Текст книги "Приходите за счастьем вчера (СИ)"

Автор книги: Darena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 89 (всего у книги 118 страниц)

– Я же сказал, иди сюда, – Майклсон подошёл и, подняв брюнетку на руки вместе с ребёнком, объяснил: – Если не хочешь садиться, предлагаю выход: ложись в постель.

– Тебя не смущает, что я засну? На улице жарко, а расслабленные мышцы много весят.

Фыркнул и подул ей на лоб, сдувая упавшую на него прядь.

Мгновение они смотрели друг на друга. Кетрин всегда умела бороться с вызовом, но нежность её деморализовывала, тем более после стольких часов секса без перерыва сил спорить не было вовсе. Да и к чему? Аккуратно устроившись, как он велел, в ожидании, когда ребёнок заснёт окончательно, Кетрин замерла, сначала молча и чувствуя, что и Элайджа ведёт себя как-то подозрительно легковесно, но потом постепенно расслабилась и забыла о собственной неприглядности, и через какое-то время вовсе уснула.

– Какого хрена, Ник?! – Рявкнул Майклсон в трубку. – У тебя право подписи.

– Какого хрена тебя нет на месте? – ехидно спросил младший брат. – Где ты вообще есть?

– Я… кхм… – Элайджа поправил конверт малышки, – отдыхаю.

– Твою мать… – голос Николауса приобрёл зловещие нотки, – ты помнишь о совещании по «PacificLine»?

– Это завтра. Разумеется, буду.

– Ладно, всё выяснили, жду к вечеру.

Выключив трубку, Элайджа присел в кресло и аккуратно, чтобы не задеть нежную кожу щетиной, поцеловал нос Златки, она пискнула в ответ и завозилась ручками по рубашке.

– Энжи?

– Да, я вас слушаю, – раздался в трубке голос няни.

– Принесите смесь, хочет есть.

– Десять минут. Будете сами?

– Да.

С тех пор как он очутился в этом доме прошло всего двое суток, но они многое поменяли и в первую очередь в отношении дочери. Только сейчас Элайджа понял, что всё это время жизнь Златки проходила мимо него. Она жила сама по себе и, оказалось, даже не запоминала его лица, поначалу боялась и пищала, но всего сутки вместе и малышка привыкла к его запаху и рукам, а он привык к ней. Полюбил всем сердцем ещё в Болгарии, и все же раньше, когда он приходил Златка казалась чем-то отвлечённым, подарком судьбы, символом лучших дней с Катериной, но никак не маленьким человечком со своими предпочтениями и нуждами, тянущему к нему ручонки. И он для неё был чем-то таким же отвлечённым и быстро забывающимся. Нельзя было сказать, чтобы Элайджу засасывала возня с малышкой, хоть сколько-то прельщало прыгать вокруг с погремушкой, или тем паче её крики, но ему нравилось смотреть на неё и ощущать её требовательное доверие к себе, которое может дать только привычка. Он чувствовал себя спокойнее и легче в эти моменты, уходило даже раздражение и усталость после проведённой ночи с Катериной, и однажды почувствовав разницу, Майклсон не хотел возвращаться к прежним краткосрочным визитам. Теперь он хотел, чтобы дочка так же спокойно реагировала на него, улыбалась, трогала часы и поев, ворковала, возясь с погремушками на Катеринином халатике, как сейчас. Улыбнувшись дочке и внимательно наблюдая за ней, Майклсон положил голову на руки. Была ещё одна мысль, тяжёлая – понял, почему Катерина стала пугливой, раздражённой и неуверенной в себе и своей красоте. У неё не было своего спокойного угла, здесь её откровенно не любили, по вчерашнему диалогу Элайджа прочувствовал это особенно резко. Знал он это и раньше, но вот видеть… Ему не понравилось, что он увидел. Майклсон отлично осознавал, что дело в хозяйке – в Бразилии картина-то была та же, – и что если он сменит персонал ничего не изменится, но всё равно его придавливало к земле понимание, что её сейчас, когда она явно уязвима дома касаются чужие взгляды и руки, и рядом нет совершенно никого, кто бы любил и оберегал. Сам далёкий от того, чтобы завоёвывать чьи-то симпатии, Элайджа был с детства предан исключительно родным и дому, поэтому в поместье постоянно жила только Роза, которая смотрела за сохранностью здания и если что-то требовало вмешательства, уборки или ремонта, и не представлял, как можно существовать с полным домом прислуги, которая тебя боится, а раз боится, то и испытывает тихую злобу.

