Текст книги "Приходите за счастьем вчера (СИ)"

Автор книги: Darena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 82 (всего у книги 118 страниц)

– Всё в порядке?

– Да, а что? – Катерина чмокнула мужа в щёку.

– Ты слишком ласковая.

– У меня накопилось. Хочу тебя гладить, – она провела пальцем по царапине спине, – и целовать, – Кет собиралась прильнуть губами к полумесяцам, оставленным её ногтями, но не успела, Элайджа посадил на колени.

– Кетрин, если теперь сбежишь – можешь не возвращаться обратно, насколько милей всех остальных не была. – Молчание. – я ещё раз скажу, одной любви мало. Ты ничего не хочешь мне ответить?

Девушка покачала головой.

– Хочу, но... – Она зажмурилась и вдруг свирепо поцеловала, губами и зубами приникнув ко рту. Но когда отстранилась, голос наполнился чувственными нотками. – Мы же сейчас не будем об этом, да? Я хочу в кино. С попкорном.

Бесполезно – если Катерина не хотела что-то обсуждать, она не обсуждала. Но – Элайджа тоже это понял, – ей хотелось, чтобы он говорил. Зачем – было итак понятно, на душе мерзко заскребли кошки, но лицо он сохранил за насмешливой улыбкой.

– И что мы будем смотреть?

– То, что должен увидеть всякий англичанин, знающий классику литературы двадцатого века, – выспренно сообщила женщина. – Заказывай билеты, а я причешусь.

Не прошло и полутора часов, как они стояли перед дверью в иллюзорный мир, и девушка-менеджер с шикарной улыбкой приветствовала зрителей.

– Доброе утро. Хоббит, Нежданное Путешествие, сеанс в час после полудня, ваш диванчик седьмой. Доброго просмотра.

– Подождите… Эл? Какой такой Хоббит? – Катерина дёрнула мужа за рукав.

– Ты сказала по литературе английского классика двадцатого века, единственный похожий был Хоббит.

– Ой, ошиблась в веке, я имела ввиду – Сумерки, рассвет, часть вторая, – косички брюнетки скорбно качнулись. – Мы же не можем пропустить развязку?

– Я не смотрел первые. – В подсознании уже мелькнула страшная догадка. – Может, Вы с Еленой сами…

– С Еленой неинтересно, она за этого Джейкоба всегда. А я за главного героя. Да! Пойдём поменяем билеты…

Мгновенная тишина. Майклсон отступил на шаг, моргнул.

– Я согласен, если ответишь на вопрос. Как его зовут, главного героя?

– Эдвард.

– Нет, не так.

– Да неужели? Откуда знаешь?

– Керолайн вынесла весь мозг ещё пять лет назад.

Сообразив, что сглупила, Кет решительно сообщила:

– Оговорилась, конечно, Эдмонд…

– Нет. Третья попытка, последняя.

– Ээ… – Кетрин судорожно перебирала в голове варианты, вспоминая страсти Елены по гламурным клыкозаврам, но там крутился как назло почему-то только Элронд. – Эдвин?

– Это Эдвард, девушка. – Сжалилась менеджер зала.

– Эдвард? Просто я забы… Нет! Я же сразу сказала так… – сообразив, как нагло её развели, Катерина набросилась на мужа. – Сейчас убью!

– Мышечной массы не хватит… – увернувшись от кулачка, Элайджа перехватил руку. – Я за билетами на Сумерки. Ближайший сеанс через двадцать минут.

– Ты не собираешься настаивать на Хоббите?!

– Ни капельки. Одинаково равнодушен и к нему, и к прочей нечисти. Или ты попросишь прощения и скажешь, что я был прав, когда брал билеты?

– Я?! – Она тоже была равнодушна, но просить прощения? – Нет.

– Тогда, слушаю и повинуюсь… – отпустив её запястье, Майклсон сделал шаг в сторону.

– У меня есть, что предложить ценного, – зашептала ему на ухо девушка. – Я сяду к тебе на колени и не буду комментировать.

– Совсем ничего?

– Ничего.

– Идёт.

