подождав, пока он избавит её от второго чулка, принялась вытирать бёдра, ограничившись спокойным:

– Пора ужинать. Что заказать?

– Меня сегодня тоже не будет, – поцелуй в лоб, он стянул с неё и испорченную юбку, а после пальцы мужчины аккуратно погладили избавленную от капрона ступню. – Уже нужно идти. Заскочил попрощаться.

“Лицедей...”

– Попрощались… – весело хмыкнув, констатировала Кет, резко отдёрнув ногу, спрыгнула с тумбы, запахивая блузку. – Снова на работу?

– По делам, – сказал Элайджа, явно уже думая о чём-то своём, но увидев, что она прошла к двери, всё же одобрительно улыбнулся ей вслед. Пара шагов и он её догнал, рукой обхватив за талию, чересчур крепко сжал грудь и с неожиданной нежностью пробормотал: – Буду скучать, кошечка моя. Собираешься подремать?

Кетрин не испытала ничего кроме раздражения на предложение донести её до постели.

– Мне нужно к дочери.

– До встречи завтра утром.

Никакой встречи завтра утром не состоялось – Кет собиралась к Ребекке и Дени только на следующий день, но рассудив, что ей дома делать нечего, уехала к бывшей невестке этим же вечером, отзвонившись по этому поводу Майклсону. А через день заказала билет в Нью-Йорк.

Нью-Йорк. США.

– То есть как исчезли? – Кетрин растерянно вскинула брови. В детективном агентстве её практически огорошили с первых же слов заказа. – Люди не могут взять и исчезнуть. Тем более, сразу двое.

– Не сразу. А кто они вам? – Детектив уставился на неё цепким взглядом, и женщина пожалела о своём решении делать запросы в одной конторе сразу на двоих.

– Давние хорошие знакомые, ещё до отъезда в Великобританию, – искренне ответила брюнетка и улыбнулась дочери, поправив одеяльце. – А что всё-таки случилось?

– Отправились в командировку в Латинскую Америку, а там такие порядки… Отправлены в розыск, но прошло уже больше полутора лет. Предоставить вам адреса их семей, мисс Пирс?

– Да нет, не надо, мы не общались. Просто они были обеспеченные люди оба, и сгинуть так банально в какой-то дыре… – Кет тронула ладонью коляску, в которой спали две малышки. – Очень жаль. Простите, я спешу из-за детей. Можно чек?.. – Через мгновение чек был подписан, и, попрощавшись, женщина вышла из здания.

Во второй раз, в другом агентстве, где попросила разыскать двух остальных, она уже поняла всё по выражению лица и растерянность лишь изображала, как и положено девушке потерявшей знакомых и только что узнавшей, что их личностей нет в городе, и в целом ничего не известно.

Непонятное чувство сдавило виски, когда Кет прошла в номер в гостинице. Девочки тут же проснулись и принялись пищать напару, но тёплый душ их успокоил. Дав бутылку со смесью Софии, а Златке грудь, Кет задумчиво рассматривала узоры на потолке.

– Дайте ей это. Несколько капель в смесь и она будет тихая весь день и ночь. Только чётко по рецепту. – Протянув женщине пузырёк, Кетрин вскинула брови при виде недовольного лица той. – Что-то ещё?

– Я знаю, что это. В таком возрасте не стоит её давать, это замедляет реакции ребёнка.

– Дело Ваше. Услышьте меня – завтра свадьба моей сестры, я должна выглядеть свежей и отдохнувшей, кормить грудью я её больше не собираюсь. Вы можете поступать как вам угодно, но с восьми вечера в доме должно быть тихо, как и всю ночь. Не просто закрытые окна, а вообще тихо. Надеюсь, Вы меня поняли. – Кивнув, Кетрин вышла.

Она стояла перед люлькой Софии, напуганная и бледная.

– Сколько раз она ела за последние сутки?

– Три. Сейчас девочка немного отошла и оживилась, но я не буду больше этого делать. И Вам не дам.