Но персонал в любом случае придётся менять полностью, иначе после нынешней ночи, когда всем всё ясно, Катерина будет вечно в униженном состоянии женщины, с которой изредка развлекается бывший муж. Златка поела, заснула и устроив её в колыбельке под присмотром няньки, он медленно направился в противоположную спальню. Катерина по-прежнему крепко спала, сопя носом, и, видимо, так и не проснувшись с тех пор, как он принёс её сюда из гостевой.

Присев рядом, Элайджа обвёл пальцем подбородок Катерины – природа любит пошутить, наделила такую как коза упрямую женщину подчёркнуто нежным личиком сердечком.

“Интересно, какое светило ненормальности нас поймёт на этот раз, кошечка моя?”

Кошечка моя. Он называл так Катерину, когда испытывал необходимость в смешении своего сознания с её. Вчера и сейчас это у них получилось, но не стоит так называть Катерину в будущем.

– Наверняка, не стоит. Мы уже выросли из маленьких игр... – Элайджа распробовал звуки собственного голоса в тишине спальни. Усмехнулся, вспомнив её поддразнивания, – Хотя, наверное, нет, кошечка моя.

Закинув руки за голову он лёг рядом и откинулся на спину, сонно глядя в потолок.

Когда Кет проснулась снова, к своему стыду поняла, что снова «проспала» дочь, лежит на животе в одиночестве, укрытая простынёй и наступил вечер. На тумбочке стояла бутылка с лосьоном для интимной гигиены, а её пострадавшие ягодицы и растёртая после многочасового траха промежность были обработаны и не болели. И не такой уж пострадавший филей – по сравнению с полосами, которые оставлял Бернер, несколько шлепков даже и сильных в порыве страсти… Кет больше злилась, а боль была просто неудобством отвыкшего от таких «кроличьим заездам» организма. Но… Боже, как же ей было хорошо! Что бы ни было дальше, эта ночь была волшебной, такой как тогда, когда они были счастливы. А может даже и лучше – зная, что скоро всё исчезнет, Катерина любила как в последний раз, без отдыха и никак не могла налюбиться. Переполненную молоком грудь сильно тянуло, и брюнетка, не став долго раздумывать, побежала в детскую.

– Ты здесь? – Автоматически прикрывшись руками, она нахмурила брови.

– Как видишь. Она уже ела.

– Эту отраву? Нужно было меня разбудить, – Элайджа испытал прилив раздражения от того, как быстро изменилось её лицо – тёмные глаза из нежных стали злыми, а затрепетавшие ноздри совсем не нивелировались кривившей губы ехидной улыбкой. – Подай мне одеяло и выйди. Пожалуйста.

– Держи, – кинув ей тряпку, он наблюдал, как она укутала им свою фигуру. – Я не разбудил тебя, потому что ты очень устала, а эту «отраву» едят многие дети и ничего.

– Да уж, здоровье ребёнка у тебя явно в приоритетах.

– Именно так, – он кивнув, направился к двери, – и Катерина, пусть ты изумительно красивая женщина, но, когда мы будем говорить, возьми тон полегче. Для своего же блага.

Равнодушно пожав плечами и ничем не дав понять, что приняла к сведению, она опустилась на диванчик рядом с детской кроваткой. Но когда он уже стоял у дверей, всё же обронила:

– Если тебе нужен разговор, подожди пару-тройку часов.

– Прости, нет.

– Как тебе угодно, приходи завтра, – из-под массы упавших ей на лицо волос, раздался откровенно строптивый голос.

– Я улетаю на две недели в Африку.

– Тогда через две недели.

– Хватит, – ему захотелось хорошенько встряхнуть её за плечи, но вспышка эмоций прошла. – Катерина, я жду тебя через полтора часа, и если тебя не будет, вытащу даже из ванны и притащу вниз. Прошу вас, моя леди, побудьте паинькой это время, а дальше можете спокойно возвращаться к привычному состоянию мегеры.