Скинув модельные туфли, Кетрин сидела на диванчике, положив голову на плечо мужу, но мысли были далеко от путешествия компании гномов, хоббита и волшебника. А Элайджа наоборот предпочитал ни о чем не думать, уставившись в экран и чувствуя, как время от времени нежные пальчики проводят по губам, подкармливая в темноте очередной порцией солёного попкорна.

– Я тоже. Больше всего на свете.

– Что тоже? – он недоумённо моргнул.

– Люблю тебя. Ты мне только что признался в любви. – Погладив пальцем его брови, Катерина вздохнула, зря она отреагировала – у Эла вырвалось случайно, а очарование минут для него исчезло, краски померкли, фильм перестал быть захватывающим. – На улице не очень холодно – пойдём отсюда?

– Пойдём.

Но и прогулка им не помогала – косые, лишь изредка пересекающиеся взгляды, молчание и нежелание идти на компромисс. По-другому быть не могло: только самостоятельность Кетрин помогала ей выжить, а гордыня Элайджи не утратить себя в мире огромных денег, но для их личного мирка они были и оставались бесконечной отравой. Впрочем, это не меняло того факта, что когда замерзали ладони, Катерина всё так же молча грела их в кармане пальто Элайджи, пока тот следил, чтобы брюнетка не споткнулась. И скоро не говорить с мужем у Кет тоже сил не было – как очнувшись, она с удивлением отмечала усталость его взгляда, морщинки напряжения у губ, совсем несвойственную спортивной фигуре лёгкую раскоординированность. Потянула за рукав к витрине какого-то кафетерия, и когда сели за столик, упрямо глядя в глаза, спросила:

– Как там в корпорации? «InterStructure» ведь выкачивает все ресурсы сейчас, а остальное?

Едва не усмехнулась на недоверчивый взгляд – нормальный содержательный диалог без агрессивного сексуального подтекста, пожалуй, за последнее время у них и впрямь был редкостью.

– Есть немного. У нас проблемы, сходные с теми, что были у твоего отца.

– Слишком быстрое расширение за счёт кредитов, и поэтому зависимость от инвестиций?

– Нет, не в этом смысле, кошечка. – Не самый резкий ответ. Работа – разве такая интересная тема? Для них, да, одна из интересных, но сейчас это было натянуто. Но лучше так слушать голоса друг друга, чем никак. – Скорее это можно назвать слишком многоуровневая кредитная политика. На основном предприятии ничего не висит, но на дочерних структурах – да, и много. И сейчас любой выведенный из строя винтик может обернуться большими проблемами. Рейнолдс спит и видит, где найти такую слабую точку, поэтому каждая требует внимания.

– Но ты ведь знал, что так будет. – Она мотнула головой – прошло полгода с тех пор, как Кет интересовалась корпорацией в последний раз, и неудивительно, что всё изменилось. – Почему решил сделать так?..

Потрясающая ночь завершилась мягким сонным утром, они сменяли одно другое, и спустя месяц, оставляя крепко спящую Катерину в постели, он уже не ожидал по возвращению из офиса не найти её вечером в доме. Первую неделю Элайджа был дико зол, но не слишком тревожился, уверенный, что Кет побесится и скоро найдётся, вернётся, и он живо вытряхнет из неё всю дурь, которую она придумала – это подтверждалось и тем, что помимо корзинки для Мартина и самого кота она не взяла никаких вещей, если не считать крошечной сумочки, с которой, по словам Розы, вышла из дома, но никто ничего не знал – ни Елена, ни Зальцманы, Кетрин уволилась с работы… Девушка растворилась бесследно, обналичив не много, но и не мелочь, и единственный след, что Элайджа сумел отыскать – несколько дорогих украшений, заложенных в Лондоне. В этом не было новости – Кет сама предупредила менеджера, кто может захотеть выкупить их. Проходили месяцы, но ни одно детективное агентство даже примерно не давало знать, где теперь может жить миссис Майклсон. А Элайджа не понимал, как ни пытался, почему она сбежала теперь. Неужели так хотелось свободы и независимости от него, самой принимать все решения? Наверное, хотелось… Выходит, что больше, чем жизни с ним. Свобода ей дороже и милее. Сидевший в кресле мужчина секунду подумал, разглядывая клочок бумаги. Что написано, знал итак:

«Нам нужен тайм-аут успокоиться, и всё будет хорошо. Дай мне время. Катерина Майклсон. PS. Не придумай себе ерунды – других мужчин у меня нет».