– Я и не собираюсь…

«Дура, это же недоношенный ребёнок, понятно, что реакция нестандартная. А что бы ты делала, если он умер? Ей же всего семь месяцев. Семь месяцев и уже пройдены две плановых операции…»

Кетрин прошиб ледяной пот. Страшные мысли заставили протянуть руки к малышке. Чувствуя, как по спине гуляют волны озноба, женщина села на диван и дала Софии грудь. Та взяла, сосала вяло и без интереса, но ведь сосала. Значит, всё будет в порядке. Носом втянула запах – София пахла молочком и чем-то ещё нежно-сладким… На мгновение тело Кет дёрнулось в судороге расслабления, на глазах выступили слёзы, и потом брюнетка сообразила то, о чём совершенно забыла от первоначального приступа ужаса и истерики. Элайджа. Что бы он сделал, узнай о произошедшем? Тут не до любви, раз и навсегда отобрал бы Златку… А ещё он ведь привязан к этому ребёнку, и она в очередной раз бы просто сделала его несчастным. Катерину начало трусить вновь, руки перестали слушаться, а сознание медленно уплывало заменяясь алой пеленой перед глазами. Нужно собраться… Но во рту было горько от сдерживаемых слёз, и женщина дала себе волю.

– Я не хотела, – из глаз Кет ручьями полились слёзы. – Простите, Энн! Простите!!

– Перестаньте. Вам вредно для молока, – увидев, что хозяйка рыдает уже в течение пяти минут, на уголках губ выступила пена, няня покачала головой: – Пейте.

Перед носом появился стакан с водой. С благодарностью взглянув на женщину, Кет взяла.

Слёзы сначала горькие и истерические, настоящие, уже как несколько минут исключительно для создания благоприятного впечатления раскаяния в глазах няньки, потекли вновь, они прочищали мозги и немного успокаивали измученные нервы, и подумав, Кетрин решила действовать, как подсказывала интуиция. Нянь нужно увольнять, иначе Роза как одна из «своих» непременно узнает, да и остальные… Рано или поздно может что-то всплыть, слухи дойдут до Эла... Его дома по-прежнему не было. Вопрос – как увольнять? Уволить и дать денег, чтобы молчали – простой способ, но… Некоторые люди способны на гадости по недомыслию, только откровенности они не любят, и если предложить деньги сейчас, может начаться приступ запоздалого благородства. Значит, послезавтра, когда уже никто и ничего не сможет доказать и найти в крови Софии, можно будет просто уволить, заплатив по контракту. А пока нужно сделать так, чтобы Энн никому не проболталась.

– Наверное, ей нужно к врачу, понять всё ли в порядке, можете вызвать такси? – Всхлип. – После я вас отпускаю до вечера.

– Хорошо.

– Пожалуйста, скажите, где её вещи? Мне нужно два подгузника размера S, боди, пелёнка и шапочка. И дайте мне остатки настойки – хочу показать врачу, вдруг там что-то напутали с содержимым на производстве…

Получилось так, как она задумывала, все даже самые шизофренически-вероятные следы были заметены, флакончик с настойкой покоился на дне мусоропровода какого-то здания, няни Софии распрощались со своими должностями к обоюдному удовольствию и нанятых работниц и хозяйки, и сейчас она с обеими малышками лежала на постели. Всё, что ей было нужно, Кет узнала – можно было отправляться домой и, желательно, попасть туда до возвращения Элайджи, пока не решила говорить с ним или нет. Надо ли это вообще, выяснять живы эти ублюдки или нет и другие подробности? Ещё месяц назад ответ был бы отрицательным – не её дело, – но теперь, когда Кет не знала, что ей ждать от бывшего мужа, всё стоило прояснить сразу. Заказав билет, она собиралась уже было заснуть – две девочки просто измучили после перелёта, когда вспомнила об ещё одном участнике истории с Бернером. Если она правильно поняла логику… Кетрин с усилием разомкнула слипавшиеся сном веки и потянулась к телефонной трубке.