Кетрин вскинула голову и, поджав губы, сверлила взглядом бывшего мужа – безупречно издевательски-вежливый тон, словно погоду обсуждает. Но когда Майклсон становился таким, он умел быть и вправду бесчеловечным. Наконец, выплюнула:

– Через час.

– Спасибо.

Дверь за ним закрылась.

Собранные в прическу кудри, ярко-бирюзовое платье, такая же лента в волосах – всё это он уже видел, но за этот год совсем позабыл как довольно могут блестеть её полные неги и страстей глаза, звенеть на высоких нотках низкий голос, а щёки розоветь от подлинного, не натужного взрыва энергии, словно в Катерине соединились две женщины – нежная и тоскующая милая девочка, и манипулятивная сексуальная мегера. И оставленная прошлой ночью его зубами розовая метка на шее не портила этой картины, наоборот заставляла желать сильнее. С той же страстью, что у детей вызывает игрушка на витрине и бесполезно их увещевать, что она синтетическая, аляповатая и не стильная, дешёвая или наоборот не по карману дорогая, что где-то за углом есть и лучше, и красивей, в его голове с пулемётной скоростью забилась одна единственная примитивная донельзя мысль:

«Хочу эту».

Опомнившись, что опять подпадает под неконтролируемое очарование и им в очередной раз овладевает образ Катерины, но на сей раз реальный и опасный, мужчина спокойно выдохнул, прогоняя морок. Но эта собственная неустойчивость ещё раз уверила в правильности своих действий – если не в силах предотвратить лавину, оседлай.

– Почему ты меня так разглядываешь? Что-то смешное?

– Когда-то думал, что оксюморон только в литературных описаниях героев.

– Это комплимент, что не тривиальна? – Непонимающе оглядев мужчину – костюм и рубашка были свежими, – спросила Кетрин.

– Констатация, что ты не освоила программы общественно-достойного поведения.

– Зато ты великолепно освоил, Элайджа. – Она подошла, разглядывая хрустальные вены мороза на вазе со льдом для лимонада. – Эта констатация относится к тому, что мы снова переспали? Или боишься, что передам это «недостоинство» дочери?

– У тебя чересчур буйное воображение, – холодно ответил Элайджа.

– Ауч, какая плохая я – снова совратила и обессилила такого достойного представителя общественности. Определённо нужно требовать отдельные щипцы и шкафчик для подпаливания пяток, когда попаду в ад. – Она замолчала, разглядывая его фигуру, и усмешка постепенно угасла. – Так о чём мы будем говорить, мой лорд?

– О будущем, Катерина. Садись?

– Ничего не изменится, – надменно оттопырив верхнюю губу, Кетрин присела на низенькую софу и с явным облегчением подложила под спину диванную подушку. – Я же сказала, что тебе не придётся платить за нашу совместно проведённую ночь. Никаким образом.

– Я не об этом. Хотел предложить тебе вернуться в особняк. У тебя тут не очень хорошая атмосфера.

Последние слова заставили насторожиться и замереть. Через мгновение взгляд полный бешенства впился в мужчину.

– И что с того? – грубо спросила Кет. – Уж не хочешь ли предложить мне ежедневный секс без обязательств?

– Нет, – процедил он, поражаясь как ей вообще такое могло прийти в голову. Нет, он хотел, даже, вероятно, мог представить себя и Катерину в подобном положении, но предложить вот так – некоторого Элайджа не мог в себе пересилить. И Кет, увидевшая этот ответный гнев успокоилась так же мгновенно, как и вспылила, неожиданно весело скривив губы:

– То есть только дом?

– Да. Ты переедешь в мой дом, и представлять я тебя буду по-прежнему как жену. Там полно места.

– Но при этом жениться на мне ты не собираешься? И «друзьями с привилегиями» мы не станем, – как всегда верно сообразила Кет суть вопроса.

Губы Майклсона чуть дёрнулись в подобии улыбки – понимали бы его так партнёры, топ менеджеры и Совет Директоров корпорации... А то там постоянно с пониманием проблемы. Правда, здесь с выполнением и послушанием засада, твою мать...