– Эл, о’кей? – Дик нахмурился, заметив отсутствующий взгляд друга, осекшегося на середине фразы. – Так что твои шины?.. Нормальные?

Опомнившись, Майклсон перевёл взгляд на сидящих мужчин:

– Да, Йокогама отличные. Точно не хуже Мишленовских. – Пальцы потянулись к бумажке. – В прошлый прокол протянула до бокса целых… целых…

В итоге смял и метким броском отправил в нижний ящик стола. Всё и с этим кончено. Жена никогда не делала ничего просто так, хотя и не чужда была романтизма – оставленная у него в кабинете записка вместе с букетиком незабудок, снятые с карточки деньги: явное обещание вернуться в этот дом в прежнем статусе. Цветы он сразу же выкинул в раздражении от слов Бекки, что незабудки – майский цветок, на развод в одностороннем порядке подал, получил – остались формальности, а записка осталась, пришпиленная к столу текстом вниз. Зимой за бокалом алкоголя в атмосфере вечернего покоя она порой попадалась на глаза, как и сегодня. Для него Катерина утратила себя, в мыслях бывшая жена стала только обезличенным местоимением «она», но это имя в конце, само сочетание букв, проговариваемых про себя… Нет, всё же про себя, но он не заметил, как обернулись на отстранённый шёпот увлечённые разговором друг и брат, услышав имя. Но никто не подал вида.

Зачем ему нужна жена, которая на деле просто эгоистичная сучка: раз за разом вынимает душу, а потом сбегает? И пусть даже обожаемая эгоистичная сучка – это приходилось признать, после того как пару недель назад едва не сбил какую-то женщину, напомнившую ему со спины свою. Он хотел перегореть и никак не получалось – бывшая женушка была ловким манипулятором, умевшим оставлять белые пятна, не дававшие окончательно забыть о ней: когда успокаивалось сердце, они третировали разум, а стоило включить рациональность – эмоции. Если хотела сбежать, какого чёрта было спать с ним напоследок? Утешительный приз? В чём выгода, когда можно жить и кататься как сыр в масле? А если так любит, ну, или просто так хотелось потрахаться с ним, то почему сбежала? Если бы другой мужик – она бы не оставила постскриптум, изворачиваться и привирать было её второй натурой, но специально сочинять ерунду пока не прижали к стенке – нет.

Не отпустил бы? Конечно, не отпустил. Что значит «время»? Вопрос не в сколько – Элайджу не занимали сроки, – а только зачем ей это время отдельно от него? День или десять лет, какая, к дьяволу, разница?! Ни к чему, и последнее предложение казалось и вовсе издёвкой. Пусть гуляет одна и дальше. Ему даже стало спокойнее – «благодаря» Катерине устав от женского пола вообще, Элайджа с головой отдался работе и, постепенно погружаясь в проблемы корпорации, вдруг вспомнил, что она у него интересная и любимая, дела, в которых из-за постоянного недосыпа, попыток оставаться рядом с женой и напряжения постепенно начинала появляться неразбериха, резко пошли в гору. И всё же смятый комок бумаги отправился не в мусорное ведро, а только в стол. Он выкинул из своего дома любое напоминание о прошлом, продал её картины, украшения и автомобили, Керолайн по его просьбе от и до перекроила комнаты, но бумажонка вызывала чувство неуловимой болезненной тяги раздражать воспоминания, так, наверное, когда-то в мире без глобализации, ещё не прошитом нитками скоростных путей и связей, всем существом вздрагивал изгнанник, услышав родную речь в дальних странах.

Нейтленд подумал, что никогда не женится – попадётся же такая сука… Да кому оно надо?! Хотя и он нашёл себе постоянную даму для секса, на удивление нежную красавицу – мисс Стенфилд оказалась той ещё гордячкой и своего унижения Катериной шефу не простила, быстро подыскав замену Майклсону – да тот и не возражал рокировке, раньше качественные девочки нередко кочевали по их постелям из одной в другую и обратно, – но там ничего не связывало, кроме кроватных развлечений. А чтобы так убиваться по бабе… Да Дик был даже не уверен, что хоть кто-то постоянно греет постель его друга, подозревал, что никто, но, разумеется, не задавал этих вопросов.