Великобритания. Лондон.

– Привет. Я здесь!

– А я опять опоздала. Здравствуй, – две миловидных девушки, блондинка и шатенка чмокнули друг друга в щёчки и устроились за столиком на двоих.

Небольшое уютное кафе, обшитое деревянными панелями и украшенное тут и сям соломкой, подвесными цветочными композициями и ракушками, встречало посетителей ароматами кофе и шоколада, и как нельзя лучше подходило для девичьих посиделок. Сделав заказ и дождавшись ухода официанта, девушки смотрели друг на друга в молчании, как часто бывает между подругами, придирчиво и серьёзно разглядывая каждую деталь изменения во внешности визави с предыдущей встречи, и вдруг сообразив, насколько курьёзно это выглядит, залились дружным смехом. Ручейком потёк плавный, но жизнерадостный диалог, через полчаса вылившийся в восклицание Сары:

– Значит, правда свадьба и я приглашена?!

– Нет, что ты, я её придумала, – рассмеялась Кимберли: Сара всегда была такой оживлённой, что невольно одним своим видом поднимала настроение.

– Я за тебя жутко рада, – искренне оповестила шатенка. – Даже немножко завидую. Хотя, нет… После того, как ты нахлебалась с этим… как его... Майклсон звали?

– Майклсон.

– Счастье, что встретила Рафа. Вообще не понимаю, как ты с ним связалась. – Сара поёжилась, вызвав у Ким очередную улыбку, и сунула в рот ложечку с тортом. – Так хорош в постели? Он меня просто вымораживал, робот какой-то. Хотя, нет, красавец.

– Да ничего, – пожала плечами Кимберли. – Просто, думаю, работа его увлекает больше женщин.

– Неужели на свете есть мужчины, любящие что-то больше секса?

– Мне такой попался. Точнее секс они все любят, но Элайджа был явно не из тех, кто подарит котёнка и сделает завтрак в постель.

– А не обидно, что так получилось? – с мягким сочувствием спросила Сара.

– Нет, сейчас, нет. – Ким вдруг почувствовала, что впервые не кривит душой, и неожиданно для себя выпалила: – Знаешь, ты ведь права насчёт робота. Есть такие – с одной стороны красивый и вежливый, никакого намёка на съём за деньги, а с другой – пользуются как резиновой куклой. Всегда нужно выполнять любые его хочу, даже если не очень-то и нравится, и исключительно по его графику, потому что мой ему был неинтересен от слова совсем, – она осеклась, поняв, что в сердцах чуть ляпнула лишнего – Элайджа Майклсон был человеком очень богатым, и раньше она не допускала в своей речи упоминаний о нём, плюс воспоминания были болезненны, а теперь Ким почуяв, что отпустило окончательно, на радостях выпалила всё, что думала впервые заинтересовавшемуся с тех пор человеку.

– Ну, и ладно, – шатенка покраснела и отвела глаза. – Просто среди финансистов, наверное, вообще мало человечных людей.

– Мало.

– Бог с ним, зато теперь всё хорошо, и ты счастлива?

– Да, – девушка спокойно выдохнула и почувствовала удовлетворение. Улыбнулась: – Я счастлива.

– Тогда расскажи лучше про свадебное путешествие. Почему Канкун*?

Глупость. Крутанувшись на стуле, Кетрин выбросила плёнку в мусорную корзину. Поэтому она не имела подруг, за исключением Джиллиан, с которой не делилась подробностями своей семейной жизни – никто не продаёт так быстро, как женщина. Три любовницы, три схожих отзыва, полученные разными путями, и все они были явно не о том человеке, с которым она с удовольствием ложилась в постель. Она вообще не узнавала Элайджи в этих обрывках фраз и описаниях, ни того любящего её до безумия, ни этого холодного и не замечающего. Почему так? Конечно, во всех наверняка говорила обида оставленных женщин, но всё же… Кет выбросила из головы эти вопросы. Одно точно – ни одна из них не имела ни малейшего понятия, каким бесконечно нежным и терпеливым может быть Элайджа. Даже если и только в постели. Бывший муж никогда не равнял её с остальными своими «девочками» и сейчас не равняет, как она было предположила, важным оставалось только это, а всё остальное из его прошлой личной жизни с этими женщинами – нет. И на сердце Катерины вмиг стало спокойно, и единственное чего хотелось, чтобы Элайджа побыстрее вернулся из командировки.