– Да. Возможно, только официальные приёмы, где обязательно присутствие супруги. Если ты будешь не против.

– Посильный вклад в наследство Златки…

– Главное – ты будешь жить спокойно с Розой, по крайней мере, пока захочешь.

– Без общей постели с тобой?

– Да.

– Это только ради дочери?

– А какие мои плюсы? Я хочу тебя ничуть не меньше чем раньше, а ты, – тёмные глаза оглядели женщину от макушки до щиколоток, потом взгляд поднялся вверх по прекрасно очерченным икрам и остановился на ямочках коленей, – ты и сама знаешь, что мне нужно, но не претендую. Только ради дочери.

Ещё ради тщательного присмотра за её личной жизнью, плюс потому что, если расстояние не приносило покоя, и видя её обычно со своим ребёнком, то есть в моменты, когда любому мужчине трудно испытывать равнодушие, он потихоньку влюблялся снова, то, близость и мелочность быта станет хорошей прививкой, но об этом Элайджа благодаря хоть как-то развитому инстинкту самосохранения умолчал.

– Не знаю, – уклончиво сообщила Кет и плавно отдёрнула ладонь с подлокотника. – Я, пожалуй, откажусь от твоего щедрого предложения.

– Почему?

– Потому что я не хочу видеть, как ты возвращаешься от других женщин, – неприятным голосом возвестила Катерина. – Или тем более их в доме, где живу. Я это уже проходила год назад.

– Какая трепетность проявляется с возрастом. Ты всё же должна думать о дочери, а не только о себе. Роза будет следить за домом, открою «секрет» – благодаря твоему «славному» характеру, здесь тебя как и в Бразилии персонал, не слишком любит, мне не мотаться – больше смогу проводить времени с дочерью. И тебе же легче. Ты хочешь ей нормального отца?

– Хочу. Я хочу ей нормального отца, а не неразборчивого в сексуальных связах.

– Катерина… – Майклсон с отпавшей челюстью разглядывал поднявшуюся ему навстречу женщину. – Ты это мне говоришь?!

– Да. – Она ханжески поджала губки. – Повторяю для глухих – я не хочу видеть проституток в своём доме, а ты имеешь привычку с ними связываться.

– То есть тебе мало этого времени, ты предлагаешь мне окончательно стать монахом? – разозлившись на свои же мысли, ляпнул Элайджа.

– Я просто объяснила обстоятельства, создающие непреодолимы… – глаза нездорово заблестели и осекшись она сделала кружок вокруг мужчины и остановилась чуть в отдалении, разглядывая с полудетским любопытством и мгновенно забыв об извечной маске рафинированной красавицы. Майклсон ощутил неловкость, это начинало дополнительно злить, но Кет игнорировала: – Значит, ты не нашёл никого лучше меня?

– Кетрин, моя личная жизнь точно не твоего ума дело.

– А искал?

– Это не моя тема для разговора.

– Искал?

Развернувшись, он пошёл к двери, Катерина аж подпрыгнула от сошедшего озарения и метнулась наперерез, выставив вперёд ладошки.

– Ты ведь не искал... Поэтому ты меня почти что насиловал часами. Я кормлю, а ты... – Её глаза вдруг приобрели, какую-то особую нежность, делавшую неважной бесцеремонную откровенность её слов: – Ты никому нас не доверишь и не обидишь. Ты бы просто не лёг в постель со мной, не уверенным абсолютно, что не принесёшь «подарок» неизвестно от кого. У тебя никого кроме меня не было, последние месяцы точно… – Она перевела дух, с трудом стоя на ногах от захватившего восторга и наивно вывали все свои переживания: – Я так бесилась, так ревновала, а у тебя нет любовницы. Нет, всё раньше ясно. Ты захотел тогда ударить меня именно поэтому. Её и не было. – Зажмурилась от счастья: – Ведь её всё это время не было...

Элайджа дёрнулся – нападение было не столько неожиданным, сколь и беспардонным. И радостным. Хреново воевать, но воевать с противником с лучащимися счастьем глазами хреново вдвойне.

– Если и да, но дело не в тебе, – не подозревая, что только что исцелил сердце Катерины от горькой раны, нанесённой им же давней командировочной изменой со случайной девчонкой, которую и о которой и не помнил, он холодно оглядел запрокинутое хитрое личико брюнетки. Живое и неотступное. – И не твоё. Любопытство сгубило кошку.