А Кол подумал, что нужно быть мужиком и тоже прекратить этот мазохизм, дать, наконец, яхте имя. Одна Елена шила подвенечное платье, готовясь к свадьбе со Стефаном Сальваторе, другая блестела на солнце, стоя на якоре у берегов Адриатики.

Трель телефонного звонка резко вклинилась в мирную тишину вечера. В глаза бросилось имя «Елена», и горло неприятно сжалось.

– Сейчас буду. – Выйдя за дверь, он изобразил радушный тон. – Здравствуй, Елена. Что-то новое?

– Здравствуй, Элайджа. – Она помедлила, но сообразив, что зять может решить, будто Кетрин нашлась, быстро заговорила: – Нет, ничего нового, никаких новостей, я не знаю, где Кет, просто… Просто я кое-что не сказала раньше.

– Что именно?

– Она была беременна. – Голос брюнетки начал дрожать от нерешительности. – То есть, она сказала так. Случайно.

– Мне просила не говорить, – констатировал Элайджа. – Когда было дело?

– В сентябре. Она не хотела говорить, потому что считала, что ребёнок вряд ли выживет и… вот… – красная от стыда, Елена нервно прошлась по комнате. Сначала она хотела поговорить с Колом, но быстро сообразила, что так поступать нельзя – этот Боливар не выдерживает и троих, где она была точно лишней – увидела по глазам младшей близняшки сожаление о болтливости. Стефан тоже не знал, а с каждым днём ответственность давила всё сильнее. – Поэтому не сказала.

– Ясно. А как ты?

– Всё хорошо. Мы встретимся у Кер на ужине наверное, да?

– Да. До свидания.

– Всё о’кей? – Дик с нехилым изумлением оглядел друга, вернувшегося в кабинет и молча налившего себе джин без намёка на предложение присоединиться.

– У меня, да.

– А у кого-то будет масса проблем, – констатировал Кол.

Он даже не представлял насколько прав. С неожиданно проснувшимся бешенством пообещав себе в этом месяце бросить всё, но найти эту идиотку и, наплевав на данное когда-то самому себе слово, задать такую трёпку её заднице, что навсегда забудет, как мучить людей, а потом отправить на все четыре стороны, Элайджа с силой сжал зубы.

Но сумел подавить ярость и взять себя в руки, и обсуждали они последний заезд Формулы 1, который наблюдали пару дней назад. Впрочем, сдержать обещание и найти беглянку тоже не получалось.

*Р.Н. Гюнтекин «Королёк – птичка певчая»

лимон – в английском на сленге, в переносном смысле что-то неценное, пустышка, старьё

Теория поля – Кетрин читает Курта Левина, психологию, а Элайджа имеет ввиду физику Ландау

Ксу-ксу(XuXu) – немецкий клубничный ликёр

игра слов – мячи и яйца звучат одинаково

«Цветы прикрывают всё, даже могилы…» – сокращённая фраза Э.М.Ремарка «Никогда не проси прощения. Ничего не говори. Посылай цветы. Без писем. Только цветы. Они покрывают все… Даже могилы.»

*******“Yearlings” – на самом деле аукцион проводится в августе, а не в сентябре

********Wicked Models – элитный бордель в Нью-Йорке, славящийся популярностью среди сильных мира сего

имеется ввиду французская скороговорка Santé n’est pas sans “t”, mais maladie est sans “t”

PS Никогда не просила, но на этой главе попрошу оставить отзывы, если несложно. Мне было сложно её писать, потому что когда задумывала работу – имела смутное представление о детях, и я совсем не уверена, что сумела передать то, что хотела и тем более изобразить достаточно чётко разное восприятие мужчины и женщины от потери ребёнка, когда первая готова сокрушить всё до основания, а второй пытается дифференцировать горе.

PPS Для страждущих пишу сразу – следующая глава будет посвящена именно Дею, Бекке и Алексу с Дени, с небольшими пересечениями разумеется, т.к. герои взаимосвязаны все.

====== Глава XXII (Часть I) ======

США. Сан-Франциско.