ДР Конго.

Брезгливо поморщившись от запаха, витавшего в помещении, Элайджа быстро вышел из здания аэропорта, если это место можно было так назвать. Горячая духота влажного климата никуда не делась, но вонь спёртого воздуха слегка уменьшилась. Сколько бы он ни бывал здесь, но привыкнуть к местной антисанитарии, так и не смог, всячески стремился минимизировать пребывание в этом месте и сейчас тоже, кивнув двум маячившим за спиной охранникам, вооружённым до зубов, поспешил в уютный климат внедорожника с кондиционером.

Алмазная компания, чей административный и управленческий комплекс из-за законодательства, закрывавшего районы алмазодобычи для иностранцев, располагался неподалёку Лубумбаши**, досталась ему после Толоса, который решил не ограничиваться одной лишь Америкой и через местных чиновников-князьков всё же запустил руку в этот мирок с богатейшими ресурсами и перманентно играющей гражданской войной. Но компания не относилась к прямому бизнесу и потому, купив её по личным мотивам за бесценок у одного из бывших распорядителей Толоса, Элайджа был вынужден бывать здесь достаточно часто, чтобы прочувствовать изнаночную социальную сторону этого экваториального рая.

Его все эти переделы, войны и прочие беспорядки не трогали – каким бы джентльменом он не казался, но Майклсон никогда не испытывал в себе тяги к защите прав человека или жалости к социальным низам. Он не был расистом или шовинистом, предпочитая конкретику любым идейным ценностям и воздушным замкам о чистоте крови. Если человек способен чего-то достигнуть своим умом, то кому какое дело – чёрный он, белый, жёлтый или в крапинку? Внизу всегда тот, кто должен быть внизу – естественный отбор на микро– и макроуровне, одинаковый в Лондоне и в Лубумбаши, и он всегда будет между одной цивилизацией и другой. Есть тот, кто управляет, есть тот кто подчиняется, а есть просто трутни… В конечном счёте, Элайджа осознавал, что по экономическим показателям пока лишь «большой» апартеид, продолжавшийся до конца Второй Мировой был успешен – кто же виноват, что в этой дыре природные хозяева земли оказались неспособны освоить ресурсы самостоятельно, не имели порядка и на их место пришли те, кто способен и кто ввёл свой порядок? Если на вершину пищевой цепочки поднимается тот, кто не умеет быть на ней, итог плачевен – гражданская война и ещё больший коллапс. Размеренность конголезцев изумляла бы любого трудоголика, и если тот же Китай в целом, и Гонконг в частности вызывал в нём искреннее восхищение, то местная лень убивала уважение на корню. Впрочем, как всякий человек своей социальной прослойки он отлично понимал, что эти дикие банды, терроризирующее население, но, по сути, и состоящие из этого же населения, не самоорганизовываются, слишком неразумны были их подчинённые, порой неспособные разобрать АК***, из которого стреляли, и кусок гуманитарного пирога – ширмы одного поля, преследующие свои вполне соотносящиеся цели. Иногда в припадке философского настроения, он всё же задумывался и представлял, что было бы, уйди с континента белые, и закрой они свои границы. Прекратятся поставки вооружения, денег бизнесом и продовольствия гуманитарных миссий, и в итоге либо все перебьют всех, либо – что вероятнее, эти народы вновь заживут примитивной жизнью, начнут изготавливать свои глиняные чурки и деревянный инструмент, участвовать в междоусобных войнах, есть фрукты и друг друга, голодать и больше ничего не делать. Последний вариант был утопичным, реальность слишком далеко заходящей за приемлемый в его сознании уровень зверства, поэтому «большой» или политический апартеид, без бытовой сегрегации, казался Элайдже единственно возможным способом экономического развития этого необустроенного государства. Там по крайней мере соблюдались хоть какие-то права.