– Но ведь для тебя я не кошка, – ответила Кет. – И имею право знать, почему едва не получила пощёчину.

– Ты её не получила, какого хрена тебе надо сейчас? Роль экзальтированной дамочки не твоя. Я не хочу тебя ни видеть, ни знать вообще и если бы не общая дочь, то…

– Что? Мастер по вранью у нас я, Элайджа. А ты… – она подняла голову, маленькой ладошкой крепко обхватила подбородок мужчины, и Майклсон снова поразился тому, каким ласкающим был её взгляд. А ещё больше собственной готовности принять эту ласку. – Я вернусь в поместье, но предлагаю тебе себя в качестве любовницы. Обещаю – только секс и совместное проживание, – она попыталась выровнять дыхание, но сердце колотилось и только набирало обороты. – Не можешь же ты действительно до конца жизни уныло онани… кхм… жить монахом, а думать о дочери тоже надо. Ты хочешь ей нормального отца?

– Я не хочу тебя «в качестве любовницы».

– Хочешь, – Катерина ни с того ни с сего состроила умильную рожицу, и, глядя в её абсолютно бешеные, вмиг потускневшие глаза, Элайджа почувствовал абсурд происходящего и неожиданно для себя попятился. К такому он готов не был, но не отпихивать же её с дороги? – Ты меня так отделал ночью… – она повела плечами, картинно хлопнула своими кукольно-длинными ресницами, и круглые глаза вновь жизнерадостно заблестели. – Не важно. Ты ничего не теряешь, и нам всё правда удобно. – Скинув локоны на спину, Кет уже деловито начала распрямлять пальчики. – Я переезжаю и наслаждаюсь наличием миссис Фостер в доме, её организаторскими талантами по дому, ты спокойно отдыхаешь по вечерам, кстати, деньги экономятся – три, учитывая состояние отданное за мой ларчик с камнями, я итак влетела тебе в огромные суммы. И ещё ни тебе, ни мне не нужно искать развлечения на стороне. Мне тоже, потому что в отличие от некоторых я-то на святость не претендую точно, хочу секса в целом и конкретно тебя в своей постели.

– Я… – он растерялся от подобных откровений, прежде чем сумел продумать защиту. – Нужно подумать.

– А что тут думать? – Изумилась Кет.

– Контракт или…

– Как мы его сформулируем? – с уст Катерины сорвался смешок: – Вдруг забуду, что я подрядчик, и влезу сверху. Да нет, я просто люблю быть на тебе. Конечно, оседлать президента корпорации это само по себе заводит, но ты тоже. Нехорошо получится, а как потом Фениту объяснять сущность претензий?

Это уже было не удивление, а просто оторопь. Аргументы в голову не приходили. Она фыркнула и Элайджа тут же понял, что любой контракт и вправду на редкость идиотская мысль. Но к несчастью для Катерины, её старания привели к прямо противоположному эффекту – Майклсон очнулся от ступора. Отстранился.

– Нет. Если я сказал, нет, Катерина, это значит именно это слово. Ты же вольна выбирать жить в поместье или не жить в нём, но спать вместе мы не будем. С ответом я тебя не тороплю, но дом тебя ждёт.

– Ты не выдержишь меня рядом даже неделю.

– Вполне. – Повисло молчание, они сверлили друг друга взглядами. – Так да?

– Нет, Элайджа. – Любое веселье исчезло с её лица, в нём появилась тоска. – Если всё так, как ты говоришь, я не вернусь в этот дом.

– Тогда позволишь пройти?

– Так спешишь?

– Зарабатывать тебе на алименты мне тоже очень нужно.

Лёгкий поцелуй её лба, и она осталась в одиночестве.

Катерина обошла софу по периметру. Приложила пальцы к тому месту, где её лба коснулись губы Элайджи. Сжала в кулак. Как можно быть таким наглым? А что она замирает от одного звука его шагов, дрожит, даже просто завязывая ему галстук, что он единственный, о ком болит её, кажется, привыкшее к любой гадости сердце, видимо, у него в разделе – ерунда, не стоящая внимания? Элайджа отправил её в отставку, как чересчур навязчивую шлюху, хотя это как раз справедливо – предложила она себя в сходной форме.