Элайджа, садясь в самолёт до Франкфурта, мечтал поспать после раунда трудных переговоров в Сан-Франциско. Но это ему никто не собирался позволить – экстравагантная девица во всём розовом, как кукла барби, сидевшая по-соседству, устроила настоящую истерику. Ей то ли не дали мёда, то ли наоборот дали слишком много.

– Что это за дрянь? – Элайджа поморщился от акцента красавицы. Латиноамериканка. – Это разве похоже на мёд, это дерьмо…

Мёд ей не такой. Скажите, ну, где таких идиоток рожают?

– Везде их полно, – раздался спокойный голос справа. – Приедут из диких стран, так и ведут себя…

Открыв глаза, Элайджа увидел, что говорил его сосед, из-за случайно вырвавшегося вслух вопроса, решивший, будто обратились к нему. Видимо, мужчина был говорлив, не англичанин, потому что вежливую улыбку и взгляд собеседника неверно истолковал, как желание поддержать диалог, то ли просто заскучал:

– Иммигрантки. Сколько я их повидал по работе. И капризы чудные каждый раз – то мёд не такой, то коньяком волосы моют, и молоко пахнет козой. Дуры, одним словом, – в последних словах буркнутых уже себе под нос было искреннее негодование, – а у меня репутация упадёт.

– Молоко? – пробормотал Майклсон, не зная, как отделаться от собеседника. Девушка по-прежнему разбиралась со стюардессой на повышенных тонах.

– Я занимаюсь бизнесом по продаже натурального органического молока. Так у женщин мода пошла – купаться в нём.

Невольный смешок – такую девицу Элайджа знал, но в единичном экземпляре. Выходит, не одна на свете… И снова визави принял реакцию за интерес.

– Вы только представьте, купаться в таком прекрасном продукте! Свежайшем. Да люди сейчас сыр из химиката едят, не могут себе позволить… Раньше шлюх в шампанском купали, теперь в молоке. – Видимо, у мужчины накипело. – И что вы думаете, теперь я лечу с пересадкой в Болгарию… подумать только, в Болгарию! Лишь потому что ей не нравится качество молока, в котором она плещется там, и нужно найти нового поставщика. Вы представляете такую картину? – И сникнув, он забормотал себе под нос: – Майклсон, конечно, не простой клиент, но всё равно…

Элайджа вопросительно поднял брови, прежде, чем понял, что незнакомец-собеседник не обращается к нему. То есть обращается, но не по имени, он же не представлялся… Имя, Болгария, ванны из молока. Не связанные друг с другом образы сложились в неосознанное предчувствие и фразу, вырвавшуюся с силой, что визгливая девица могла позавидовать:

– Катерина! Она ведь Катерина…

– Что?!

– Эту девушку, которая купается, зовут Катерина, – сипло выдавил Элайджа.

Человек отшатнулся от дикой энергии в казавшемся аморфным соседе.

– Нет, её зовут Амалия. И это не девушка, а старушка.

Сердце пропустило удар, и Майклсон с трудом удержал «лицо» от того, с каким треском рассыпалась невольная надежда.

– Миссис Юнгельд, но племянница болгарка. Очень зловредная женщина, несмотря на годы… У Вас всё в порядке? – «Молочник» с некоторым сомнением глядел, как дёргается кадык, судорожно сглатывавшего мужчины.

Бывают в жизни случайности находок и встреч, которые крайне трудно объяснить теорией вероятности. Когда два человека, расставшихся много лет назад, случайно встречаются в городе, куда каждый прилетел на один день. Или находится потерянная собака, когда надежда давно угасла, и люди отчаялись найти, переехали в другой город и пришли в питомник подобрать новую. Или вещь, принадлежавшая тем, кто дорог, но забыт, всплывает на аукционе или у знакомых. Вероятность один на миллион, однако огромное число людей могут припомнить такое странное событие в своей жизни, а, может, и не одно, вопреки любым математическим раскладкам. И сегодня это случилось с ним.

– Скажите, а там была молодая девушка? Эта племянница? Темноволосая и высокая, похожа на куклу?

– Откуда же мне знать внешность?

Действительно – откуда? Он американец, а с Катериной общались в Болгарии. Лицо Элайджи стало холодным, взгляд мгновенно приобрёл жестокость.

– Имя клиентки Майклсон?

И, конечно, продавил.

– Я сказал Юнгельд… – Лицо пассажира стало замкнутым.