Но поскольку сырьевой бизнес его никогда не интересовал, и имел лишь временный характер для решения вопросов с «InterStructure», то вдаваться в детали жизнедеятельности места ведения бизнеса за «кровавые алмазы»**** он не собирался, и эти мысли посещали его голову крайне редко, несмотря на частоту визитов в Конго. Важна была только своя жизнь, своя семья, свой бизнес и, – на мгновение оторвавшись от документов, он без интереса оглядел какую-то женщину, вышагивавшую с корзиной на голове, почему-то вспомнил о приближающемся дне рождения Катерины, – судьба женщины, которая рожает тебе детей. Какой бы дикой ни была ситуация в этой стране, но возможность подхватить какую-нибудь малярию беспокоила куда больше, и единственное, что его и вправду раздражало – отвратительный климат, установившийся здесь в конце октября.

Примерно те же мысли проносились пару недель спустя в голове Майклсона, поздним вечером рулившего по дороге, которой не существовало – даже при развитой фантазии назвать грязную жижу под колёсами внедорожника дорогой было трудно, но для Конго это была просто шикарная трасса – за трущобами города проехать можно было лишь в сухой сезон, и то на грузовике. Вообще, ездить по вечерам белым в одиночестве не рекомендовалось в принципе, но поскольку все окна оставались закрыты, а на случай вынужденного покидания автомобиля с собой была «гюрза», то он не испытывал никакого страха перед славными местными привычками отправить одинокого путника к праотцам. А вот вероятность, что машину «поведёт» на скользкой дороге была крайне велика, и Элайджа испытывал ощутимое раздражение на слишком жадного чиновника, по вине которого он и задержался практически до темноты.

Из-за постоянной нужды вглядываться вдаль и высоты капота, Майклсон не заметил человека, бредущего вдоль дороги в непосредственной близости от автомобиля. Раздался глухой шлепок о правое крыло, в свете фар мелькнул серый подол, и всё же отпрыгнувшая и этим смягчившая удар девушка упала на обочину. Внедорожник замедлил ход, после усилил – выбегать из него Майклсон благоразумно не стал, прекрасно помня недавний случай, как лопуха-иностранца, сбившего человека и бросившегося на помощь, забила камнями, а после растерзала толпа аборигенов. Тут толпы не было, как и вообще кого-либо, кто мог указать на него, но подстава – вполне. Если же не подстава, то она умрёт, как сотни других. Из-за заражения, грязи, отсутствия медикаментозной помощи. Спустя метров триста нажав на тормоз, Элайджа забарабанил пальцами по рулю. Принцип, один единственный приемлемый на ночной дороге – с волками выть нужно по-волчьи, требовал уезжать, а что-то другое, наверное, совесть вдруг решила проснуться. Хотя какая совесть, если она пошла посреди дороги? Но его вдруг одолела усталость от всего. От Толоса, сучки Мередит, бесконечной крови и прочего дерьма в этой системе жизни. Мощная машина медленно развернулась и поехала обратно.

Женщина сидела всё в той же позе, лишь чуть приподняв голову и держась за руку.

– Залезть на сиденье можешь? – по-французски поинтересовался Майклсон, и перед пострадавшей раскрылась дверца. Конголезка опасливо закивала головой, но к машине приближаться не стала.

– Моё время стоит денег, а если я не с добрыми намерениями, то всё равно тебе разницы нет. Дорога пустая, у меня оружие. Просто не хочу к тебе лишний раз прикасаться.

Эта фраза, видимо, успокоила африканку, и тощая фигурка перекочевала на широкое сиденье внедорожника.

– Почему не хочешь прикасаться? – на ломаном французском просипела девушка, услышав, как щёлкнуло закрывание дверей. Оглядела сидевшего мужчину и поёжилась. – Ты расист?