С силой пущенная диванная подушка шлёпнулась о дверной косяк.

– Индюк! – Вслед за первой подушкой полетела вторая, после артиллерия стала тяжелей: чайная пара и вазочка со льдом. – Робот!

Но поняв, что ещё немного и ей грозит унижение перед слугами, Катерина замолчала, поставила скамеечку для ног обратно на пол и заложила руки за спину, упрямо возводя глаза к потолку, чтобы не разреветься. Нет, ей не хотелось объявлять войну Элайдже. После рождения Златки Кет, пожалуй, впервые за все годы захотелось покоя, размеренной жизни и не спешить. Просыпаться как сегодня, смотреть, как растёт дочка, касаться жизни Элайджи. Ей захотелось не только действовать, куда-то двигаться, но и созерцать. И от того, что ничего не было доступно из этих «хочу», с каждым днём всё неумолимей накатывала какая-то смертная тоска.

Кетрин давно поняла, что во всём виновата только сама. Зачем было убегать, тем более в Болгарию? Сейчас Кет не видела логики в своих поступках, помнила только постоянный страх и желание спрятаться, забившись в какую-нибудь нору вместе с ребёнком в животе, чтобы если ничего не получится снова, Элайджа ничего не узнал. Как можно было быть такой идиоткой?

Подушки заняли своё законное место на софе. Нагнувшись и снова почувствовав прежнее неудобство между бёдер и как ноют растянутые связки ног, женщина охнула и начала собирать осколки вазочки. Пусть они не будут делить постель, но и Эл был явно не из тех мужчин, кого можно женить на себе посредством секса или ребёнка. В его консервативной голове, жена – это даже и не любовь, а абсолютное доверие, преданность, уважение и как там у Керолайн с Ником – «всегда и навеки»? Она, Кет, теперь не соответствовала в его глазах ни одному из критериев. Предложенное ей сожительство ненадолго. Он женится раньше или позже, Эл сам не понимает насколько семейный мужчина, как важно для него стремление покровительствовать.

Выпрямившись и положив осколки на поднос, Катерина провела ладонями по груди к животу и улыбнулась. Теперь она вспомнила истершееся из-за полусна безумство зари нынешнего утра, нежность, в которой Элайджа купал её уставшее тело, как он шептал, что нет ничего лучше её запаха, а после мыл в душе, как снова отнёс в её спальню и целовал каждый дюйм кожи. Совсем не так, как вечером. Но и вчерашнее или точнее сегодняшнее остервенение теперь стало понятно – у него за эти десять месяцев никого не было, кроме неё. Вообще никого! Так не бывает, если человек совсем ничего не ждёт от прошлого…

Никогда не думавшая, что может быть настолько унизительно-зависима от простого сообщения о чьей-то верности, она, всегда рассчитывавшая только на верность крови, да и то судя по её матери сильно относительную, Катерина вдруг рассмеялась от нахлынувшей нежности и, схватив последнюю валявшуюся на полу диванную подушку, крепко прижала к груди.

Десять месяцев… Конечно, так не бывает, если человек совсем ничего не ждёт от прошлого… Или бывает. Если у него сердце измучено настолько, что уже ничего не хочется. Пораженная осознанием, Катерина застыла и счастливая улыбка превратилась в гримасу – Элайджа её любил, а она и вправду бросила мужа, перекрыла кислород так же, как он в свое время. Только у него получилось невольно, пропадая в Амазонке, Элайджа просто не мог оказаться рядом, а она причиняла боль намеренно, месяцами и по своей воле. В его мнении, она снова его бросила ради ребенка. Унизила. Кет всё же не удержалась и тихонько заскулила, зарываясь носом и зубами в обивку.

– Прости. За алименты и остальное – показуха, – Элайджа осекся, увидев стоящую посреди комнаты женщину с подушкой в руках. Быстрый взгляд отметил осколки на подносе и передвинутую скамейку. – Катерина?

– Всё в порядке. – Кет подняла глаза. Они не были мокрыми, наоборот болезненно-сухо блестели. – Хорошо, что ты вернулся.