– Не волнуйтесь, мы с ней хорошие знакомые. Никуда не уходите, – не в силах больше оставаться на людях и сохранять вежливо-холодное выражение лица, Элайджа поднялся. На губах его зазмеилась улыбка. – Я и есть Майклсон, и вас озолочу, только не уходите.

– Куда же я уйду с самолёта, – ещё более растерянно пробормотал американец, но Элайджа уже не слушал.

– Ты нашлась, моя маленькая кошка. – позволив себе треснуть кулаком по дереву, на котором покоилась фаянсовая раковина, он улыбнулся отражению. Болгария, ребёнок... У него просто отобрали ребенка. Кровь ударила в голову, но Элайджа сумел взять себя в руки, выдохнул, умылся холодной водой и скоро о повышенном давлении напоминали только лопнувшие сосудики на белках глаз. – Нашлась.

Болгария.

Деревянные половицы чердака тихо поскрипывали под ногами, словно говоря, что дом старый и требует бережного отношения. Хотя куда уж бережней…

– Ты снова не спишь? – голос женщины был укоризненным. – Есть нужно.

– Я не хочу. – Она легла на диван и вздохнула. – Уже двадцать шестая… Ещё неделя и всё.

Кетрин знала, что Амалия ею недовольна, и дело совсем не в еде, но по поводу мужа девушка старалась отмалчиваться. Но разве старушку заставишь замолчать? Эти бесконечные монологи “бу-бу-бу”, “бу-бу-бу”…

– Ты меня не слушаешь. Твой муж совсем не похож на человека, который позволяет такие вещи.

– Эл никакой не тиран и не шовинист. Это шутка. Он очень… – Кетрин устало ткнулась носом в спинку дивана, объясняя: – У него довольно мягкий характер. Относительно меня, многое позволяет. Да почти всё, только иногда недоволен бывает. И никакой не сноб или ханжа.

– Мой супруг бы…

– А это мой супруг. Тётушка, хватит уже. Я, наверное, знаю лучше человека, которого люблю.

– А я не уверена, что знаешь. Вы современная молодёжь ничего не понимаете в людях. Всё с тычка да с рывка. – Начинался очередной раунд причитаний. – При чём здесь ханжество? Разве можно сбегать из дому? Да ещё беременной?

– Он о беременности не знает.

– Пока не знает! Скоро узнает. Какой мужчина вытерпит такое? Только тряпка и подкаблучник и, если твой Эл не такой, а ты говоришь, да и я помню, что не такой. Что ты творишь?

– Если я не смогу выносить ребенка, наоборот ему будет легче. Я ничего не скажу, – сказала Кетрин, лениво водя пальцем по завитку сучка. – И всё. Если смогу – Элайджа достаточно рационален, чтобы оценить мои резоны. Закроем тему, это личное.

– Милая, а ты насчет рациональности не перепутала счета за дом с отпрысками? Человек за рулём Ламборджини не станет обгонять чайников, показывая мощь авто, он и так знает, что выиграет в отличие от BMW.

– Ты смотришь Top Gear в своём возрасте?

– Я много что смотрю, в отличие от некоторых, которые только и умеют, что нюни распускать. Порой, именно мягкость – крайняя степень гордыни, которая настолько сильна, что не разменивается на мелочи.

– Ну, хватит же, – схватив хлопковый палантин, девушка вышла из комнаты.

Скрип половиц чердака, такой уютный, вызывал мороз по коже, но неуверенности в сердце не было. Что Амалия знала, кроме того, что Кетрин ушла из дома? Ничего. Красиво и умно говорить, что супруги должны делить всё поровну. Красиво, но не правда. Заторможенная, Кет неловко опустилась в кресло. Иногда нужно просто пожалеть своего мужчину. Ах, да – ещё одна пошлость из бабских романов, что унизительно жалеть. Ерунда. Что Эл не потянет ещё одного круга их бедствий, даже веди она себя как ангел, Кет уже знала с того момента, как он попросил покоя. А разве же она ангел? Ему и впрямь нужен был покой и, да, эта дурацкая корпорация, в которой он получал уверенность и цели, а не возня с истерящей женой. Две недели достаточно, чтобы понять, насколько выпиты из него соки, и потеряно душевное равновесие. Тоже ложь самой себе. Всё было понятно ещё тогда в Сан-Франциско. Элайджа, берущий силой женщину? Нет, просто смешно…

Она уже знала, кто виноват в потере Маргарит – она сама, а точнее её разгульный образ жизни. Чувство вины усиливало и то, что Кетрин так и не сумела полюбить ребёнка, причину своего нынешнего и будущего несчастья, но страх его потерять изъедал не меньше, чем будь он желанным.