– Если бы я был расист, то не дал бы тебе заляпать сиденье моего автомобиля грязью, мадемуазель. Холеру подхватить не жажду или ещё какие радости местных проституток. Живая? Кровь откуда?

– Рука только. И нога.

– Терпимо?

– Да.

Больше он не разговаривал со своей попутчицей, не отвлекаясь от по-прежнему отвратительной дороги, хотя конголезка всё же попыталась завести диалог – представилась как Нави, спросила имя и уточнила португалец он или француз, но не получив ответа замолчала и с любопытством принялась обозревать салон автомобиля. Несколько минут разбирательств с охраной административного комплекса, и они очутились в диспансере для персонала, куда помещали больных при подозрении на инфекцию, где Элайджа оставил девушку на попечение терапевта и хирурга, а сам отправился смывать с себя пот и отдыхать.

Дальше он забыл о своём «приключении», когда через три дня раздался звонок от мадам Бланк, с вопросом, что ей делать с девушкой – подлечить, или отправить на вольные хлеба? Сначала Майклсон даже не понял, о чём речь – по-хорошему выставить её полагалось ещё тем же вечером, что он привёз, и Элайджа справедливо предполагал, что так и произошло, и был немного растерян сообщением. Постепенно выяснилось, что у девчонки, кроме ран ноги и руки, как и почти всегда бывает в подобных случаях вскрылась куча болячек – от относительно безобидных глистов, до последствий групповых изнасилований.

– Мы будем её лечить? – спросила в итоге француженка.

– Не надо благотворительности, мадам Бланк, – поморщился Элайджа, – или Вам СПИДа не хватает на территории?

– Но она не ВИЧ инфицирована… – Недовольство в голосе шефа было слишком ощутимо, чтобы его игнорировать, и женщина зачастила: – мы провели анализ, и, может быть, раз уж она уже здесь имеет смысл, ребёнку только одиннадцать…

И вновь начались описания.

«Вот что значит – взять женщину за сорок на главную должность в персонал. И так налоги плачу местным князькам, ещё работой должен аборигенов обеспечивать, хотя их квалификация – только бананы и собирать…» – философски-отстранённо думал Элайджа, отключившись от излияний мадам Бланк – благо, навык остался со времени жизни с невесткой, – и слушая сочувствия дальним фоном.

– Месье МайклсОн, но зачем же вы тогда её подобрали на дороге?

– Она… кхм… – видимо, девчонка не сказала, кто её сбил, к властям обращаться не собиралась, и Элайджа прикинул – с него, как с иностранца могли содрать приличную сумму на взятки, чтобы замять дело, да и в целом проблемы с законом не были приятным времяпрепровождением. Это местным повстанцам, да и гражданским тоже, можно было убить или изнасиловать почти любого и в итоге отделаться практически ничем – что с них взять кроме невысокого качества шкуры? А вот в его случае сострадание обычно приводило к куче проблем, чиновники же здесь были – звери… Эта Нави легко могла подставить, но не сделала этого. Благодарным он быть умел. – Хорошо, вы правы, Жанет. Лечите ей всё, что сможете в наших условиях, а потом спровадьте. Только пусть сидит отдельно от персонала.

– Кем? Какой уборщицей? – по-английски сказал Элайджа. – Мадам Бланк, у меня просто нет слов от вашей безответственности.

– Просто ей совсем некуда пойти, – женщина нервно всплеснула руками, спиной заслоняя темнокожую девушку в синем ситцевом платье от ледяного взгляда. – У них такая культура, что она изгой после всего, а девушка хорошая. Будьте добрее.

– Мы не лагерь беженцев имени Патриса Лумумбы*****. Она где-то жила, пускай туда и возвращается.

– Она же проституцией занималась и живёт в бетонном здании. Спит прямо на полу.

«А что тут кто-то из девок трахается не за деньги, а по большой и светлой?»