– Я не могу говорить в таком тоне с тобой.

– Не надо реверансов, – она инстинктивно отступила на пару шагов к двери, увидев, что Элайджа собрался подойти. – От тона суть твоих слов не поменяется, и ты прав. Надеюсь, когда-нибудь ты простишь мне то, что случилось.

– Катерина, я не об этом.

– Но и я не об этом, пожалуйста, дай мне сказать. Я очень благодарна тебе – мне было очень хорошо с тобой сегодня, Элайджа. Точнее намного лучше, больше, чем хорошо. Я хочу предложить. Вчера ты сказал, что в определённом плане я для тебя неповторима, несмотря на всё случившееся. Я не перееду в поместье, но если ты хочешь спать со мной, просто так без каких-то условий, то я согласна. И не только спать – поужинать или... Обещаю, что не буду стремиться вернуть тебя через постель, ребёнка или какие-то претензии... сцен ревности, когда мы расстанемся окончательно, тоже не будет. Всё, что тебе требуется, чтобы чувствовать себя довольным. Если нет, тоже не обижусь.

Автоматически поймав подушку, он потерял те несколько секунд, которые потребовались женщине, чтобы выскочить за дверь и повернуть рычажок замка. На подкашивающихся ногах Кет шмыгнула через чёрный ход и вышла на вечерний свежий воздух, который принялась вдыхать большими глотками, прислонившись к боковой стене. Кетрин не хотелось плакать и в ней не было стыда от того, что унизилась. Как и за то, что не могла поступить иначе. Всё же она нашла плинтус в отношениях с мужчиной, в которого влюбилась – навязавшаяся на шею любовница, пока не найдётся замена помоложе. Рассмеявшись, – Кетрин почему-то представилось физиономию её несостоявшегося мужа, узнай Стемптон об этом всём, – она забралась на небольшой выступ террасы. Впрочем, никто её предложения не собирался принимать – со своего незаметного «насеста» Кет видела, как Элайджа вышел на улицу, какое-то время постоял на крыльце в свете ночного фонаря, положил в рот жвачку – с тех пор как бросил курить, он всегда жевал её на автомате, если нервничал, – вернулся в дом, а когда в следующий раз показался в дверях, то быстрым шагом направился к автомобилю. Значит, нет. Скоро фары скрылись за поворотом. Такие предложения сойдут Рейнолдсу, ему всё равно предательницу, писавшую его на пленку, он трахает, точнее таких опасность подставы и шантаж в определённых пределах даже заводит, но Элайджа… Она не могла не попытаться, но в глубине души знала, что нет. При уверенности в победе на сто пятьдесят процентов, просчитывать все выгоды, которые можно извлечь из поражения. И предатели всегда кончают плохо. Два закона, в которые он верил абсолютно, и они не имели исключений и обратной силы. С трудом координируя своё измученное тело Кет осторожно села на ступеньку, улыбаясь сквозь дымку слёз.

– Мисс Пирс? Мисс Пирс, – настырный голос вырвал из замечательных воспоминаний и мира её мечты, где она говорила то, о чём хотела. – Вы в порядке, мисс Пирс? Вы проспали больше суток и Ваша дочь...

«Я Катерина Майклсон! Катерина Майклсон, когда ты это запомнишь?!»

– Почему сутки? Сегодня…

– Воскресенье.

Так вот почему сильно болела грудь, на Элайдже была его же рубашка, а она чувствовала себя бодрой. Бедная Злателина, заброшенная нерадивой мамашкой…

– Всё в порядке.

– Мисс Пирс, мистер Майклсон передал, что вас нужно найти, и что он хотел передать…

«Вы уволены, миссис Клодес» – медленно проговаривая, с той холодной ненавистью, которая овладевала ей при звуке своего некогда любимого имени, вечно повторяемого этой глупой женщиной, хотела произнести Кетрин. Она так давно мечтала это сделать…

– … что после командировки…

Но не сказала, потому что ей стало всё равно – неожиданно и ненависть, и обида ушли.

Ни с того ни с сего почувствовав себя спокойно и уверенно, Катерина встала, весело улыбнулась опешившей от изумления женщине и пошла в дом.