Элайджа скоро узнает о ребенке, его реакция на неё... Катерина знала, что плохо выглядит вопреки прекрасному климату и питанию из-за того, что мало спит, токсикоза и нежелания следить за собой. Глаза от постоянных слёз стали тусклыми и вечно припухшими, волосы вчера она отрезала до плеч – без ламината они посеклись и посохли, бёдра немного отяжелели из-за запретов врачей на занятия спортом, а кожа не огрубела благодаря молоку и выглядела сияющей, но одевалась Кет тоже совершенно иначе, предпочитая джинсовый комбинезон и футболку прежнему стилю. Иными словами, привлекательной теперь её было назвать трудно, приятная простушка и не более, какие уж тут страсти. Да ей и не хотелось страстей. Если бы человек мог стать куколкой, заснуть и, когда родится это существо, проснуться… Или не родится. Ребёнок пнулся, детка вообще последние недели была особенно резвой, это било по нервам, и Кетрин почувствовала, что снова плачет.

– Господи, сделай же так, чтобы она успокоилась…

От очередного приступа плаксивости избавила трель дверного звонка, но Кетрин не встала с места. Чего ради ей принимать гостей? Она уже было приготовилась задремать, когда за спиной раздались шаги. Сухонькая ладонь коснулась плеча.

– Кетрин, вставай.

– Я посплю здесь.

Опять она. Амалия не давала покоя из-за одного глупого поступка – как-то вечером выйдя на балкон и задумавшись, Кетрин засмотрелась вниз и, как всегда бывает, земля внизу затянула её взгляд. Потом молодая женщина долго доказывала, что у неё просто закружилась голова, но с тех пор старушка никогда не оставляла её на втором этаже надолго одну.

– К тебе посетитель.

– Какие посетители? Отправь их… – “в бухгалтерию...” вертелась в мыслях коронная фраза недовольства и ледяной тон, которым обычно она говорилась, – куда-нибудь по делам...

– Боюсь я уже там, куда ты меня послала, – раздался над её головой спокойный голос. Катерина удивлённо распахнула глаза, автоматически положила ладонь на живот, и с её губ сорвалось нервное:

– Элайджа? Привет.

На большИе приветствия Элайджа не рассыпался и, всю дорогу, пока они спускались в гостиную, не удостоил жену и взглядом. Кетрин тоже ничего не сказала, во все глаза глядя на мужа, и слушая бодрое бормотание Амалии о погоде и видах на урожай. Бормотание раздражало всех.

– Наверное, вы хотите пообщаться, а я пока пойду поставлю чаю. Попьем, – выпалив это старушка ретировалась. Стало только хуже. В гостиной воцарилось гнетущее молчание, и Кетрин поняла, что нужно начинать первой.

– Ну, вот, ты и сам всё видишь. – Она вздохнула, имея ввиду живот, и растерянно оглядывала мужа.

– Не думай, что хочу скандала, но обстоятельства, – дежавекю, но только тогда тон Элайджи не был таким буднично-скучающим. И потому не оскорблял, но ранил этим куда сильнее: – Отец я?

– Ты. Я же говорила, что ни с кем кроме тебя не спала уже как полтора года.

– Ты вообще по своей американской привычке говорлива, когда не нужно.

– Неправда. – Спросонья сразу подвергнутая унижению она вместо того, чтобы смягчить гнев Элайджи слезами или хотя бы показать осознание вины, бросилась отвечать на нападение: – Я давно тебе не врала и сказала, что хочу уехать.

– В вечной любви признавалась. Ладно, оставим, – открыв сумку, он достал бумаги и ручку. – Подпиши.

– Что это?

– Бумаги на развод. От тебя требуется всего лишь закорючка.

– А если нет?