– Все проститутки по койко-местам лежат, где им самое место, а не в чужих посёлках загорают – естественный процесс, – терпение Элайджи было поистине бесконечным, точнее – просто мадам Бланк была ценным кадром, который здесь найти было крайне сложно, но не настолько же. – Вам вешают лапшу на уши, а потом начнут обворовывать. Надеюсь, завтра утром её не будет, иначе вы отправитесь за ворота вместе с ней. И больше мы к этой теме не возвращаемся. Доброго утра, мадам Бланк.

Попрощавшись, он вышел, а девушка отправилась восвояси, и о ней забыли, правда отношения с заведующей мед частью стали прохладнее, но Элайджа никогда и нигде не ценил панибратства в рабочих условиях, поэтому его это не волновало.

Но спустя ещё неделю его голову посетила мысль странная, полезная для дела, но мало свойственная его личности по своей направленности, и немного поразмыслив Майклсон ей поддался.

Великобритания. Йоркшир.

По возвращении из Нью-Йорка Катерина с головой ушла в быт, и хотя в дом вернулась Роза, но она была так измочалена всем произошедшим с сыном, что Кет не тревожила её просьбами понапрасну. Женщина же в своё время недоумевавшая, как так случилось у Майклсонов, что Кетрин просто отказалась от второй двойняшки и даже ни разу не приехала навестить дочь или хотя бы поинтересоваться о её судьбе, узнав, что хозяйка окончательно вернулась в дом, искренне этому событию порадовалась. Впрочем, вскоре миссис Фостер поняла, что по сути ничего не изменилось – Кет по-прежнему игнорировала Софию как своего ребёнка, но в один из вечеров удивила экономку принеся нарядное красное платьице, сандалики и десяток забавных ползунков. Как сказала: купила заодно, когда выбирала вещички для Златки, и поскольку её рыжеволосой дочери красное платье бы не подошло, то оно досталось тёмненькой Софии. Да и после Кетрин не забывала о втором ребёнке и даже изредка брала девочек на прогулку или читала сразу для обеих, благо София оставалась боязливой, не зарилась на вещи Златки и несмотря на дружелюбие уже привыкла довольствоваться весьма малым вниманием, а Злателина в свою очередь очень интересовалась соседкой. Миссис Фостер не подозревала, что на самом деле эти подарки и внимание – вовсе не щедрость или медленно просыпавшийся материнский инстинкт, а чувство вины перед малышкой за случай с каплями, о котором никто так и не узнал, и потому искренне считала, что со временем Кет сумеет полюбить и вторую дочь так же сильно как первую. У самой Кетрин, пока не было других интересных занятий, появилась отдушина помимо дочери – Аида.

Даниэлла оказалась не только умненькой, но и всё быстро схватывающей физически, охотно училась и уже могла сидеть на лошади вместе с Кет, не перегружая животное и, пожалуй, впервые в жизни Кетрин не испытывала никакого раздражения оттого, что то, что принадлежало ей стало собственностью чужого человека. Да и она не считала свою лошадку собственностью – скорее любимой содержанкой. То, что, видимо, Дени от отца передалась любовь к природе и доброта по отношению к животным, успокаивало Катерину и позволяло просто радоваться проведённым в компании Аиды и девочки часам. У Сальваторе они с дочкой бывали минимум три раза за последнюю неделю, и с Бекс установились добрые приятельские отношения, как бывает, когда люди не испытывают никакой душевной тяги друг к другу, но их объединяет интерес к общему делу, быт и приятные эмоции, хотя Кет и понимала, что Ребекка и рада, и не рада одновременно – как всякая мать, она ревновала дочь к так увлёкшему её занятию и «преподавательнице», с которой девочка проводила кучу времени и чьего визита ждала как праздника, но с другой стороны эта увлечённость окрыляла блондинку, и хорошее настроение Дени с лихвой искупало неприязнь к бывшей невестке. К тому же, Бекс гордилась Даниэллой… Иными словами, если бы не исчезновение Елены и поездка в Штаты, то Кетрин ощущала бы себя довольной жизнью, как давно уже не была.