====== Глава XXIII (Часть I) ======

Великобритания. Йоркшир.

– Здравствуйте, Кетрин Пирс, – представилась девушка в деловом костюме и протянула ладонь для рукопожатия. – Если вы не помните.

– Мейсон Локвуд. Помню, но вы изменились.

– Намекаете на мой возраст? Впрочем, для дела это хорошо, – она прищурилась, разглядывая мужчину перед собой, – смогу без потери для важности обойтись без очков с нулевым диоптриями.

– Не в бровь, а в глаз, мисс Пирс, – он оглядел её сверху вниз. – Но не всегда нулевые диоптрии – это пафос, а могут быть вполне себе медицинские показания.

– Вы уверены? – Кет приподняла бровь.

– Насчёт себя нет, – поняв намёк о своей привычке в юности носить унитазы на глазах, чтобы смотреться солиднее, он отплатил той же монетой: – насчёт некоторых – да. Особенно с цветными стёклами.

– Что же – око за око, – рассмеялась напоминанию, что кто-то был тусовщицей, у которой затемнённые очки оставались вещью «маст хэв» в сумочке, Кетрин. – Хотя именно Вам странно цитировать Писание, мистер Локвуд.

– Вам тоже.

– Наверное, пройдёмте в кабинет? И, если вы не против – будем обращаться к друг другу по имени?

«Какая отменная задница…»

– С удовольствием.

Взгляд на её филей был мимолётный, но Кетрин не была бы собой, если бы его не засекла. Впрочем, когда дело дошло до бумаг по «Vine&Spirit», оба ушли с головой в обсуждение и ни на что не отвлекались, а когда закончили, день уже клонился к вечеру.

– Вот и всё. Теперь вы можете быть спокойны за ваши обязательства, – пробормотала Кет, откладывая последнюю папку и рассматривая рисунок дерева столешницы. – Да и моя сестра уже совсем не то, что раньше, и способна тащить фирму на своих плечах.

– Да, кстати, вполне. Если откровенно, я был удивлён, что вы решили заняться.

– У неё скоро свадьба, да и одна голова хорошо, а две лучше.

– Не всегда, но в данном случае, думаю, вы правы. – Мейсон встал и накинул пиджак. – Но я всё равно приеду через пару недель, чтобы сверить всё окончательно.

– Очень хорошо, – наконец, подняв голову, Кет устало улыбнулась: – Ладно. Хотите чай или кофе, Мейсон? Мы остались без ланча и почти пропустили пятичасовой.

– Давайте.

– Тогда пойдёмте в столовую, а я пока позвоню.

Пройдя в столовую и устроившись за столом, она пожала плечами:

– Хотя мы и тут опоздали – уже шесть.

– Неужели вы стали настоящей традиционной англичанкой, Кетрин?

– На ваше счастье нет, Мейсон.

– На моё счастье?

– Поверьте, если бы я стала настоящей англичанкой, то с сухим аристократическим оскалом предложила бы вам только сильно разбодяженный молоком напиток с во-от таким, – она изобразила пальцами «о’кей», – печеньем.

– А так вы готовы предложить что-то ещё?

– Разумеется, – Кетрин быстро облизнула нижнюю губу. – Я предложу вам отличную, американскую, – они пристально уставились друг на друга, чувствуя, как наэлектризовывается воздух, – отбивную котлету. Хотите поесть?

– А я, пожалуй, не откажусь…

– Кет, ты здесь? Привет, – звонкий голос старшей сестры разорвал чувственную атмосферу, и заставил Локвуда вздрогнуть. Испытывая лёгкую досаду, Кетрин откинулась на спинку стула. – О, Мейсон, вы тоже здесь? Добрый день. Как поживаете?

– Добрый день, Елена. Отлично.

– Вы пьёте чай?

– Именно так, сестрёнка. Заодно решили поесть что-то более существенное, – Кетрин насмешливо оглядела сестру: – Составишь компанию?

– С удовольствием.

– Буду рада увидеть вас снова, Мейсон.

– Я тоже, Кетрин, – Локвуд мягко пожал ладонь Кетрин и вышел за дверь. Елена, прекрасно заметившая, что рукопожатие продолжалось на пару секунд дольше требуемого, скосила взгляд на сестру.