– Если нет, придётся Фениту вспомнить о старых, прошлогодних с отказами и прочим добром. Ты же знаешь, что у высококлассных юристов ничего не канет в Лету.

Развод без вариантов.

– Но… подожди, – выдохнула Кетрин, растерявшись от такого оборота и понимая, что все идет не так, – ты не хочешь выяснить, поговорить… что я… Я не собиралась разводиться.

– Я тебе говорил о последствиях.

– Но ты не знал о ней, – женщина погладила живот. – Это же объясняет, почему я ушла. Да и как же твои уверения?

– Я рад этому ребёнку, уверения тоже правдивы, но при чём тут наша семейная жизнь? – Он криво улыбнулся, подавая свою ручку: – Ты слишком страстная женщина, я тебя не потяну.

– Неужели? – Она улыбнулась пошлой улыбкой, беря писчий предмет: – У тебя плохая память, ты меня очень неплохо натягивал, когда я уже от усталости лежала бревном.

– Я не о сексе, не передёргивай.

Кетрин сжала кулаки – непробиваем. Но это прежний Эл, именно её Эл, которого она всегда любила, а не тот бьющийся в агонии из Сан-Франциско. Если подумать и отбросить гордость и всю прочую муть, ей был нужен любой, а вот самому Элайдже он, опустившийся до насилия, нужен? Нет. Потому что такой, вечно носящийся со своим чувством собственного достоинства, в отличие от всех остальных виденных ею мужчин, включая отца, ей и нужен был любой Элайджа. Круг замкнулся.

– Давай бумаги. – Пара минут и закорючки были расставлены. Женщина аккуратно положила ручку на место, упорно глядя в стол, голос огрубел: – И что теперь, Эл?

– Ничего. Но, Катерина, я предпочитаю, чтобы мой ребёнок рос в достатке, а не в этой халупе, – в его голосе промелькнуло презрение сноба, и он смерил взглядом гостиную небольшого дома, – это, надеюсь, ясно?

– Твой педантизм? Более чем, – ровно согласилась девушка. – Любишь, чтобы вещи были в идеальном порядке.

– Похвально, что к тебе стала возвращаться длинная память. На какие деньги ты живешь?

– Работаю с переводами, здесь не так много владеющих тремя языками, а документация ЕС... – она повела плечами, заставляя себя перестать тискать хлопковый палантин, а который вцепилась.

– Ясно, ты хочешь в Англию?

– Ты заберёшь меня домой?

– В Йоркшир? – Он поднял брови, увидев энергичный кивок: – Или в поместье?

– В поместье, – пробормотала Кетрин, поняв, что обрадовалась раньше времени. – Значит, не заберешь. – Губы зло поджались. – И как же ты будешь жить? Наведываться к дочери по воскресеньям? А потом заведёшь себе новую «кошечку», она родит тебе ещё детей и будешь жить сыто и ладно, а я так? Терпимое неудобство?

– Оставь это, Катерина, – сухо сообщил Майклсон. – Я устал.

– От меня? – с вызовом вскинулась Кетрин. – Я виновата во всём?

Но теперь этот вызов разбился о спокойное:

– От тебя. Мы оба виноваты в том, что несчастливы. Счастливая женщина не сбежит от того, кого любит в другую страну. И я не должен был тебя насиловать. Не потому что ты не простила или что-то подобное – это ерунда. Ты ведь меня понимаешь?

– Да, – тихо прошептала Кетрин, отступая на шаг. Их так часто склеиваемая чашка снова разбилась, и на это раз они оба внесли свой вклад, чтобы превратить осколки в пыль. Он никогда бы не упрекнул её, но и без слов Кетрин знала, когда она внесла свою лепту и загасила эту их «искру». – Поэтому ты не третируешь меня? – улыбнулась сквозь застывшие на глазах слёзы девушка.

– Ну, я хотел крушить и убивать, когда узнал где ты. Да ещё ребёнок… – Он поморщился и оборвал себя – что переливать из пустого в порожнее. – Ты отрезала волосы?

– Да, отрезала. – Катерина села на диван, сжав руки на коленях. – Посеклись совсем.

– Так тебе тоже красиво.

«Ему жалко моих кудрей…»

Повисла тишина, нарушаемая лишь короткими вздохами судорожно дышащей девушки.